Завод стремительно расширялся; строились новые цехи, переоборудовалась электростанция, вступали в действие новые участки.
Шпагин все дни проводил в цехах. Расширение производства, налаживание поточных линий требовало его участия. Он внимательно наблюдал за штамповкой, за изготовлением главных частей, за отладкой и испытанием автоматов, за качеством металла, из которого они изготовлялись.
В конце ноября ему переслали из Москвы целую пачку писем фронтовиков. Солдаты и офицеры сердечно благодарили его за автомат и в то же время высказывали свои пожелания и советы. Из писем фронтовиков Шпагин сделал вывод, что прицел, рассчитанный на 600 метров, практически не нужен, так как бои идут на расстоянии 100–200 метров. Некоторые бойцы жаловались на непрочное крепление ремня.
Шпагин решил немедленно устранить эти недостатки. В том же цехе, где производились автоматы, он выбрал свободный верстак и приступил к делу. Новое прицельное устройство, предложенное им, было проще и удобней. Семь деталей удалось устранить, как ненужные.
Сложное приспособление для ремня он заменил сварной скобкой. Это было, может быть, не так красиво, но зато прочно.
Внося улучшения в конструкцию, Шпагин все время добивался упрощения технологии. Когда производство было поставлено на поток, специалисты провели хронометраж, сделали необходимые подсчеты и сами не поверили себе. При массовом производстве на автомат ППД затрачивалось 24 человеко-часа, а на ППШ только семь. Но Шпагин надеялся, что и эти затраты времени удастся значительно сократить. Он упорно думал над тем, чтобы себестоимость автоматов удешевить до предела, до стоимости консервных банок.
Шпагин был непоседой. Он не мог долго усидеть в кабинете — уходил в цехи, разговаривал с рабочими, мастерами. Если видел, что у кого-то не ладилась работа, сам становился к станку, учил, помогал. Письма, получаемые с фронта, Шпагин приносил в цех и, дождавшись обеденного перерыва, читал вслух. Тут же сообща обдумывались пожелания фронтовиков.
Как-то поздно ночью Шпагин обошел цехи и, заглянув в конструкторское бюро, увидел на своем столе несколько писем-треугольников. Он чувствовал тяжкую усталость, от бессонных ночей слипались глаза. Но разве можно было уйти домой, не прочитав письма с фронта?
Шпагин развернул одно из них, и на стол выпала маленькая фотография. Боец, в шинели, с автоматом в руках, в лихо сдвинутой набок пилотке, показался знакомым. Задорные, немного насмешливые глаза, слегка приподнятые брови.
«Гриша Шухов», — подумал Шпагин и взглянул на обратную сторону.
Так и есть, этот бравый боец был Гриша Шухов — стрелок-испытатель с родного завода.
Шпагин обрадовался и стал читать письмо.
«Дорогой Георгий Семенович!
Не знаю, дойдет ли письмо — пишу наудалую, так как не знаю точного адреса. Но и не писать не могу. На днях в торжественной обстановке, перед строем, в присутствии генерала, нам вручили новое оружие — скорострельные автоматы ППШ. Вы можете представить, какова была моя радость. Ведь я был первым, кто стрелял из Вашего автомата, когда он был изготовлен еще в единственном экземпляре. Я, конечно, сейчас же доложил об этом командованию и был назначен инструктором по обучению бойцов стрельбе из автоматов. Автоматы Ваши действуют отлично. Мы уже своей ротой отбили несколько фашистских атак. И хоть они, подлые, прут и прут — скоро им будет могила! Мы насмерть встали у стен Москвы! Подлый враг будет остановлен и разбит. Примите большое спасибо от наших солдат и офицеров — защитников Москвы. И будьте уверены: подлый враг не пройдет!
Кончаю, жму Вам руку и желаю успехов.
Сержант Григорий Шухов.
Полевая почта 130127
Шпагин откинулся на спинку стула: «Молодец Гриша! В отца пошел…»
Вспомнилась молодость… 1916 год… рекрутский набор… империалистическая война… Вспомнился отец Григория, старый солдат Антип Шухов…
«Да, много воды утекло… Жив ли сейчас Антип?.. Уж, наверно, совсем стариком стал… давненько не виделись. А Григорий — молодчина! Сержант… Автоматчиков обучает. Видать, парень геройский… Надо ему ответить».
И Шпагин принялся писать письмо.