Но сказать – это одно, а вот действительно сделать – совсем другое. Демьян никогда в своей жизни не дрался «до крови» и, будучи ботаником по жизни, из всех опасных ситуаций выходил только благодаря своему уму и изворотливости. А так как его жизнь каким-то мистическим образом все время попадала в фарватер опасных ситуаций, его изворотливость становилась год от года более совершенной и изощренной, приобретая иногда циничные признаки, свойственные трусливому человеку. А здесь ситуация совсем иная и очень простая – сражайся или ты умрешь.
Раздалось вежливое покашливание. Демьян поднял голову и поспешно убрал письмо. Перед ним стоял Николя Пьер Анри де Монфокон и его верный телохранитель, огромный детина с глупым лицом по имени Дижо. Сборщик налогов, не ожидая приглашения, развалился на свободном стуле и с довольным вздохом, словно после долгой дороги вытянул ноги.
– Добрый вечер, – вежливо сказал он, – мы тут с Дижо проходили по делам мимо…. Прошу прощения, что зашли без стука.
Он сложил руки на груди и сочувственно посмотрел на Демьяна.
– Дижо, хоть и тупой…. Но поверьте, сердце у него доброе и сострадательное. Он предложил заглянуть к нашему старому приятелю, проведать его, – де Монфокон сокрушенно покачал головой, – бедный кардинал Жорж де Амбуаз умер! А ведь, сколько всего он мог еще полезного сделать. И тут такая незадача: скоропостижно скончался. Я заметил, что такой исход – обычное дело для великих людей, – рассудительно заметил он.
– И вы пришли выразить мне соболезнования, – угрюмо пробурчал Демьян.
– Именно! – воскликнул де Монфокон, – как богобоязненный христианин и католик! Я первым делом подумал, как там мой добрый приятель, аптекарь из Московии. Наверное, безутешен.
– Я понял вас, вы решили зайти и искренне утешить.
– Да конечно, – заверил де Монфокон.
Он выпрямил свою грузную фигуру и, наклонившись вперед, заглянул ему в глаза.
– И еще попутно решить одно наше маленькое дельце. Пока вас не убил Семеон Мартел на божественном поединке. А я слышал, что он очень хороший боец.
– Ну да, – грустно прошептал Демьян, – если проблемы приходят, то они приходят все сразу.
Мытарь засмеялся.
– Вы какой-то странный человек месье Демьян! Вас действительно преследуют одни проблемы.
– А что, вы способны их решить? – съязвил Демьян.
– Нет! – де Монфокон протянул руку и похлопал его по плечу, – в данном случае мы их не решаем. Но вы не заблуждаетесь, мой друг, вам может показаться, что мы их добавляем, но если посмотреть философски на этот вопрос, то, наоборот, уменьшаем их количество! Мы, требуя свое, получаем – и нет одной проблемы. И это уже лучше! – он сжал плечо Демьяна и жестко сказал, – Так что давай, доктор Баландзоне, выкладывай монеты, пока мой добрый приятель Дижо не сделал из тебя паштет фу-а-гра.
Наступила тишина, в которой только слышалось сопение Дижо.
– А ведь вы чертовски правы, милейший месье Николя, – неожиданно сказал Демьян.
Сборщик налогов склонил набок голову, внимательно посматривая на Демьяна. Он протянул де Монфокону половинку старой римской монеты. Тот осторожно взял ее в руки и покрутил перед глазами.
– Откуда она у вас?
– Ее дал мне мой близкий друг за то, что я его вытащил из Большого Шатле и избавил от виселицы. Но сейчас мне очень нужна его помощь. Где его искать, я не знаю. Но вы с вашими обширными связями, думаю, его быстро найдете.
– Друг значит, – разочарованно протянул сборщик налогов, – что-то мне говорит, что мы с ним хорошо знакомы.
– Это ваши проблемы, – сказал Демьян.
– Ну, вот что, черт побери, с вами не так?! – взорвался мытарь, – Каждый раз, когда я к вам прихожу, все время что-нибудь не так!
Демьяну показалось, что Николя де Монфокон сейчас начнет рыдать и выть от досады.
– Я честный и, заметьте, официальный мошенник! Каждый раз, когда я прихожу к вам поживиться, я остаюсь без законного куска хлеба! И это невинное дитя, – он ткнул пальцем в сторону детины, – сирота, взятый на мое отцовское попечение, остается голодным. То у вас покровитель кардинал Франции, то король воров и разбойников!
Он встал, швырнул половинку монеты Демьяну и, горестно опустив плечи, направился к двери.
– Месье Николя, прошу вас, постойте!
Демьян подошел к нему.
– Я показал вам половину старой римской монеты, чтобы вы помогли мне найти Гастона. Я заплачу вам вдвое больше, чем должен, если вы найдете мне этого человека. Последний раз я видел его в Нормандии в одном из трактиров. Но после этого не знаю, где его искать, а он мне очень нужен. Передайте ему, что я в опасности и нуждаюсь в его помощи.
Де Монфокон сделал задумчивые жевательные движения челюстями и после некоторых раздумий сказал.
– Думаю на этой ситуации можно подзаработать еще больше, – он кивнул, – идет. Приятно иметь дело с благородным человеком.
Демьян отсчитал половину той суммы, что был, по словам де Монфокона, должен ему.
– А вторую половину вы получите, когда вы найдете Гастона Счастливую Руку. Передадите ему, что я нуждаюсь в его помощи, и когда я встречусь с ним.
И они пожали друг другу руки довольные друг другом.
Николя де Монфокон выполнил свою часть сделки. Уже на следующий день Демьян встретился с Гастоном в известном ему трактире «Благочестивая девица».
– Что с тобой случилось, мой друг? – спросил Гастон Демьяна с усмешкой, казалось, она никогда не сходила с его лица.
Демьян рассказала ему о бедах, приведших к поединку, на котором, по мнению средневековых жителей, Господь должен справедливо рассудить спорщиков, сошедшихся в смертельной схватке. Естественно, он умолчал о некоторых деталях, которые Гастону знать не положено.
– Я не вижу ничего дурного, – засмеялся он в ответ, – это намного лучше предвзятого суда этого пройдохи и пьяницы, парижского прево. Тут ты можешь полагаться на свою силу и умение держать оружие.
– В том-то и вопрос, Гастон, что я не умею сражаться, – заметил Демьян.
– Что значит, не умею? – спросил удивленный Гастон, – ты производишь впечатление благородного человека. Ты, конечно, не рыцарь и не воин, но ты должен уметь хоть немного обращаться с кинжалом.
– Или дубиной, – добавил Демьян.
– Ну да, – подтвердил Гастон, – ты, как иностранец, приравниваешься к простолюдинам и поэтому вы сойдетесь в схватке, стараясь разбить голову друг другу окованными дубинами.
– Я никогда в жизни не держал в руках дубину, кинжал, меч или топор! И поверь, я никогда в жизни не дрался даже на кулаках!
Гастон, задумчиво поглядывая на друга спросил.
– Черт побери, как такое вообще возможно?
Демьян промолчал.
– Но он же тоже вроде бы из Московии….
– Он умелый и подготовленный убийца.
– Кто из нас не убивал! – усмехнулся Гастон.
– Я, черт побери! Я даже курицы не зарезал в своей жизни! Если я выйду против него на бой, то он просто прихлопнет меня как муху!
– Тогда твои дела плохи. Монфокон уже все разнюхал и говорит, что твой соперник действительно неплохой боец. Он даже мне посоветовал сделать на него ставку. Тем более, ле Бертран приставил к нему одного из итальянцев. Говорят, с ним занимается мастер Моретти. Не скажу, что это самый хороший преподаватель боевых искусств, по мне, так он больше шарлатан, который пользуется отголосками славы своих прославленных соотечественников Фиоре де Либери и Филиппо Вади. Я даже однажды надрал ему задницу за его заносчивость и не думаю, что он научит твоего противника чему-нибудь путному.
– Ты не понимаешь Гастон, Сема Молоток, то есть этот Семеон Мартел, он и без них может сражаться так, как будто прошел не одно кровавое сражение. А я не могу вообще.
– Вот теперь я понимаю, что все действительно плохо, – серьезно сказал Гастон, – Ты хочешь попросить меня выйти за тебя?
– Да, – тихо ответил Демьян, – прости Гастон, я понимаю, что это смертельно опасно….
Гастон обнял Демьяна за плечо, останавливая его.
– Для меня нет более высокой чести, чем сражаться в поединке за жизнь своего друга. И я это бы сделал не раздумывая. Но это не просто дуэль. Дело в том, что это поединок Божьего Суда. Бретера можно выставить, только при условии, если ты женщина, немощный старик или калека, не способный держать оружие. Во всех остальных случаях бретер запрещен под страхом смертной казни.
– Тогда я умру прямо там. Под рев толпы, на радость букмекерам, – Демьян уронил голову на грудь.
– Мы все умрем, – заметил Гастон, – я не могу тебе советовать плохих вещей, но ты мой друг и поэтому я настоятельно советую тебе бежать, пока есть время. Бесчестье лучше смерти, потому что ты останешься живым. Я какое-то время назад ни за что на свете не посоветовал бы тебе этого, но так как я теперь человек без чести….
– Они казнят Бруно, – перебил его Демьян, – я не могу его предать. И есть еще несколько причин, я пока не могу тебе о них сказать. Но поверь, придет время и ты обо всем узнаешь.
Демьян выпрямился на стуле и, глядя прямо в лицо Гастону, сказал.
– Я не могу бежать.
Наступила тишина. Гастон и Демьян смотрели на веселящихся в кабаке людей. Некоторые из них, поднимая кружку с брагой, кричали Демьяну.
– Парень, я поставил на тебя! Не подведи меня, черт возьми! Разбей ему башку! Я на тебе хорошенько заработаю!
Николя де Монфокон, похоже, запустил дезинформацию, что якобы Демьян – умелый боец, тем самым взвинтил ставки в свою выгодную сторону.
«Ты без штанов останешься, дуралей, – грустно подумал Демьян, – потому что башку разобьют мне».
– Гастон, – сказал он, – научи меня сражаться. Ведь ты прошел кучу самых кровавых битв и сможешь мне что-нибудь показать и научить.
– Друг мой, – Гастон задумчиво запустил ладони в свои длинные вьющиеся волосы, – я впервые взял меч и вступил в первую схватку, когда мне было пять лет. Да, он был деревянный, и ко мне относились, как к ребенку, но с тех самых пор я почти каждый день по несколько часов уделял этому занятию время. Потом я взял железный затупленный меч и сражался сначала со своим дядей Жераром, а после этого с воинами моего отца. Это длилось много лет, прежде чем я вышел на поле битвы, чтобы пролить чью-то кровь. Не получится за неделю сделать из человека ни разу, не державшего в руках оружие умелого бойца.
– А ты попробуй, – Демьян схватил его за руку, – ты попробуй! Хотя бы покажи, что делать и как держать эту проклятую дубину. У меня нет иного выхода, мне придется выйти против этого упыря и сражаться!
– Ну что ж, давай попробуем, – вздохнул Гастон.
Они отправились за городские стены, где их никто не мог видеть. Гастон подобрал две увесистых палки примерно того же размера, что и дубинки, которыми Демьяну предстояло биться с Семой Молотком. Одну он бросил перед собой.
– Бери, мой друг, и посмотрим, из какого ты сделан теста.
Демьян сделал шаг вперед и нагнулся, чтобы подобрать палку, но тут же получил сильный удар по спине.
– Ты чего, Гастон, офонарел что ли! – взвизгнул он.
Но Гастон не обращая внимания на его нытье, продолжал колотить, что есть сил Демьяна по спине, пока тот, вывернувшись из-под его ударов, не отбежал в сторону.
– Ты чего! Больно, твою мать! – заорал он, чувствуя, как онемела от боли спина.
– Понятно, что не щекотно, – ухмыльнулся Гастон, – ты пришел сюда научиться сражаться, но ведешь себя беспечно, как глупая птица у крошки хлеба, рядом с которой спит голодный кот. Никогда нельзя доверять вооруженному человеку, который стоит рядом с тобой. Тем более, становится в невыгодную позицию. Я мог запросто разбить тебе голову сразу же или перерезать горло, будь в моей руке кинжал.
– Да, да, я понял тебя, – сказал Демьян, потирая ушибленную поясницу, – все я понял, кунг-фу, типа пьяный мастер наставляет молодого бойца.
– О чем ты?
– Да так забей, я все понял.
Он подошел к Гастону.
– Ладно, я все уразумел. Покажи мне какой-нибудь прием или движение.
Гастон неожиданно ударил Демьяна в лоб. У того аж искры из глаз посыпались и в глазах потемнело, как ночью. Он уронил дубинку и закрыл голову руками. Гастон продолжал бить его по рукам, по спине, по бокам не сильно, но очень чувствительно. Демьян выл от боли и метался из стороны, в сторону, пытаясь уйти от него.
– Все! Все! Все! Черт возьми, остановись! Больно, сука-а-а!
Но Гастон, словно не слышал его. Наконец Демьян вырвался и отбежал на десяток шагов. По лицу стекала кровь из разбитой головы, все тело саднило от ушибов и ударов.
– Ты что, Гастон! Ты так меня убить можешь!
– Я учу тебя палкой, потому что ты так ничего и не понял. Совсем ничего не понял! – жестко сказал он, – И я тебя не убью, а вот кто-то другой уже давно поскользнулся бы на твоих мозгах, тупица!
Он сделал незаметный шаг в сторону Демьяна, но тот отпрыгнул от него словно от роя разъяренных пчел и застыл, ловя взглядом каждое движение друга, готовый бежать.
– Вот теперь ты понял, мой друг, расслабление в сражении будет стоить тебе жизни. Давай продолжим. А теперь постарайся поднять дубинку.
Они занимались весь день. К вечеру на теле Демьян практически не осталось живого места. Лицо распухло от ударов кулака Гастона, кожа головы кровоточила в нескольких местах, шевеление пальцами отдавалось ужасной болью в суставах. Спина так болела, что Демьян не мог себе представить, как он будет спать, ему придется либо как-то на избитом животе или сидя. Ноги он едва переставлял от усталости. Зато Гастон не пропустил ни единого удара и источал собой веселость и радушие.
– Думаю, нам стоит хорошенько поесть, – посмеиваясь над стонами Демьяна, сказал он, – пойдем в «Благочестивую девицу», хорошенько напьемся и отведаем хорошего жареного мяса с луком и чесноком. Трактирщик Жозеф утром зарезал доброго поросенка.
Демьян едва дошел до трактира и рухнул на стул, чуть не вскрикнув от боли.
– Может тебе все же стоит бесчестно сбежать? – Гастон отрезал ломоть жареного мяса ножом, – ты самый бесполезный рубака, которого я видел в своей жизни.
Он откусил от куска мяса и запил вином.
– Нет, – простонал Демьян.
– Ну, тогда выпей и хорошенько закуси. Сдается, что завтра ты можешь лишиться парочки зубов.
И Гастон оказался прав.
Он прихватил на «тренировку» два щита.
– Держи. Это щит для Божьего суда между двумя простолюдинами.
Гастон всучил в его руки небольшой треугольный щит, перевернутый острым углом вверх. Демьян, памятуя, многочисленными синяками и ушибами, вчерашние уроки, тут же его схватил, прижал к себе и отскочил от своего друга.
«Да, за щитом оно понадежнее будет», – подумал он, прижимая к себе щит и вытянув голову над его острым навершием, – «теперь тебе не так будет легко меня отдубасить…»
Не успела его замечательная мысль отблистать своей гениальностью, как Гастон ухмыльнулся и с силой ударил его щит ногой. Острый край щита разбил губу, и Демьян ощутил, что два его зуба закачались, как два старых ирландских пьяницы.
– Запомни, щит может быть не только защитой, но и оружием. Щит в руках дурака принесет ему только несчастья, поэтому учись им владеть, иначе твой же противник забьет им тебя насмерть.
«Я уже это понял», – с тоской подумал Демьян, чувствуя, как зубы отделились от десны и рот наполнился солоноватой теплой кровью.
Гастон размахнулся дубиной и попытался огреть Демьяна по голове. Тот подставил щит и ощутил, как от сильного удара онемела рука, держащая его. Он отскочил, но онемевшая конечность сама собой опустилась вместе со щитом, лишив его защиты.
Гастон снова сильно его поколотил.
– Не подставляй щит под прямой удар, – наставлял его Гастон, колотя дубинкой, – если бы ты хоть раз получил копьем в торч[78] на турнире, когда сшибаешься со своим противником на всем скаку, ты бы понял, о чем я говорю. Отводи щитом удар в сторону, пусть оружие твоего врага скользит по нему, и он откроется перед тобой для твоего решительного удара.
Весь день Гастон тренировал Демьяна, хотя этот процесс проще было назвать избиением. К вечеру Демьян валился с ног от усталости. Тело болело еще больше, чем накануне, от беспощадных ударов и его друг, видя, что Демьян уже пребывает в какой-то прострации, готовый в любой момент равнодушно лечь и умереть, сжалился над ним и, окончив занятия, потащил его в трактир.
– Гастон, если так продолжится и дальше то все, что мне останется – это приползти на площадку, где будет судебный поединок и подставить голову под дубину Семы Молотка или, как вы его зовете, Семеона Мартелла, потому что сил сопротивляться у меня уже к тому времени не останется. Я даже есть не могу, чтобы восстановить силы, потому что ты лишил меня двух зубов и десны адски болят, – прошепелявил он, присвистывая через брешь от выбитых зубов.
Гастон перестал улыбаться и серьезно сказал.
– Я хочу, чтобы ты уяснил себе одну, главную вещь. Тебе предстоит поединок, который неизбежно закончится смертью одного из вас. Другого исхода не будет – только смерть одного из вас. Ты, ни разу не убивший в бою ни одного человека, не способен осознать, что тебе предстоит сделать, увидеть и пережить. Потому что ты не убийца. Ты сейчас даже не можешь принять смерть такой, какая она есть. Но ты все же должен понять самое важное – первое, это не жалеть себя в бою, второе, не бояться получить страшное тяжелое увечье, третье, ты не должен бояться умереть и последнее, ты не должен сомневаться в том, что ты хочешь убить и твоя рука не дрогнет в нужный момент. Если ты не способен осознать и принять это, как часть себя, то в бою эти слабости закончатся именно твоей смертью, мой друг. Да, ты плохо владеешь оружием, но в тебе есть кое-что, что уравновешивает этот недостаток. Ты шустро соображаешь и умеешь быстро думать и не менее быстро учишься. Если бы тебе пришлось биться мечом, топором, кистенем или на кинжалах, то я бы настоял на том, чтобы ты предпочел бесчестье и бежал как можно дальше. Так как не существует способа обучить этому искусству человека за одну неделю. И твой противник убил бы тебя без всяких сомнений. А сейчас все зависит от того, как повернется госпожа удача к одному из вас.
Демьян, искривив разбитую губу, молча потягивал вино и слушал своего друга. Он поставил стакан на стол.
– Я не могу бежать, ты же знаешь.
Гастон обнял его за плечи и глядя в глаза сказал.
– Да мой друг, я уже это понял. Но поверь мне, потом мы все равно убили бы твоего обидчика и всех, кто был оказался рядом с ним. Все в Городе знали бы, кто это сделал и за что. Иногда жестокая месть искупает бесчестье.
Гастон откинулся на спинку стула и снова взял в руки бокал с вином.
– Я дам тебе завтра небольшой отдых, чтобы ты мог зализать свои раны. Но, чтобы не терять время, буду рассказывать тебе о приемах боя на дубинках. Мне больше по душе меч или боевой молот, но честно говоря, приемы боя на дубинах чем-то схожи приемам боя на мечах. Меня учил сражаться на дубинах один пленный англичанин, а они большие мастера в этом деле.
Жесткие занятия давали свои плоды, но, чем дольше Демьян занимался с Гастоном, тем яснее он понимал, что просто так ему не одолеть Сему. Поэтому он решил предпринять свои меры помимо уроков с Гастоном. Он, немного придя в себя, ранним отправился в современный мир и купил в аптеке Эритропоэтин, Фенибут и Фенотропил, которые считаются в мире спорта допингом и категорически запрещены, но если нужно резкое повышение выносливости и прилив сил, то эти препараты самое простое и легальное средство. Он также заглянул в магазин спортивного питания и купил препарат «Jack3d». Известный всем качкам, как «предтренировочник». И самый действенный и жесткий из них. Демьян читал в Интернете, что повальное увлечение им стало самой настоящей проблемой в спецвойсках США. И даже были, правда, неподтвержденным данные, что от передозов были зарегистрированы несколько смертельных случаев. Демьян понимал, что, влив в себя такой коктейль, он сильно рискует, но организм в нужный момент должен дать намного больше, чем может и он, таким образом, сведет на «нет» физическое превосходство Семы Молотка.
«Тебя ждет куча сюрпризов, упырь», – со злостью подумал он, раскладывая препараты в аптеке.
Настал день поединка.
В этот день в город со своей свитой въехал король. С утра улицы были украшены яркими лентами и цветами. Празднично одетые горожане, высыпали из домов на улицы, чтобы видеть любимого монарха. Дети и девушки держали в руках белые лилии и пели песни. Богатые горожане, главы цехов, мастера и торговцы накрыли столы с угощением для нищих и те с криками и руганью ломились к этим столам, чтобы подкрепиться перед зрелищем Божественного Суда, когда в нем сойдутся два инородца взаимно обвиняющие друг друга в колдовстве и прочих страшных черных делах.
Демьян встал с рассветом. Сходил в церковь на заутреннюю, где встретил шпионов преподобного Томазо. Они следили за ним последние пару дней. Увидев их, он приветливо помахал им рукой. Потом он вернулся в аптеку, где налил в большую деревянную ванну теплой воды и помылся. По правилам поединка, которые ему в письменном виде предоставил помощник парижского прево, Демьян сбрил волосы наголо. Он пытался делать все неспешно, размеренно, чтобы не сорваться в приступ истерического страха. Но все равно, несмотря на все попытки совладать с собой, сердце бешено колотилось, дыхание прерывалось, или, наоборот, учащалось, а мысли перескакивали с одной на другую, и его заметно потряхивало от тяжелых психологических переживаний. Особенно по мере того, как приближалась «неизбежная неизвестность» страшная и неотвратимая. Он каждой клеточкой кожи ощущал присутствие смерти вокруг. Словно она стояла за его плечом, молча ожидая «свое». Он иногда застывал, вслушиваясь в тишину и тряхнув головой, снова возвращался к подготовке. Ему было очень страшно. Даже разноцветные ленты на улицах и всеобщее ликование горожан его не трогали. Он не слышал и не видел ничего вокруг, мир сузился до одного четкого инстинкта имя, которому было страх. Временами пальцы на руках холодели, а к горлу подкатывал комок. Демьян иногда ловил себя на мысли.
«Словно я уже умер. Это просто невыносимо!».
Он поднялся на второй этаж, прижал голову к подушке и заорал что было сил. Он кричал и кричал, пока не почувствовал, как закружилась голова от нехватки кислорода.
«Надо брать себя в руки! Пора. Иначе я просто сойду с ума», – подумал Демьян и спустился в аптеку, чтобы навести свой секретный коктейль.
После приема препаратов наступил эффект «быстрой усталости» – одышка, сердце стало биться еще сильнее, и казалось, оно подкатило к горлу, чтобы в немом крике покинуть бесполезное тело. Но мысли прояснились и Демьян обрел так необходимые ему сейчас решительность и спокойствие. Он написал два письма. Одно Изабелль, в котором он в очередной раз прощался с ней и Гастону, поблагодарив его за заботу и помощь.
Прощаясь с ним накануне, Гастон обнял его и сказал.
– Завтра я буду в толпе смотреть на тебя. И мы, мой друг, узнаем, сбудется ли пророчество старой ведьмы или это были просто бредни выжившей из ума несчастной старухи.
– На кого ты поставил? – жалобно спросил Демьян.
– На тебя, мой друг, иначе к чему все мои потуги и твои жертвы, – засмеялся Гастон, – видишь, я бываю очень глупым.
Но слова друга добавили Демьяну небольшие силы в копилку силы духа, позволяя ему поверить, что он может победить умелого и беспощадного противника.
Пришла стража, чтобы препроводить его к месту поединка.
– Пора. Час пробил, – сказал начальник стражи Николя дю Жардан.
– Я готов, – коротко ответил Демьян.
Его отвели на Гревскую площадь, где за два дня до этого рабочие из цеха каменщиков по заказу бургомистра отсыпали песком небольшую площадку и отгородили ее невысокой изгородью. За ней уже толпилась огромная масса горожан и крестьян, прибывших специально посмотреть на диковинный бой двух иностранцев. Вход же оставили только один, символизируя мистическо-философскую суть события – входят оба в один вход, живым выходит один. Рядом плотники соорудили большой помост для короля и его свиты. Его украсили синим сукном с королевскими лилиями и навесом из легкой ткани, чтобы защитить Его Величество от солнца и дождя. По правую сторону плотники соорудили еще один навес, поменьше застеленный тканями попроще – для глав цехов, бургомистра и других знатных горожан. В зрители кроме короля и его свиты, уже давно стояли на своих местах.
Демьяна провели мимо помостов в одну из небольших палаток, где под присмотром представителя парижского прево и служки ему помогли одеться в кожаный костюм из дубленой, но эластичной кожи. Особый костюм сшили по снятым с него меркам еще за несколько дней до поединка. Его особенность заключалась в размере, Демьян едва смог в него влезть. Его сшили, так, что он очень плотно прилегал к телу, словно это была вторая кожа и в заключение надели на бритую голову такой же облегающий капюшон. Мальчик-служка зашнуровал костюм и отошел в сторону. Представитель парижского прево, в чьем ведении находилось соблюдение всех правил судебного поединка, проверил, чтобы у Демьяна в руках не было ничего лишнего, что могло послужить оружием и ничего спрятанного в костюме, что могло послужить дополнительной защитой. Он удовлетворительно кивнул и указал пальцем на обувь.
– Месье, по правилам судебного поединка прошу вас снять обувь.
Биться предстояло босиком. В конце все процедуры подготовки в палатку зашел священник, чтобы причастить Демьяна и отпустить ему грехи. А затем его повели к площадке. Они прошли мимо костра сложенного и готового для проигравшей стороны. Рядом с ним деловито возился организуя работу палач Жиль Сансон. Демьян приближаясь к месту боя слышал, как вопила толпа в предвкушении кровавого зрелища. Люди выкрикивали то его имя то имя Семы Молотка, по-видимому, в зависимости от того, на кого поставил тот или иной крикун. Но как только Демьян приблизился к площадке, Николя дю Жарден громогласно закричал.
– Блюсти тишину!
Толпа мгновенно смолкла, казалось, стало слышно громкое жужжание мух копошащихся в разлагающейся крови забитых животных на рынке Мортен. Каждый на площади простолюдин знал крутой нрав этого достойнейшего и честнейшего человека. Никто после его слов не смел не то, что слова, сказать, которое могли истолковать как знак одному из бойцов, но даже кашлянуть или чихнуть. Дю Жарден подняв железный жезл, внимательно осмотрел площадь и людей. Потом он махнул им, и Демьян продолжил свой путь в гнетущей тишине.
Король и его свита восседали на помосте. Рядом с Людовиком Демьян увидел Изабелль. Она сидела, чуть поодаль, опустив голову и закрыв лицо белой полупрозрачной вуалью. Король наклонился и протянул руку, двумя пальцами поднял ее лицо за подбородок, а другой показал на Демьяна. Изабелль смотрела безжизненными глазами, как будто сквозь него. Его Величество взял из вазы на столе засахаренный фрукт и протянул его Изабелль.
– Насладитесь зрелищем, моя дорогая. Это достаточно диковинная редкость – видеть в судебном поединке бой двух представителей черни, да еще и инородцев. Обычно это удел благородных людей – защищать честь в честной схватке.
Он погладил ее по руке и, повернувшись к кому-то из свиты, спросил.
– Де Брисак, вы на кого поставили?
Демьян отвернулся, чтобы не видеть Изабелль.
На площадке стояли обращенные лицом друг к другу два стула, покрытые черной тканью. Один предназначался Демьяну, а через некоторое время привели и на соседний стул усадили Сему Молотка в таком же кожаном одеянии. Демьян отметил про себя, что бандит слегка прихрамывал на ногу, в которую преподобный Томазо воткнул маленький кинжал. Привели закованных в деревянные колодки Бруно и консильери Молотка, бандита по кличке Полкан. Бруно шел с затравленным видом, озираясь по сторонам, как бедное животное, которое вели на живодерню, зато Полкан шел с гордо поднятой: он не сомневался в победе своего босса. Их оставили за оградой у входа, под охраной двух солдат.
Сема Молоток сел напротив Демьян, он буквально сверлил глазами его, но Демьян, будучи уже под действиями препаратов, спокойно смотрел на него.
– Ты Дема, наверное, думал, что сдашь меня местной мусарне и все. Но ты загадил свои отношения не только со мной. Нашелся тут один пидарок, вон тот с длинным носом, и решил он за меня вписаться…. Знаешь, а мне здесь нравится. Я думаю, когда тебе балабас разобью на черепки, я в местной помойке выйду в авторитетные люди. Налажу жирно дело, титул получу.… Буду жить на два мира. И ты бы мог, сученок….
– Скажи мне, – спокойно сказал Демьян, прерывая его, – почему ты всегда хотел убить Бруно? Что он тебе сделал?
Сема усмехнулся.
– Ну, раз у нас пошел такой кровяной перетёр, давай осушим все дерьмо до дна. Лишний он был между нами. Не свое место занимал этот черт. Если бы не этот баклан чепушильный мы бы могли с тобой много дел алмазных провернуть. И ты бы мог быть человеком. Но эта гадина всегда нас разделяла.
– Ведь это не он причина. Зачем ты всегда меня ставил перед выбором? Зачем, Сема?
Сема Молоток посмотрел куда-то в сторону.
– Я всегда хотел тебя сломать. Скрутить в бараний рог, но, только ставя тебя на выбор, это можно было сделать. Но теперь это уже не важно, – спокойно, без фени, ответил он.
Принесли две корзины: в одной топленый свиной жир, в другой – древесная зола. Помощник дю Жардена приказал Демьяну и Семе обильно натереть кожаные костюмы свиным жиром, а потом очистить от него руки с помощью золы, чтобы оружие не выскользнуло из них. Им сунули в рот по кусочку сахара и Дю Жарден кивнул мэру города. Тот поднялся и поклонился королю. Монарх в свою очередь махнул белым платком в руке.
– Здесь и сейчас по Божьей воле состоится судебный поединок на котором Господь изъявит свое решение и не оставит без своей защиты несправедливо обвиненного человека, – объявил мэр.
Потом он достал бумагу, с которой зачитал суть дела и обоснование парижского суда о проведении Божественного поединка.
Служки унесли стулья, покрытые черным сукном и принесли два деревянных щита, выкрашенных в красный цвет, с белым крестом, символом Святого Георгия, и две тяжелых дубовых дубины примерно с метр длиной. Их широкая часть имела оковку в виде кольца из толстого железа, по всей поверхности которого выступали большие округлые клепки. После осмотра дю Жарденом оружие и щиты вручили участникам поединка. Он последний раз обвел взглядом людей, заполнивших все пространство.
– Блюсти тишину! – напомнил начальник стражи.
И еще раз, получив разрешение короля в виде благосклонного кивка, громко объявил.
– Пусть Господь вас рассудит! Пусть исполнится его воля! Да будет так!
Демьян и Сема Молоток разошли в стороны, и изготовились к схватке.
– Ну что Дема посмотри, какой у меня барный лукич,[79] – Сема потряс дубинкой, – Пришло время мазать крысу![80] – заорал он и бросился на Демьяна.
Но Демьян очень хорошо усвоил жестокие уроки Гастона. Он отвел первый сокрушительный удар Семы и отступил.
– Я смотрю крыса, ты время не терял, – прошипел Сема Молоток и, не теряя времени, о котором он только что говорил, усилил натиск.
Он орудовал тяжелой дубиной, словно держал в руке перышко и лупил по щиту с такой силой, что тот начал трещать и от него в стороны полетели мелкие щепки. Демьян попятился, прикрываясь щитом. Временами ему не удавалось отвести удар и поэтому, получив несколько сильнейших из них по поверхности щита, ощутил, как рука, его державшая онемела. Почти у самой ограды, куда его прижал своим неудержимым натиском Молоток, он каким-то чудом сумел вывернуться и уйти в сторону.
– Сука…, – прокомментировал его маневр Сема Молоток, – тебе не избежать мое правило….
Но он тяжело дышал и заметно припадал на раненую ногу. В отличие от него, благодаря препаратам, Демьян дышал ровно, не чувствуя усталости. Его лишь беспокоил щит, который от сильных ударов дубины получил две заметные трещины, угрожая тем самым развалиться на две части.
Сема Молоток отдышался и начал медленно двигаться по окружности площадки, выбирая момент для следующей атаки.
– Крысенок подготовился, – процедил он сквозь зубы, – местный черт тебя учил, что ли?
– Это не твое дело, – ответил Демьян.
– Ты что, крысенок, басить научился? Вякало вонючее свое раззявил….
Демьян, ответно двигаясь по противоположной точке окружности площадки, и проходя мимо королевской ложи, увидел Изабелль. Она сидела, вцепившись в подлокотники побелевшими от напряжения пальцами, ее лицо было бледным, а в глазах застыл страх. Демьян встретился с ней взглядами и на несколько мгновений «выпал» из схватки, нарушив тем самым одно из самых критичных правил, которое в него вбивал посредством беспощадных тумаков Гастон – во время боя ни в коем случае не отвлекаться и сосредоточится только на убийстве своего врага. Сема как опытный боец мгновенно почувствовал, что его противник отвлекся. Издав мощный рык он, превозмогая боль в раненой ноге прыгнул к Демьяну и ударом щита сбил его с ног. Демьян упал на живот, но следуя инстинкту, тут же прокатился на спину и поднял щит над собой. Рядом в паре десятков сантиметров опустилась в песок дубина его врага. Если бы не этот перекат, то она ударила бы его прямо по позвоночнику, сломав его, и тем самым исход смертельного боя был бы решен. На его щит обрушились сокрушительные удары. Щит затрещал, мелкие щепки летели Демьяну в глаза. Наконец дерево не выдержало, и щит развалился на две части. Одна часть с кожаной ручкой осталась в руке, а другая упал на лицо Демьяна, расцарапав в кровь щеку. Он понял, что еще один удар и ему конец.
– А парень-то совсем не плох, – раздался насмешливый возглас короля, – сильный дьявол! Еще один удар и он размозжит ему голову.
Демьян изловчился и изо всех сил лягнул Сему молотка в больную ногу. Бандит потерял равновесие и, взревев от боли, упал сначала на спину, а потом быстро встал на четвереньки и никак не мог подняться, так как дубина в вывернутой руке оказалась под его телом. Демьян воспользовался моментом, вскочил и занес свою дубину над его затылком. И стоя над ним, так и застыл…
«Я не могу!», – пронеслась мысль, – Убей его! Чёрт возьми! Убей! Разбей ему голову! Выпусти ему мозги! – кричал в его голове образ Гастона.
Демьян почувствовал, как ему в лицо прилетела пригоршня песка, брошенная Семой Молотком. Тут же последовал скользящий удар дубины по голове и плечу. Демьян ощутил адскую боль, но смог отпрыгнуть в сторону.
«Ну, вот и все», – подумал он.
Голова закружилась и он упал на колени. Глаза, забитые песком слезились, он попытался их открыть, но песок перемешался со слезами, прилипнув к глазам. Демьян потряс головой и не выпуская дубинки тыльной стороной ладони потер их рукой. Их все же удалось открыть, превозмогая режущую боль. Слезы пошли еще обильнее, и это помогло. Но изображение было размытым в черных точках от прилипшего песка. Страшно кружилась голова. Демьян приложил руку к голове, под капюшоном хлюпала кровь.
«Сволочь, ты, кажется, меня достал!» – он сделал попытку подняться, но снова опустился на колени.
Он видел, как Сема не торопясь встал и направился к нему.
Когда бы я
Не ведал, что я мертв, –
Тогда, наверное,
Об этой жизни
Я сожалел бы, покидая мир.
Демьян прочитал про себя последний дзисей Ота Докана. Он попытался вялыми руками поднять дубину, но Сема Молоток наступил на нее ногой, прижав к земле.
– Ну что сука? Одного хочу, чтобы ты сейчас умолял меня пощадить тебя, чтобы ты скулил как псина, умирающая под забором. Я не убью тебя сразу, а буду ставить тебе банки, пока ты не превратишься в фарш, а потом и разобью я тебе чердак.
Вечерние ветры
Вишневый цвет обрывают,
И людям, и миру
Говоря:
«Не страшитесь смерти».
Сема Молоток поднял дубину. Внезапно раздался очень тихий вскрик Изабелль. Потом гневный окрик Николя дю Жардена.
– Блюсти тишину!
Но всхлип отчаянья девушки вернул Демьяну сознание. Он отпустил дубину, которую Сема держал ногой и, схватив острый осколок щита двумя руками, ударил им бандита в пах. Раздался звук рвущейся кожи и дикий вопль раненого Молотка. Демьян вскочил и, толком не видя из-за слезящихся глаз, наугад навалился на Сему, повалив его на землю. Нащупал руками лицо бандита. Сема больно ухватил его большой палец зубами, едва не перекусив. Но Демьян не обращая внимания на боль, подобрался к его глазам. Он воткнул в них свои пальцы и вырвал, вытягивая наружу, отрывая от тонких ниток нервных окончаний два окровавленных шарика. Сема Молоток вопил и визжал, обезумев от боли и ярости. Он выгнулся всем телом, сбрасывая Демьяна с себя.
Оба бойца вскочили. Сема Молоток крутился на месте, отбросив щит, а в паху торчал осколок щита. Но теперь он ослеп и был уязвим как никогда.
– Грязная лакшовка сученая! Пидор гнойный, вошь поднарная! Я достану тебя, крыса блядская! – орал он, беспомощно лупя воздух дубиной вокруг себя.
Демьян, пошатываясь, взял свою дубину и не опасаясь, что Молоток увидит его подошёл к нему.
Враг не разбит,
я не погибну в бою,
я буду рождён ещё семь раз,
чтобы взять в руки нагинату.
Сказал он вслух, и хладнокровно подняв дубину, ударил Сему по спине. Сема рухнул на колени, так же, как до этого его противник. Демьян, не думая, ударил его по голове. Треск ломающихся костей резанул по слуху, но Демьяна уже было не остановить. Бандит упал лицом вниз. Раздался булькающий звук, он медленно перевернулся на спину, раскинув руки, из носа и рта шла кровь, надуваясь небольшими пузырями. Демьян сел на его грудь и вскинув дубину, опустил ее на его лицо. Оно лопнуло, обдав Демьяна кровью, мелкими осколками костей и мозга. Он закричал.
– Сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни!
Демьян, как сумасшедший лупил дубиной месиво, что осталось от головы Семы Молотка, ощущая, как под ним билось в последних конвульсиях его тело. Его схватили за руки солдаты стражи и оттащили в сторону.
– Воля Господа исполнена! Да будет так! – громко объявил Николя дю Жарден.
Демьян стоял на коленях, устало опустив голову и без эмоций смотрел, как помощник палача огромными двурогими вилами с загнутыми крючками концами потащил мертвое тело Семы Молотка с площадки по песку, оставляя за собой неглубокую бороздку. Он равнодушно проследил за кровавым ручьем натекшей крови из тела без головы, поднял лицо и посмотрел на Изабелль. Девушка в ответ смотрела на него.
В это время толпа зевак схлынула от ограды, переместившись поближе к костру, на котором страшно кричал сжигаемый заживо Полкан. Они, весело посмеиваясь, комментировали ужасные мучения бандита, которого судьба занесла в прошлое и убила на Гревской площади. Бросали камни, небольшие поленья, порченые яблоки. В громко трещавшие от пламени костра вязанки хвороста мастер Жиль затащил своими адскими вилами останки Семы Молотка, бросив их в огонь.
Демьян сидел в деревянной ванне, опустив голову на грудь.
– Дема, вода уже почти остыла, – тихо сказал Бруно, сидевший рядом на стуле.
Но Демьян, словно не слышал его, продолжая сидеть, опустив голову. Бруно осторожно взял его за распухшее и посиневшее плечо.
– Как ты, братишка?
Через пару минут молчания Демьян поднял голову, по лицу текли слезы, перемешанные с кровью, мелкими кусочками костяной крошки, мозга и частиц песка.
– Нормально, братишка. Все нормально, братишка…, – тихо сказал он.