Копоть

Глава №6

Жить без ноги сложно. Особенно в мире Копоти. Особенно, если у тебя нет крыши над головой и хоть какого-нибудь источника дохода. Конечно, и в «том» мире инвалиды не шикуют. Но там хоть есть какая-никакая социальная помощь. Здесь же все оказалось просто и банально предсказуемо — вот тебе твоя жизнь, проживи ее, как желаешь. Никого не волнует, что ты будешь есть, где ты будешь спать. Главное, не мешай. И попробуй не сдохнуть.

Копоть… Что в погоде, что в воздухе, что в головах. Сажа и пепел. Равнодушие и цинизм, помноженные на сугубо рациональный подход к построению общества. Можешь приносить пользу — будешь при деле. Занимаешь важную должность — тебе везде рады. Стал ненужным, бесполезным, немощным? Ну, извини. Вокруг полно других, тех, кто в силе.

Бездомных много. Если не официально. Сколько именно — никто не знает. Никому не интересно. Никто за ними не следит, а зачем? Мрут десятками, особенно зимой. Создают лишнее социальное напряжение. Лучше просто сделать вид, что таких людей не существует. А там, глядишь, они сами… того…

Все это Джонсон успел обдумать тысячу раз с тех пор, как оказался на улице. С тех пор он успел хлебнуть всей прелести уличной жизни. В стократном размере.

Во-первых, мобильность. К палке он привык быстро, дня за два. Рука болеть перестала, да и мозоли постепенно сошли на нет. Костыль стал продолжением руки… или ноги? Тела, в общем. И все равно. Долгие пешие прогулки пришлось оставить в прошлом. Сейчас за день Джонсон мог преодолеть едва ли десятую часть от своей нормы в двуногом состоянии.

Во-вторых, пища. Деньги закончились так быстро, будто их и не было. Вместе с ними пришлось забыть о регулярном питании. Даг перебивался от случая к случаю. Тут добрые люди накормят, там поделятся копеечкой. Очень редко удавалось зацепиться за временную подработку. В стиле «принеси-подай».

Никого одноногий работник не интересовал. Когда на любую должность претендует энное количество людей с обычным количеством конечностей, зачем брать тех, у кого их недостает? Разве что за гроши… или вовсе за еду.

Ни в одно приличное место тебя не пустят. Одноногий калека потрепанного вида никому не внушает доверия. А «приличными» тут зовутся почти все места. Значит, входа нет никуда.

Нельзя написать письмо. Нет денег. Нет адреса. Практически, нет прав.

Внезапно — никому ты не нужен. Ни старым знакомцам, ни новым приятелям.

Как-то раз Джонсон оказался рядом с библиотекой. Как будто случайно, но подспудно все же ждал встречи с Люсией. И она — встреча — состоялась.

Девушка вышла на улицу, держа под руку интеллигентного вида высокого мужичка в черном пальто и очках с дорогой оправой. На Джонсона библиотекарша даже не посмотрела. Может, и не заметила. Или не узнала. Или сделала вид, что не узнает. Результат тот же. Ну а Даг подходить не стал. Взыграли остатки гордости — зачем, мол, нарушать чужую идиллию своим появлением? Толку-то от этого все равно не будет.

Про Жанну он давно приказал себе забыть. Некрасиво поступила бывшая «подруга». Понятно, рационально, но некрасиво. Видеть ее не хотелось, да и не моглось. Не осталось никаких точек пересечения. У нее свои пути, у Дага свои. В разных параллельных плоскостях.

Что же в итоге? Очень просто. Через месяц скитаний Джонсон обнаружил себя на вполне закономерном месте — в «поселке» бездомных под мостом. Весьма иронично, учитывая тот факт, как высокомерно он совсем недавно о них отзывался. Ну или думал, уж точно.

Между тем, здесь, среди кажущейся анархии имелась своя иерархия. Пусть не жесткая и не формализованная. Но вполне устоявшаяся. Были свои лидеры, их подпевалы. Различные «фракции», суть разногласий между которыми уловить постороннему человеку не представлялось возможным.

Впрочем, как и везде, люди дрались за власть и деньги. Деньги в данном случае — доступ к более «хлебным» местам попрошайничества. А власть — способность выстроить очередь к этим местам. И обеспечить ее соблюдение.

Неформальные «лидеры» бездомных этим, по сути, и занимались. Каждый попрошайка платил известную «мзду» в «общак». А по факту — на карман боссу. Кто сколько внес, тот столько и ел. Зато пили все, вволю. Потому что без этого тут было вообще не выжить.

Алкоголь — местная валюта и местное божество. За бутылку тебя ославят и вознесут на небеса. За нее же могут проклясть и низвергнуть в ад. Через выпивку решаются все проблемы, проходят переговоры, посиделки. Да и любой прием пищи — уже повод употребить. Впрочем, чаще всего повод вовсе не требуется. Главное наличие топлива. И горла, куда его можно залить.

Никогда ранее Джонсон не понимал такого отношения к жизни. Но теперь переосмыслил. Включился, влился в поток. Сначала понемногу, по чуть-чуть. Постепенно входя во вкус. По той простой причине, что находясь в нормальном состоянии сознания невозможно воспринимать окружающую действительность адекватно, и при этом не сойти с ума. А выпивши — вполне себе. Мир уже не кажется настолько тоскливой и мрачной трясиной. Да, все еще трясина. Но уже интересная. А местами даже и красивая.

А так, живут тут вполне себе обычные люди. И все у них, как у всех. Едят, пьют, спят. Занимаются сексом, не без этого. Даже скорее с этим, чем без. Алкоголь, он такой, завсегда делает собеседников более общительными. Сводит мужчин и женщин в одну постель. Даже если по трезвому они бы никогда на такое не согласились.

Тут, по зимнему времени, вообще все спали со всеми. Такая уж правда жизни. Ради тепла, ради выпивки, ради хоть какой-то доли удовольствия. Урвать последний кусочек кайфа перед тем, как уйти в верхнюю тундру.

Как ни странно, любовь жила и здесь, среди «опустившихся». Разные все люди, разные. Кто-то находил радость в разнузданности и вседозволенности. Кто-то наоборот, нашел для себя пару. На весь остаток жизни. Такие парочки держались друг за друга крепче сиамских близнецов. Даже порой завидно становилось. Когда у тебя перед глазами живое доказательство того, что сущность человека, хоть и формируется окружением, условиями среды, но все же основа, стрежень — он внутри. Насколько по разному человеческие особи воспринимают одни и те же исходные условия, насколько противоположные выводы делают. Что одного втопчет в грязь, другого вознесет на недоступную высоту.

Впрочем, бухали все.

Джонсон видел себя со стороны — половинка на серединку. Не успел еще вконец опуститься, спиться. Утро начинал с умывания, а не с опохмела. Под себя не ходил. Что, впрочем, не мешало источать охренительное амбре — помыться-то негде. Встреть Даг такого типчика раньше — точно воротил бы нос. Вонючий, грязный, в поношенной рванине. Пьяный, не приведи Единый. Да еще подачки просит.

Одним словом, Даг если и не достиг дна, то находился на уверенном постижении этого пути. Складывалось ощущение, что осталось недолго. По крайней мере, отчаяться он уже почти успел. А это ведь главное. Остальное — дело техники. И времени.

А кто от этого застрахован? Пожалуй, никто. Разве что какой-нибудь пожизненный миллионер. Что родился в «нужной» семье, в ней же и помер. Да и то, риск есть. Жизнь, она такая. Порой самая безудержная фантазия не придумает такого, что воплощается само собой где-то рядом, за углом. Если есть ненулевой шанс воплощения, то этот шанс имеет свойство реализовываться. В самый неподходящий момент, да.

Холодным промозглым весенним днем Даг Джонсон сидел у костра. Огонь дарил немного тепла и ощущение хоть какого-то домашнего очага. Так, наверное, первобытные люди грелись, собравшись всем племенем у священного огня. У Джонсона тоже имелось свое «племя».

Если так можно назвать более-менее постоянное сборище собутыльников.

Жизнерадостный рыжеволосый мужик по прозвищу «Капуша». Вот уж кто точно никогда не унывал. На любую неприятность он смотрел с неистребимой улыбочкой. Пил, правда, по черному. Даже непонятно, как в него помещались такие объемыалкоголя. Бывало, Капуша лежал плашмя, в полнейшем бреду, не в силах подняться. Но на вопрос: «Пить будешь?» неизменно отвечал: «Буду!». За что, видать, и получил свое погоняло.

Дама Капуши — не менее жизнерадостная хохотушка Эсмеральда.Приятная дама, даже, наверное, красивая. Была. Раньше.До того, как стала в обхвате вдвое шире. И потеряла половину зубов.

Парочка оказалась еще та — постоянно смеялись. Поэтому Джонсон к ним и прибился. Все проще, когда рядом хоть какой-то позитив. Пусть и на пустом месте. Про себя Даг такого сказать не мог. Если он и источал некоторый настрой, то это была мрачная обреченность.

Даг протянул руки к огню. Настолько близко, насколько терпела кожа. Минуту назад в костер отправилась последнее поленце.

С приходом весны находить топливо становилось проще. Порой удавалось разжиться углем — тогда начинался настоящий праздник! Один брикет горел едва ли сутки, обогревая внушительную площадь вокруг себя. Не сегодня.

Плохие предчувствия на вечер — если огонь потухнет, придется куда-то идти, искать, суетиться… А желания двигаться не было от слова совсем.

Джонсон приложился к бутылке. Холодная жидкость скатилась по пищеводу. Тело ответило привычной порцией огня. И приятными волнами опьянения.

«За что мне все это дерьмо? — лениво раздумывал Даг, баюкая пустеющую посудину в руках, — Может, это проклятие?»

Он стал вспоминать места и время, события, когда его могли сглазить. Ничего такого не вспоминалось. Разве что слишком давно, еще в «том» мире. Как-то раз к нему пристала нищенка, закутанная в платки с головой. Мелочи, как назло, не оказалось. Он оттолкнул женщину, стараясь убраться подальше. Она что-то кричала вслед, смотри, мол, пока живой да здоровый. Прокляну, мол, если руку не позолотишь! Станешь потом жалеть, да поздно будет!

Тогда Джонсон не придал никакого значения этому происшествию. Послал цыганку в жопу, да и пошел себе дальше. А оно вон как аукнулось.

А ведь точно! Если кто и виноват во всех злоключениях Дага, то эта ведьма! Не мог же он сам, по своему желанию оказаться тут? Явно же, его вела чья-то злая воля. Рок, провидение, судьба. Сглаз, проклятье.

Слишком уж невероятное стечение обстоятельств.

Уже то, что он умудрился стать «попаданцем» ни в какие ворота не вписывалось. Потом, он оказался не просто «попаданцем», а неправильным. Все вон люди, как люди, устроились в безопасные места на уважаемые высокооплачиваемые должности. Даг, благодаря вмешательству «порчи» стал дознавателем. Всего лишь.

Ну а дальше что? Серия неудач, преследовавших его по пятам. Нарвался на «сектантов» и их рисуночки. И нет бы один раз. В это еще можно, с натяжкой, поверить. Но нет, Джонсон сталкивался с ними снова и снова. Как будто его магнитом тянуло к этим еретикам.

Как вишенка на торте — история с провалом в «изнанку» мира. Никто ему не верил, да он и сам уже сомневался по прошествии времени. Доказательство одно — ногу ему кто-то все сожрал. Кто-то — это потусторонняя тварь, которую забыть не так-то просто.

Вот и не верь после этого в проклятья, да?

Холодно, опять стало холодно. Костер угасал, требуя новых жертв в свою ненасытную утробу. Джонсон вяло огляделся. Идти никуда категорически не хотелось.

— Эй, Капуша. Вон та хата чья будет? — он кивнул на замызганную коробку неподалеку.

— Это? Да вроде Вильсона. Демидовым кличут. А что?

— Давно его не видно, как думаешь?

— А пожалуй, что и да… С неделю как не припоминаю, — мужчина привычно скривил губы в улыбке, — А что задумал?

— Да посмотреть хочу… Не завалялось ли у него чего… пожрать, например.

— А что, и посмотри! — Капуша хохотнул, — Давай, я покуда на стреме буду.

«На стреме» это, конечно, сильно сказано. Вероятность того, что этот самый «Вильсон» вернется именно сейчас, в тот момент, когда Даг полез в его вещички… Минимальна, скажем так. А остальным просто пофигу.

Вильсон, Вильсон… знакомое имя. Да какая разница? Сколько имен Даг слышал за последний месяц?Очередной нищий попрошайка… такой же, как и сам Джонсон. Плевать на этого Вильсона с колокольни! Как и на все вокруг.

Степенно переваливаясь, экономя невеликие силы, Даг переместился к пустующей «хате». Осмотрелся, стараясь не принюхиваться. Былой щепетильности в нем давно не осталось, навидался всякого, но и вляпаться в кучу дерьма совершенно не хотелось.

Согнулся в три погибели. Пополз внутрь «хаты», раздраженно кряхтя.

Ничего-то существенного тут не нашлось. Ни еды, ни уж тем более выпивки. Даг завозился, растолкал гору рухляди. Схватил пару палок, связку старых газет, какую-то книжонку. Пойдет на растопку! Раз уж ничем другим тут не поживиться.

Кое-как, задним ходом, Джонсон выбрался наружу. Пожалуй, можно сегодня заночевать в этой коробке. Все лучше, чем без ничего. А потом ее можно сжечь. Жалко, конечно, зато тепла будет вдоволь… хоть ненадолго.

Газеты сразу полетели в костер. Деревяшки придержал чуть дольше, аккуратно уложив поверх разгорающихся бумаг. Уселся рядом, рука механически нащупала бутыль. Приложился, разом допив остатки. Хорошо! Тепло внутри, тепло снаружи. Можно жить.

— Ну что там, — хрипло спросил Капуша, — Есть че?

— Пусто, — прохрипел в ответ Даг, — До черта бумаг, да нечего полезного.

— На дрова?

— Ну а куда еще…

— Тоже хлеб!

Он хохотнул, довольный проявленным остроумием. Даг не стал развивать тему. Говорить не хотелось. Выпить бы. Выпить и забыться. Эх, если бы не холод!

Джонсон взялся за растрепанную книжку, последний трофей, добытый из чужой «хаты». Не глядя рванул обветшалую обложку, она полетела в огонь. Несколько секунд жара. Небольшая отсрочка перед могильным холодом.

Смотрел в огонь, просто по привычке. Усталый ум плыл, не сосредотачиваясь ни на чем конкретном. Оторвал пачку листов — бросил в пламя вслед за первой партией.

Взгляд машинально зацепился за буквы. Выцарапанные на бумаге убористым аккуратным почерком. Буквы сложились в слова, слова соединились в предложения. Смысл написанного доходил до сознания еще какое-то время.

А потом Даг осознал.

Да так, что едва не бросился в огонь — доставать уже сгоревшие страницы. Остановила его только бесполезность сего действия — от бумаги остался пепел, не более.

Прижал к себе растрепанные листки. Испугался, что они улетят, подхваченные порывом ветра.

— Че там, деньги чтоли? Или карта сокровищ? — Капуша привычно захохотал.

— Почти, — выдохнул Даг, — Почти…

С верхней страницы на него смотрела аккуратно и довольно точно выведенная «пентаграмма». Под ней имелась и подпись:

Сей знак называют «Печать Кроноса» и используют в оккультных науках издревле. В упрощенной форме он встречается на гербе семейства Стюартов, что и доказывает, пусть и косвенно, их причастность к кабалистике…

Вот так Вильсон! Вот так, ядрить тебя, Демидов!

А ведь Джонсон теперь вспомнил этого Вильсона! Тот самый мужичок, что когда-то рассказывал про ночные бдения некой «тройки»… Кто там был? Надо восстановить, обязательно. Что-то еще он плел про мировые заговоры, власти скрывают и всякое такое… Бред-то, конечно, бред… Ну а что сейчас не бред? То, что случилось с Дагом тоже не образец рациональной картины мира.

И книжицей тот бедолага размахивал прямо перед лицом тогда еще дознавателя. Вот этой самой книжкой. Получается, уже в то время Джонсон мог бы получить новые данные… если бы соизволил как следует обработать показания. Отнестись с серьезностью к словам бездомного. Вот как интересно судьба повернулась, теперь Даг и сам бездомный. Какая ирония…

— Слышь, Капуша, а где, говоришь, сейчас этот Вильсон? — спросил Даг, стараясь раньше времени не питать излишних надежд.

— Да кто же его знает? Он мне не докладывался. Да и я за ним не присматривал. Я все больше это… по другой части, — рыжий хохмач озабоченно глянул на спящую рядом Эсмиральду, — Говорю же, с неделю не видел. Может больше.

— Пропал что ли?

— Может пропал, может ушел.

— И свое добро оставил?

— Ну да, вряд ли… Может сдох. Кто знает?

Да уж, весьма информативно. Джонсон задал еще несколько вопросов, стараясь вызнать хоть что-то о пропавшем Демидове. Капуша отвечал охотно, но все сводил к своим залихватским шуточкам. В остатке же вышло, что никто толком о Вильсоне ничего и не знал. Не удивительно: здесь вообще не слишком интересовались другими. Если только кто-то сам не являлся большим любителем потрепаться о прошлом.

Вроде как всплыло, что до превращения в бродягу Демидов работал по научной части. То ли подмастерье чей-то, то ли даже и ученый. Историк, вроде как. Что потом с ним случилось, как оказался за бортом жизни — неизвестно.Честный, справедливый мужик. Немного надломленный что ли. Побитый жизнью. Но тут через одного так, обычная история.

Больше ничего отрыть не удалось. Джонсон был доволен и этим. Махнув рукой на еду и выпивку, на тепло костра и компанию «друзей», он пополз в конуру Вильсона. Забрался с головой, укутался в тряпки. Палец не без труда расковырял картонную стену, сквозь импровизированное «окно» внутрь повалил холодный воздух. И свет. Совсем немного, но достаточно, чтобы читать.

Даг раскрыл засаленную книжку. Аккуратно перелистнул страницу с «пентаграммой». И углубился в чтение.

Книга представляла собой собрание мыслей и знаний автора. Значительная часть документа являлась «дневником», где Демидов в общих чертах описывал быт и те уроки, что он из него извлекал. Любое событие автор рассматривал с философских позиций. Часто поминал неких Олесю и Софьюшку. Без контекста Даг не смог определить, кто эти дамы. Возможно, жена и дочь?

Остальную же часть книги занимала настоящая научная работа. Посвященная истории «первого чернокнижника» и его последователей, вплоть до наших дней. По понятным причинам, эта информация интересовала Джонсона в первую очередь. Он так увлекся чтением, что не остановился даже когда на улицеокончательно стемнело. Успокоился, только прочитав все, до последней страницы.

История в книге начиналась с середины. Даг чуть не откусил себе руку от досады, поскольку самолично сжег первые страницы рукописи. Хоть автор и утверждал что «все написанное выше при должном рвении легко найти в открытых источниках», легче от этого не становилось. Джонсон вот потратил почти месяц на поиск в «открытых» источниках. Но то ли источники не те, то ли ему не хватило «рвения». Во всяком случае результаты дознавателя оставляли желать лучшего. Здесь же имелась выжимка, фактическое изложение необходимых данных.

Если бы только Даг не отправил все изыскания в огонь!

«Сначала читай, потом сжигай!» — бранился Джонсон. Теплее от этого не становилось.

Он постарался выбросить лишние мысли из головы, целиком погрузившись в чтение.

***

…как мы видим из всего вышеизложенного, существование Кроноса — или же на островной манер Хроноса — можно считать установленным научным фактом. Какие бы зверства не приписывали этому субъекту, мнимые или действительные, он жил и действовал, как реальная историческая фигура.

А вот сказать то же самое о его смерти, к удивлению, невозможно. В исторических хрониках разных авторов приводится множество противоречивых свидетельств о кончине «первого чернокнижника». В одной из версий его вывезли далеко в океан и утопили, в другой — сожгли, в третьей — забили камнями. Стоит отметить, что ни в одном варианте Кронос не умер своей смертью, от старости, что довольно показательно.

К сожалению, все имеющиеся описания настолько противоречат друг другу, что появляются огромные сомнения в достоверности хотя бы одного из них. Во-первых, сильно разнятся даты предполагаемой кончины — причем весьма существенно, с разницей до ста лет. Во-вторых способы «упокоения» чернокнижника. Ну и, наконец, третий момент. Ни один из авторов исторических трудов не является прямым свидетелем упоминаемых событий. Все это изложено хорошо если через десятые руки. А то и вовсе является досужими домыслами рассказчиков, падких до славы «истинных» знатоков истории.

Нам же достаточно утвердиться в том факте, что Кронос жил, Кронос совершал чудовищные зверства. Кронос оставил после себя жуткое наследие. И, несмотря на все это, очевидно, что Кронос являлся своеобразным исследователем, первооткрывателем, первопроходцем в области знаний, по наше время являющуюся неизведанной, а по большей части даже запретной.

Что же касается его смерти — то, конечно, она случилась. Хотя достоверно мы об этом ничего не знаем. Но все же трудно, почти невозможно представить себе личность, живущую более двух тысяч лет. Даже методами простой статистики легко показать, что за такое время с любым человеком десятки раз случилась бы некая фатальная неприятность. Начиная от банальной шальной пули и заканчивая катастрофами, как техногенными, так и природными. Вероятность выжить столь долгий срок, даже если смерть от старости тебе не грозит… невероятно мала.

Примерно в таком же ключе можно высказаться о так называемой истории «журнала чернокнижника».Многочисленные свидетельства из разрозненных источников не дают усомниться — такой труд действительно существовал. Но вот утверждать о его содержании достоверно ничего невозможно. Вполне заслуживающие в других вопросах авторы, когда заходит разговор о «летописях», пускаются во все тяжкие. Некоторые презрительно отзываются о книге, как о сборнике низкопробных рецептов по одурачиванию черни. Другие же, напротив, возносят содержимое чуть ли не к познанию всех тайн жизни и смерти, включая такие, как превращение воды в вино, железа в золото, перемещение между мирами, и, конечно, тайнавечной жизни.

По моему мнению, истина, как и обычно это бывает, лежит где-то посередине. Бесспорно, «журнал» содержал интересные факты и сведения об изысканиях Кроноса. Вероятно, там же содержались описания ритуалов, необходимых для активации различных оккультных печатей. Но я бы все же не стал переоценивать возможный вклад чернокнижника в науку и магические искусства. Безусловно, он был хорош, а за время своей долгой жизни превзошел многих. И все же, я уверен, что темный разум не мог бы создать ничего хорошего на должном уровне. Разрушать, убивать, сжигать — вот на что хватало чернокнижника, не более. Все его изыскания протекали, должно быть, в том же ключе. С соответствующими целями и результатами.

Все же, существование «журнала» можно считать доказанным, как и наличие его копий, и копий копий, и копий копий копий. Безусловно, каждое последующее копирование приводило к росту числа ошибок и перевиранию первоисточника. Можно однозначно утверждать, что многие труды, встречающиеся позднее и претендующие на звание «точной копии» летописей, не имеют с творением чернокнижника ничего общего. Кроме, пожалуй, названия.

Легенда о якобы чудотворных свойствах «журнала» также, скорее всего, относится к небылицам. Нет хоть сколько-то достоверных фактов, рассказывающих о чем-то подобном. Многочисленные же «сказки», передающиеся из уст в уста, служат не более чем очередной страшилкой, средством для одурманивания очередных простофиль с целью выудить из них побольше денег.

Так, хорошо известна история некоего монаха Сартонини, утверждавшего, что он обладает двумя страницами оригинальной летописи, доставшимися ему, якобы, в наследство по церковной линии. Монах подошел к делу с необычайной предприимчивостью и деловой смекалкой. Так, он предлагал любому желающему — за несколько золотых гульденов, естественно — прикоснуться к «темномагической реликвии». Обещая при этом чуть ли не избавление от всех болезней. И, попутно, увеличение… хм… мужской гордости. Поток желающих не ослабевал, что сделало Сартонини весьма состоятельным человеком. Но, как и следовало ожидать, весть о монахе и его делишках дошла до вышестоящей церковной инстанции. Сартонини схватили, его имущество конфисковали. Никаких «реликвий» не нашли, а то, что нашли — признали искусной подделкой. Но, все же, на всякий случай, как это было принято в те времена, монаха придали анафеме и сожгли на костре. В назидание потомкам, так сказать. Судьба же тех «страниц», что якобы принадлежали бедолаге, до конца не ясна. Если они и уцелели, то наверняка сейчас пылятся где-то в церковных архивах, вместе с другими апокрифами.

Почему я столь подробно останавливаюсь на этой истории? Все просто — она достаточно типовая, когда речь заходит о «наследстве чернокнижника». Во все века найдутся люди, готовые обмануться и заплатить деньги за волшебную пилюлю, которая сделает из неудачника победителя в один момент, без всяких усилий с его стороны. А раз есть спрос, найдутся и те, кто готов обмануть и нажиться на доверчивых простофилях. К худу ли, или к добру, но таков мир, и его не изменить, пока живы люди.

Отсюда же растут ноги различных мифов о чудодейственных свойствах «темной книги». Якобы ее страницы чуть ли не живут «своей жизнью». Сами могут выбирать хозяев, исчезать из закрытых помещений и внезапно появляться в неожиданных местах. Показывают разным людям разное содержимое, именно то, какое они и желают увидеть по уровню своего скудоумия. Да и вообще, выходит, что эти листы обладают почти человеческим разумом. И могуществом архимага, не меньше. Что же, я оставляю на усмотрение читателю — верить таким небылицам или нет. С моей же точки зрения все это не более, чем выдумки.

Мое скромное мнение — оригинал «журнала» безвозвратно утрачен. Если его и можно восстановить, то для этого бы потребовалась воля и консолидация усилий научных работников всех стран и регионов Копоти, что, конечно же, является полнейшей утопией. Что же касается работы с так называемыми «копиями»… Она, безусловно, возможна. Но принесет ли эта неблагодарная деятельность хоть какой-то вменяемый результат? Тут у меня большие сомнения. Все-таки отделить правду от вымысла, найти рациональное зерно в безвкусной шелухе, приросшей к исходному тексту со временем — будет посложнее, чем воссоздать океан по капле воды.

Закрыв эту большую тему, перейдем, наконец, к истории рода Стюартов. И в начале я бы хотел немного остановиться на том, почему, собственно, мы говорим именно о них? Есть ведь, в конце концов, и более древние, уходящие корнями в глубокое прошлое кланы.

Так, да не совсем.

Любой род, семья — или если использовать новомодное словечко «клан» — стремится казаться древнее, чем он есть. Логика тут простая — чем старше род, тем сильнее его влияние, тем больше прав он может заявить на те или иные земли и ресурсы. В конечном итоге власть рода складывается из многих факторов — подробно углубляться в которые у меня нет ни сил, ни желания — но, безусловно, родовитость, количество предков, семейное древо, уходящее в глубокое прошлое, является одним из ключевых параметров. За примерами далеко ходить не нужно: сейчас даже семьи возрастом в триста лет считаются «середнячками». Ну а если роду не больше ста лет… с ним и разговаривать никто не станет. Что это для старожил? Так, рябь на воде. Когда за твоей спиной пять сотен лет потомственных аристократов, на жизнь сморишь совсем по другому. Доходит до крайностей: какой-нибудь щегол из рода, к примеру, Карнеги, которому и лет-то отроду не более пятнадцати, при взгляде на умудренного сединами Альдваго — воротит нос. И первым никогда не заговорит. А все потому, что род Карнеги вдвое старше Альдваго. И, грубо говоря, считается вдвое влиятельнее. Вот такая вот арифметика.

Но, как обычно, не обходится без исключений. И тут мы возвращаемся к повествованию о Стюартах. Об их странном семействе, без особого желания наводящем шороху на доброй половине Копоти.

Что в них необычно? Начнем с того, что это, насколько мне известно, единственный род, который не только не стремиться говорить о своей древности, но и наоборот, старается ее принизить. Каким образом — да очень просто. Вымарывают информацию из хроник, архивов, списков, каталогов. Дошло дело даже до газетных выпусков. Формально вам никто такого не скажет, но негласный запрет на распространение информации о клане Стюартов есть. Доказательства банальные — я самолично пытался провести такое исследование, а потом издать его результаты. Увы, мой опыт весьма плачевно закончился, и я никому не советую его повторять. Мне теперь терять нечего, но перепроверять это на своей шкуре будет явно не самой лучшей идеей.

Если кратко — я сунулся и получил отпор. Увы, выводы сделал слишком поздно. А выводы очень простые: упоминать фамилию Стюартов в прессе крайне не рекомендуется. И только по согласованию с правильными людьми. Издать же нечто… не то что порочащее, а даже и просто проливающее свет на жизнь этой семьи — невозможно.

Что же про древность рода? Сейчас вся эта информация вымарана откуда только можно… Пришлось вовремя подсуетиться, чтобы сохранить остатки данных. К сожалению, в таких реалиях предоставить весомые доказательства не представляется возможным. Придется читателю в этих вопросах поверить мне на слово. Или же посчитать сказанное ложью — на ваше усмотрение.

Итак, первое официальное упоминание Стюартов я датирую давностью около двухсот лет. К сожалению, точнее сказать невозможно, за это время много стерлось в пыль. Но именно на рубеже двух веков назад первый представитель клана оказался в Улан-сити.

Отдельный вопрос, откуда Генри Стюарт — а именно так звали «основателя» семьи — прибыл в восточнуюстолицу. Бытует мнение, что он родом с одного из южных островов. Я не склонен разделять это утверждение. При всем моем уважении, жители островной империи — не более чем дикари, хотя порой и неплохо воспитанные. Они имеют вполне определенные антропологические особенности, а также отличаются и характером — буйным, веселым, разнузданным. Подобных признаков, ни телесных, ни поведенческих, в представителях Стюартов не наблюдается.

Большие сомнения возникают в том, что представитель островного народа мог бы так запросто оказаться водном из величайших городов Копоти и основатьчуть ли не самый влиятельный род современности.

Я склонен согласиться с тем, что Генри Стюарт провел какое-то — возможно, весьма значительное — время на островах. Но это отнюдь не значит, что он там родился и вырос.

Что же тогда? Из многих версий наиболее вероятной я мыслю идею с тем, что Стюарт — коренной уроженец одной из северных провинций Копоти. Даже больше, я бы назвал Тиберию. Вполне возможно, что родился Генри на одном из северных архипелагов, но в раннем детстве его привезли на материк. Что же касается Тиберии — доводы в пользу этого мнения я приведу прямо сейчас.

Возьмем за основу историю некоего Генри Стюарта, работавшего в шахтах Тиберии в упомянутое время. Именно потому, что он работал в шахтах, об этом остались вполне достоверные сведения. Понятно, что информация носит исключительно утилитарный характер, предназначенный, в первую очередь для управляющих компаний, а не для летописцев.

Но все же, что нам известно. Генри — молодой человек, необычайно рослый, сильный и выносливый. Встречается упоминание — в виде досадливой докладной — что на таких здоровяков закупать униформу выходит вдвое дороже. Впрочем, из отчетов мы видим, что работает Стюарт также за двоих.

Работящий, исполнительный, и в то же время — инициативный. Генри в скором времени становится десятником, а после — мастером участка на одной из разработок. Казалось бы, впереди перед перспективным молодым человеком блестящая карьера, но…

На шахте случается странная история. Хроники умалчивают детали, но будто бы шахтеры наткнулись в раскопках на нечто ценное. Нечто… это что? На самом деле, хищения какой-то части найденного — обычная практика, на это давно все смотрят, как на неизбежное зло. Не поставишь же контролера над каждым работником? Да и кто будет контролировать контролеров?

Однако, в данном случае что-то пошло не так. Уже судя по тому, что в бумагах остались записи о скандале, дело было жаркое. Что-то там нашлось важное. Причем, важное для всех. Но и в особенности — для церковников.

Об этом можно судить по тому, что почти сразу после увольнения Генри Стюарт объявлен в розыск по линии борьбы с еретиками. Не слабо, правда? Прямо вот сразу — из шахтеров в еретики.

Наш подающий надежды Стюарт отнюдь не дурак — сразу же понимает, что дело пахнет керосином. И исчезает — как в переносном, так и в буквальном смысле слова. Следующие сто лет нет ни единого документального упоминания о таковом человеке. Разве что через символический срок — девяносто девять лет — церковный розыск отменен за давностью лет.

И, какое совпадение, именно в это время в Улан-сити появляется некий Генри Стюарт. Это мужчина средних лет, необычайно высокий, сильный, поражающий шириной плеч худосочный восточный люд.

Какая связь между давно почившим шахтером и состоятельным дельцом? — спросите вы. На первый взгляд — никакой.

Между двумя Генри прошло около века, никто бы не выжил такое время. Никто? Разве что это какой-то далекий потомок, ну так и что с того?

А что, если «исходный» Генри Стюарт обнаружил в шахтах Тиберии нечто, весьма ценное с точки зрения чернокнижника? Предположим, что парень нашел нечто — назовем это, для определенности, «артефактом» — захороненное там в незапамятные времена. Конечно, головастый Стюарт мигом сообразил, что «артефакт» не стоит передавать своему начальству. А уж тем более — отдаваться во власть церковников.

И тут, внезапно, он встречает чернокнижника.

Конечно, не «внезапно», а вполне себе закономерно. И, скорее всего не самого Кроноса, но одного из его первейших последователей.

В обмен на «артефакт» Генри получает вечную молодость. А вполне возможно, что сама природа «артефакта» такова, что лишь нашедший мог его использовать. Таким образом, в Улан-сити попадает «Стюарт» возрастом более ста лет, но выглядящий едва ли тридцать.Полагаю, что за это время «молодой человек» получил некие мистические знания, наследство чернокнижника, ставшие фундаментом его последующего возвышения.

Вдумчивый читатель на этом моменте воскликнет: «Что за бред?!»

На самом деле, стоит ли выдумывать столько дополнительных сущностей? Мало ли на свете живет Генри Стюартов большого могучего телосложения? И уж совсем нет ничего необычного что весьма схожие однофамильцы появились век спустя.

Что же, не отрицаю, все вышеизложенные выкладки сильно напоминают попытку натянуть факты на нечто заведомо невозможное.

Однако, не торопитесь с выводами. Прошу, дочитайте до конца, дайте мне шанс изложить остатки собственных изысканий. Быть может, ваше мнение в процессе чтения поменяется. А даже если и нет — все же вы ничего не потеряете.

Отнесемся к моим домыслам, как к некоей забавной теории. А любая теория хороша тем, что она позволяет объяснять некоторый набор фактов. И делать на их основе новые предсказания. Если предсказания сбываются — мы получаем доводы в пользу правдивости исходных предпосылок. Если же предсказания говорят об обратном, что же, тем лучше. Такую теорию можно считать опровергнутой.

Попробуем взять последующую историю рода Стюартов и наложить ее на «после-знание» теории «долгоживущего Генри».

Итак, новоявленный Стюарт, обосновавшийся в Улан-сити — что, как будто случайно, на максимальном удалении от Тиберии — активно взялся за предпринимательство. С такой прытью и опытом, что вряд ли ждешь от мужчины, едва входящего в степенный возраст. Очень скоро, буквально за десятилетие, «артель Стюартов» успела засветиться практически во всех начинаниях, приносящих деньги. Когда я говорю «во всех» стоит понимать это буквально: начиная от продажи пушнины и торговли священными книгами, до организации публичных домов и подпольных петушиных боев. И даже если некое предприятие, на первый взгляд, никак не связано с Генри, то, копнув чуть глубже, через третьи руки и подставные компании — выходим все туда же. Едва новорожденный клан взялся за дело с места в карьер.

Почти моментально — по историческим меркам, конечно — род Стюартов становится богатейшим в Улан-сити. А может, кто знает, а в целой стране. Точные размеры состояния клана нам, понятное дело, не известны. Но кое-какие косвенные выводы сделать можно.

Так, например, широко известна история, когда в одну из жестоких зим Генри сам, за свои деньги, организовал специальную столовую для бездомных. Где почти полгода бесплатно кормил и поил несколько тысяч человек. В другой раз Стюарт оплатил из собственного кармана ремонт целой улицы — без малого двадцать верст мостовой.

Казалось бы, такие вещи показывают главу роду исключительно с положительной стороны. Но не стоит заблуждаться. Во-первых, мы достоверно не знаем, зачем он пустился в подобную благотворительность. Есть все основания предполагать, что причиной служил отнюдь не исключительный альтруизм и человеколюбие. Напротив, позвольте заподозрить вполне меркантильные интересы, принесшие свои плоды, но другого, не материального рода. Ну а во-вторых, под прямым руководством того же самого Генри происходили и страшные вещи. Под предлогом реставрации снесены и сравнены с землей несколько древнейших соборов — церковников Стюарт особенно недолюбливал. Банкротились неугодные ему компании — людей буквально выкидывали на улицу. Об организации подпольных боев и казино я и вовсе умолчу, дабы не смущать целомудренного читателя.

По свидетельствам современников, клан Стюартов приобрел невиданное богатство и значительное влияние по всей восточной провинции. Ни одно мало-мальски важное решение не принимается без согласования с Генри. Руководящий состав городской власти разве что не назначается кланом. Во всяком случае сместить неугодного мэра — в порядке вещей для главы рода.

Так продолжается несколько десятилетий. Чем дальше, тем больше все замечают, что постаревший Стюарт замыкается в себе. Он постепенно отходит от дел, перестает участвовать в общественной жизни. Наконец, даже на людях появляется изредка, чуть ли не раз в год.

Ничего странного? Конечно. То, что интересно молодому, старику совсем не по нраву. Замкнутость и таинственность вполне объясняется «причудой» богача.

На этом история могла бы и закончиться, но внезапно у Генри появляется наследник.

Он представлен обществу, как Эйвон, «племянник» старика.

Удивительно, что ранее никто никогда слыхом не слыхивал не то что о племяннике, но и вообще о любых родственниках Стюарта. Впрочем, Эйвон настолько похож на Генри — с поправкой в пятьдесят лет разницы — что сомневаться в родстве не приходится.

Небольшая странность — они никогда не появляются на виду одновременно, будто избегают друг друга. А вскоре старик и вовсе отдает концы, оставив племяннику все нажитое имущество в наследство.

Свое последнее пристанище Генри находит на роскошном городском кладбище для богачей. Хоронят его в закрытом гробу, что вызывает пересуды определенного рода. Но сплетни со временем сходят на нет, тем более что молодой наследник идет по стопам предка, последовательно продолжая и развивая его начинания.

Безусловно, вы уже догадались, куда я клоню. Ну конечно, никакой Эйвон не «племянник». Скажу прямо: это Генри Стюарт, собственной персоной, только помолодевший на энное количество лет.

Примерно в то же время впервые упоминается о «жене» Стюарта. Почему я пишу слово «жена» в кавычках? Дело в том, что взаимоотношения Эйвона и Велены таинственны и не выставляются на показ. Да, формально они в браке, вместе живут и ведут дела, но было ли между ними какое-то платоническое чувство? Или хотя бы банальная страсть?

Честно говоря, о Велене Стюарт известно на порядок меньше, чем о ее муже. Возможно, эта информация изначально скрывалась или же была вымарана позднее, сказать сложно. Даже на общем фоне скрытности рода, эта женщина является неимоверно таинственной.

Известно, что Велена отличалась невероятной, почти неземной красотой. Подробностей нет, как и не осталось ни единого портрета, но, по заявлениям современников, супруга Эйвона являла собой образец для подражания всех восточных провинций. И крутила мужиками, как ей вздумается.

С появлением «жены» стиль жизни Стюартов разительно меняется. Они словно «угомонились». Все реже и реже клан участвует в денежных начинаниях. Городские события и власть будто перестали интересовать Стюартов. Да, безусловно, Эйвон и Велена появляются на виду, ведут светскую жизнь, посещают театры и балы. Но словно бы по инерции, не интересуясь особо ни наживой, ни укреплением собственного положения.

Все это, конечно, не более чем показуха. Лично я считаю, что Стюарты просто вышли на новый уровень притязаний. Если можно так сказать, встали «сверху» над всей этой суетой, предоставив другим, более озабоченным, дерзать и добиваться. Сами же супруги лишь собирали сливки с «элиты» тогдашнего общества.

В самом деле, зачем что-то делать самому, если на это же самое место есть с десяток других желающих? А у тебя есть возможность «покровительствовать» самому успешному из десятка. И, таким образом, получить желаемое практически безо всяких усилий.

К тому же, косвенные факты говорят о том, что хотя Стюарты и не замечены в политике и бизнесе явно, но их богатство и власть со временем лишь кратно выросли.

В той же атмосфере таинственности супруги зачали и произвели на свет сына. Произошло это довольно странно, беременность Велены протекала почти незаметно для окружающих. Роды принимал заезжий доктор, которого ни до ни после того никто не видел. Ребенок появился как будто «сразу» и из ниоткуда.

Воспитанием мальчика занимались заезжие специалисты. Ребенок рос замкнутым, скрытным, общение со сверстниками строго ограничивалось. Когда пришло время Олег — именно так назвали наследника — уехал учиться в одну из закрытых школ Теократии. Даже название школы не разглашается, не говоря уже об успехах или неудачах обучаемого. По завершении обучения юношу настолько же скрытно перевели в закрытое кадетское училище. Одним словом, в Улан-сити наследник примелькаться не успел. Его взросление и возмужание прошло вдалеке от дома.

А дальше — поистине невероятное стечение обстоятельств!

Молодой, двадцатипятилетний наследник возвращается домой, и, буквально на следующий месяц его родители гибнут. Какое горе! В кои-то веки решили провести месяц на тропических пляжах — и вот тебе. Корабль попал в бурю, затонул, не спаслась ни одна живая душа.

Что же, Олег Стюарт погоревал положенное время, да и продолжил дело родителя с удвоенным рвением. А через год и свадебка подоспела — говорят, привез красавицу жену откуда до с юга Теократии. Ну а то что молодые похожи на своих предшественников, как две капли воды, никого особо не взволновал. Одна кровь все же, странно, если бы было по другому. Да и сравнивать-то особо уж и некому — все-таки полвека минуло.

Не буду утомлять читателей дальнейшим жизнеописанием потомков Генри. Скажу только, что за эти два века сменилось пять поколений Стюартов. И каждая «смена» происходила до боли похожим образом. Таинственный малоизвестный обществу наследник сменяет внезапно умирающего главу рода. На удивление быстрая и отработанная многоходовочка: пожилое поколение семьи уступает место молодым. Ну а то, что те прямо копии ушедших — никого не заботит. Таковы природные гены Стюартов, не иначе.

В настоящее время глава рода — Джон Стюарт. Широкоплечий великан, один из богатейших и влиятельнейших людей современности. Его жена — Светлана Стюарт, прекрасная молодая красавица.

Вы уже, наверное, поняли, куда я клоню. Да я и не клоню, а прямо заявляю — Джон Стюарт никто иной, как Генри Стюарт, сохранивший молодость и здоровье благодаря темным ритуалам. А его жена — никто иная, как Велена Стюарт. И обоим уже далеко за две стони лет.

Не торопитесь обвинять меня в болезненных фантазиях. Подождите.Дочитайте до конца, а потом судите.

Что же касается третьего персонажа — некоего Сильвестра Ногински — о нем данных еще меньше. Откуда он взялся и как оказался вхож в «семью» — для меня загадка. Можно предположить, что это один из очень старых знакомцев Генри или Велены. Возможно, он обладает каким-то компроматом? Или другим рычагом влияния?

Этот человек кардинально отличается от «официальных» Стюартов. Он нигде формально не отсвечивает, дважды не показывается в одном месте, ни в единой бумаге не фигурирует. Не владеет собственностью, не держит счетов в банке. Не знаю, есть ли у него документы, а если есть, то на какое имя. Не человек, а призрак. Наверное поэтому особо и не скрывается — что пятьдесят, что тридцать, что десять лет назад Сильвестр выглядел совершенно одинаково — белобрысый юноша, в котором лишь печальные проницательные глаза выдают многолетний опыт.

Приблизительно столько же он и вхож в клан. За пятьдесят лет можно ручаться, дольше — не факт. Какую роль Ногински играет в структуре семьи — загадка. Но на решения Генри он влиять может, это точно. Возможно, лишь консультативно, а не ултимативно. Но кто знает?

Итак, вот эта троица во всей красе: Джон (Генри) Стюарт, Светлана (Велена) Стюарт и Сильвестр Ногински. Содружество долгожителей, вполне официально устроившееся в нашем мире. Да так, что никто и не подозревает об их замечательной «особенности».

На этом я закончу «теоретическую„ часть своего доклада. И перейду к сугубо практической. Под „практикой“ я подразумеваю знания, полученные непосредственно от первых лиц. А именно — от Алечки… прошу простить, от Алевтины Демидовой, в девичестве Нитеркотт.Собственные эмоции постараюсь удалить, но все же, порой они будут прорываться, за что я сразу прошу извинения. Учитывая дальнейшие обстоятельства, могу себе позволить…

Алевтина — коренная уроженка Улан-сити. Родилась в семье рабочих, отец — рыбак, мать — работала в порту. Тяжкий труд, голодное детство. Молодую девушку ждала та же участь, но судьба распорядилась по другому. Счастливая случайность, воля случая, или хорошенькая девчушка просто приглянулась богатею — Алевтину взяли прислугой в особняк Стюартов. Нитеркотт проработала там на разных должностях немногим более десяти лет, а потому уж ей-то есть, что рассказать. К этому рассказу и приступаем.

На что сразу обращаешь внимание, пожив в особняке Стюартов — их баснословное богатство, гласно не выставляемое на показ. Конечно, можно сказать, что бедной девушке любой достаток покажется богатством. Но тут случай другой. Дело не во внешнем или внутреннем убранстве, не в количестве золотой посуды, не в каменьях и нарядах — этого достаточно и в других домах. Дело в фактически витающем в воздухе ощущении, что в мире не осталось ничего такого, что нельзя было бы купить. Буквально. Начиная от собственности, любого вида и размера. И заканчивая вопросами свободы и воли, жизни и смерти.

Кажется, возникни такое желание, Стюарты могли бы купить страну целиком. Если бы у нее была цена, которую можно озвучить.

Нет, Алевтина не считала сундуков с деньгами. Но зачастую и не нужно видеть что-то, чтобы догадываться или даже прямо утверждать о его существовании. Например, мы не видим звезд за тяжелыми тучами, но мы абсолютно точно уверены, что они — звезды — существуют.

Зарабатывала Аля хорошо. Очень хорошо. Настолько, что содержала семью на достойном уровне, даже когда старик отец вышел «на пенсию». Скажем так, даже в столице, даже на административных должностях — далеко не все получают столько же, как старшая горничная в поместье Стюартов.

Что же касается сундуков… В доме не водилось особых сокровищ. По косвенным обмолвкам хозяев умная девушка сделала нужные выводы. Богатства Стюартов не только в злате да серебре. Счета в банках на подставные лица, неисчислимая собственность по разным городам страны, долевое участие чуть не во всех прибыльных бизнесах. Ну и схроны, наверняка, тоже имелись, куда уж без них.

Если уж внутри Копоти о клане известно так мало, что можно говорить за другие страны? Не удивлюсь, если Джон Стюарт, под чудим именем естественно, имеет целое состояние в каждом из соседних государств.

Вся прислуга в доме — постоянная. Более того, люди нанимаются сюда «пожизненно». Никто не уходит из поместья на вольные хлеба. Своими ногами, во всяком случае. Конечно, Алевтину предупреждали. Но что взять с девушки, едва вошедшей в возраст совершеннолетия? Возможность зарабатывать баснословные барыши вскружит голову кому угодно. А невозможность сменить работу воспринимается не как ограничение, а даже некоторой защитой. Да и зачем увольняться, коли работы не пыльная, а платят с избытком?

Работников проверяли — как стало понятно уже позднее — множество раз. Иногда топорно и очевидно, вроде «забытой» пачки денег на столе — возьмет или нет? Другой раз настолько хитро, что и не поймешь, проверка ли это. Все приглядывают за всеми. Кто доносит хозяину в случае проступка? Что ждет провинившегося?

Девушку никогда никто не домогался, хотя Джон и поглядывал с интересом. Наверное, захоти он, и служанка без разговоров легла бы в его постель.Но хозяину женщин хватало и так. Если внешне клан выглядел вполне прилично, вполне в рамках общественной морали, внутри случалось всякое — и долгие загулы, и многочисленные визиты дам из домов терпимости.

Наверняка это тоже была своеобразная проверка — не побежит ли девушка рассказывать о «нравах» семьи. Не захочет ли запрыгнуть в объятия господина, стать не служанкой, но любовницей. И то, что Алевтина таких поползновений не проявила, возможно, спасло не только ее карьеру, но и жизнь.

Впрочем, по итогу, проклятье Стюартов ее все же настигло.

Проработав в усадьбе больше десяти лет, Алевтина насмотрелась всякого. Но благоразумно помалкивала, чем и заслужила некоторое «доверие» хозяев.

Сколько странных поручений пришлось выполнить за это время — не перечесть. Приходилось отмывать пол залы от странных рисунков (уже знакомая нам «Печать Кроноса», например), не раз девушка замечала кровь — на грязной одежде, на забытых вещах. Порой люди приходили в усадьбу, и не выходили оттуда… никогда. Никто не задавал лишних вопросов. Как обычно это бывает, два лучшие лекарства от болтливости: страх и деньги. Кнут и пряник.

Мало того, что городская стража и жандармерия буквально в рот Стюарту смотрели, исполняя любые его указания. У семьи имелась личная «приближенная» гвардия, хоть это, кстати, и запрещено законом. »Серые»люди, небольшим количеством, зато отличающиеся незаурядным качеством. Что характерно, среди них не случалось ни магов, ни аскеров. На вид — обычные обыватели. Только ничего на свете не боящиеся и выполняющие любые приказания хозяев.

Этих «серых» девушка боялась едва ли не больше всего на свете. Ей казалось, что рано или поздно они явятся за ней. С теми же непроницаемыми лицами — заберут и уведут в неизвестном направлении. Откуда нет ни возврата, ни вестей. Потому что ты будешь уже мертв. А может, и что похуже.

Порой Стюарты исчезали из поместья, не появляясь там месяцами. Потом вдруг возвращались, появляясь, как из ниоткуда. Так периоды затишья и спокойствия сменялись для прислуги неделями напряженной работы.

Что странно, эта троица — Джон, Светлана и Сильвестр — почти никогда надолго не разлучались. Если уезжают — то вместе. Если живут остепенившись, опять же — вместе. Будто их связывает что-то… посильнее родства.

Однажды, в старой кладовой, куда не заглядывает луч света, Алевтина увидела огромный портрет в суровой деревянной оправе. Там был изображен Джон Стюарт, могучий, целеустремленный, с орлиным взором и горящими глазами. «Почему такой прекрасный портрет лежит тут, во тьме?» — подумала девушка. «Потому что это не хозяин, а его далекий потомок, основатель рода, Генри Стюарт», — ответил пожилой распорядитель, оказавшийся рядом.

Горничная не показала вида, что удивлена, ей удалось удержать лицо. Она даже вопросов лишних не задавала, восприняв информацию, как само собой разумеющееся. Но внутренне Алевтина оказалась поражена до глубины души — основатель рода и его далекий потомок имели одно лицо! Чуть подправь прическу, добавь соответствующее моменту выражение на физиономию, поставь нужным ракурсом — отличить их станет невозможно!

Много странных и страшных моментов пережила девушка в поместье. Но все закончилось одним днем, когда Алевтина вдруг со всей определенностью поняла, что ее жизнь в опасности.

В тот день Сильвестр Ногинскиубил человека, на глазах Алевтины.

Надо сказать, что Ногински в целом отличался… не жестокостью в прямом смысле слова…, а скорее равнодушием. Полнейшим равнодушием к человеческой жизни. По крайней мере, к чужой. Этот «вечно молодой» паренек внушал горничной неподдельный ужас своим отношением.

Тем злополучным вечером он оказался не в духе. Что было тому виной — депрессия, скука или легкое несварение желудка? Кто знает. Столкнувшись в дверях гостиной с пожилым управляющим, Сильвестр свернул ему шею небрежным движением ладони.

Девушку шокировало все — и та легкость, с которой было совершено убийство. Так она бы прихлопнула комара или другую досадливую мошку. И совершеннейшее пренебрежение любыми последствиями. Ногински просто ушел, отбросив безжизненное тело прочь — даже шаг не замедлил.

Алевтина бежала прочь, в дальний уголок усадьбы. Несколько дней выжидала, ведя себя ниже травы. Все ждала — что же будет?

А ничего. Никакого шума, ни полиции, ни даже хотя бы волнений внутри поместья.

Тело бедолаги исчезло без следа. Жандармы так и не появились. А они, скорее всего, ничего и не знали — заявлять об убийстве просто некому. Или знали, но бездействовали, что еще хуже. А через неделю в усадьбе появился новый управляющий, и жизнь пошла прежним чередом, как будто ничего и не произошло.

Девушка поняла — такое может случиться с любым. Окажись она не в том месте не в то время — ее труп затерялся бы в неизвестном направлении. Родственникам заткнули бы рты. Никто бы и слова не вякнул. Была Алевтина — и нет. Очень просто и естественно.

А покинуть поместье можно, как уже упоминалось — только ногами вперед. Увольнений по собственному желанию тут не признавали.

Что же, после всего пережитого, девушка решилась на побег. Не стану утомлять читателя историей ее бегства. Умолчу, как и чем Алевтина расплатилась с капитаном торгового судна, согласившегося доставить ее в Стим-сити.

Оказавшись в столице, девушка наконец почувствовала себя в безопасности. Как ни странно, но сюда Стюартам хода не было. То ли сказалась отдаленность регионов, то ли еще какие-то условия, но в столице клан не имел ни собственности, ни влияния, ни контактов.

Запасы наличности очень скоро подошли к концу, найти работу в столице для приезжей — почти нереально. Тут бы Алевтине и сгинуть, но она повстречалась с молодым ученым, которому уж очень приглянулась. Так Нитеркотт стала Демидовой. Они прожили вместе долгих пятнадцать лет, родили дочь Елизовету. Но прошлое, наконец, настигло беглянку.

Однажды Алевтина заявилась домой сама не своя. После продолжительных расспросов вся эта история со Стюартами выплыла наружу. И, как выяснилось, влиятельный клан наконец-то решил заявить о себе в столице. Прикупили недвижимость, и не где-нибудь, а на первом диаметре, куда просто так, с бухты барахты, не попадешь. А уж каких денег это может стоить… трудно себе даже представить такие суммы.

Несколько недель мы жили, как на пороховой бочке. Все ждали когда придут «мстить». А потом мне все это надело. И я решил отправиться к Стюартам лично.

О чем сейчас жалею каждый день. Непростительная ошибка. Обернувшаяся трагедией.

Конечно, меня и на порог усадьбы не пустили. Слова сказать не позволили. В мгновение ока оказался в жандармерии, под перекрестным допросом молодчиков. Когда же, спустя двое суток, все же вернулся домой, застал…

Угли. Вместо дома — остывшая сажа и копоть. Ни тел, ни вещей, ничего.

Что сказали в полиции — неосторожное обращение с котлом, поведшее за собой неуправляемый выброс тепловой энергии, то бишь, взрыв. Еще и штраф за это впаяли, как единственному оставшемуся в живых собственнику.

Совпадение? Я не верю в совпадения. Я вижу закономерность. Тот, кто живет вечно, ничего не прощает. И может себе позволить отложить месть на десяток-другой лет.

Да, во мне говорят эмоции — но кто бы сказал по иному, потеряв одномоментно жену и дочь?! Но все же я привожу факты. Факты всегда говорят сами за себя, в отличии от интерпретаций, которые говорят лишь о личности интерпретатора.

Что же, осталось досказать только окончание истории. Что случилось со мной после — не побоюсь этого слова — убийства Алевтины и Лизы.

Я не сдался. По крайней мере, не сразу.

Пытался ходить по инстанциям. Околачивался в жандармерии. Кричал об опасности. Даже пробовал выйти на пресловутый мифический «специальный отдел».

Все в пустую.

Меня либо высмеивали, либо прогоняли, либо что еще похуже. Никто не верит, никто не хочет верить. А те, кто знает наверняка, закрывают глаза. Ибо подкуплены, запуганы, прикормлены. Официальными путями правды не добиться — это однозначно.

С работы меня уволили, дом сгорел. Я стал бездомным алкоголиком, посмешищем в глазах обывателя. Мои изыскания о бессмертных — горячечный бред спившегося неудачника.

Что же, каждый сам решает, во что верить. Возможно, когда-нибудь и мои рассказы найдут благодарного слушателя.

О чем еще осталось рассказать? Немногое.

Я пробовал выследить Стюартов самостоятельно. Дело это непростое, потому что полиция не пускает бедняков дальше третьего диаметра, а проникать туда скрытно — неимоверно сложно. К тому же, никто из клана не передвигается вне усадьбы в одиночку. «Серая» гвардия никуда не делась. Впрочем, они и самостоятельно могут постоять за себя.

Остерегайтесь Джона Стюарта! Он неимоверно силен. То же могу сказать и о Сильвестре. Вспомните, с какой легкостью он убил человека! На это нужна не только темная душонка, но и не дюжая мощь. Что касается Светланы, о ней не могу сказать ничего определенного. Но предполагаю, что она отнюдь не так проста и беззащитна, как кажется на первый взгляд.

Вторгнуться в поместье Стюартов невозможно. Подстеречь их вне родных пенатов — неимоверно сложно. Я пытался — безуспешно.

В чем я однозначно уверен — они пришли в Стим-сити не просто так. Джон — он же Генри — что-то замышляет. Уж не прибрать ли к рукам всю Копоть целиком?

Жертвы, если их нет уже сейчас — появятся. Будут трупы, будут жертвоприношения. Этого не избежать, сама логика жизни наследников первого чернокнижника на этом держится.

Думаю, мне не долго осталось. Жизнь на улице не способствует улучшению здоровья. Но я и не рассчитываю на многое. Надеюсь только, что мое сочинение попадет в нужные руки и хоть немного пошатнет могущество Стюартов. Будь они трижды прокляты.

***

На этом содержательная часть рукописи закончилась. Дальше шли многочисленные и мало связанные записи, большей частью жалобы на жизнь, воспоминания о жене и дочери, сетование на горькую судьбу.

Джонсон отложил книжицу прочь.

«Будь уверен, Демидов, твоя рукопись попала в нужные руки!» — подумал Даг, азартно потирая руки.

Конечно, придется все досконально изучить и проверить. Попытаться уложить новые полученные знания в общую картину мира. Но уже сейчас бывший дознаватель шестым чувством почуял, что напал на след. Пазл начал складываться, хоть пока и крупными мазками.

Спрятав книжицу в нагрудном кармане, Даг выполз из укрытия.

Стояла ночь. Тьма сгустилась, холод пробирал до костей. Холодный ветер дул с реки, нагоняя леденящую оторопь.

Чуть поодаль горели костры. Люди пили, негромко переговаривались. Ни Капуши, ни его суженной видно не было. Возможно, присоединились к одной из компаний. Или уединились под залежами картона. Их очаг давно потух и остыл. Чуть заметно тлел последний уголек.

Город выглядел отсюда чужим. Темные махины домов — как стены неприступной крепости. Редкие освещенные окна — бойницы. Одиночные фонари — насмешка над кромешной тьмой вокруг.

Даг вдохнул полной грудью и закашлялся.

«Ничего, — решил он, — Мы еще поборемся! Порыпаемся!»

В голове сам собой зрел план. Не сейчас, не сегодня, но он обрастет конкретикой. Шаг за шагом, деталь за деталью. Останется только воплотить его в действие. Но главное — для хорошего плана нужна правильная идея. И она у Джонсона имелась.

Идея простая, как молоток. Можно сказать, лежащая на поверхности. Даже странно, что Вильсон до нее не додумался. А может и понял, но слишком поздно.

В чем Демидов, без сомнения, был прав — жертвы появились. Одним жертвоприношением новоприбывшие не ограничились. Даг не видел ни единой причины, почему бы они не должны продолжаться и дальше. Тем более, если за этим действительно стоит могущественный клан.

Уверенные в себе, мнящие себя безнаказанными. Баснословно богатые. Возможно даже бессмертные. А вот это проверим.

Раз будут еще жертвы, значит понадобятся и люди, которых можно использовать для заклания. Да, можно искать таких, кого никто не хватится… Но зачем? Если есть целые толпы бездомных? Здесь не то что никто не будет искать — даже и пропажи не заметят. Был человек, нет человека — мало ли куда делся. Ушел, скрылся, попал в тюрьму или на каторгу. Если и сдох — не велика беда. Сокрушаться некому, а тем более мстить.

Если нужны человеческие жертвоприношения — лучшего места для выбора жертв искать не нужно. Рано или поздно они тут появятся. Не сами, конечно. Через свою «серую» гвардию. Да это и не важно. Главное — выследить. Найти то самое место, где пройдет ритуал. А уж там…

А что там? Джонсон еще не придумал. Вариантов сходу виделось несколько. Просто проследить, собрать информацию. Поймать с поличным, привести жандармов — да так, чтобы отвертеться не получилось. Вмешаться в ритуал тем или иным способом. Напасть на злодеев — желательно со смертельным исходом.

Кривая мрачная полубезумная усмешка исказила лицо Джонсона, стоило только подумать о ближайшем будущем.