Конструктор Шпагин

6

Вернувшись домой, Егор ничем не хотел напоминать о своем увечье. Он делал всякую работу по дому, даже помогал соседям. Но отец никак не мог забыть про его искалеченный палец: потихоньку обдумывал, подыскивал для Егора подходящее место. Как-то вернувшись из города, он собрал всех домочадцев и, перекрестясь, объявил:

— Ну, молитесь богу за Егорку всей семьей — хорошее место ему приискал. Купец Андреев, из Рыльска, свояк нашего подрядчика, сулил взять к себе в лавку. Будет учить на приказчика. Житье на всем готовом, да еще жалованье пятнадцать целковых в месяц.

— Слава те господи! — перекрестилась бабка.

— А через два года, как обучит, — продолжал отец, — обещал справить новые сапоги и костюм.

— Счастье-то какое, — со слезами сказала мать, — лишь бы не передумал только.

— Да уж передумывать-то резону нет — тридцать целковых вперед дал… Ты, стало быть, мать, снаряжай его в дорогу. Завтра должны быть в городе.

Отец посмотрел на Егора, ласково потрепал его по плечу:

— Ну что, доволен, корабельщик?

Егор усмехнулся, промолчал.

— Ой, господи, а вдруг да не поглянется ему? — опять вздохнула мать. — Ну-ка, сладко ли малому одному-одинешеньку у чужих-то людей… Небось и кормить-то не досыта будут.

— Не бойся, с голоду не умрет. Не хныкать, а радоваться надо! Ты-то чего молчишь, Егор?

Егор улыбнулся, бодро вскинул голову:

— Я ничего… Я поеду!..

Купец Андреев оказался небольшим пухленьким человечком, с маленькими колючими глазками и толстыми губами. Егора он встретил довольно приветливо:

— Если будешь стараться и слушаться — выведу в люди и награжу! Только у меня ни-ни! Вольностев не допускаю.

— Он парень работящий, а уж насчет честности и говорить нечего… — сказал отец.

— Слышал! Потому и везу бог знает куда…

Но торговая карьера Егора оборвалась так же неожиданно, как и началась.

Месяца через два по распоряжению хозяина один из приказчиков отвез Егора на хутор Андреевку и передал из рук в руки рыжебородому дюжему мужику Фролу, который правил там всеми делами.

Фрол, оглядев щупленькую фигуру Егора, задумчиво почесал бороду.

— Ты что, родственником доводишься хозяину-то?

— Какой он родственник, — вмешался приказчик, — учеником в лавку был взят, да проштрафился… хозяину согрубил. Гордости в нем больно много. Вот тот и велел его сюда спровадить. Пусть, говорит, Фрол, его уму-разуму научит…

— Так, значит, вроде в работники его?

— Да уж это как вашей душе угодно…

— Ладно, скажи хозяину, что я его к месту определю. Век будет помнить андреевский хутор…

Приказчик распрощался и уехал.

Фрол, хотя и крут был на руку, но ничего не делал опрометчиво; он пригласил Егора в дом, решив сначала хорошо допросить.

Егор сразу почуял во Фроле своего врага, но не испугался и решил рассказать все, как было.

— За собакой в лавке велел убрать, а я не послушался…

Фрол задумался, долго теребил бороду, поглядывая на Егора.

— Да, дерзко себя повел… не по годам дерзко…

— Я же нанимался не дерьмо убирать.

— Н-да… тяжело тебе, парень, придется в жизни… А ежели в работники определю — и вовсе хана… Ну, да и я бываю лют не со всеми… Коров случалось пасти?

— Как же, в деревне рос, — обрадованно сказал Егор.

— Ладно, пошлю тебя помощником к пастуху.

— Спасибо! — оживившись, сказал Егор.

— Сегодня переночуй с работниками на сеннике, а завтра с утра переправим тебя на тот берег Сейма: будешь жить с дедом Макаром… Моли бога, парень, что ко мне попал… Другой бы тебя в дугу согнул, за хозяина-то…

Егор сразу же подружился с подслеповатым пастухом дедом Макаром. Жили в сторожке. Дед не разлучался с выношенным полушубком, старым, облезлым псом Полканом и с еще более старым, чем они оба, дробовиком.

Немного дальше, по ту сторону хлевов и навесов для скота, была еще одна хибара, в которой жил старый егерь Никанор, оставленный тут за сторожа. Других жителей на этом берегу не было.

Чуть занималось утро, уж с того берега слышались крики перевозчика, позвякивание подойников и женские голоса — это бабы ехали доить коров. Со вступлением их на левый берег дед будил Егора — для пастухов начинался трудовой день. Едва бабы успевали подоить коров, как пастухи, щелкая бичами, выгоняли стадо в луга.

Егору нравилось встречать красочные восходы солнца на широких луговых просторах, когда оно, вставая из-за темного леса, окрашивало все вокруг в пурпур и золото.

А как хорошо было выкупаться в сонной, еще не успевшей остынуть за ночь реке; босиком пробежаться по росистой траве за ушедшими к лесу коровами; попить чайку с земляникой у костра под могучим вязом.

В ненастную погоду, когда лили надоедливые дожди, он любил посидеть в шалаше, послушать рассказы деда Макара или старого егеря Никанора. Никанор жил в Заречье за сторожа, но промышлял рыбой — поставляя ее к столу хозяина, а по весне и осеки добывал дичь. Он, как всякий рыбак и охотник, любил порассказывать про свои былые успехи. А так как других слушателей, кроме пастухов, не было, Никанор большую часть времени проводил в шалаше у Макара. Егору неплохо жилось со стариками: он чувствовал себя вольготно, отдыхал душой.

Но неожиданно случилась беда. Как-то после дождика дед Макар направился к озеру драть лыки для лаптей. Было тихо. Воздух был пропитан запахами трав, мокрой коры и прелой листвы, отчего клонило в сон. Егор, набегавшись за день за коровами, прикорнул у старого вяза. Вдруг от озера донесся испуганный голос деда:

— Егор, Егорша, скорей!

Этот крик услыхал и Никанор. Оба они бросились в кустарник и увидели деда Макара лежащим на траве с разутой и сильно вздувшейся ногой.

— Змея проклятая укусила, сил моих больше нет… Христом-богом прошу, хоть волоком дотащите до перевоза…

Деда Макара свезли в город, в больницу, а вместо него в пастухи прислали бывшего церковного звонаря, пьяницу Онуфрия. Тщедушный, с маленькой головкой, с черными злыми глазками, он очень походил на хорька. Онуфрий сразу невзлюбил Егора и стал придумывать для него поручения, одно другого замысловатей и коварней. То велит выбрать у Никанора из морд рыбу, свезти ее на тот берег в кабак и обменять на водку. То прикажет выдаивать коров, а молоко продавать плотогонам или относить в каменный карьер рабочим. Он всячески изощрялся в изобретении способов добывания денег на водку. А напившись, нередко бил Егора.

Егор пробовал искать защиты у егеря Никанора, но тот, подпаиваемый Онуфрием, только махал рукой.

— Ничего, парень, меня еще шибче бивали…

До осени было уже не далеко, и Егор решил терпеть. Как-то он нашел в лесу заблудившегося щенка и, приютив его, привязался к нему душой. Дружба со щенком, который рос на глазах, скрашивала серые дни.

Но когда подступили холода, он не выдержал и убежал к отцу. «Коров-то пасти я и дома смогу»…