Снаружи кипела обычная средневековая рыночная жизнь. Все на своих местах, крестьянские возы и разносчики товара с большими лотками на голове, покупатели, придирчиво осматривавшие товар, нищие жалобно тянущие руки. Все размеренно текло, как это положено в средневековье. И даже ужасный смрад стоящий вокруг никак не менял этого течения. Мимо двое дюжих слуг пронесли паланкин какого-то очень состоятельного господина. Демьян посторонился, пропуская их и невольно посмотрел на небольшое окошко кабинки обтянутой сверху дорогим шелком, а снизу подбитую толстым слоем кожи, для защиты от грязи и истирания. Но он ошибся в своем предположении – не господин, а госпожа. Из маленького оконца, чуть отодвинув шторку тонкими пальчиками, на него посмотрела миловидная женщина. Большие глаза на бледном лице, темные волосы тщательно расчесаны на пробор посередине. Тонкая золотая нить пропущена под прядями гладких волос, на которой сияла перламутром одинокая жемчужина. Одно мгновение, одна секунда, но ее хватило Демьяну, чтобы ухватить этот образ таинственной средневековой дамы.
«Наверное, за таких вот дам и бились мужики, закованные в стальные латы», – подумал он.
Он почувствовал, как образ прекрасной незнакомки, стал для него непросто промелькнувшим лицом, а нечто большим. Тем о чем он будет думать и вспоминать в надежде когда-нибудь еще раз его увидеть.
– Прекрасная дама, позвольте отдать вам мое сердце, – задумчиво сказал он, декламируя давно забытое, но вот именно сейчас всплывшее в памяти произведение.
– Да-а, хороша девушка слов нет, – сказал стоящий рядом Бруно.
Демьян вышел из состояния задумчивости.
– Кто? О ком ты говоришь?
– Да вон! Полюбуйся.
Бруно указал на идущую метрах в десяти от них девушку. Демьян посмотрел. Она шла по рынку с небольшой корзинкой в сопровождении сгорбленной старухи и огромного детины со светлыми волосами. Он шел впереди парочки, девушки и старухи, словно мощный ледокол, расталкивая всех и освобождая им дорогу. Девушка и впрямь очень хороша. Волосы цвета светлой соломы, заплетённые в колосок или, как ее еще называют французская коса. Кожа белая, гладкая с чуть заметным розовым оттенком. Глаза настолько большие, ясными, что их чистоту видно с расстояния, на котором они стояли их чистый голубой цвет. Девушка обладала прекрасной полнотой свойственной юным девицам, которых еще не тронула тяжелая жизнь домохозяйки. Она сияла словно драгоценный камень среди всего этого смрада, непролазной грязи, небритых рож, беззубых ртов, из которых на несколько метров несло луком и чесноком, плевков, харканий, гниющих культей попрошаек.
Бруно остановил одного из разносчиков с большим лотком на голове.
– Любезный, ты не знаешь, кто эта ангельская особа?
Разносчик посмотрел на девушку.
– Это Анна, дочь пекаря Жана Хромца.
– Она прекрасна, – восхищенно проговорил Бруно.
– Может и прекрасна сеньор, – весело сказал разносчик, – но лучше вам не пялиться так на нее, иначе познакомитесь с дубинками ее пяти братьев. Они не одного уже отходили так что дух выбили из бедняг.
«Нам это не нужно», – подумал Демьян, – «еще не хватало ввязаться в историю с этим братьями».
Он потянул Бруно за рукав.
– Давай-ка ловелас средневековый, миннезингер доморощенный пойдем, обсудим наше предприятие, которое замутим, здесь в пятнадцатом веке, чтобы разбогатеть в двадцать первом. И побыстрее, пока нам не наломали бока пять ее здоровяков братьев.
Бруно поплелся за ним, не отводя восхищенного взгляда от Анны. Что-то в душе Демьяна говорило о том что, его друг не последует предупреждению веселого разносчика и начнет ухаживать за дочерью пекаря Жана Хромца. Демьян вздохнул, понимая, что он не сможет отговорить его. Но прежде чем это случиться он должен поговорить с Бруно и решить все вопросы относительно их деятельности, чтобы сразу же не попасть в скверную историю.