Осень
С
шесть недель вдали от моего сына. Шесть недель до Алессио.
Еще одна пещера. Мы прятались в пещерах, переезжая каждые несколько дней. Я устал от пещер и гор. И этот холод, пронизавший мои кости.
Мои мышцы болели. Моё сердце болело ещё сильнее. И я был чертовски голоден. Я понятия не имел, сколько сейчас времени. Ночь. На улице было темно. Мои зубы стучали от холода.
Всхлип. Потом еще один всхлип. Я вытер нос тыльной стороной ладони.
Были люди, которые жили так всю свою жизнь. Мы занимались этим шесть недель, и я разваливался. Это заняло не много времени, около недели. Но я был слишком горд, чтобы показать это. Молодая женщина с ребенком не плакала. Она была благодарна, даже улыбаясь, тому, что у нее есть защита от этих мужчин. Я тоже был благодарен. В тот момент, когда в Кабуле разразился настоящий ад, мы смогли спастись только благодаря этой группе из четырех человек. Они окружили нас и выгнали из этого места, а вокруг нас летали пули.
Я зажмурилась, уголки моих глаз горели и грозились выпустить слезы. Я знал, что как только они выпустят свободу, их уже ничто не удержит. Я подтянула колени к груди, легла на твердый пол пещеры и обхватила себя руками, чтобы немного согреться.
Паранджа и одежда, которую я носила под ней, почти не согревали. Один из охранников дал мне одну из своих рубашек. Все наши вещи остались позади. У меня была камера, у них было оружие, и у всех нас была одежда на спине.
Вот и все.
Мы шли пешком по деревням глубокой ночью, убегая от группы мужчин, которые назначили цену за наши головы и угрожали любому местному жителю, который хотел бы нам помочь.
И все же мы находили доброту в самых неожиданных местах.
В одном из сел женщина предложила мне свою паранджу. У них почти ничего не было, и она все равно предложила мне свою лучшую паранджу, чтобы я мог сойти за местного жителя. Другой мужчина дал нам еды на вынос. Мы не смели оставаться в чьем-либо доме и приносить беду к их порогу.
По моему лицу скатилась первая слеза. Дома был сочельник. Здесь было Рождество.
Это будет мое первое Рождество вдали от семьи. Первое Рождество без Кола. В горле образовался ком. Оно сжимало и сжимало, пока я не мог дышать. Из меня вырвался хрип, и я быстро проглотил рыдание, сорвавшееся с губ.
Но последовал еще один.
И мое тело начало дрожать от каждого нового рыдания, прокатившегося по мне. Мои руки закрыли рот, пальцы дрожали. Я крепко зажмурил глаза, надеясь взять себя в руки, прежде чем кто-нибудь очнется.
А ребенку Сальмы нужен был сон.
Так звали женщину с младенцем. Сальма и ее маленькая девочка Азая.
Она была многообещающей афганской журналисткой. И когда дерьмо попало в вентилятор, они пришли за ней. Она так и не добралась до ворот, которые обеспечили бы безопасность ей и ее ребенку.
Я не пожалел, что бросился ей на помощь. Я действительно этого не сделал.
Но никогда за миллион лет я не думал, что мы окажемся здесь. Отрезанный от мира. Отрезанный от безопасности.
— Мы уйдем отсюда. Глубокий, хриплый голос раздался позади меня.
Киан. Никаких фамилий.
Мужчина пятидесяти с чем-то лет, который спас мне жизнь. Почему? Я понятия не имел. Наверное, я понятия не имел, почему прыгнул перед Сальмой. Киан почти не разговаривал. Он был одним из тех молчаливых, загадочных типов.
Шесть недель вместе, а я знал только его имя.
«Это Рождество», — прошептала я, оглядываясь через плечо и встречаясь с его темным взглядом. Его глаза были цвета самой темной, беззвездной ночи. Я видела серебристую седину в его волосах и щетине, заставляя меня снова задуматься, что он здесь делает.
Он был обеспеченным парнем. Назовите это интуицией, но я бы поставил на это свою жизнь. Или это могло быть качество его одежды, оружия и часов на запястье.
«Вы празднуете Рождество?»
"Да." Но не это усложняло ситуацию. "Ты?"
"Прошло много времени."
Я обернулся и уставился на стену пещеры, когда дрожь прокатилась по моему позвоночнику. Было сыро и чертовски холодно, даже когда горел огонь. — Это самый долгий срок, когда я был вдали от сына, — прохрипела я, мой голос был едва громче шепота.
"Хм."
Последовала долгая пауза.
"У вас есть дети?" Я спросил. Мне нужно немного отдохнуть, нам обоим это нужно. Завтра нам, вероятно, придется снова отправиться в поход. Хотя куда, черт возьми, мы направлялись, я понятия не имел. Киан отказался поделиться своими планами.
"Нет." Я чувствовал, что в его ответе была какая-то история, но знал, что он ею не поделится. Мне потребовалась целая неделя, чтобы вытянуть из него его имя. Киан был тем, кто привязался ко мне, как будто он был моим личным телохранителем. Но разговоров не было. Еще одна дрожь прокатилась по моему позвоночнику. — Тебе холодно?
«Нет», — солгал я.
Он вздохнул и потянул меня за собой. — Ты не в моем вкусе, — проворчала я, хотя тепло его тела было чертовски приятным. «А я люблю кого-то другого», — добавил я. «Я собиралась выйти за него замуж. Даже не понимаю, почему я сразу не потащил его в здание суда. Это все было глупо. С разницей в четыре года я наконец возвращаю его, но не могу назначить дату. Самое приятное то, что я торопился сюда и сейчас».
Вибрация его груди, прижавшейся к моей спине, заставила меня перевернуть голову. Он смеялся. «Что смешного?»
— Не волнуйся, Отэм, — сказал он, закрывая глаза. «Ты тоже не в моем вкусе. Мы просто делимся теплом своего тела. Идти спать."
Мое тело расслабилось, окутанное его теплом.
Последняя мысль, которая задержалась у меня в голове, прежде чем я заснул, заключалась в том, что ни от кого из нас больше не пахнет так здорово.
Боже мой.
Это не могло быть моей жизнью. Еще один чертов месяц. Может больше. Я не мог вести счет дням. Местные военные шли за нами по пятам. Нам пришлось отступить, спуститься с горы, а затем снова подняться. Если бы я никогда в жизни не увидел еще одну чертову гору, это было бы слишком рано.
"Какой сейчас месяц?" Я спросил Сальму. «Январь?»
— Думаю, в феврале, — проворчала она. «Олимпиада была назначена на февраль», — заметила она без веской причины. Я взглянул на нее, задаваясь вопросом, откуда это вообще взялось. Она просто пожала плечами. «Мои родители любят смотреть катание на коньках». Я моргнул. Ладно, это было странно. «И у меня только что закончились месячные. Да, определенно февраль.
Период. У меня не было менструации с тех пор…
Я моргнул. Должно быть, это все из-за стресса. И нехватка еды. Мой желудок заурчал.
— Тебе нужен мой хлеб? — предложила она, но я тут же покачал головой. Она кормила ребенка. Она нуждалась в еде больше, чем я. "Вы уверены?"
— Да, спасибо, — пробормотал я, хотя у меня изо рта пошла слюна.
Если мы когда-нибудь вернемся, я попрошу маму испечь мне свежего хлеба. Ничего лишнего, только хлеб. Если подумать, возможно, было бы разумнее пойти в пекарню. Я не мог рисковать пищевым отравлением.
— Твои родители в Штатах? Я спросил ее.
Она кивнула. «Они уехали тридцать лет назад. Я родился в Штатах, но пять лет назад мне пришла в голову блестящая идея вернуться сюда. Мои корни и все такое. Я думал, это будет безопасно. Думаю, это шутка надо мной.
«Я не думаю, что кто-то думал, что все закончится вот так», — пробормотал я. — Хотя сейчас я бы убил за приятную теплую ванну.
«И обед из пяти блюд», — добавила она задумчиво.
Мы оба рассмеялись, но в этом не было никакого юмора.
Ее ребенок мирно спал у нее на руках. Я провел пальцами по ее темным волосам. Нам повезло, ребенок спал. В нескольких случаях, когда нам приходилось укрываться и прятаться, я чувствовал напряжение со стороны мужчин, мелькающие тревожные взгляды в сторону ребенка. Один вопль, и мы бы погибли. Но маленькая Азая так и не проснулась.
— Что ты собираешься делать, когда вернешься? — спросила Сальма. Мужчины почти не разговаривали с нами, так что нам оставалось только вдвоем познакомиться. Мне казалось, что между нами не осталось секретов, хотя их у меня было много. Только один.
Звуки выстрелов возобновились где-то вдалеке. Ни Сальма, ни я не вздрогнули. Мы к этому уже привыкли. Мы могли распознать, когда оно было слишком близко или когда на расстоянии было достаточно безопасно, чтобы не беспокоиться об этом.
Нам потребовалось всего несколько дней, чтобы привыкнуть к этим звукам.
Я посмотрел за горизонт. Перед нами простиралась долина и город Баграм. Думаю, это можно назвать городом. Когда-то это был древний город, расположенный на стыке Горбанда и Панджшерской долины. Сальма тоже хорошо знала историю. От вида захватывало бы дух, если бы не постоянный страх, нависший над нашими головами.
Камера все еще висела у меня на шее. С того дня в Кабуле я не сделал ни одной фотографии. Но глядя на горизонт и горы на другой стороне долины, я взял камеру и посмотрел через объектив.
«Я собираюсь выйти замуж за Алессио», — пробормотала я, глядя на открывающийся вид. — Если он все еще будет у меня.
Сальма усмехнулась. «Он тебя достанет».
Я нажал кнопку, чтобы сделать снимки, и впервые за несколько месяцев щелчок камеры успокоил меня.
Мы с Сальмой одновременно услышали шаги позади себя и вскочили на ноги.
Легкий поток воздуха покинул мои легкие. — Киан, ты напугал нас до смерти.
Он протянул мне устройство. Громоздкое устройство, похожее на древний телефон. Без шнуров.
"Что это такое?"
"Спутниковый телефон. Позвони своему сыну.
Мои глаза метнулись к нему, встретившись с его темным взглядом.
«Почему мы не использовали его раньше?» - прошипел я. «Мы могли бы выбраться из этой адской дыры».
«Нам нужно было добраться до безопасного места, где я мог бы подключиться к неотслеживаемому спутнику. Местный режим отслеживает все звонки из страны».
Мне это показалось чертовски греческим. — Но теперь это безопасно?
«Я отправил координаты нашего местоположения кому-то, кто, надеюсь, приедет и заберет нас». Он не выглядел очень уверенным в этом. «Осталось несколько минут. Позвони своему сыну.
Ему не пришлось повторять это дважды. Я схватил телефон и повертел его в руке. Там были пронумерованные ключи.
Не теряя времени, я дрожащими пальцами набрал номер Алессио.
Вдалеке раздались выстрелы, наполнившие воздух. Мои глаза устремились к горизонту, и я ждал, затаив дыхание. Каждое кольцо заставляло мое сердце немного замирать. Что, если Алессио не ответит?
Моё сердце сжалось в груди. Недели без Кола и Алессио казались целой жизнью.