Копье Черного Принца

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ДОМИК НА ОКРАИНЕ

Итак, Симгай решил уволиться. У Сергея Петровича появился отличный предлог вызвать Янку, и он поспешил этим предлогом воспользоваться. Немедленно передал вызов через Анну Карловну, и на завтра оба — и Янка и Генка — примчались в музей.

— Симгай увольняется! — встретил их Сергей Петрович ошеломляющей новостью.

— Держите меня, а то я упаду! — воскликнул Генка.

Он был рад, что Сергей Петрович опять позвал их. Значит, тупик кончился, и они вернутся к прерванным поискам того, кто сыграл шутку с наконечником знаменитого копья.

— А ты что молчишь? — обратился Сергей Петрович к Янке, который почему-то был кислым. — Тебя эта новость не волнует? Ведь ты же сам собирался установить наблюдение за Симгаем.

Янка хотел что-то ответить, но не смог. Заложив за спину руки, он отвернулся от Сергея Петровича и мрачно опустил голову, чтобы не видели его лица.

— Янка, — с недоумением повторил Сергей Петрович, — что с тобой, в самом деле? Почему ты сегодня такой кислый?

Янка опять ничего не ответил. Тогда Сергей Петрович обратился к Генке.

— А ну-ка, объясни, что случилось?

— Будешь кислым, — мрачно ответил за друга Генка, — когда тебе в лицо плюют, а ты ничего сделать не можешь.

— Как это «в лицо плюют»?

— Рыжий опять его сегодня дразнил. Привет, говорит, тебе от Эйзенхауэра! Он, говорит, твоим отцом очень доволен!

— Ну, а Янка что?

— Что? Утерся и все.

— Это не годится, — нахмурив брови, произнес Сергей Петрович. — Ну-ка, подойди сюда, Янка. Вот так… И голову выше!.. Разве ты забыл обещание, которое дал военкому?

— Нет, — ответил Янка. Ему стало стыдно, что он куксится, как девчонка.

— Вспомни, как поступает партизанский разведчик, если ему приходится выслушивать всякую клевету?.. Он с презрением отворачивает от клеветников свой взор, пылающий справедливым гневом!

— От Рыжего не больно отвернешься, — рассудительно заметил Генка, — он рядом с нами в классе сидит.

Приободрившийся было Янка при новом упоминании о Рыжем, от которого действительно некуда было деться, опять приуныл. Сергей Петрович положил руку на Янкино плечо. Надо было как-то вывести Янку из этого состояния. Пока он такой, — не стоило начинать разговор ни о чем другом… Помедлив, Сергей Петрович сказал:

— Ваш одноклассник, которого вы называете Рыжим, ведет себя отвратительно. Надо положить этому конец!

— Надо, но как? — вздохнул Генка.

— Сообщить о его поведении директору школы.

Янка поднял голову.

— А что я скажу директору?.. Что я ему отвечу, если он спросит, где мой отец?

Последние слова Янка почти выкрикнул. Голос его дрогнул. В глазах появились слезы.

— Скажи ему то же, что говорил республиканский военком твоей маме… Что твой отец никакой не изменник, что он геройски погиб на войне… Ты можешь сказать директору, что я, Генка и все твои друзья твердо верят в одно: твой отец до конца своих дней оставался очень хорошим, очень честным человеком. А ты… ты ни на минуту не должен забывать обещание, которое дал военкому. Старайся во всем походить на своего отца. Учись получше, воспитывай в себе мужество и храбрость.

— Будь благородным рыцарем, — добавил Генка.

— А что! — подхватил Сергей Петрович. — Это неплохо… Будь рыцарем… Красного Галстука!

У Генки моментально загорелись глаза. О таком рыцарском ордене он еще не слышал. Янка тоже не остался равнодушным к тому, что сказал Сергей Петрович. Он выразил свое мнение очень коротко.

— Это здор-рово!

Но Янка был хорошим товарищем. Поэтому, заметив, какой восторг вызвало у Генки предложение Сергея Петровича, он сказал:

— Мы оба будем рыцарями Красного Галстука… И Генка тоже. Ладно?

— Ну, конечно! — охотно согласился Сергей Петрович. — От этого дело только выиграет… Ну, а теперь погрузимся в мир истории, в мир минувших времен… Пошли в подвал.

— Опять могильник? — уже с гораздо меньшим интересом осведомился Янка.

— Не опять, а тот самый.

— А можно завтра? — попросил Генка. — Я сегодня не могу по домашним обстоятельствам.

— Ну, что ж. Завтра так завтра, — вторично согласился Сергей Петрович. — Кстати, прошу вас не забывать и о другом: в связи с предстоящим увольнением Симгая в нашем деле могут возникнуть новые трудности. Чтобы преодолеть их, надо напрячь всю волю.

— Я придумал, — сказал Янка. — Если даже Симгай уволится, мы можем продолжать наблюдение за его домом…

— Разумно, — заметил Сергей Петрович. — В таком запутанном деле, как наше, следует использовать даже эту возможность…

— Возьмите для нас у секретаря адрес Симгая, — попросил Генка. — Мы пойдем к соседям и обязательно что-нибудь узнаем про него… Пожалуй, первую разведку мы проведем сегодня же.

Возле каждого большого города есть свои «кулички», на которых, если верить преданиям, когда-то жили черти. Теперь в таком месте поселился Симгай. Ребята сначала ехали на одном трамвае, потом на другом, добрались на нем до самого конца и потом еще минут десять шли через пустырь к маленькому поселку. Ниточка выходивших окнами на пустырь невзрачных, издалека казавшихся голубыми домиков называлась Первой линией. В доме номер пятнадцать жил Симгай.

Генка и Янка выехали в часы, когда музей еще был открыт и поэтому не опасались встречи с Симгаем. Он находился на работе, дослуживал последние дни.

И вышло очень кстати, что они поехали: оказалось, что дом номер пятнадцать находится в глубине двора, что это, во-первых, не дом, а хибарка в два окна; во-вторых, там нет никаких соседей, а на двери висит здоровенный ржавый замок.

К домику Симгая примыкала большая площадка. Летом, наверно, здесь были огороды. Площадка лежала под снегом. Тропиночку, которая вела к двери, припорошило. Пройдя по ней, друзья оставили свежие следы.

— Это никуда не годится, это не по правилам, — солидно сказал ученый Генка. — Симгай может смерить сантиметром длину отпечатков, приложить мерку к нашим ботинкам и сразу догадается, что мы здесь без него были.

— Так я и дал себя за ноги хватать! Дожидайся! — грозно заявил Янка. — А потом, — спокойнее закончил он, — вряд ли Симгай заметит следы: снег продолжает идти.

Снег, действительно, не переставая, сыпался с неба, твердый и мелкий, как холодная манная крупа. Друзья вернулись к трамвайной остановке и поехали в город.

— Придется наблюдать за Симгаем через окно, — после продолжительного раздумья сказал Янка.

— А оно не замерзло?

— Нет. Ты не обратил внимания, а я обратил…

Генка смущенно шмыгнул носом, но тут же нахмурил брови и сказал озабоченно:

— Да, но ведь тогда и Симгай нас сможет увидеть. Если случайно посмотрит в окошко.

— И верно!

Помолчали, подумали. Трамвай громыхал, то останавливаясь, то двигаясь дальше. Люди выходили и входили. Сумками, чемоданами, локтями толкали друзей, стоявших у выхода. Уже у своей улицы Генка наконец придумал.

— Надо раздобыть маскхалат! Знаешь, как у разведчиков, когда они по снегу ползут к вражескому дзоту.

Это предложение привело Янку в восторг.

— Только… нельзя ли вместо маскхалата… маскпростыню?

— Какую такую маскпростыню? — насторожился Генка. — Ты еще предложи маскодеяло или маскподушку!

Янка пропустил насмешку мимо ушей. Слишком заманчива была идея.

— Халата у нас нет, а простыню я дома возьму… Новую, из шкафа. Накинул на себя, и ползи к Симгаевским окошкам…

— А что, можно и простыню, — подумав, согласился Генка.

Ему такой вариант даже больше понравился. Мировая военная история еще не знала случая, чтобы разведчик подкрадывался к врагу, маскируясь украденной дома простыней.

— Но одной простыни мало. Я тоже что-нибудь захвачу.

Осуществление плана началось на другой же вечер. Как только стемнело, оба друга встретились в условленном месте, у конечной остановки трамвая, перед самым Симгаевским поселком.

Первым приехал Генка. Он вошел в будку для ожидающих — пустую, открытую всем ветрам постройку, какие обычно стоят у конечных загородных трамвайных остановок. Там он топтался, дрожа от холода и нетерпения. В замерзших руках Генка вертел пухлый сверток — длинный пододеяльник папы-терапевта, похищенный из шкафа, где лежало чистое белье.

Минут через десять из следующего трамвая вывалился Янка, неуклюжий, пузатый. Простыня была намотана вокруг куртки, под пальто. Генка, заметив друга, выскочил из своей будки.

— Пошли!

По-журавлиному поднимая ноги, чтобы в ботинки не попал снег, друзья двинулись к Первой линии.

Вот и дощатые полуразвалившиеся ворота дома номер пятнадцать. Генка осторожно заглянул во двор.

Симгай был у себя. В окнах его хибарки горел свет.

Не сговариваясь, разведчики перешли на шепот. Предстояла ответственная операция. Осторожность была необходима. Еще неизвестно, как отнесется к этому визиту Симгай, если обнаружит непрошеных гостей. Места глухие, вокруг ни души… Кричи, сколько хочешь, зови на помощь, — никто не подойдет… А у него ручищи — только людей душить.

— Ты жди меня здесь, за воротами, — шепнул Янка. — В случае тревоги я свистну.

— Давай, — согласился Генка. — Ты свистни, я подниму шум. Симгай испугается.

— Только не поднимай шума, пока я не свистну.

— Ладно, не буду.

Янка достал из-под пальто простыню, взмахнув, накрылся ею, став похожим на привидение, и двинулся во двор. Генка следил, затаив дыхание.

Буквально через минуту Янка пропал. Он опустился на землю и пополз по снежной целине, накрывшись простыней.

Время как будто замерло. Вокруг стояла тишина. Лишь где-то по-соседству, в железнодорожном депо, изредка басом гудели паровозы. Генка тоже вытащил из свертка пододеяльник, закутался в него, прижался к белой стене. Он даже вспотел от волнения. Таращил глаза, но в темноте были видны только два Симгаевских окошка, в которых горел свет.

Янка исчез бесследно.

Вдруг Генка с ужасом увидел, что дверь хибарки открылась. В освещенном прямоугольнике вырос силуэт длиннорукого, приземистого человека. Это был Симгай.

Шумно вдохнув холодного воздуху, Симгай выругался. Покачнувшись, он прислонился плечом к косяку и еще раз выругался. Приглядевшись, Генка увидел, что Симгай стоит босиком, в одном нижнем белье. Оттого, что этот странный человек был в таком виде, Генке стало еще страшней.

«Вдруг он заметит Янку? Может быть, уже заметил? — думал Генка. — Он, наверно, спал, а Янка стукнул в окно и разбудил его. Вот беда-то! Что же теперь будет? Он сейчас кинется».

Симгай и в самом деле занес босую ногу над приступкой, словно собираясь шагнуть во двор, но тут же покачнулся и едва не упал. Уцепившись длиннющей рукой за косяк, он хрипло захохотал на весь двор. У Генки мурашки побежали по спине.

«Что с ним? Почему он такой странный?»

Тут Симгай поднял правую руку, которую в течение всего времени держал опущенной, и Генка понял, почему он казался странным. Симгай был пьян.

В правой руке у него была бутылка. Он поднес бутылку ко рту и, покачиваясь, принялся пить прямо из горлышка крупными глотками. Опорожнив бутылку, он, широко размахнувшись, с силой швырнул ее прямо в Генку. Генка упал в снег. Бутылка, свистя, пролетела над ним, стукнулась и со звоном разбилась.

Самочувствие Генки было отвратительное. Он уже меньше думал о Янке, а больше о спасении собственной жизни. Но пока что нельзя было ничего предпринять: каждое неосторожное движение могло стать роковым. Оставалось только лежать на месте и наблюдать.

В следующую минуту изумление Генки достигло предела. Откашлявшись, Симгай вдруг начал декламировать. Сначала это было невнятное бормотание. Но потом… Чудо! Симгай читал стихи.

От Генки его отделяло метров двадцать, но вокруг стояла такая тишина, что была отчетливо слышна каждая строчка. Но что такое? Что он читает?

— Так это же слова Черного Принца! — удивленно прошептал Генка. — «Библиотека великих писателей. Том пятый. Брокгауз и Эфрон».

Симгай декламировал, а Генка лежал в снегу и переживал. Куда же делся Янка? Поймет ли он истинный смысл того, что происходит, или сочтет Симгая сумасшедшим и кинется прочь? Тогда, чего доброго, Симгай бросится в погоню! Генка напряженно прислушивался, — не раздадутся ли шаги случайных прохожих, которых, в случае чего, можно будет позвать на помощь. Нет, никого, — темь, ветер, холод.

Симгай, очевидно, продрог, потому что вскоре, перестав декламировать, вернулся в дом, закрыв за собой дверь. Время ползло удивительно медленно. Сердце Генки оглушительно стучало, как маятник стенных часов, висящих в пустом зале: «тук-тук, тук-тук»…

Генке стало страшно. Он поднялся, вышел на улицу и, чтобы подбодрить себя, потихонечку замурлыкал любимую песенку про храброго рыцаря:

Так напевая, Генка прошел мимо ворот один раз, второй… Все было тихо. Янка куда-то пропал. Начав уже всерьез беспокоиться о судьбе друга, Генка опять вошел в ворота.

В ту же секунду на улице послышались чьи-то быстро приближающиеся шаги. Генка выглянул из ворот — и обомлел.

Прямо на него шел Рыжий! Витька Тарасюк!

Временами Витька останавливался и глядел на номера домов. С каждым шагом он подходил все ближе.

Генка немедленно спрятался. Рыжий поравнялся с воротами… Уже было слышно, как он бормочет вполголоса:

— Врешь, ворюга! От меня не уйдешь. Я тебя на чистую воду выведу. Я вам всем докажу, как меня в милицию забирать!..

Теперь Рыжий топтался на месте. Генка услышал, как он, остановившись, сказал удовлетворенно:

— Здесь!

Еще одна-две минуты, и Рыжий войдет во двор, натолкнется там на Янку, и тогда трудно представить, какая страшная история может из этого получиться. Конечно, оба они сначала будут удивлены, а потом начнут драться. Симгай услышит шум, выйдет, и все пропало.

Что оставалось делать Генке?

Что?!

Выйти и сказать Рыжему, чтобы он не шлялся, где его не просят?.. Так он и послушает! Не ваша, скажет, улица, — где хочу, там и хожу… Неужели он за ними следит?.. Надо этого сыщика хорошенько припугнуть, чтобы у него язык отнялся от страха… Но чем его припугнуть?

И Генку вдруг осенило. Он расправил свой пододеяльник, закутался в него с головой и, выставив руки перед собой, медленно вышел из ворот, навстречу ничего не подозревавшему Витьке.

— У-у-у! — выл Генка замогильным голосом. — Гив ми хим… Дайте мне его!..

Витька увидел, что на него из ворот двигается привидение, в ужасе взвизгнул, повернулся и что было силы помчался по тихой заснеженной улице.

— Так тебе и надо, рыжий шпион! — удовлетворенно сказал Генка, откидывая пододеяльник на плечи. — Будешь знать, как за нами подглядывать.

Теперь Генка был окончательно убежден, что Рыжий выследил их с Янкой и шпионил за каждым их шагом.

Минут через пять после панического бегства Витьки Тарасюка в глубине двора темным пятном возник Янка. Он несся по снегу, как борзая. Генка шел навстречу.

— Сюда! Я здесь!

Простыня была завязана вокруг Янкиной шеи. Сзади она спускалась до самых пят, как рыцарская епанча, и волочилась по земле. Путаясь в этой епанче, Янка добежал до ворот. За воротами над улицей качалась маленькая лампочка. При ее свете Генка увидел, что его друг чрезвычайно возбужден.

— Во-первых, ты почему нарушил наш уговор? В случае тревоги надо было свистеть, а ты заорал благим матом.

— Это не я, это Рыжий!

И Генка быстро поведал другу о встрече с Рыжим. Янка возмутился, но ненадолго. Эффект от новой неожиданной встречи с Рыжим померк в сравнении с тем, что пришлось пережить самому Янке.

— Эх, Генка, а Симгая ты видел? — захлебывающимся от волнения голосом спросил Янка.

— Видел… И очень удивился. — Генке не хотелось признаться, что он лежал в снегу и дрожал от страха. — Этот тип вышел босиком и читал Шекспира.

— Что там Шекспир… — пренебрежительно отмахнувшись, продолжал Янка. — Если бы ты видел то, что пришлось увидеть мне!

— А что?

— Симгай брился, вот что!

— Подумаешь, невидаль!.. Все бреются… А вот Шекспира наизусть читать…

— Да погоди ты! — недовольно перебил Янка. — Пристал с этим Шекспиром… Ты послушай: Симгай брился, а усы лежали на столе!

При этом известии Генка секунды на три потерял дар речи. Он несколько раз глотнул воздуху, как рыба, вытащенная из воды, и наконец, спросил заикаясь от волнения:

— К-как… на стол-ле?

— Очень просто… Слушай, как все было! Я по-пластунски подполз к самому Симгаевскому окошку. Заглянул туда. Симгай в одних подштанниках расхаживал по комнате и о чем-то разговаривал сам с собой, потому что было видно, как он разевает рот. Бутылка с водкой стояла на столе. Я сначала не понял, что Симгай пьяный. Вдруг вижу, он берет бутылку, делает несколько глотков, поворачивается и идет к двери. Когда он открыл дверь и появился на пороге, я сразу — нырк в снег и накрылся простыней… Только маленькую щелочку оставил, чтобы наблюдать… Симгай стоял от меня шагах в четырех…

— Ну, это я знаю, — перебил Генка, — можешь не рассказывать.

— Погоди, — остановил его Янка. — Он читал стихи, а я трясся от страха. Когда он упомянул насчет смерти, я подумал, что он заметил меня. Сейчас, думаю, дочитает до конца, а потом и укокошит! Но Симгай перестал читать и вернулся в хибарку. Я опять подполз к окошку и осторожно заглянул в него. Симгай достал бритву, кисточку, мыло, поставил на стол зеркало, налил в кружку воды из чайника и приготовился бриться…

— Скажи, а бритва у него безопасная? — вдруг полюбопытствовал Генка.

— Конечно! А то какая же! Неужели он в пьяном виде опасной будет бриться!.. Но ты не перебивай… Приготовился он, значит, бриться; собирается намыливаться… И вот тут я вижу: перед тем как намылить лицо, Симгай аккуратно отклеивает свои пышные усы, преспокойно кладет их на стол и только тогда продолжает свое дело. Тут я уже больше вытерпеть не мог и — бегом сюда.

— Вот это номер! — пробормотал пораженный Генка. — Что же нам теперь делать?

— Не знаю… Это уж ты соображай… Я только докладываю, как дело было.

— Слушай, Янка! А тебе это не померещилось?

— Ну, вот! Что я, ненормальный, что ли?