За что Джонсон — да и все прочие подчиненные — уважал Устинова — у него всегда был план. И не просто последовательность действий: делай раз, делай два, делай три. А план сложный, разветвленный. Где была одна главная ветка, для которой обязательно имелся «короткий путь». То бишь наиболее быстрый способ достижения цели. А также множество альтернативных веток. Что будет, если шаг один не сработает? А если второй?
Ну и, конечно, отдельный плюс за продуманные пути отхода. Каждый участник должен знать свой маневр в случае успеха и триггер для отхода. То есть, что делать, если задуманное не сложилось. Просто все пошло наперекосяк.
А ведь что-то обязательно пойдет наперекосяк!
Например, вместо того, чтобы просто сдаться властям, особо опасный преступник возомнит себя неуловимым. Решит удариться в бега. Начнет сопротивляться задержанию. Откроет стрельбу на поражение.
Может ведь такое быть? Оказывается, вполне.
Начиналось все вполне безобидно. Рутинная операция, не иначе. Казалось бы, что может быть проще: известно место и время появления опасного рецидивиста. Остается только грамотно провести задержание. Что может пойти не так?
А вот может. Он может быть на искомом месте не один, а с компанией наголову отмороженных соратников. Они все могут быть вооружены до зубов и готовы к бою. И, наконец, этот самый рецидивист может быть предупрежден о готовящейся засаде. Что, очевидно, сводит на нет преимущество внезапности.
Как-то так оно и случилось. Что именно — Даг достоверно не знал. По воле начальства молодому дознавателю отводилась роль даже не «плана Б», а скорее «плана В». Запас запаса. Если уж случится что-то совсем невероятное.
Для Джонсона вся эта операция оказалась лишена какой бы то ни было оригинальности. Его забрали из участка, его привезли на место, ему указали точку. Задание проще некуда: сиди здесь и контролируй, чтобы ни одна живая душа не прошмыгнула. Понял? Понял. Ну и молодец.
В качестве «стратегической точки» ему достался переулок местечковой значимости. Был, по видимому небольшой, но ненулевой шанс, что кто-то сюда может прорваться. Ну а дальше все штатно: попытка остановить, предупредительный в воздух. Если не внял — стрельба на поражение.
Расположился Даг недалеко от входа, за естественным укрытием в виде выступа на кирпичной стене. Место ему понравилось: в случае опасности можно было скрыться целиком. Камень надежно защищал от пуль, в отличии от каких-нибудь мусорных баков. Других подходящих нычек тут просто не нашлось. К тому же, кто бы ни забежал сюда с улицы, для Джонсона окажется, как на ладони. Бери да стреляй. А вот врагу еще нужно будет привыкнуть к темноте. Что не лучшим образом скажется на меткости.
Единственное, что беспокоило дознавателя:как бы не околеть от холода. Переулок располагался не самым удачным образом, так что ледяной ветер продувал его насквозь. Дагу осталось только вжаться в стену, укутавшись в казенный бушлат.
Прошел, должно быть, час. Джонсон весь извелся, переминаясь с ноги на ногу. Он уже подумывал о том, что все, может быть, кончилось? А его просто забыли поставить в известность?
Потом дознаватель услышал далекий треск выстрелов.
Будь он моложе — не телом, конечно, а ментально — рванул бы туда, в глупой попытке «помочь» своим.
Теперь же только собрался и приободрился. Лишний раз перепроверил пулевик. Вряд ли кому-то там может требоваться помощь. А если и требуется, то не от него. Есть план, и нужно его придерживаться. Если покинуть свой пост — это может поставить под угрозу всю операцию. А потому — сиди на попе ровно и жди.
Он и сидел. Ровно до того момента, как не увидел беглеца.
Тот влетел в переулок, пыхтя, как паровоз. Пар от бегуна валил, чуть ли не из ушей. Дышал тяжко, с присвистом. Не привык, по всему видать, к долгим пробежкам на свежем воздухе.
Высокий, с неприятным плоским лицом. Наверное, с такой рожей легко нагонять страх на обывателей. Рявкнул, гавкнул — любой с тобой согласится. Особенно, если подкрепить доводы пудовыми кулаками.
Доводить до рукопашной Джонсон не собирался.
Едва беглец показался, Даг уже держал его на мушке.
— Стоять на месте! — рявкнул дознаватель, — Оружие на пол!
Хорошее в переулке эхо — голос разнесся, многократно усилившись. Жаль, акустика не повлияла на убедительность.
Подчиняться бандит, конечно, не собирался. На мгновение он замер, затем рука с пулевиком метнулась вверх. Времени на предупредительный выстрел уже не осталось.
Бам!
Даг не стал растягивать удовольствие. Пальнул сразу, как увидел вражеский пулевик.
Бам! Бам!
Еще два выстрела вдогонку. Для верности.
Получив пулю, громила пошатнулся. На лице застыло недоверчивое выражение: «Неужто это в меня?». Словив «добавку» просто рухнул наземь. Головой вниз, так что пропахал лицом по мостовой. Рука все еще сжимала оружие, но пострелять ей больше вряд ли доведется.
Джонсон продолжал наблюдение, не торопясь высовываться из-за укрытия. Всякое бывает. Вдруг притворяется? Или за углом затаился его дружок? Ничего, полежит, никуда не денется. Торопиться точно некуда. Пока вот можно пулевик доснарядить.
Запихивая патроны в оружие, Даг удивлялся своему спокойствию. Нет, волнение, конечно, присутствовало. Адреналин в крови, все такое. Но как-то обыденно, без надрыва. Еще одна стрессовая ситуация, не более.
А ведь он только что убил живого здорового человека. Лишил жизни. Умертвил. Не в мыслях, не понарошку, а всерьез, взаправду. Никогда раньше Джонсону не приходилось творить такое. Первенец, стало быть.
И никакого особого волнения по этому поводу дознаватель не ощущал.
Во-первых, то был не человек, а преступник. Причем, худшего пошиба — душегуб, каких поискать. Получил-то, в общем, по заслугам.
Во-вторых, сказано же ему было — стоять и оружие бросить. Сказано? Да. Не послушал? Пеняй на себя.
Ну и в третьих, не пальнул бы Даг, пальнул бы беглец. И, возможно, пристрелил бы Дага. А с такой постановкой вопроса Джонсон был совершенно не согласен. Уж лучше ты, чем тебя.
Глянул на убитого — лежит. Нога странновато подергивается, но это бывает. Судорога или что-то вроде. Возле головы как будто лужица крови образовалась. Небольшая, но заметная.
В «той» жизни Даг не смог бы так… хладнокровно. Что поменялось? Поставили в такие условия? Перевоспитали? Что-то все же в мозге после «ротации» перещелкнулось. Какие-то новые связи что-ли. Нейроны пробудились, или наоборот блокировка спала.
Впрочем, никаких положительных эмоций дознаватель тоже не испытывал. Скорее равнодушие. Главное, что рациональной точки зрения он прав. И по закону.
Стук шагов, кто-то бежит. Целая группа. Замедлились. Подходят к повороту.
— Даг, ты там? — осторожный оклик из-за угла, — Это Сальери!
— Так точно, кэп, — Джонсон поставил пулевик на предохранитель.
Из-за стены вышли четверо. Тройка дознавателей сразу сунулась к телу, капитан повернулся к подопечному.
— Ты как, жив? Не ранен?
— Так точно, жив, — улыбнулся Джонсон, — Никак нет, не ранен!
— Ладно, пошли, — Сальери махнул рукой, — Молодцы тут сами управятся.
Пока шли к оперативному штабу, капитан все старался заглянуть в глаза дознавателя. Как-то ему неловко что ли было. И поэтому он не прекращал болтать.
— Всех взяли, голубчиков, никто не ушел. Но живьем никто не дался. Сопротивлялись до последнего патрона. Потому и положили всех, на смерть. На рожон не лезли, ну ты Устинова знаешь. Спокойно, из укрытия, расстреляли. Даже не думали, что кто-то уйти успел. Пока считать не принялись. А он вишь как, ускользнул.
И почти сразу, без перерыва.
— Ты как сам-то, Даг? Нормально себя чувствуешь? Голова не кружится? Может, присядем, потолкуем? Выпьем по рюмашке для бодрости, а?
— Да все хорошо, кэп! Нормально.
Сальери смотрел на Джонсона, будто в этом сомневался. Странно так смотрел, оценивающе. С ноткой отеческой заботы.
— Ну правда, капитан! Все хорошо. Вальнул абсолютно незнакомого человека. Подонка. Преступника. Особого сожаления не испытываю. Грустить или переживать не намерен. Вешаться не пойду, если об этом беспокойство. А так — спасибо, конечно, но дел по горло! Вы же знаете, тот висяк с жертвоприношением все еще на мне.
— Уж помню, — после тирады дознавателя Сальери заметно успокоился, — Ты у нас теперь главный эксперт по чертовой мистике… докатились, блин… не жандармерия, а агентство по выслеживанию полтергейста. Ладно! Езжай! Смотри, может вечером все же соберемся с парнями, в бар выберемся, а?
Даг пожал плечами. Почему бы и нет, собственно?
— Я подумаю!
Его подбросили на авто почти до самого отделения. Пройтись осталось всего пару кварталов. По привычке Джонсон топал по улице, в очередной раз удивляясь исчезающе малому количеству прохожих.
А в город между тем пришла весна. Явных изменений в погоде заметить трудно, но что-то такое в воздухе витало. Как будто стало чуть теплей. Совсем капельку, но этого хватало, чтобы снег с улиц потихоньку исчезал. Ветер уже не казался ледяным. Даже хотелось расстегнуть ворот и запустить приятные дуновения под одежду. Возможно, только возможно, Джонсону показалось, что в редком просвете туч он смог узреть отблеск солнца.
Пахло весной. Ко всегдашней угольной вони примешивалась некоторая свежесть. И настроение, соответственно, тоже оставалось несколько приподнятым. Будто в ожидании чего-то светлого, нового, чудесного.
В отделении Даг не торопился бежать по делам. Для начала — бумажки. Эту истину он усвоил с самого начала. Неважно, что и как ты сделал. Важно, что об этом написано в отчете.
Бережно разложил на столе новенький бланк, и медленно, аккуратно принялся заполнять пустые графы информацией. Торопиться тут не следовало — лучше сразу обдумать каждое слово, чем потом переписывать десять раз. Капитан не любит исправлений. А недопониманий уж тем более.
На минуту задумавшись, Даг взвесил, с какой позиции лучше преподнести стрельбу. Полгода назад написал бы как есть. Увидел, приказал сдаться, выстрелил. Так ведь все было? Так. Так да не совсем. Много вопросов может возникнуть у проверяющих. Если вдруг такие найдутся. А они ведь рано или поздно найдутся…
Например: как Джонсон понял, что это действительно преступник? Примет ведь у него никаких не было. И наплевать на то, что других гражданских тут быть не могло. Это ты так думаешь и все понимаешь. А у чинуш в высоких кабинетах может быть другое мнение.
Почему не сделал попытки задержать? Почему не представился? Где предупредительный выстрел? Зачем стрелял на поражение, а не просто ранил? После первого попадания — зачем сделал еще два выстрела? А мог ведь, наоборот, оказать помощь потерпевшему?
В моменте это все казалось очевидным. Но пройдет день, неделя, месяц. Вызовут на «разбор полетов». И тут уже три шкуры спустят такими бедовыми вопросами. Тем более, что и сам уже позабудешь все подробности.
Такого поворота Джонсон решил не допускать. Лучше написать больше, чем меньше. Капитан, если что, поймет. И прикроет. Своих точно сдавать не станет. А остальные — хрен чего докажут!
Поэтому дознаватель писал отчет «по уставу».
Увидел бегущего. Окликнул. Назвал себя, подчеркнув, что является представителем власти. Потребовал остановиться. Увидел оружие. Приказал опустить. Человек не внял, не подчинился. Последовал предупредительный выстрел и новый приказ сдаться. Вместо этого беглец направил пулевик на дознавателя. И закричал, выражая явную угрозу жизни и здоровью Джонсона. После этого Даг был просто вынужден стрелять на поражение.
К сожалению, после первого выстрела правонарушитель не угомонился. И продолжал целиться в дознавателя, выкрикивая угрожающие фразы. Собственно, Джонсон выстрелил снова, спасая свою жизнь.
Оказать пострадавшему помощь возможности не имел, поскольку опасался появления других преступников. А так же выполнял строгий приказ ни в коем случае не покидать назначенного поста.
О безвременной смерти подозреваемого, конечно, сожалеет. Но считает, что действовал правильно, согласно духу и букве закона.
Растянувшись в старом скрипучем кресле, Даг внимательно перечитал рапорт. Более чем достойно. Надо только еще в конце добавить про невыносимые моральные терзания, ага. Конечно, любой реально понимающий помрет от смеха, читая такую галиматью. Зато, формально, придраться не к чему. И комар носа не подточит.
Дознаватель, чрезвычайно довольный собой, отнес доклад на кафедру. Вот теперь дело сделано. Вернется ли кэп, затребует ли отчеты Устинов — Даг уже свое отпахал. Можно с чистой совестью возвращаться к действительно важному.
А важным Джонсон считал только жертвоприношения. Как их называл сам Даг — «дело о сектантах». По сути, наличие сектантов только предполагалось, доказать так ничего и не удалось. Но другой вменяемой гипотезы просто не нашлось. Не могли же такое сотворить обычные люди, «случайно».
Из стола появилась полупустая папка, содержащая кипу разрозненных бумаг. Дознаватель бережно развязал тесемки и принялся просматривать материалы дела. В сотый, кажется, раз. В слепой надежде получить внезапное «озарение». Чтобы все нестыковки вдруг сошлись, и все стало совершенно понятно и очевидно. Не тут то было.
Итак, что нам известно? Не то чтобы многое.
Такого-то числа, такого-то месяца, по такому-то адресу обнаружено расчлененное тело мужчины. Труп опознать не удалось, по каким-либо ориентировкам или косвенным признакам выяснить личность также не получилось. Перечни пропавших без вести проверяются, но соотнести жертву с одним из таких случаев не получается. По причине, собственно, того, что даже родственникам предъявить нечего.
Голова жертвы на месте преступления отсутствует. Ее местонахождение не определено. Поиски ведутся, но в фоновом режиме, а не целенаправленно.
Тело обнаружено в центре некоего рисунка, носящего явно определенный ритуальный характер. Фигура проверялась магами на предмет заклинаний — ничего, пустышка. Из этого делается вывод об «игрушечной» сущности ритуала. То есть для маньяка — или группы — преступление носит псевдомагический, возможно, религиозный контекст.
Здесь же, кстати, присовокуплены показания одного из священнослужителей. Пришлось Джонсону посетить местный храм «Единого» бога. Служитель культа опознать построение не смог, но явно указал, что к официальной религии данная фигура никакого отношения не имеет. Следовательно, является происками дьявола, чуть ли не самолично. Следовательно, подлежит осуждению и искоренению.
Немногочисленные показания прочих свидетелей. Заключение криминалиста. Черновики, содержащие некоторые измышления дознавателей. И все.
Прямо скажем, не густо.
Гораздо интереснее та версия, что складывалась в голове у Джонсона. Которую он не мог доверить ни одной бумаге. Да и поделиться ни с кем не решался. Во избежание.
Если мыслить несколько шире, и связать несколько происшествий между собой. Получается странная и пугающая картинка.
Первое — история семьей Лански, появлением в городе «новой силы» и отрезанными головами в транспортном контейнере. По поводу этого дела, кстати, до сих пор все на ушах стоят. Стоят-то стоят, а понять ничего не могут. Зато с завидной регулярностью летят шапки, назначаются виновные и награждаются непричастные. И вся сопутствующая мишура, которая случается, когда к сугубо криминальному делу подключается большая политика. Потому Даг туда не то что подходить, даже смотреть заинтересованно не решался.
И тем не менее, Даг чуял — своей обострившейся чуйкой — что именно тогда «новая сила» впервые серьезно заявила о себе. Специально, на показ. Как бы демонстрируя остальным участникам парада, что с ними нужно считаться.
Вопрос только в том, с кем это — «с ними»?
Дальше, случай с «пентаграммой» и взрывом в припортовом.
Джонсон ночей не спал, извелся, но достоверно воспроизвести рисунок, виденный тогда во тьме, у него не получилось. Но уверенность была — рисунок тот же. Тот же, что и в данном случае. Ну, может, не прямо один в один — тут утверждать наверняка трудно. Но того же плана. По наполнению, смыслу и назначению. Это однозначно.
Отсюда следует что? А то, что действует одна контора. Группа, банда, клан — как хотите, так и называйте. Вероятность того, что события между собой не связаны, Даг не рассматривал. Слишком нелепо.
Ну и какие можно сделать выводы?
Как минимум то, что все происшествия неслучайны. Но если назначение первого понятно, то остальные? К чему эти максимально странные убийства? Выполненные в безумном антураже. С хирургической точностью. И главное чисто — без единого свидетеля.
Что это в действительности? Культ? Маньяки-сектанты? Или цель — запугать обывателей? Террор?
Джонсон был уверен в обратном.
Преступления совершали не идиоты. И на маньяков он не грешил. Более того, Даг на себе почувствовал, что «печати» вполне себе имели некоторое воздействие. Во всяком случае на него, Дага Джонсона, они воздействовали однозначно.
Да, конечно, все это можно списать на «субъективные» ощущения. Усталость, недосып, темнота, странные бредовые видения. Пограничные состояния. Возможно. Но дознаватель привык доверять своим чувствам. Он что-то видел, что-то слышал. А значит, что-то там было.
Что-то, но не магическое. Либо такое, чего маги ощутить не могут.
И вот тут начиналась территория маловразумительных догадок.
Джонсон уже вторую неделю по несколько часов торчал в местной библиотеке. И штудировал различную литературу по истории, географии и каллиграфии. Почему такой странный набор? Элементарно. Выяснилось, что нельзя просто так прийти и попросить почитать книги по демонологии и кабалистике. Это сразу вызывает кучу вопросов, ненужных выяснений, разговоров с начальством… В общем, никому это не нужно.
После долгих мытарств, дознавателю было преподнесено строгое внушение. В виде: «Маги сказали, что магии нет, значит ее и нет!»
И не суйся, мол, куда не следует.
Вот и приходилось идти окольными путями. Собирая крупицы легенд, просеивая сказки на предмет намеков. И стараясь собрать все это лоскутное одеяло в единую конструкцию.
Получалось, честно говоря, не очень.
Нет, разные версии, конечно, имелись — одна бредовее другой, в основном. Тут и пришельцы из параллельных миров, и призыв демонов, и даже путешествия во времени. Но все это явно было что-то не то. Не хватало какого-то базиса. Общей идеи, которая бы все объяснила.
Тяжело вздохнув, Даг сложил бумаги обратно. Папка отправилась в стол, под замок. А Джонсон — на поздний обед. Живот гудел и требовал пищи, хоть голова и была занята совершенно другим.
Даг знал, что в отделении за ним уже закрепилась репутация немного «странного» чувака. Который вместо бара предпочитает просиживать штаны в читальном зале. Занимается работой даже в нерабочее время. И во всем видит влияние потусторонних сил. Вместо того, чтобы состряпать удобоваримое объяснение и спокойно закрыть дело.
Вот это Джонсона порой выбешивало. Люди живут в мире, где магия — обычное повседневное дело. Но с упертой твердолобостью не верят в «потусторонние» явления. Где логика? Почему одно считается нормой, а второе едва ли не «табу»?
Впрочем, ладно. Меньше всего Даг хотел кому-то что-то доказывать. Или переубеждать.
На «дело сектантов» у него имелся карт-бланш от самого Устинова. И поперек него слова никто сказать не пытался. Особенно, учитывая тот факт, что свою часть общественно-полезной работы Джонсон выполнял на ура. Как, например, сегодня утром.
Выйдя из отделения, дознаватель отправился в привычное кафе. Неторопливо со вкусом отобедал, выпил чаю. Короткая прогулка проветрила мозги. Ноги шли свои чередом, мысли витали далеко, разыгрывая разные сценарии возникновения «скрытой силы». Про утренние неурядицы Даг вовсе позабыл.
Он направился в библиотеку, неприметное серое здание между вино-водочным магазином и баром. Заметить скромную вывеску с указанием читального заведения смог бы только поистине зоркий глаз. И необычайно внимательный. Джонсон себя к таким не относил, зато он заранее знал, куда идти. Как и многие заведения в Копоти — чтобы туда попасть, надо уже знать дорогу. Иначе будешь плутать долго и безрезультатно.
Переступив за порог, Джонсон словно попал в другой мир. Тихий, спокойный, неторопливый. Здесь не нужно было никуда спешить, никого задерживать и… убивать. Громкие разговоры тоже не приветствовались.
Не задерживаясь, дознаватель свернул по коридору в сторону читального зала. Здесь имелась еще одна дверь, надежная и монументальная. А за ней — читательское царство.
Вообще-то места тут казалось маловато. Всего четыре стола, за каждым по два мягких стула. Стояли они тесновато, почти в притирку. Но с учетом среднего количества посетителей — хватало с избытком. Частенько Джонсон вообще сидел здесь один. Как король в собственной комнате, обложившись книгами и записями.
— Даг, добрый день, — улыбнулась Люсия, молоденькая библиотекарша.
Среднего роста, стройная, даже слегка излишне. Чрезвычайно стеснительная. Она так мило краснела по любому поводу… Джонсон легко с нею сошелся — характеры совпали. Оба не любили лишней болтовни. И немного смущались друг друга. Одно время Даг даже думал, что девушка с ним заигрывает. Но точно не определился — женская логика ведь не поддается формализации.
— Привет, Люси, — тихо, как принято в подобных местах, ответил дознаватель, — Что нового? Получила журналы по подписке?
Конечно, девушка покраснела. Совсем чуть-чуть. Но уже поэтому стала в сто раз милее.
— Да, спасибо тебе огромное! — она сделала вид, что выискивает нечто за кафедрой, — Тебе как обычно? Энциклопедию географических открытий? Или поищем что-то новенькое?
— Кажется, я все уже просмотрел, — Джонсон на секунду замешкался, — Пожалуй, да. Добью энциклопедию, потом уже решу, куда копать дальше.
Для девушки он придумал простую и более-менее достоверную легенду: мол, молодой дознаватель заинтересовался историей. И, якобы, собирается пойти по научной стезе. Готовится, так сказать, к вступительным экзаменам.
Не особо достоверно, конечно — не принято тут такие повороты судьбы проворачивать. Горизонтальная мобильность общества гораздо ниже. Но и не запрещено, с другой стороны. И под таким соусом преподнести свое «увлечение» старинными книгами оказалось проще простого. Люси и не вдавалась в особые подробности. Человек живой и увлекающийся, она предполагала наличие аналогичных качеств у других чем-то само собой разумеющимся.
Скинув бушлат, Джонсон спокойно расположился за угловым столиком. Отсюда он видел всю комнату, включая главный и аварийный выходы. Издержки профессии, кажется.
Библиотекарша принесла нужную книгу, но уходить за кафедру не торопилась. Запахнув кофточку, стояла рядом со столом. И, конечно, сильно краснела.
— Люси, спасибо тебе большое, — Джонсон улыбнулся, как ему казалось, ободряюще.
Смотреть старался в глаза, но одобрительный взгляд нет-нет да и пробегал по складной фигуре девушки. Надо, наверное, все же пригласить ее куда-нибудь… Кофе попить. Жанна, конечно, будет против… Но ей и знать-то про это не обязательно. К тому же, ничего такого. Чисто дружеские посиделки, ага.
— Я тут вчера просматривала новые подборки, — под внимательным взглядом дознавателя она смутилась еще больше, — И нашла кое-что интересное. Вот. Статья в журнале «На переднем крае науки». Вы знаете, это сам Портнов написал. Ну тот, академик. Пишет он, конечно, порой необдуманные вещи… Зато выдвигает интересные концепции. Мне кажется… Это подходящее… Для вашей работы…
Последние слова девушка пролепетала чуть ли не шепотом. Краска залила ее лицо полностью. Джонсон кивнул собеседнице. Кинул взгляд на журнал. И… пропал. Пропал часа на три, пока не изучил содержимое досконально.
Не то чтобы там нашлось нечто прорывное, нет. В общем-то рассказывались сказки, легенды. История мира и некоторых его обитателей. Но, во-первых, автор писал красиво и интересно. А во-вторых, имелась в этом некоторая общая идея, захватившая Джонсона. Эта идея, если ее растянуть на известные события, могла дать неплохую версию…
Начал рассказчик с того, что приводил версию сотворения существующего мира. Подобных версий Даг и сам уже слышал с десяток, так что ничего нового здесь не узнал. Существовал якобы «старый» мир, где жили мудрые и сильные «древние». Потом что-то случилось. Катастрофа. Какого рода — техногенная, магическая, природная? Некоторые склонны винить во всем «злое» электричество, с которым «древние» заигрались. Другие приводят варианты экзотичнее, вплоть до падения метеоритов. Суть одна: старый мир умер, на его осколках появился новый.
В этом месте автор приводил интересные домыслы. Которые, чисто теоретически, можно проверить на практике. А именно, академик утверждал, что в результате катастрофы уровень мирового океана значительно поднялся. Из-за чего большая часть планеты оказалась под водой. А то, что на Копоти известно под видом «континентов» — не более, чем гористые, самые высокие участки суши исходных громадных материков.
Интересно? Да. Похоже на правду? Может быть. Проверяемо? Пожалуйста — ныряй да ищи. Те самые остатки «древних».
Ученые датируют «катастрофу» по разному. Но все сходятся на том, что произошла она не позднее тысячи лет назад. И, по сути, положила начало миру «Копоти», в том виде, в каком он сейчас известен.
Но Портнов в своих догадках пошел несколько дальше. Или глубже, как посмотреть. Он утверждал, что мифические «древние» являлись чисто технократической цивилизацией. А вот «магия» и всякое «колдовство» пришли в мир как раз после — или даже в результате — катастрофы.
Опять же, не сказать, что это какая-то прорывная теория. Нет. Не «рокет-сайнс». Но интересно, тем более, что пишет мужик захватывающе.
Что же дальше?
Тут Портнов рассказывал про легенду о вампире Кроносе. Или Хроносе. Или вообще его звали по другому, общего мнения не нашлось. Да и не «вампир» он вовсе, не в том смысле, что мы привыкли в это слово вкладывать. Скорее, местный аналог. Кровопийца, вурдалак. Жестокий бескомпромиссный человек. Или уже не совсем…
В общем, во времена катастрофы и сразу после, понятно, что творилась всякая дичь. Формально никаких законов не осталось, государства рушились, как карточные домики, а то и быстрее. Царил хаос. Во всю работало право сильного. И вот тогда-то появился на свет этот новоиспеченный маньяк.
Что там произошло конкретно, история умалчивает. Многочисленные описания зверств мифического злодея могли быть сильно приукрашены. А могли и недооценивать масштаб. Ясно только одно — человек был с выдумкой, широких взглядов и совершенно лишенный моральных тормозов.
Видимо, по началу он просто «забавлялся» мучая очередную жертву. Потом, соединив жуткие обряды со специально подобранными ритуалами и добавив некоторую разновидность «магии» он получил результаты. Какие именно? А это интересно.
В легенде утверждается, что он, ни много ни мало, изобрел бессмертие. Фактически — Кронос победил время, перестал стареть. И приобрел некоторые другие специфические способности. Правда для поддержания эффекта приходилось периодически повторять «ритуал». Ну… для кровопийцы это вовсе не являлось особой проблемой.
Но — нашла коса на камень. Как бы не был силен и умен Кронос, что-то у него не задалось. План не сложился, так сказать. Люди в те времена жили простые, решительные. Долго рассуждать да искать доказательства не любили. Собрались толпой, окружили, подняли на вилы. А для верности — останки сожгли.
Так и не стало «великого» Кроноса. Страшно представить — мог бы жить по сей день, а почил в возрасте «всего-то» двухсот лет.
На этом легенда могла бы закончиться. Но, как это всегда водится, зло не пропало бесследно. У Кроноса остались последователи. Нельзя назвать их прямыми «учениками». Назовем «подражателями».
Тогда же всплывает «летопись чернокнижника» — якобы лабораторный журнал Кроноса, где он описывает свои «опыты» и полученные эффекты. Книга, в реальности которой имелись огромные сомнения, но если все же она существует… Страшно представить, какие «рецепты» могли бы там оказаться.
«Темные века» — столетия гонений, охоты на «ведьм». Когда всех подозрительных просто сжигали без суда и следствия. Портнов рассказывает, что перерыл кучу хроник, и то в одном, то в другом месте обнаружил упоминания, подозрительно похожие на действия подражателей.
Признаков тут можно выделить два: жестокие человеческие жертвоприношения, не имеющие каких-либо ярко выраженных объяснений; и подозрительно долгая жизнь отдельных исторических личностей.
В качестве примеров Портнов приводил некоего «графа Аполло» и «стальную леди Жозефину». Джонсону эти имена ни о чем не говорили, но, наверное, если поднять хроники, что-то можно раскопать. Также, то тут, то там «всплывали» страницы мифической «летописи». За которыми чуть ли не охота началась. Якобы, появилось поверье, что тот, кто соберет разрозненные страницы и обретет записи целиком, получит невероятное могущество «исходного» чернокнижника.
Прошли столетия, темные суеверия остались в прошлом. Но, как утверждает автор статьи, идея «принести жертву для продления собственной жизни» все еще живет в умах. Потому что идея личного бессмертия для человека — вершина мечтаний. Цель, за которую не жалко отдать все прочее.
История, конечно, занимательная, но под конец пахнуло такой попсой, что Даг едва не отбросил журнал. Остановила его простая иллюстрация. На небольшой картинке изображалась «характерная отметка последователей Кроноса». Над этой страницей Джонсон буквально застыл.
На него смотрела до боли знакомая «пентаграмма».
Да, упрощенная, скругленная, несколько стилизованная. Но именно она, тут ошибиться Джонсон не мог.
А значит, все написанное, может и не чистая правда, но некое приближение к ней. Через легенды, сказания, откровенные небылицы. Сказка ложь, да в ней намек.
Кто-то решил стать бессмертным. Решил что это возможно. Пойти по дорожке кровопийцы Кроноса. Неважно, насколько это реально. Важно, что кто-то верит в исполнение пророчества.
Представим себе богатого человека. Нет, не так. Очень богатого человека. Настолько «очень», что в мире в принципе не осталось такого, чего бы он не мог купить. Жизнь хороша? Хороша. Только вот есть одна проблемка — она конечна. Неприятно? Еще как. Имея столько денег, вещей, власти и вообще всего — наткнуться на нечто тебе неподконтрольное. Особенно, если возврат уже того, ближе к могиле. И никакая магия не помогает растянуть оставшийся срок надолго…
А тут вдруг раз — вот тебе и выход. Да, придется, условно «пить кровь младенцев». Или что еще похуже. Ну ведь не каждый же день. Так, раз в пять-десять лет. Они ведь и сами по себе мрут тысячами, эти людишки. Почему бы одной смерти не послужить великой цели продления отдельно взятой жизни?
Заманчиво? Для тех, кто и так привык в жизни идти по головам.
Допустим, есть группа психопатов, решивших заделаться долгоживущими. Начитались таких вот одухотворяющий статей, что сейчас поразила дознавателя. Или еще чего. Когда есть деньги, добыть информацию перестает быть проблемой. И понеслась.
Возникает «банда». Под это дело подводят некоторые — очевидно немалые — средства. В городе это не последние люди, что позволяет «улаживать» вопросы на местах. С криминальными «семьями» на открытый конфликт не идут. Разве что только показать силу, чтобы отвадить прочих от посягательств. А сами — ставят опыты.
Именно так, опыты.
Проверяют, что будет. Если мы вот так раскромсаем и такой-то рисунок выпишем. А в следующий раз вот так-то, чуть изменим. Результат есть? Стало лучше или хуже?
Все равно, конечно, остается куча вопросов. Почему именно так? Почему здесь? Почему сейчас? Можно же все это обыграть как-то более скрытно. Или они вообще ничего не боятся.
Или публичные казни — часть плана? Посеять панику? Навести террор?
Что-то пока особой паники незаметно. Разве что в головах отдельных градостроителей. И жандармов. А народу, по большому счету, плевать. Правильно сказал тогда бездомный: «Все убивают. Всех убивают. Испокон века так было и до скончания веков будет. Стоит ли беспокоиться?»
Б-р-р… Мерзко как. Но за версию пойдет? Пожалуй.
Джонсон вынырнул из омута мыслей. В читальном зале стояла тишина. Кроме дознавателя — ни одного посетителя. Настенные осветители приглушены, лишь лампа над столом Джонсона чадит немилосердно. Для чтения света хватает — с лихвой. А запах — его учишься игнорировать. Со временем.
Даг потянулся, хрустнули застоявшиеся суставы.
Версия, но не более. Очередная догадка, близкая по смыслу, но по сути? Совпадение «пентаграммы» с рисунком говорит о многом. Но не дает ответов на главные вопросы.
Люсия сидела на своем месте, за кафедрой, погрузившись в чтение увесистого тома в мягком переплете. Очки на тонкой оправе придавали девушке невероятно серьезный вид. Ассоциация со строгой учительницей? Нет, пожалуй, этакая бизнес-леди. А что читает? Даг осторожно «подкрался» к девушке. Как и думал — очередной дамский роман.
— Люси, — дознаватель говорил негромко, но библиотекарша все равно вздрогнула, — Уже поздно. Вы задержались специально из-за меня?
— Совсем чуть-чуть, — конечно же, она сразу покраснела, — Вы так увлеченно читали… Отвлекать заинтересованного человека — кощунство.
— Да уж, весьма занимательное чтиво. Прошу простить за задержку, — Джонсон изобразил галантный поклон, — И с меня причитается, за все!
Пожав тоненькую ладошку, он оставил девушку краснеть в одиночестве.
«Надо ей, что ли, букет цветов туда принести, — решил Даг, — А то сидит целый день взаперти, белого света не видит. На улицу, наверное, годами не выходит!»
Впрочем, на улице цветов Даг тоже еще не видел. Как и травы. Деревья — и то редкость. В центре им расти просто негде — все занято камнем и копотью. А вот на окраинах, там да. Странные, не слишком высокие, разросшиеся в стороны. Интересно, какие у них листья?
Лета в Копоти Даг еще не видел. Осень, зима. Теперь вот весна кое-как надвигается. Ничего, скоро все зацветет, зазеленеет. Ага. Надо, ради интереса, выбраться за город что ли. В пределах безопасного периметра, конечно. Иначе костей потом не соберешь.
Мысли о тепле заставили Джонсона еще сильнее поежиться под порывами ледяного ветра. К вечеру «весна» вдруг подморозила, холод все еще пытался отстоять свое царство. Дознаватель прибавил шагу, торопясь поскорее добраться до жандармерии.
В отделении сразу согрелся. Время позднее, народу почти не осталось. Как раз успел застать последних задержавшихся.
— Сальери про тебя спрашивал, — хлопнул по плечу проходящий мимо Серафим, — Говорит, ты проставиться обещал!
— Успею, — Даг легкомысленно пожал плечами, — Завтра.
— А повод-то какой?
Джонсон махнул рукой, ничего не ответив. Не надо им. Меньше знают, меньше вопросов. И советов тоже. Обойдемся как-нибудь своим умом.
Прошелся мимо дежурки, кивнул троим лоботрясам. Не повезло ребятам, торчать тут всю ночь. Да еще, не приведи Единый, мотаться по вызовам. Хуже не придумаешь работы. Разве что зимой, в самые лютые морозы…
Немного притормозил у двери в котельную. Привычно прислушался, поймал ритм. Хорошо, котел работает ровно. Без надрыва, без перебоев. Механики свое дело знают.
Заходить в котельную не стал. Дело такое — зайдешь, постоишь рядом, да так и останешься часа на два. Тепло там, уютно. Хоть живи. Ругаться, конечно, будут. Но механиков Даг понимал очень хорошо. Пожалуй, иногда даже завидовал.
Темно. Света в отделении почти не осталось. Джонсон брел к своему рабочему месту почти на ощупь. Больно стукнулся коленкой, нащупал регулятор осветителя. Лампа над столом плавно разгорелась, выгрызая круг света из окружающей тьмы.
Даг уселся и замер.
Вокруг ни звука. Где-то далеко гудит котел. Что-то поскрипывает у дальней стены. Лампа коптит, дым неприятно струится в прямо в нос — надо бы тягу отрегулировать.
Заветную папку — на стол. Бумаги, рисунок «пентаграммы».
Непростой рисунок. Много раз Даг пытался его запомнить. И ничегошеньки не получилось. Вернее, в памяти-то фигура хранилась. И скопировать с другой записи — пожалуйста. Но вот воспроизвести из головы Джонсон ее не смог ни разу. Хоть где-то да ошибался. Слишком неочевидные пересечения. Контр-интуитивные повороты линий. Словно кто-то специально задался целью придумать нечто максимально нелогичное.
Листок, карандаш. Даг машинально чертил загогулины на бумаге. Мысли улетели далеко, к событиям сегодняшнего утра. Пальцы жили собственной жизнью. Невидящий взгляд уставился в окружающую темноту.
Медленно перебирал мысленные сцены засады. Укрытие, пулевик, беглец. Оклик, выстрел…
Ну что за дуралей? Неужели жизнь ничему таких не учит? Например, тому, что нельзя вечно выживать. Когда-нибудь везение кончится. Судьба повернется лицом к другому. А от пули не увернешься, как ни старайся. На что он, интересно, рассчитывал? Был ведь какой-то план. Подхватиться, застрелить дознавателя — Джонсона — и бежать дальше. Так что ли? Очень оптимистичный план. Со многими невероятными допущениями.
А может преступник ни о чем таком вообще и не думал. Просто плыл по течению. Жил, как живется. Без идеи, без цели, без плана. Живут же так люди?
Жалко злодея? Нет. Но ведь он мог и выжить. Вот, допустим, выполнил бы требования дознавателя. Бросил пулевик на землю. Улегся бы, заложив руки за голову. Сдался. И что дальше?
Тюрьма, суд, каторга?
Протянул бы там года три. При большом везении — все пять. Больше никто не выдерживает. Но все же жил бы. Пусть и недолго. И так, что никто не позавидует.
А люди, им погубленные, они как же? Их то уже не вернуть. Они все, того. А он, получается, ходит, дышит. И имеет пусть призрачный, но шанс на избавление.
Честно? Не очень-то.
Валить таких надо. Даг в этом совершенно уверился. Даже если бы вражина сдался — все равно валить насмерть. Чтобы с гарантией. Не должны такие звери по земле ходить. Жаль, конечно, что помер изверг без всякой пользы. Вот бы его…
В «пентаграмму»?
Джонсон осекся, разов выпорхнув из раздумий.
Что за кровожадность, черт побери? Что это на него нашло?
Он глянул на бумагу. По телу моментально выступил ледяной пот.
На листке красовалась идеально выведенная фигура. Словно ее скопировал и перенес сюда настоящий художник. До последнего уголка, до последней загогулины. Как в том памятном доме. Как на снегу в переулке. Не хватает только жертвы.
Даг затравленно огляделся.
Теперь отделение не казалось теплым уютным уголком. Тихо, мрачно, темно. Слишком тихо и слишком темно. Где все? Хотя бы дежурных должно быть слышно!
Он вытащил пулевик. Громко щелкнул взведенный курок. Повел оружием по сторонам, но целиться было категорически не в кого. А если начать палить в жандармерии — потом проблем точно не оберешься.
Скрип за спиной — никого! Смешок словно из-под стола. Даг едва не подпрыгнул на месте. Голова вертелась по сторонам, как пропеллер. Пулевик не отставал.
Это все чертова «пентаграмма»! Джонсон мельком глянул на нее и не смог отвести взгляд. Она притягивала, манила к себе. Дознаватель сам не заметил, как оказался впритык к столу. Рука потянулась к рисунку. Пальцы коснулись темных, словно оживших линий…
— Эй! Джонсон! Ты где там? Уснул что ли? — в дверь просунулась голова одного из дежурных.
Он щурился, вглядываясь в темноту. Потом, громко выругавшись, потянулся к настенному осветителю.
— Да тут я, тут, — Даг успел восстановить спокойствие, встав возле стола, как ни в чем не бывало, — Чего разорался-то?
Пулевик пришлось экстренно спрятать за спину. Иначе бы засмеяли. Или вообще приняли за чокнутого.
— Чего в темноте-то сидишь? — жандарм включил-таки свет и теперь недовольно моргал, уставившись на Джонсона, — Давай, любитель мистики, собирайся. Поехали!
— Куда? — мозги дознавателя раскручивались непозволительно медленно.
Он на ходу старался вспомнить имя дежурного. Кажется, Сэм?
— На вызов, куда, — усмехнулся Сэм, — По твоей части как раз. В заявке написано, что видели каких-то «сектантов». Ну, ребята сразу вспомнили, что тебя надо позвать.
Так, хоть что-то проясняется. Действительно, Джонсон просил уведомлять обо всех «мистических» делах, что проходят через жандармерию. А самому поучаствовать — это же вообще невиданная удача!
— Ну ты едешь, нет? — дежурный заерзал, теряя терпение, — Вызов срочный!
Даг сорвался с места, пока тот еще говорил.
Бумаги в папку, папку в стол, ящик под замок. Бушлат, шапка, варежки. Пулевик в кобуру. Осветитель — на месте. Бегом на выход.
Сэм скорым шагом пересек коридор, Джонсон не отставал ни на шаг. Заходить в дежурку не стали, сразу кинулись в гараж. Автомобиль призывно гудел, распахнутые дверцы приглашающе подрагивали. Даже ворота приоткрыты. И возле них трясется сонный механик.
— Что так долго? — недовольно буркнул жандарм у машины, — Только вас и ждем.
— Да это…
— Спал, что ли?
Даг неопределенно махнул рукой. Какая, мол, разница?
— Ладно, погнали!
В мгновение ока четверка втиснулась в машину. Ворота распахнуты, шофер придавил газ, не заботясь о пассажирах. Джонсон завалился в бок, а потом, когда автомобиль притормозил, клюнул носом о переднее сиденье.
— Не дрова везешь! — буркнул жандарм спереди.
Водила только хрюкнул, немилосердно разгоняя паровой агрегат до максимальной скорости. Джонсон уже понял, что поездка будет не образцово-показательной. Поэтому крепко вцепился в дверную ручку, а коленями уперся в спинку первого ряда.
— Я — Николай. Это — Такер. Сэма ты и так знаешь, — сосед дознавателя протянул руку.
— Даг Джонсон, — он машинально ответил на приветствие.
— Про тебя-то все слышали, — ухмыльнулся жандарм.
— Да? И что именно?
Тот не стал отвечать. Вместо этого протянул дознавателю капсулу в бланком внутри.
— На вот, прочти, пока мчимся. Сам скажешь, по твоему профилю или нет.
Джонсон кивнул. Схватился за бумагу, глаза побежали по прыгающим строчкам.
Не так много там оказалось информации. Один из неблагополучных районов. Безлюдный двор. Заброшенный, выстуженный дом. Двое в масках волокли туда чье-то бессознательное тело. По счастью, их заметил сторож соседнего лабаза, вышедший на улицу покурить. И — оказался сознательным гражданином. Потому что не поленился сообщить о прошествии в отделение.
Конечно, то что он курит на улице — бред. Никто тут не выходит для этого «на воздух». Скорее всего, какие-то темные делишки. Что-то спускал со склада леваком. Да и черт бы с ним. Не туда смотреть надо. А на «сектантов».
Почему, кстати, именно «сектанты»? Может, обычные бандиты? Или вовсе два друга волокут третьего, что упился до смерти.
А вот сразу и не скажешь. Так в бланке написано — «сектанты». Странного вида люди. Вооруженные и одетые в церемониальные костюмы.
Может, конечно, и пустышка. Но «чуйка» Джонсона включилась на полную. И она кричала о том, что это оно! То, чего дознаватель ждал почти месяц. Главное, не упустить шанс!
— Вы только посмотрите на него! — хохотнул Сэм, — Глаза горят, волосы дыбом! Сопит, как паровоз! Видать, не зря позвали.
— Ага, самое что ни на есть «мистическое», — поддержал друга шофер.
Даг только ухмыльнулся, прислушиваясь к дружеским подколкам. Ничего, с него не убудет. Вот уж кому точно надо не забыть проставиться — так этим парням!
— Ты вот чего, Джонсон, — с серьезной миной обратился к нему Николай, — Позвать-то мы тебя позвали. Но ты уж давай, без вот этого вашего дознавательского геройства. Давай уж мы как-нибудь сами, а? Спокойно войдем, все проверим. Кого надо — повяжем. Будут сопротивляться — положим. Невинных спасем, виновных накажем. А ты в это время в машинке посидишь, посторожишь. Смекаешь?
— Помощь не нужна? — уточнил Даг.
Вообще-то он совершенно не рвался на передовую. Не тот «возраст». Пусть воюют специально обученные и назначенные люди. Джонсон предпочитал пользоваться плодами чужих трудов. Поэтому спросил больше для острастки, потому что так положено.
— Ну а какая помощь от тебя может быть? — от такой постановки вопроса даже немного обидно стало, — Мы уже сколько лет вместе работаем. Друг друга с полуслова понимаем. Пойдешь с нами — больше проблем создашь, чем пользы. Уж лучше так, под ногами не путайся. За машиной вот присмотришь.
Говорил жандарм с улыбкой, но совершенно серьезно. Даг решил не ввязываться в споры. Потому что этот Николай был кругом прав. Не его это дело туда соваться.
— Вы там только улики не похерьте, — буркнул дознаватель.
— Ой, вот только давай без этого, — Сэм скорчил кислую физиономию, — Ты что думаешь, мы совсем без разумения? Будем осторожны, аки сапер на минном поле.
— Ага, как медсестра в родильном доме!
— Как слон в посудной… Ой, нет, это не оттуда!
Так они весело переругивались до самого конца поездки. Джонсон представлял себе место назначения весьма приблизительно — по районам стим-сити ориентировался с горем пополам. Только когда шофер вдавил тормоз, и машина резко встала, он понял — пора.
Жандармы выпрыгнули из автомобиля, как чертики из табакерки. Даг просто вышел, аккуратно прикрыв дверцу.
— Жди в машине! — теперь Сэм говорил без намека на улыбку, — Никуда не уходи. В дом не суйся. Жди! Мы все проверим, выйдем. Потом будет твоя очередь. Понял?
— Понял, понял, — Джонсона начала раздражать самоуверенность дежурных.
Он обошел машину, уселся на место водителя. Руки демонстративно легли на рулевое колесо.
Впрочем, на него уже никто не смотрел. Жандармы уже стояли возле входной двери ближайшего дома, выстроившись клином. В руках боевиков лежали пулевики — не в пример больше того, что имелся у Джонсона. Из такого можно завалить хоть целую тушу. Серьезные ребята! И настроены вполне серьезно.
Они вошли, синхронным отработанным движением. Дверь закрылась следом за последним жандармом. Стало тихо и темно. Джонсон сидел, внутренне напрягшись. Ожидал выстрелов, даже перестрелки. Хоть каких-то признаков схватки. Ничего.
Прошло, должно быть, минут пять. Джонсон только сейчас догадался глянуть на хронометр приборной панели. Никаких событий. Ни звуков, ни знаков. Что же, подождем еще. Раз сказано ждать.
Периферийным зрением Даг заметил какое-то движение. Рванулся, но вовремя сообразил, что это далеко и совершенно безобидно. Через два дома. Какой-то мужик в темном тулупе вышел на улицу. Возле лица мелькнул огонек сигареты.
Это не тот ли сторож? Все же выходит именно курить? Интересно.
Ладно, потом. Все потом. Опросить его в любом случае нужно. Но не сейчас, не впопыхах. Четко, обстоятельно. Когда торопиться будет некуда.
Мужик потоптался, смоля сигарету. Рядом горел уличный фонарь, поднимающийся дым был хорошо заметен. Хитрые глазки так и бегали, так и стреляли по сторонам. Увидел автомобиль жандармов. Как будто вздрогнул. Неуверенно махнул рукой. И как-то сразу заторопился, засуетился. Огонек потух, окурок улетел в урну. Человек нырнул в дверной проем. Как и не было никого.
Джонсон посмотрел на хронометр — десять минут. Из дома — ничего. Вообще никаких признаков, что там кто-то есть. И не просто есть, а проводится полицейская операция. Задержание опасных преступников.
Ладно, ждем дальше.
Джонсона так и подмывало пойти к дому. Хоть заглянуть в щелочку. Посмотреть, что там. Вдруг уже все кончено? «Сектанты» задержаны, связаны, опасности никакой нет. А он тут рассиживает.
Пятнадцать минут. Руки на руле начали подрагивать от волнения. Даг достал пулевик, лишний раз проверил заряды.
Спокойно! Ждать, так ждать.
На двадцатой минуте он не выдержал. Выбрался из автомобиля. Скрюченная фигура замерла возле водительской дверцы. Пулевик торчал через приоткрытое окно. Словно ждал, что какой-то злыдень выпрыгнет из двери. И придется в него палить.
Все еще ничего! Ни звука, ни шороха. Двадцать пять минут! Сколько можно там возиться? Про длительность ожидания они не договаривались, но Джонсону казалось, что за прошедшее время можно было обойти весь дом вдоль и поперек. Причем раза три.
Хоть бы знак какой-то подали! Что все хорошо и можно не переживать. А то «жди!» и все тут. А если их там самих уже того… перехреначили? И как раз сейчас разделывают на мелкие кусочки.
Джонсон твердо решил, что тридцать минут — край. Больше он ждать не намерен. Что бы там о себе не возомнили эти «коммандос», но он войдет внутрь. И будь что будет.
Когда секундная стрелка отсчитывала последние мгновения получаса, Джонсон уже был уверен, что вся тройка — Николай, Сэм, Такер — мертвы. Другого объяснения столь долгой задержки не было. Интуиция кричала о том же. Живот крутило от страха. Очень хотелось сесть за руль и уехать восвояси. Но совесть не позволяла.
Он медленно отошел от машины, не сводя взгляда с темного дома. Дверца автомобиля захлопнулась с неестественно громким щелчком. Даг вздрогнул. Навел пулевик на дверной проем. Осторожно шагая, добрался до крыльца. Ни звука. Скрип шагов да судорожное дыхание — единственное, что хоть сколько то нарушает тишину.
Три ступеньки вверх. Рука тянется к двери. В это время створка, чуть слышно щелкнув, начинает отворяться. Сердце упало в пятки. Пулевик ерзал, уставившись во тьму прохода. Палец на курке дрожал, как осиновый лист.
— Ты чего тут? — Николай вышел, отстранив Джонсона в сторону, — Сказано же было — жди в машине! Пострелять не терпится что ли?
Даг подавился ответом, слов не нашлось. Так и стоял, глотая воздух, как рыба на берегу.
— Пошли покурим, — жандарм махнул рукой, — И это… пулевик-то спрячь, что ли. Пальнешь ненароком.
Они спустились к машине. Николай задымил, Джонсон просто стоял рядом, наблюдая за товарищем. Вскоре в ним присоединились оставшиеся жандармы. Усталые, злые. Но, как минимум, живые и здоровые.
— Ну, что там? — сдерживая нетерпение спросил Даг.
— Ничего, — Сэм говорил тихо, неохотно, — Все проверили, до последнего закоулка. Ни единой души. Ни живой, ни мертвой.
Сразу как-то легче стало дышать. Значит, жертв нет. Мы успели, а «они» нет. Но тогда… что же? Совсем ничего?
— Значит… пустышка? — дознаватель очень боялся услышать утвердительный ответ.
— Так, да не совсем, — хмыкнул Николай, сплевывая, — Говорят тебе — душ нет. Людей, то бишь. Зато рисуночки имеются. Всякие «мистические». Но это уж по твоей части. Мы тут люди маленькие, институтов не заканчивали…
— Ну, я пошел? Можно проводить осмотр? — Джонсон аж руки потер в предвкушении.
— Валяй… Мы тут пока покурим.
Даг взлетел по ступенькам, сунулся к двери. На ходу запалил ручной осветитель. Коридор, погруженный во тьму. Из него можно попасть в пять комнат. Дознаватель прислушался к внутренним ощущениям — и шагнул в дальнюю.
Не ошибся.
Вообще, это странная вещь, на которую Джонсон уже перестал обращать внимание. Откуда-то у него появилось новое «чувство». Он будто знал, что здесь что-то есть. Вот именно здесь. И именно что-то. Не столы и стулья, а вот это вот, «мистическое».
Рисунки. Не условно знакомая «пентаграмма», а что-то другое. Похожее, по стилистике и исполнению — как брат и сестра. Но форма и построение иное.
Света тут оказалось достаточно — жандармы запалили потолочное освещение. Окон в комнате не имелось, воздуховоды едва справлялись со смрадом. Джонсон присел на корточки. Глубокий вздох. Присмотреться…
Он, конечно, не эксперт. Но рисунок выполнен кровью. Человеческой, конечно же. Откуда пришло это знание — Даг сказать бы не смог. Просто «чуйка». Из разряда «я так вижу». Может он ошибаться? Еще как!
Например, в этот раз не имелось ни одной жертвы. В этом он доверял жандармам на все сто. Раз сказали — никого, значит так оно и есть.
Откуда тогда кровь?
Получается, «сектанты» зашли, изобразили «пентаграмму», выполнили свои странные ритуалы и исчезли? А тело, стало быть, утащили с собой. Зачем?
А в комнате холодно, отопление не работает. И веет откуда-то прохладой. Нехорошей такой, потусторонней. Пол, стены, потолок — сплошное дерево. Почему-то подумалось, что гореть будет идеально. На стене пятно, похоже раньше тут висела картина. В дальнем углу единственный предмет мебели — срубленный из чурбаков грубый табурет. Забыли его тут, что ли?
Рисунок на всю комнату, по полу. В одном месте даже слегка заполз на стену. Чем отличается? Так сразу и не скажешь. Какой-то более… сложный что ли? Больше линий, больше изгибов. Аж в глазах зарябило, стоит только присмотреться.
И тянет, тянет. Куда-то его все в сторону манит. Будто кто-то невидимый за руку ведет. Разве что словами не подсказывает. А жаль. А то так ничего же непонятно!
Повинуясь чутью, Джонсон обошел всю комнату кругом. Постоял в каждом углу. Подумал возле двери. Центр? Тоже ничего. Нет какой-то особой точки. Куда бы не встал — везде что-то не то. Неуютно. Что-то мешает. Или не хватает чего?
Озарение пришло не сразу, каким-то кусочками. Пришлось над ним как следует помедитировать. Сначала появилась догадка. Осколок мысли. Покрутившись в голове, он превратился в уверенность. И пришло понимание. Четкое ощущение необходимой последовательности.
Главное что? Главное не зассать.
Джонсон подошел к выходу. Захлопнул дверь. Клацнула защелка, отсекая помещение от коридора намертво. Медленно, через силу, рука потянулась к выключателю. Щелк! Свет в комнате погас. Остался только ручной фонарик.
Он не знал, что будет. Но знал, что нечто случится однозначно.
Поэтому встал в центр комнаты. И потушил последний фонарь.
Тьма обрушилась со всех сторон. Какое-то время в глазах еще мелькали «зайчики», потом угомонились и они. Воцарилась темнота и тишина. Со всех сторон.
Ощущение, что его «тянут» усилилось многократно. Какая-то тягучая, вязкая, едва ощутимая сущность облепила все тело. Пришел страх. Страх неизвестного и непонятного.
Потом его ударили по затылку. Удара, конечно, не было, но ощущение ровно такое. Сильная боль в затылке, чувство резкого падения. Он действительно упал, ноги подогнулись. Мир закружился, вздрогнул. Его подхватило, тряхнуло и бросило. А потом все резко кончилось.
Даг обнаружил себя сидящим на полу. Темнота в комнате никуда не делась, но Джонсон почему-то мог видеть. Даже закрыв глаза, каким-то невероятным образом дознаватель видел контуры окружающего. Перед внутренним взором встали стены комнаты, закрытая дверь, злополучный табурет в углу.
Рисунок на полу светился лунным. Больше всего походило на эффект флюоресценции. Или тление фосфора в темноте. Ага, если только забыть о том, что линии выполнены кровью.
Джонсон запалил переносной фонарь. Свет растекся тонким конусом, но свет какой-то неправильный. Реальность лишилась всех цветов. Осталась черная тьма и ее всевозможные оттенки. Луч осветителя лишь добавил серому немного яркости. Контуры проступили чуть отчетливей, но не более.
Мир серости. Изнанка нормально мира. Вот куда он попал.
Попал? Провалился? Перенесся?
Джонсон не мог в это поверить.
Ощущение «неправильности» стремительно росло на уровне всего тела. Организм сопротивлялся влиянию тьмы. Протестовал против внешней несообразности. Стало тошно, как утром после гулянки. Только вот эту тошноту не унять ни рассолом, ни сном, ни алкоголем. Тут сам мир вызывал интоксикацию.
Даг, отворил дверь, выбрался в коридор. То же самое. Серость, темнота. Тьма, не мешающая видеть предметы особым внутренним взором. Мельтешащие на уровне периферийного зрения тени. Будто какие-то мелкие существа постоянно носятся вокруг, но стоит повернуться — и они мигом исчезают.
Страх. Не ужас, не паника, а обыденный повседневный страх. К которому привыкаешь и перестаешь обращать внимание. Только привычно вздрагиваешь от каждого неожиданного движения и шороха.
Фонарь оказался практически бесполезен. Он не добавлял ни капли освещенности. Наоборот, мешал тому контрастному «зрению», что пронзало тьму насквозь. Дознаватель осторожно поставил осветитель на пол. Раз без него лучше, пока обойдемся.
Возникла мысль вернуться обратно. Обратно, это куда? А в тот, привычный мир Копоти. В привычный стим-сити. К заброшенному дому, к автомобилю с жандармами. Почему-то Даг был уверен, что в этой «изнанке» мира их не окажется.
А получится ли вернуться? Уверенности не нашлось.
Но в любом случае, прежде чем экспериментировать, Джонсон просто обязан осмотреть дом здесь. Потому что «сектанты» ушли сюда, в этом теперь сомнений не осталось. Некуда им больше деться. А раз они ходят сюда, то, очевидно, могут попадать и обратно. Значит, сможет и Джонсон.
Осторожно ступая, дознаватель оказался у входной двери. Приоткрыл, осмотрелся, вышел на крыльцо. И замер.
Мир, но какая-то его мерзкая часть. Реальность, конечно, тоже не отличалась цветистостью и яркостью, но здесь серость просто доведена до абсолюта. Дома грязные, мутные, запыленные, обветшалые. Будто вот-вот рухнут. Проведешь по стене — рука в чувствует аморфную слизь, растворяющуюся между пальцев. В голове начинают стучать молоточки боли. И ни единого дуновения, ни ветерка. Все застыло в полной неподвижности.
А дом являлся некоторым «центром» этого мира. Вокруг него разливался круг серости, постепенно сходящий на нет. А дальше… Дальше тьма. Плотная, непроницаемая. Как будто даже непроходимая. Как будто мир есть тут, потом источается, и вовсе исчезает. Сменяется пустотой, полным отсутствием всего.
И дело-то явно не в доме как таковом. Не от тут является магнитом. Это ведь «пентаграмма» так фонит. Своеобразный источник реальности. С определенным радиусом действия, за которым хаос берет свое.
Смутное движение на границе тьмы заставило Джонсона вздрогнуть. Присмотрелся в ту сторону — тело. Лежащее нелепой грудой тело жертвы. Похоже, его сюда затащили и бросили. Зачем? Скрыть следы?
Даг поднял пулевик и медленно двинулся к трупу. Голова вертелась, как локатор, выискивая хоть что-то подозрительное. Ощущения засады не было, но вдруг? Проход, приманка, потом выстрел в спину. И даже тело прятать не надо, здесь явно никто лишний искать не будет.
Неприятные мысли, но Джонсон тут же выкинул лишнее из головы. Не стал бы никто изгаляться такой засадой. Не велика добыча — рядовой дознаватель. Да и не могли «сектанты» знать, что Даг пройдет за ними следом, через кротовую нору «пентаграммы».
Но все равно шел с оглядкой. Глаза сверлили близлежащие здания, осматривали углы. Ни следа человека. Вообще никаких признаков. Только вот мертвое тело.
Он лежал в серой области, почти на границе тьмы. Дальше оставалось совсем немного «мира». И начиналась тьма кромешная. Смотреть на нее не хотелось — это было сродни медленному самоубийству. Потому что тьма затягивала, тянула жизненную силу. Звала к себе в объятия. В царство вечного небытия.
Нет, спасибо, нам туда не надо. И смотреть туда без нужды не следует.
На мертвеца Даг глянул мельком, но хватило и этого. Приступ холодного ужаса пробрал до костей. Потому что тело оказалось обглодано. Кто-то большой и зубастый разорвал одежду бедолаги и кромсал холодное тело. Распотрошили труп изрядно, но потом что-то спугнуло зверя. Или кто-то.
Джонсон похолодел и одновременно весь покрылся потом. А не слишком ли самонадеянно было выходить из дома? На столь большое расстояние. Он засеменил назад, едва ли путаясь в собственных ногах.
Возникло ощущение голодного взгляда. Кто-то на него смотрел, расчетливо, оценивающе. Взвешивал соотношение опасности и количества возможной добычи. Добычей быть Джонсону совершенно не хотелось. Он инстинктивно ускорил шаги, чуть ли не срываясь на бег.
И когда уже отошел шагов на тридцать, возле тела появилась тварь.
Высокая такая, человеку по грудь. Вся какая-то невнятная, переливающаяся. Даг все никак не мог сосчитать, сколько у нее ног. Толи три, то ли четыре, то ли все пять. Или больше? Как-то странно тварь сидела, да все переминалась туда-сюда.
Зато харя… всем харям харя! Глаза имелись, но как будто закрытые. Атрофированные, стало быть. Зачем глаза, если тут видишь внутренней чуйкой, а не зрением? Ушные раковины здоровые, но вросшие в череп. Жуткие, если сказать прямо. А все остальное пространство хари занимала громадная пасть. С зубами такого размера, что саблезубому тигру при виде их стало бы стыдно за свои клыки.
Серая кожа, без намека на шерсть. Больше похожая на чешую. Двухметровый хвост, торчащий из задницы, беспокойно колотит по земле. Ощущение мощи. Да, силы и мощи. Царь местных зверей, не иначе. Вершина зазеркальной пищевой цепочки.
Тварь смотрела на Джонсона. Он осознал, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог. Побежал к дому, сломя ноги. Тварь, поняв что перед ней добыча, и добыча может уйти, бросилась следом.
Она неслась странными длинными прыжками, подолгу зависая над мостовой в верхней точке полета. В абсолютной тишине иномирья шаги дознавателя и прыжки твари звучали нервной барабанной дробью. Даг бежал, подгоняемый первобытным ужасом загнанной дичи. Тварь настигала, не собираясь упускать беглеца.
Джонсон влетел в дом, машинально захлопнув дверь на засов.
Хрясь! На створку обрушился удар такой силы, что пошатнулась стена целиком. Даг пятился, не сводя пулевика с дверного проема.
Хрясь! Косяк треснул и наклонился. Воистину, выбить такую дверь мог бы только бульдозер. Или потусторонний монстр, которому законы физики не писаны.
С зубовным скрежетом косяк рухнул внутрь дома. Что же, формально дверь выдержала, крепление сдалось раньше. Спустя мгновение поверх поверженной конструкции стояла адская тварь, скаля пасть в ехидной усмешке. Она уставилась на Джонсона пустыми, и от этого вдвойне жуткими, буркалами.
Даг выстрелил не задумываясь.
Еще и еще раз. Он за секунду опустошил обойму, целясь куда-то промеж незрячих глаз твари. Вне сомнения, попал. Зверюга даже заметно вздрагивал, когда очередной свинцовый подарок влетал в цель.
И ничего. Никакого эффекта. Тварь шагнула вперед, словно не заметив выстрелов. То ли она оказалась невосприимчивой к такого рода повреждениям… то ли голова не содержала жизненно важных органов.
Джонсон в панике бросил пулевик в морду твари, а сам рванул в комнату. Последней призрачной надеждой оставалось каким-то образом переместиться обратно, в «нормальный» мир, оставив опасность тут, «внизу».
Рывок твари — в спину словно тараном ударило. Даг буквально выбил плечом дверь комнаты, на животе пропахал добрый десяток метров. Мутный взор остановился на все еще тлеющей фигуре «пентаграммы». Он потянулся, пополз к построению, стараясь дотронуться до светящейся линии хоть пальцем.
Адская боль пронзила лодыжку. Кость хрустнула, как тростинка, мышцы порвались, призрачные лезвия распороли вены и артерии. Безумная боль захлестнула с головой. Джонсон изогнулся дугой и вырубился. Сознание провалилось в спасительное беспамятство.
***
Он приходил в себя медленно и мучительно, рывками.
Тела не чувствовал совсем. Витал в облаках, аки дух, лишенный плоти.
К нему пришли голоса. Где-то вовне, рядом.
Они громко спорили. Два сиплых голоса наперебой уверяли, что все «хорошо», но дальше Даг понял, хорошо, да не очень. Какие-то непонятные термины перемежались «заражением», «тьмой», «умертвием».
Потом пришел третий голос и авторитетно заявил: «Резать!».
Джонсон хотел воспротивиться. Ведь резать собрались его. А он не хотел быть изрезанным. Но не мог ни шевелиться, ни говорить. Даже думать удавалось с трудом.
Авторитетный голос сказал: «Или так, или через пару часов он уйдет во тьму весь». Другие голоса ничего не возразили.
Снова беспамятство. Новое пробуждение, новые голоса.
На этот раз что-то про деньги. Сколько, где, куда. Вопросы про страховку. Какой-то визжащий тенорок: «Кто за это заплатит?!». Мрачный бас капитана Сальери: «Мы тут с ребятами скинулись…». Но визжащий все не унимался, что-то вопил дальше, про большие цены и безответственное отношение к разбазариванию государственного имущества. Стальной голос Устинова. И возражения как отрезало.
Долгое время он слышал тишину. Иногда в ней кто-то тихонько переговаривался. Трудно сказать, были ли эти голоса реальными или Джонсон галлюцинировал. Порой обсуждение касалось тряпок и перевязок; в другое время голоса обсуждали что-то эзотерическое. Как будто решали судьбу дознавателя: жить тому или умереть. А если жить, то в каком виде: человека, животного или растения…
Однажды раздался плаксивый голос Жанны. Даг не различал слов, просто слышал, как она расспрашивает о чем-то врачей, плачет. Потом ее увели, и снова стало тихо.
Наконец, Джонсон очнулся. Увидел свет, глаза понемногу раскрылись. Сознание медленно вернулось в тело. Он осознал себя, вновь обрел физическое воплощение в мире людей. Вместе с ощущениями пришла слабость и ноющая боль по всему телу. Он пошевелился, попробовал сесть. С большим трудом поднял голову.
— Лежи, братец, — заметив потуги дознавателя, к койке подошла милейшая медсестра, — Сейчас вколем тебе питательный раствор, тогда и сил прибавится.
Даг не стал возражать. Слишком девушка оказалась красивая. Слишком короткий медицинский халат невероятным образом гармонировал с длинными стройными ногами. Специально, наверное, чтобы пациенты теряли дар речи.
Она вышла из палаты, но вскоре вернулась, держа в руках набор инструментов. Джонсон ощутил укол и ровное жжение в правой руке.
— Сколько… я тут?
— Две недели, — медсестра закатила глаза, вспоминая, — Да, завтра будет две недели как. Залежался. Глав-врач спит и видит, как бы тебя сплавить.
— Дорого?
— Да уж не по жалованью дознавателя, — она усмехнулась, — Страховки-то у тебя, оказывается, не было.
Джонсон задумался. Страховка? Никто не предлагал. А он и не знал о ее существовании. Да даже если бы и знал, стал бы ввязываться? Люди такие странные существа, всегда мнят себя неуязвимыми. Особенно по молодости. Пока не ввяжутся в какую-нибудь серьезную переделку. С потусторонними тварями, ага.
Воспоминание о твари пришло внезапно, заставив Дага вздрогнуть. Ощущение голодного взгляда, преследование, невероятная мощь и живучесть, удар и боль!
— Лежи, не дергайся, — девушка нахмурилась, глядя на побледневшего пациента, — И не вздумай снова отключиться!
— И не подумаю, — буркнул Джонсон, усилием воли выкидывая из головы страшные картины, — Когда я смогу отсюда уйти?
— Уйт-и-и-и… — медсестра тяжело вздохнула, — Ты, видно, много пропустил. Даже не знаю, как тебе сказать… Ладно, ты все равно лежишь, хуже уже не будет…
Длинные ноги сделали шаг, девушка потянулась, ухватив край одеяла.
— Вот такие дела, — мягко проговорила она, убирая покрывало прочь.
Джонсон смотрел и не верил глазам. На месте правой ноги зияла пустота. Ноги просто не было. Почти целиком. Бедро обрывалось обрубком не доходя до колена на добрую ладонь.
Он захрипел и рванулся, едва не слетев с койки. Медсестра ловко подхватила ослабевшего подопечного, властные руки вернули дознавателя на место.
— Тихо, тихо… — девушка прижала голову пациента к подушке, — Давай сразу к последней стадии — принятие. Чем быстрее успокоишься, тем быстрее освоишься с новой… реальностью.
— Как? Почему? — у Джонсона перехватило дыхание от волнения.
— Доктор сказал — вариантов не было. Сама-то рана, хоть и страшная, но не смертельная. Но от нее пошла зараза. Какая-то чернь или еще что… Пришлось вот так… Чтобы хоть жизнь сохранить.
— Жизнь? — Даг хрипло рассмеялся, — И как я… теперь?
— Ну мне-то откуда знать? — она даже не пыталась проявить сочувствие, — Наше дело, поставить тебя на… ногу. А там — дело твое…
Этот цинизм, показное безразличие — подействовали на Джонсона отрезвляюще. Он будто очнулся ото сна. Принял, как должное, что никто не будет с ним цацкаться. Никому тут нет никакого дела до Дага Джонсона. Кроме него самого. Придется выживать… как-то.
Вместе с осознанием пришло спокойствие. Может это был запоздалый отходняк от стресса или последствие каких-то процедур. Реакция организма на медикаменты. Приступ фатализма, граничащий с апатией. Из разряда «будь что будет, кривая вывезет».
Приходил капитан Сальери. Долго рассказывал, как бедолаги жандармы обнаружили Джонсона истекающим кровью в пустом доме. Без пулевика и осветителя. Какого труда им стоило довести раненного до реанимации. Как все недоумевали по поводу ран. Ребята божились, что осмотрели здание до последнего закоулка, и уж явно там негде было укрыться хоть кому-то, кто смог бы нанести такие тяжелые повреждения… Поболтал, повздыхал. Похлопал по плечу. Сказал: «Такие дела, Даг».
Нанес визит незнакомый дознаватель. Прошел опрос по всем правилам. Заполнялись бесконечные бланки, листы один за другим покрывались письменами. Показания Джонсона зафиксировали, едва сдерживая ехидную усмешку. Кто же поверит в такой бред? Кротовые норы, изнанка мира, чудовищные твари, живущие во тьме… Галлюцинации обкурившегося наркомана, не иначе. Какие выводы дознаватель вынес из слов Дага, оставалось только догадываться.
Ночь прошла нервно. Спал Джонсон плохо, часто просыпался, мучился кошмарами. То за ним гнались сумрачные звери, то он навсегда оставался во тьме, не имея возможности вернуться. Забылся только с рассветом, чувствуя себя полностью разбитым.
Утром заглянул самолично Устинов. Старший дознаватель выглядел донельзя уставшим, что разом состарило его лет на десять. Лицо испещряли морщины, щеки впали, глаза смотрели с разочарованием. Сказал, что возлагал на Джонсона большие надежды. Но вышло вот так. Что судьбу не изменить. Пожелал удачи.
Даже непонятно, зачем заходил? Ничто ведь его не обязывало. Странный визит вежливости, не изменивший ничего ни в жизни Устинова, ни в жизни Дага.
А потом Джонсона буквально выперли из больницы. Санитары выдали одежду, куда он с горем пополам запихнул культяпку. Пустую штанину подвязал узлом, чтобы не болталась зря. Тулуп, шапка, варежки, все как обычно. Только правый ботинок не пригодился.
У выхода Джонсона снабдили добротным крепким костылем. Сунули деревяшку — и гуляй на все четыре стороны. «Гуляй» — это образно, конечно. Впрочем, Даг был рад и этому. Потому что без костыля он бы умер прямо здесь, на пороге больницы.
Путь до дома занял у Джонсона почти пять часов. Силы вернулись не полностью, шагать опираясь на палку, он не привык. Приходилось часто стоять, собираться с мыслями, восстанавливать дыхание. Очень быстро натер подмышку. Потом мозоли появились и на ладони. Вся правая половина тела превратилась в одну сплошную судорогу. Но все же добрался, слава Единому.
Ничего хорошего там не ждало. Жанны не было, как и ее вещей. На смятой кровати Даг нашел короткую записку: «Прости». Девушка вымела комнату, как пылесосом. Забрала буквально все, что плохо лежало. Из вещей у Джонсона осталась та одежда, что на нем, да смена белья.
Едва успел присесть, в дверь постучали. Стук громкий, требовательный, настойчивый. На который нельзя не ответить.
За дверью оказался мистер Седых. Сохраняя крайне высокомерное выражение лица, он в ультимативной форме предложил Джонсону убираться ко всем чертям.
— Почему? — спросил Даг, — Деньги у меня есть…
— Ха! Денег у вас уже нет и никогда не будет, мистер Джонсон, как и новой ноги. А тому, кто не в состоянии платить, тут не рады!
Даг не успел даже толком оглядеться. Хозяин дома чуть не силой вытолкал бывшего постояльца за дверь.
— Всего хорошего, мистер Джонсон!
В совокупности с ехидной улыбкой фраза прозвучала неприкрытой издевкой.