– Фу-х! ну, вот наконец-то. Твою…
Демьян облегченно вздохнул. Наконец, он добрался до резиденции кардинала. Ему казалось, что прошла вечность с того момента, как он покинул свою аптеку. Он вышел из леса по тропе, с которой уже не сворачивал, дав себе слово что не свернет ни при каких обстоятельствах, даже если он увидит живого динозавра, Жанну д'Арк или Иисуса Христа – он не свернет. Замок стоял на небольшой возвышенности, а рядом с правой стороны, раскинулась небольшая деревня, о которой ему говорил крестьянин. Демьян, опасаясь каких-либо дополнительных приключений (кто знает, что взбредет в голову этим бесчисленным Жакам, когда они увидят иностранца), которые его преследовали всю дорогу, обошел деревню стороной и вышел к каменному мосту, построенному через небольшой ров, окружающий сам замок. Но о уже давно потерял свою оборонное назначение, его явно не чистили, стоячая вода зацвела, а поверхность покрылась белыми кувшинками, придав всей композиции, состоящей из замка и воды, умиротворяющий вид. У небольших ворот его встретила стража, вооруженная алебардами. Демьян назвал свое имя. Один из стражников молча склонил голову, приветствуя его, и повел рукой в сторону, приглашая следовать за ним. За створками ворот он передал его начальнику стражи, а тот в свою очередь вежливо поклонившись, повел его в расположение замка Гайон.
Он провел его через ворота во внутренний двор, в центре которого журчал небольшой фонтан.
– Прошу вас, сеньор, подождите здесь, я позову камерария Его Преосвященства.
Он ушел, оставив Демьяна. Вокруг тишина, но в ней органично переплелись между собой, абсолютно не противореча ей, тихое журчание фонтана, голоса птиц, едва слышимое пение сквозняков в маленьких оконцах остроконечных крыш, монотонное чтение молитвы, что кто-то вполголоса бубнил на латыни в небольшой пристроенной к стене замка часовенке и затихающие эхо шагов начальника стражи. Это добавило в тишину особый настрой – такой нужный человеку, что пережил за небольшой период времени большое количество опасных жизненных передряг, устал морально, и его душа требовала отдохновения, хотя бы на несколько мгновений.
– Как же хорошо…, – прошептал Демьян, чувствуя, как спадает напряжение последних дней и душа наполняется покоем.
– Его Преосвященство ожидает вас сеньор Демьян, – раздался голос за его спиной, – следуйте за мной.
Демьян обернулся. Пред ним стоял пожилой монах в рясе францисканца. Умные добрые глаза, лицо испещренное линиями тонких морщин, седые волосы, обрамляющие голову мягким венчиком вокруг старательно выбритой тонзуры, тщательно расчесаны – образ монаха францисканца, каким всегда его представлял себе Демьян. Камерарий по своим манерам разительно отличался от уже знакомого ему преподобного святого отца Томазо.
– Пожалуйста, сеньор, сюда, – он направил его в одну из дверей, ведущих внутрь, – осторожно, месье, здесь крутые ступеньки, да хранит вас Бог, – заботливо предупредил камерарий своего спутника.
Он повел его во внутренние покои кардинала через помещения замка. Демьян, увидев внутреннее убранство залов и переходов на время, позабыл о цели своего визита. Шествуя мимо великолепных картин, о которых даже никогда не слышал. Возможно, многие из них погибли в пожарах европейских войн и революций, были похищены, или уничтожены вандалами не сохранившись до его времени. Часть стен украшали великолепные гобелены, а в небольших нишах и углах стояли, поблескивая белым отсветом мраморные статуи. Демьян никогда не был во Франции и, конечно же, не мог сравнить нынешнее состояние замка Гайон с тем, как он выглядел в пятнадцатом веке. Но глядя вокруг, он понимал, что видит нечто великолепное и восхитительное. То, что до него не видел ни один из его современников и не увидит никогда, потому что часть этих раритетов не сохранится. Внезапно он увидел картину с изображением двух обнимающихся младенцев. Демьян, не являлся экспертом в области истории живописи, но кое-что хорошо помнил из истории средневекового искусства.
– Прошу прощения…, – тихо сказал он, – разрешите мне посмотреть эту картину. Уверяю вас, это не займет много времени.
– Да извольте, – мягко сказал камерарий, улыбаясь.
Демьян подошел к картине ближе.
«Черт возьми, это…»
– Это дар великого мастера Леонардо нашему кардиналу, – прервал его мысли монах.
– Это же «Лобзание святых Младенцев». Картина давно считается утраченной. Если я не ошибаюсь, она сгорела во время одного из пожаров, хотя есть версия, что она хранится в запасниках Ватикана, – задумчиво пробормотал Демьян, – обалдеть, да и только! Она совершенно целая, неповрежденная…
– О чем вы говорите сеньор? – спросил удивленный камерарий.
– Простите, я немного задумался и перепутал… Ну знаете, как это бывает, когда видишь работу великого мастера, – замялся Демьян.
Камерарий понимающе кивнул.
– Вот еще одна работа мастера Леонардо, – он кивнул на большое полотно в паре метров от них.
Демьян как говорится, обалдел. Этой картины не было ни в одном справочнике о наследие средневекового гения. Неизвестная картина Леонардо да Винчи.
«О Господи! Видел бы это сейчас мой препод по истории средних веков! Видел бы он то, что сейчас вижу я!», – он сделал к ней несколько шагов и застыл, не в силах пошевелиться, так она была великолепна.
Однозначно в картине чувствовался стиль Леонардо да Винчи, его рука и его непревзойденный замысел. Его сюжеты, вроде бы простые, взятые из библейских историй или античной мифологии, или же написанные по современным ему следам событий, в итоге всегда обладали таинственной силой, вселенской загадкой. Демьян вспомнил старика из анатомического театра, где Леонардо рисовал свои знаменитые кодексы. Его проницательный взгляд, то с каким вниманием он слушал Демьяна.
«Ты гений. Ты великий гений, мастер Леонардо!»
Демьян тут же вспомнил, как Леонардо да Винчи ущипнул за задницу Везалия, как после этого началась жуткая драка костями и черепами. Он невольно усмехнулся, он даже от этого эпизода гений великого мастера никак не померк.
– Как же ты велик, мастер Леонардо, – повторил шепотом свои мысли Демьян.
– Простите сеньор, что мешаю вашему восхищению работой мастера Леонардо, но Его Преосвященство ожидает вас, – поторопил его камерарий.
– Да, да… Конечно же…
Демьян поборол свои эмоции и пошел за секретарем кардинала. Пока они шли в его покои, он подумал о том, что неплохо бы еще более сблизиться с Леонардо да Винчи через их общего знакомого книготорговца месье Вормса. Демьян, к своему стыду, почувствовал, как в нем проснулся дух авантюриста и прожженного барыги, что перечеркнули в нем вдохновенные чувства от соприкосновения с великими шедеврами.
«Водить дружбу с самим Леонардо да Винчи и никак не воспользоваться этим! Это каким же нужно быть дураком?»
И, от этой мысли у него даже замерло сердце – попросить его написать картину для него. Если дело выгорит, то появление неизвестной картины великого средневекового мастера в современном мире вызовет эффект разорвавшейся атомной бомбы. Демьян даже не стал размышлять о цене такой картины. Если они с Бруно провернут это дельце, они станут несметно богатыми и тогда уже можно не думать о вечных поисках денег. Он сможет беспрепятственно наслаждаться своим пребыванием здесь, в средневековье. Путешествовать. Изучать.
«Я смогу написать такую научную работу по истории средневековья, что мне не будет равных среди всех мировых исследователей всех времен и народов! Все, абсолютно все, современные историки останутся в полной жопе по сравнению со мной! А эта проклятая аптека будет просто небольшим прикрытием», – мечтал он, распаляясь в своих фантазиях все сильнее и сильнее.
– Сеньор, – прошептал камерарий, возвращая его к действительности из фантастических грез, – мы пришли, – он легонько скосил глаза на массивную дверь.
Демьян едва не наскочил на него. Он собрался, тряхнул головой и кивнул камерарию.
– Да святой отец.
Камерарий поднял ладонь. Молча открыл дверь и, обращаясь кому-то во внутренние покои, объявил.
– Сеньор Демьян Садко, аптекарь из Московии.
– Прошу Рене, пригласи его скорее. К чему все эти формальности этикета, здесь в моей опочивальне, – раздался голос кардинала с нотками усталости и снисходительного раздражения.
Камерарий посторонился, пропустив Демьяна в спальню кардинала, а затем зашел за ним сам и закрыл дверь.
Демьян с любопытством окинул взглядом помещение. Просторная комната, меблированная потемневшей от времени, но добротной мебелью. У самой светлой части, у окна, большой, как площадка для тенниса, стол с кипами листов бумаги и свитками. С пяток чернильниц, из которых торчали гусиные перья и по краям стола ветвистые подсвечники с оплывшими восковыми свечами. Стены для сохранения тепла наглухо занавешены гобеленами, а на полу весьма симпатичный ковер. Бросалась в глаза протертая частым хождением взад и вперед дорожка из поредевшего ворса, ведущая от стола к противоположной стене. У нее, рядом с горящим камином, примостился стол поменьше, на нем пара кувшинов, из редкого в это время прозрачного венецианского стекла, высокие бокалы и большая серебряная ваза с вялеными фруктами. Демьян не стал задаваться вопросом – появилась ли она вследствие частых умственных размышлений кардинала или причиной ее возникновения стала его неодолимая любовь к вяленым фруктам. На самой стене слегка почерневшая, от каминной копоти, картина с библейским сюжетом. Что-то из судьбы Иоанна Крестителя и его несчастной головы, которую, как известно, принесли на блюде царю Ироду. А тот, как это полагается, вместо того чтобы совать потной рукой монеты за резинку на ляжке, Соломеи, что очень прилежно плясала перед ним на «шесте» преподнес ее ей.
«Ну да, Буше и Фрагонар еще не в моде…» [53], – с иронией подумал он, чуть задержавшись на живописном полотне, потом перевел взгляд в сторону – «ну, а там, похоже, коннект-комната, где наш кардинал общается с вышестоящим начальством».
Чуть поодаль, в сторону от стены с картиной, хорошо замаскированная гобеленом, который в этот момент был, откинут, виднелась ниша для моления. В ней ничего, что может помешать смиренной молитве – простое деревянное распятие, невысокая скамеечка для колен, а над ней, словно крепостная башня, нависал с покатой крышкой аналой, на котором лежала раскрытая Библия. У этой же стены, немного загораживая тайную молельню своими габаритами и забранным на тонкие стойки балдахином, стояла кровать с приступком, как это полагалось в средневековье. На ней лежал укрытый одеялом и бархатным покрывалом кардинал Жорж де Амбуаз.
– Ах, наконец-то, мой друг! – воскликнул Его Преосвященство.
Камерарий легонько подтолкнул немного замешкавшегося Демьяна.
– О! Ваше Преосвященство!
Он изобразил в голосе и на лице восхищение, свойственное людям, которые вдруг встретили обожаемого, но давненько не виденного человека. Кардинал вытянул из-под одеяла худую руку и протянул ее Демьяну. Тот, проклиная про себя церковный ритуал, чертыхаясь, подавил приступ брезгливости, и помня о своей настоящей цели визита почти искренне приложился губами.
– Прошу вас, мой друг, присаживайтесь со мной рядом.
Кардинал сделал лёгкое движение, указательным пальцем в сторону кресла рядом с кроватью.
– Ваши чудесные пилюли и порошки замечательно мне помогают. Я с ужасом вспоминаю, как Франсуа де Лорм потчевал меня уксусными клизмами, пиявками, серными пилюлями и ртутными каплями. А однажды он вдруг решил, что причина моей подагры – почерневший жизненный сок из позвоночника. И решил, что необходимо пробить седьмой позвонок, чтобы выпустить его наружу. Мой верный секретарь Рене предложил ему предварительно провести подобную операцию на свинье. Увы, несчастное животное, столь ненавидимое магометанами и иудеями, умерло в мучениях. Как и две овцы… А ваши средства отличаются потуг моего бывшего лекаря, как рай отличается от ада.
«Да уж пробить позвоночник, чтобы выпустить спинной мозг! Это настоящий жескач!», – подумал Демьян, – «бедняга де Лорм был настоящим медицинским маньяком. Кардинал видать так сильно натерпелся от его экспериментов, что с радостью сдал его в руки преподобного Томазо, не раздумывая особо».
Он тут же содрогнулся от мысли, понимая, что могли бы сделать с ним его приятели из анатомического театра, пытаясь помочь с внезапно нахлынувшей на него дурнотой. Уж их там было много, и каждый мог предложить свой уникальный способ лечения и к концу всех научных рвений их души, его бездыханное замученное тело с перебитым позвоночником могло запросто оказаться рядом с трупом несчастного Тиля.
– Ваше Преосвященство, я горд тем, что могу вам служить своими ничтожными познаниями в аптекарском искусстве, – скромно заметил Демьян.
– Ах, мой друг, не надо лукавить, – усмехнулся кардинал, – вы действительно принесли мне облегчение от всех моих болей, что годами мучили меня.
Он устало посмотрел на Демьяна.
– Те лекарства, что вы передавали мне, принесли мне покой, я могу заниматься важными делами, не отвлекаясь на сведенные судорогами ноги или ломоту в суставах. Некоторые из важнейших государственных дел я смог завершить именно благодаря вашей помощи.
Демьян изобразил благоговейное смирение и благодарно склонил голову, принимая признательность кардинала.
– Но дело в том… Что похоже мои дни здесь на грешной земле подходят к концу.
Демьян вытянул шею, округлил глаза и изумленно вскинул брови, чуть привстал – все выглядело очень натурально, и кардинал благодарно улыбнулся.
– Нет, нет мой друг, – остановил его Жорж де Амбуаз, – оставьте. Даже ваше искусство не сможет мне уже помочь, я это чувствую. Господь призывает меня и ничего нельзя изменить, так как это его воля. Именно поэтому я позвал, чтобы успеть наградить за то время что благодаря вам я провел в спокойствии, а не терзаемый демонами, причиняющими мне тяжелые мучения.
«Ого!», – Демьян не ожидал такого поворота событий, – «Награда! Это очень и очень кстати».
Он посмотрел на исхудавшее и изможденное лицо кардинала – похоже, он действительно долго не протянет, хотя Демьян, не будучи полноценным медиком, а скорее, пребывая в статусе вынужденного медика-любителя и ложного провизора-контрабандиста, не мог это точно сказать.
– Ваше Преосвященство, я взял с собой не только лекарства от подагры, я прихватил с собой порошки, которые придадут вам сил для решения новых дел.
Он достал из сумки витаминный коктейль.
– Прошу вас, дайте мне стакан воды, – деловито обратился он к камерарию.
Тот налил воду в один из высоких бокалов. Демьян растворил порошок, который, бурля и шипя, окрасил воду в приятный желтый цвет и придал ей апельсиновый вкус и аромат.
– Готово Ваше Преосвященство, – он протянул бокал кардиналу.
Жорж де Амбуаз с помощью камерария, который поддерживал его голову, выпил напиток приготовленный Демьяном.
– Отлично Ваше Преосвященство! А теперь примите еще парочку этих замечательных пилюль.
Демьян высыпал из маленьких пакетиков маленькие белые таблеточки для стимуляции мозговой деятельности. Накапал в стакан капли настойки женьшеня и элеутерококка. Немного подумал…
«Эх! Была, не была!»
Добавил порошок из растолченные таблетки милдроната, препарата более известного под другим скандальным названием – мельдоний. Кардинал, приняв все средства, откинулся на подушки и закрыл глаза.
«Бедняга», – искренне посочувствовал ему Демьян, – «похоже, тебе действительно очень хреново».
Но это сочувствие быстро прошло, и снова включилась часть его натуры, отвечающая за образ барыги.
«Та-а-к… братело, пока ты не склеил ласты окончательно и предлагаешь отблагодарить, нужно это делать как можно быстрее», – подумал он, видя, как бледное лицо принимает более здоровый вид.
И все же продолжая борьбу между двумя своими образами, Демьян жалел лежащего перед ним старика, хотя в данный момент его интересы, для него и Бруно имели более весомое значение. Так как ему предстояла смертельная схватка с Семой Молотком и чтобы сосредоточиться на ней, нужно прикрыть тыл, где напирал хитрый глава аптекарского цеха.
Камерарий слегка тронул его за плечо.
– Прошу вас месье, оставим Его Преосвященство, ему нужен отдых. Я провожу вас в ваши покои, чтобы вы тоже смогли отдохнуть с дороги.
Кардинал в подтверждение слегка кивнул с закрытыми глазами. Демьян вдруг почувствовал, как он страшно устал, поэтому был совсем не против покинуть покои кардинала Франции и немного поспать.
«Вот что Жорж, ты пока не смей преставиться», – подумал про себя Демьян, поднимаясь с кресла.
Рене проводил его по коридору в небольшую светлую комнату, разительно отличающуюся от комнаты на постоялом дворе, где ему пришлось коротать ночь с котом-мошенником. Чистые беленые стены аскетичные, но очень опрятные. Деревянный стол с подсвечником, рядом стул, тщательно заправленная кровать у стены, обязательное распятие над ней и в углу нечто вроде сундука или комода – вот и все убранство.
– Прошу вас месье, – впустил его в комнату камерарий кардинала, – располагайтесь. Я распоряжусь, чтобы вам принесли поесть.
Когда он ушел, Демьян стянул башмаки, снял камзол и повалился на кровать. Ему показалось, что пока его голова летела навстречу с подушкой, он уже уснул.
Лишь обрывок последней мысли завис эхом в его сознании.
«Только бы здесь не было клопов…»
Демьян лежал, распростершись лицом ниц в огненном круге, и ждал освобождения, но оно не приходило. Жар костров обжигал кожу. Еретики, горящие на костре, извивались черными телами и воодушевленно пели псалмы. Хотелось пить и зарыться глубоко в прохладную землю.
– У тебя нет хорошей доски для серфинга? Мою заколдовали проклятые ведьмы.
Он поднял голову и перекатился на спину.
Перед ним сидел на корточках преподобный Томазо в коричневой сутане, сброшенной до пояса, с оголенным торсом. На теле татуировка в виде руки с факелом поджигающей крест, а на плече левой руки голая красотка вертикально держит доску для серфинга. На голове белая ковбойская шляпа. Под его ногой шипела, извиваясь придавленная к земле двуглавая змея. Одна голова Семы Молотка, а другая главы цеха аптекарей Франсуа ле Бертрана. Томазо задумчиво смотрел на довольные лица горящих еретиков и теребил в пальцах травинку.
– Знаешь, люблю запах напалма поутру, – все так же задумчиво сказал святой отец, – это запах… победы… Да и еретики лучше горят.
Демьян схватил ртом горячий воздух и провалился в темноту. Он летел вниз на спине, махая руками, а из тарахтящих облаков, на которых восседали бородатые пилоты, ему вслед сыпались огненные пули.
Он проснулся от духоты. Солнце, минуя полуденную точку на небосводе, перекатилось ближе к западу и, нагревая стену его комнаты, медленно клонилось к горизонту. Демьян сел на кровати и потряс «чумной» головой.
– Нет, сон на закате вещь дурная, – пробормотал он.
Он зевнул пару раз. Опустил голову на грудь и сидел так, не шевелясь пару минут.
«Хорошо бы сейчас умыться и зубы почистить, да размяться немного, а то такое ощущение, словно каток по мне прошелся. Можно и чутка, пожрать», – лениво подумал он.
Не меняя положения головы Демьян, скосил глаза. На столе стоял кувшин и глиняная миска. В ней хлеб, хороший ломоть сыра и лук. Отдельно на плоской деревянной тарелке лежала запечённая рыба. Демьян так крепко спал, что даже не слышал, как все это принесли. Его камзол, аккуратно сложенный, лежал на сундуке, а обувь ровно выставлена у левого угла кровати.
«Сервис!»
Он слегка перекусил и выпил немного прохладного вина, разбавленного водой.
– Ну вот, теперь жить можно! Если бы не эта проклятая духота.
Демьян встал и, потягиваясь до хруста в суставах, подошел к окну. Вернее к небольшому оконному проему, закрытому рамой из тонких свинцовых полос и ромбов из мутного, толстого стекла с множеством мельчайших пузырьков. Открыв его, он с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Окно выходило во внутренний двор замка – внизу журчал невидимый фонтан, а мимо оконца с криками проносились стрижи, занятые вечерней охотой на мошек и всяких других летающих козявок.
– Ляпота-а-а! – протянул он, довольный тем, что отдохнул и что его миссия так удачно складывается.
Внезапно раздался какой-то шорох, внизу, у фонтана, легкий перебор струн лютни и кто-то тихим приятным женским голосом запел песню.
Слез-а-а…
Ты верная жена,
Ты как всегда одна,
Ты смотришь из окна светом звёзд,
Озарен-а-а,
А там на мостовой,
Стоит, пленен тобой,
От страсти чуть живой,
Рыцарь молодой,
Жарким огнем горят глаза,
Но ты забыть их должна, забыть их должна…
И снова ты одна,
Ты плачешь у окна…
И медленно течет по твоей щеке
Слеза…[54]
– Что за…? – Демьян опустил руки, прервав очередное потягивание и замер.
Остатки сонливости сняло как рукой. Он уже где-то слышал этот грустный и приятный голос. Он запомнил его, потому что невозможно забыть его волнующий тембр, который мгновенно рождал в душе любого мужчины целый букет переживаний и фантазий. Демьян сделал попытку подпрыгнуть, чтобы выглянуть в окно, но толстые стены строения и маленький проем самого окна сделали эту попытку безуспешной. Он быстро метнулся к стулу, приставил его к стене и вскочил на него.
Выглянув в оконце, он увидел сидящую на каменной скамейке у фонтана молодую, очень прелестную девушку. Простое изысканное платье с декольте, тонкая полупрозрачная шелковая накидка на плечах. А в проборе гладко расчесанных волос жемчужина на тонкой золотой цепочке. Она задумчиво перебирала струны лютни и пела.
«Обалдеть! Откуда ты?», – спросил он, про себя обращаясь к ней.
Девушка словно почувствовала его взгляд, она подняла голову и перестала петь. Демьян смотрел на нее, понимая, что несколько переходит рамки дозволенного – так глазеть на девушку, но был не в силах оторвать взгляд. Она встала слегка поклонилась ему и, передав лютню служанке удалилась.
– Какой же я болван! Как малолетний пацан в женской бане уставился на нее! Идиот…, – прошептал он.
За спиной раздалось легкое покашливание. Демьян обернулся. В дверях стоял камерарий.
– Тут немного жарковато стало… Вот-с окно открыл, свежего воздуха… Проветрить, так сказать немного перед сном, – смущенно пролепетал он, слезая со стула.
– Да я понимаю, – кивнул Рене, – Его Преосвященству стало намного лучше благодаря вашим снадобьям и он приглашает вас присоединиться к нему за ужином.
Камерарий немного посторонился и в дверь вошел монах, неся в руках глиняную миску, похожую на небольшой таз и кувшин.
– Месье, можете привести себя в порядок, и отец Бартоломью проводит вас.
Он поклонился и вышел.
«Вот оно! За ужином я как раз и порешаю все свои дела с кардиналом…» – но мысли тут же снова вернулись к образу девушки, – «кто она?! Монахиня? Да ну нафиг! Какая еще монахиня?! Ну, может быть, дама, решившая уйти в монастырь. Таких дур в средние века было предостаточно. А с другой стороны здесь же совсем не монастырь, а резиденция кардинал».
Он перестал умываться, выпрямился и ошеломленный догадкой уставился на стену, даже не чувствуя, как капли воды стекают по лицу и шее за шиворот рубахи.
«Вот же черт! Точно! Она любовница кардинала. Куртизанка. Эти папы и их кардиналы содержали целые бордели при своих дворах…», – ему хотелось схватить глиняный таз и разбить о стену.
– Месье, – вернул его мысли в реальность стоявший рядом монах.
– Чего тебе святоша? – грубо спросил его Демьян.
Он готов был выместить свою злость и разочарование на ком угодно. Ведь в одно мгновение он пережил сладостные моменты пылкой влюбленности с первого взгляда, томительных надежд и горькое разочарование, смешанное с едкой ревностью и ненавистью к старику к кардиналу Жоржу де Амбуазу.
– Давай веди!
Он пошел за монахом, на ходу одевая камзол – к чему теперь какие-то приличия.
Отец Бартоломью привел его в небольшой каминный зал, в котором стоял большой стол и во главе него сидел закутанный в бархатное стеганое покрывало Жорж де Амбуаз. Рядом по правую сторону преподобный Томазо, а рядом с ним еще какой-то священник. А с левой стороны, отступив на один стул от хозяина замка, сидела она, девушка, что играла на лютне и пела у фонтана. Камерарий встретил Демьяна и проводил к этому пропущенному стулу.
– Прошу вас месье, – он усадил гостя и отошел, встав за спиной у кардинала.
Демьян, сидя радом с девушкой готов был поклясться, что чувствует тепло ее тела. Он хотел повернуть голову и посмотреть на нее, но не мог. В нем смешались чувства негодования, жалости к ней, злости, осуждения, ревности и неодолимого влечения свойственного людям, которые все свои самые страстные эмоции держат глубоко в себе.
– Это мой любезный лекарь, месье Демьян Садко из Московии, – представил его гостям кардинал, – благодаря его искусству я сегодня смог подняться с постели, чтобы присоединиться к вам за ужином и прекрасно себя чувствую.
Гости чуть склонили головы, приветствуя его, но преподобный Томазо при этом сверлил его взглядом, словно хотел сделать в нем дыру и вытащить наружу всю его душу.
– Месье Демьян, я слышал, вы недавно обратились в лоно нашей святой католической церкви, – сказал он, продолжая буравить взглядом несчастного Демьяна, – а вот ваш приятель, как там его, Бруно еще избег этого счастливейшего события в своей жизни.
«Бруно, придурок! Как ты умудрился тогда проспать заутреннюю службу?! Теперь я снова должен отдуваться за тебя», – с тоской подумал Демьян.
– Ему нездоровилось, – соврал он.
– Посещение церковной службы и искренняя вера принесли бы ему исцеление, как душевное, так и телесное… Или на сей счет у вас иное мнение, идущее против силы и веры нашей католической? – сказал преподобный Томазо, не сводя с него глаз.
– Нет, конечно же, я твердо убежден…
– Ах, оставьте преподобный! – перебил его кардинал, – вы не у себя в канцелярии. Мы здесь собрались для ужина, а не для того, чтобы обсуждать дела церкви. Давайте прочитаем молитву и приступим, наконец, к трапезе.
Он первым сложил руки, закрыл глаза и зашептал.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. ОТЧЕ НАШ. Благослови, Господи, нас и дары Твои, которые по Твоим щедротам мы будем вкушать. Через Христа, Господа нашего. Аминь.
Он перекрестил стол и перекрестился сам. Все последовали его примеру. Святой отец Томазо, крестясь, прищурил один глаз, а другим внимательно смотрел за Демьяном.
– Хочу представить вам, месье Демьян, моих гостей. Кроме преподобного, – он засмеялся, – вы с ним уже очень хорошо знакомы.
У Демьяна пошел мороз по коже от этих воспоминаний.
– Епископ Руана Робер де Круамар, мой самый близкий и старинный друг. А это…, – лицо кардинала просветлело и его черты стали мягкими, словно он уже при жизни приобрел особую святость, – моя дочь, Изабелль де Делоне.
Демьян изумленно уставился на кардинала.
– Увы, мой друг, я не такой святой, как всем кажется вокруг, – усмехнулся он, – и поверьте это мой не единственный грех. Но самый прекрасный и добрый из них. Я надеюсь, что когда предстану перед Создателем, он простит его мне, ибо именно Он одарил меня таким прекрасным ангелом, как моя любимая и единственная дочь Изабелль.
«Вот это да! А я такой идиот, уже придумал себе бог весть чего!»
– Ну, давайте уже приступим, – подытожил вступительную часть ужина кардинал.
Камерарий махнул рукой и четверо слуг внесли яства в каминный зал.
Кардинал наклонился к Демьяну.
– Рекомендую, попробуйте оленину, что сегодня утром нам прислали из графства Аллансон. Граф мой добрый приятель и лично подстрелил этого оленя на охоте, и мои повара потушили мясо в вине с грибами, сливками и яблоками.
После этой фразы Демьян расслабился, и ужин принял совершенно дружеский лад. Только преподобный изредка бросал на него испытующий взгляд, словно подозревал его в каких-то грехах. Перед завершением ужина принесли вино и засахаренные фрукты. Кардинал Жорж де Амбуаз обратился к Демьяну.
– Мой друг, я обещал вас наградить.
Он взял из рук камерария небольшой перстень.
– В знак моего расположения к вам, хочу преподнести перстень с моей монограммой. Я когда-то его вручил Франсуа де Лорму, но он не оправдал моих надежд.
«Неплохо», – удрученно подумал Демьян, – «потом мастер Жиль снял его в своей живодерне, сполоснул от крови и вот теперь его вручают мне».
Но сказал, конечно же, совершенно другое.
– О Ваше Преосвященство я так вам благодарен за вашу щедрость, – заулыбался Демьян.
Он взял перстень. Немного потыкав в него, примеряясь пальцами, надел на средний, правой руки. Впору.
– Может быть, мой друг, у вас есть ко мне какие-нибудь личные просьбы?
Демьян приложил персть к губам.
– Ваше Преосвященство не могли бы вы мне помочь в одном деле?
– Если это в моих силах, – кивнул кардинал.
– Тут вот какое дело… Я немного повздорил с главой цеха аптекарей Франсуа Бертраном.
– Да-а оттаскал его за нос, так что у бедняги нос на пару недель превратился баклажан, а потом выставил из его из своей аптеки, дав уважаемому во всем Париже человеку, хорошего пинка, да так что бедняга летел до самого рынка Мортен – заметил преподобный Томазо между делом, запивая засахаренный персик молодым вином.
Кардинал засмеялся.
– Вы унизили этого напыщенного болвана ле Бертрана, оттаскав его за нос и дав пинка?!
Демьян боковым зрением увидел, как Изабелль улыбнулась и смущенно прикрыла рот ладошкой.
«Как вы прекрасны, Изабелль», – мелькнула мысль.
Он отогнал свои мысли о девушке и переключился с сердечных грез, на реальную ситуацию серьезного «замеса» с цеховым главой Франсуа ле Бертраном.
– Ну, знаете, немного…, – стушевался Демьян, пытаясь сгладить выпад преподобного Томазо, – уважаемый святой отец немного преувеличивает.
Святой отец недобро зыркнул на него, потому, что имел немного иное мнение, на сей счет.
– Это, по-вашему, немножко?! Когда глава цеха аптекарей ходит с опухшим синим носом, как у распоследнего пьяницы.
– Он хотел нагло прибрать к рукам нашу аптеку! – парировал Демьян, – И действовал, кстати, без ведома цехового совета.
– Ах вот оно что, – задумчиво сказал преподобный Томазо, – он мне говорил, что вы используете в своих лекарствах колдовские методы.
– Наглая ложь! – воскликнул Демьян, – только достижения науки, – это могут подтвердить уважаемые ученые, например книготорговец сеньор Ворм и даже Леонардо да Винчи!
Наступила небольшая пауза.
– Ну, тогда это меняет дело, – миролюбиво заметил святой отец.
Кардинал Жорж де Амбуаз поднял руку.
– Я все понял, – он подозвал камерария, – Рене завтра составьте месье Демьяну Садко из Московии свидетельство, в котором обозначьте, что он является личным аптекарем и также лекарем Его Преосвященства кардинала Франции, главного советника французского короля Людовика XII. Я утром подпишу и приложу свою печать, – и, обращаясь к Демьяну, сказал, – мой друг, этот высокомерный плут ле Бертран больше вас не потревожит. А вы, преподобный, обеспечите защиту сеньора Демьяна силами нашей католической церкви.
«Йес! Да! Вот теперь на-ка, хрен выкуси, Франсуа ле Бертран, гусь парижский!»
Демьян представил, с каким удовольствием он сунет перстень с монограммой кардинала в его длинный нос. Он сразу размяк от того, что одной проблемой стало меньше.
– Ваша воля, Ваше Преосвященство, – склонил голову преподобный Томазо и тут же заметил, обращаясь к Демьяну – надеюсь в скором времени лицезреть на церковных службах вашего сраженного внезапным недугом приятеля.
После ужина Демьян решил немного подышать свежим воздухом и вышел во внутренний двор к фонтану. Но как оказалось, он там был не один. На скамейке сидела Изабелль. Он смущенно переступил с ноги на ногу.
– Простите, мадемуазель, что нарушил ваше уединение. Я не знал…
Он уже хотел было повернуться и уйти, но она его остановила.
– Не стоит просить прощения. Вы ничем меня не стеснили. Я буду рада вашему обществу. Здесь так редко появляются люди, не связанные с церковью.
Демьян осторожно присел на противоположный конец скамьи.
– И еще…, – вздохнул он, – простите меня за то, что я так бесцеремонно смотрел на вас из окна своей комнаты.
Он помолчал.
– Вы так красивы, что я не в силах был отвести взгляд. Причина в этом.
Изабелль тихо засмеялась.
– Ну, раз вы столкнулись с такой красотой, что невозможно отвести взгляд, разве есть в этом ваша вина? Забудьте.
– Я хотел сказать, что нарушил нормы приличия, – ответил он, еще больше скатываясь в бездну неловкой растерянности.
– Ах, месье Демьян, оставьте это. Лучше давайте вместе насладимся этим чудесным вечером. Расскажите мне что-нибудь интересное. Вы, наверное, много путешествовали и повидали много разных чудес. Московия так далеко от нас.
– Как вам сказать… Очень далеко, это верно.
Изабелль тихонько вздохнула.
«Мда-а, я никогда не умел развлечь девушку», – обреченно подумал Демьян, – «то ли дело Бруно».
Не зная, что сказать, он посмотрел на небосвод и начал говорить о том, что первое пришло на ум, как говорится «и Остапа понесло».
– Тут столько звезд. У нас в городе из-за уличного освещения, рекламы и машин никогда не увидишь столько звезд. А тут видишь настоящий бесконечный глубокий космос. Наверное, такой, какой видят космонавты на орбите, за пределами нашей планеты, на международной космической станции. Я, знаете ли, тоже, в детстве страстно мечтал стать космонавтом. Думал, что вот еще чуть-чуть и люди создадут атомные звездолеты, летящие выше скорости света, и я отправлюсь к самым далеким звездам и галактикам открывать новые миры. Меня за хорошую учебу однажды отправили на экскурсию в Звездный городок, и я видел, как взлетает космическая ракета с космонавтами на борту. Вокруг стоял грохот, пламя рвалось из двигателей и ракета, пронзая облака, уходила в ночное небо к звездам…
Демьян осекся и осторожно, скосив глаза, посмотрев в сторону Изабелль. Девушка, округлив глаза, завороженно смотрела на него.
– Пресвятая Дева Мария, – прошептала она.
«Вот черт! Палево…», – отчаянно подумал Демьян, – «Все! Кина не будет, электричество кончилось!».
– Ну, космонавтами у нас в Московии называют астрономов ну вот, как были Галилей или Коперни-и-к… Ракета это такая повозка. А галактики это волшебный мир, скрытый от человеческих глаз…
«Пипец!», – подумал он.
Демьян сконфуженно замолчал, понимая, что увяз еще глубже. Он, от влюбленности, потеряв бдительность и чувство реальности, уже наговорил столько, что бесполезно давать объяснения, все только усугубит ситуацию. И хуже всего было то, что он чувствовал – он влюбился в девушку из средневековой Франции, а она так далека от него. Ему хотелось схватить ее за руку и, не говоря ни слова, протащив сквозь пространственно-временной портал, показать ей свой мир. Сказать ей: Изабелль, вот, смотри, это мой чудесный мир! Как же он сейчас понимал своего друга Бруно. Но нужно спасать положение, иначе, если она испугается и в ужасе закричит – его дела будут плохи. Он может вообще угодить на костер. Проще всего сослаться на плохое самочувствие или прикинуться дурачком.
– Изабелль, что-то на меня нашло… Я до этого не спал уже почти два дня и это духота. Голова болит что-то. Сам не понимаю что несу.
Но она его остановила, взяв за руку.
– Сеньор Демьян, я перечитала все книги из библиотеки своего отца, но не встречала ничего подобного. Вы говорите много не понятных мне, загадочных вещей. От этого становится только интереснее. Заклинаю вас именем Пресвятой Девы Марии, продолжайте.
Демьян остолбенел. Уже который раз за сегодняшний день дело принимало неожиданный оборот. Если он хочет завоевать сердце девушки, то нужно действовать осторожно, постепенно и, если она ответит ему взаимностью, то ему придется перед ней открыться, как это сделал Бруно перед дочкой пекаря.
– Ммм… Изабелль, давайте для начала я вам расскажу замечательную историю про орден благородных рыцарей и противостоящего им могущественного черного рыцаря, наделенного невиданными колдовскими силами.
Изабелль немного придвинулась к нему и застыла, едва дыша в ожидании истории. Демьян задумчиво почесал затылок и начал.
– Давным-давно в далекой далекой галактике…
Прощаясь с Изабелль далеко за полночь, Демьян понял, что очаровал девушку. Уходя, она благодарно склонила голову и восторженно сказала.
– Я никогда в жизни не слышала ничего подобного. Это чудеснее всех сказок моей кормилицы Жаннет. Вы расскажите мне завтра продолжение волшебной истории про благородного рыцаря Люка Скайвокера с сияющим мечом, как у архангела Гавриила и принцессу Лейю? А этот черный рыцарь, что продал свою душу, приняв в нее дьявольское зло…, – она перекрестилась, – у меня прямо сердце сжалось от страха, когда вы, сеньор Демьян, показали, как он хрипло дышит через свое забрало.
Демьян улыбаясь, словно на крыльях, поднялся по лестнице и направился по коридору в свою комнату, но неожиданно столкнулся нос к носу с преподобным Томазо. Возможно, этот человек с треугольным как у лисицы лицом, следил за ним. Но в данный момент ему было все равно.
«Изабелль! Изабелль!», – все о чем только мог думать Демьян в это невероятный вечер.
– Спокойной ночи, святой отец.
Демьян уже хотел было пройти мимо него, но остановился. Его осенило.
“Стоп!” – скомандовал он сам себе. – Простите святой отец, – обратился он к преподобному, – вы можете уделить мне немного вашего внимания?
– Слушаю тебя, сын мой, – Томазо мгновенно оказался рядом с ним, словно телепортировался из одной точки в другую, и заинтересованно уставился на него.
Демьяна распирало тщеславие, от осознания, какой он умный и смекалистый парень. Еще бы, так толково решить два дела за всего лишь одну поездку в замок Гайон. Причем второе дело будет сделано не его руками, а руками этого фанатичного святоши. И плюс к этому всему он может рассчитывать на ответные чувства Изабелль.
– Тут вот какое дело… Вы как относитесь к борьбе с колдунами и ведьмами и прочей нечистью?
Лицо преподобного приобрело жесткие черты терминатора из первой, самой успешной серии.
– Как еще можно относиться к слугам дьявола? Их место на костре или с каменным жерновом на дне реки.
– А можно же как-то разделаться с ними, не прибегая к столь радикальным средствам. Этот человек скорее одержим дьяволом.
– Что может быть лучше очищающего костра? – заметил святой отец, – когда пособник сатаны горит, от его нечестивых криков небеса ликуют. И даже если этот человек просто одержим сатаной, то, как показывает моя практика, его душа навсегда потеряна. Очистить ее может лишь костер. Ну на худой конец можно конечно и повесить, если он раскаялся, но потом тело непременно сжечь. А у вас есть веские причины кого-то подозревать в пособничестве дьяволу?
– Есть уважаемый святой отец, очень даже есть. Прошу вас, давайте зайдем ко мне в комнату и кое-что обсудим за стаканчиком доброго французского вина, разлитого в святых католических монастырях, – улыбнулся довольный собой Демьян.