Лесные Поляны были диким, медвежьим углом. Несли б не железная дорога, эти места, очевидно, так бы и остались глухоманью. Название «Лесные Поляны» очень подходило к ним. Кругом дремучий шишкинский лес, запушенный снегом. Лес могучий, богатырский, глухой. Лес и снега.
Но в этой глуши люди жили упорной, напряженной жизнью, делая тяжелое, нужное дело. И этот медвежий угол, хоть и находился далеко от Москвы, был связан с Москвой живыми невидимыми нитями.
Весть о разгроме немцев под Москвой стала известна в Лесных Полянах в тот же день, что и в Москве. На площади около завода установили громкоговоритель, и там днем и вечером толпился народ, Слушали, обсуждали, радовались.
Шпагин сам несколько раз ходил на площадь, чтобы лишний раз услышать о том, что уже и так было хорошо известно. Но хотелось узнать подробности. Скоро пришла кинокартина «Разгром немцев под Москвой». Просмотрев ее, Шпагин по-настоящему понял, какую роль сыграло его оружие. Он видел автоматчиков в белых полушубках, врывающихся в фашистские блиндажи, видел солдат с автоматами на танках, входящих в подмосковные города и села. Он смотрел на экран — и сердце сжималось от радости. Он радовался тому, что его труд и труд большого коллектива оборонного завода не пропал даром, что оружие, созданное ими, надежно служит доблестным советским воинам.
Успех шпагинских автоматов на фронте подтвердил их исключительное значение в боях. И вот в Москве на автомобильном и одновременно на маленьком заводике счетно-аналитических машин начали налаживать производство ППШ.
Скоро изготовление автоматов Шпагина развернули на подмосковных заводах. В труднейшие дни войны, когда не хватало оборудования, людей, материалов, было по-настоящему оценено талантливое творение Шпагина. Удивительная простота конструкции, предусматривающая штамповку основных частей, позволила в короткие сроки организовать производство ППШ на многих заводах Москвы и Подмосковья. Автоматы шли на фронт все возрастающим потоком. Наступление наших войск продолжалось…
Письма с фронтов, которые получал Шпагин, по-прежнему становились достоянием коллектива, читались в цехах, печатались в заводской многотиражке. В этих письмах Шпагин видел признание своих Успехов. Это признание скоро было подтверждено официально: Шпагину за создание ППШ была присуждена Сталинская премия первой степени, правительство наградило его орденом Ленина.
Георгий Семенович получил много поздравлений. Особенно растрогала его телеграмма Дегтярева. Старый конструктор искренне радовался успехам своего ученика, сумевшего дать армии лучшее оружие и решившего сложную задачу налаживания массового производства:
«Сердечно поздравляю замечательным успехом, дружески обнимаю, желаю новых творческих удач. Дегтярев».
Перечитывая многочисленные письма, Шпагин нашел одно, написанное старческой дрожащей рукой, и прослезился.
«Дорогой Егор!
Ты, наверное, уж забыл меня, старика. А вот я тебя хорошо помню. Помню, как мы с тобой выправляли винтовочные стволы, когда ты начинал свои первые шаги в нашем деле. Вспомни шестнадцатый год… Германскую войну… Ну, что, наверно, догадался, кто тебе пишет?
Я это и есть, оружейный мастер Яков Васильевич Дедилов. Кажется, первый твой учитель.
Помнишь, говорил я тебе однажды: «Быть тебе оружейником, Егор! И фамилия у тебя — Шпагин — самая оружейная». Не поехал ты тогда в Тулу, ну да все равно, вышло так, как я думал. Туляки теперь делают твой автомат. Стало быть, поздравляю тебя и целую, как сына.
Я теперь старик, на пенсии, а и то, как началась война, пошел на завод, работаю…
Хотелось бы свидеться с тобой, да теперь не до этого. Пропиши о своей жизни, о своих делах, если не забыл меня, старика.
Еще раз целую и обнимаю тебя.
Тульский оружейный мастер — Яков Дедилов.»
Шпагин еще раз перечитал письмо и бережно спрятал его в карман.
Да, именно там, у старого мастера Дедилова, начались его «первые шаги». Именно там в нем родилось желание сделаться оружейником.