Генка думал, что его друг после беседы с военкомом станет совершенно другим, подчинит все свои поступки и мысли одной-единственной цели, то есть будет действовать в строгом соответствии с торжественным обещанием, данным полковнику. Что касается Генки, он действовал бы именно так. Если бы его отца-терапевта стали преследовать, ну, скажем, за неправильно поставленный диагноз, Генка облачился бы в широкие белые одежды, провел несколько дней в посту и размышлениях для просветления духа, а потом пошел бы по соответствующим инстанциям добиваться правды, клеймить позором клеветников, опорочивших его отца, который, конечно, никогда не мог поставить неверного диагноза.
Но этот странный Янка на другой день пришел в школу как ни в чем не бывало, пробегая по коридору, «причесал» карандашной резинкой плаксу Ингу; мимоходом дал кому-то подножку, а на уроке, когда все успокоились, вдруг шепнул Генке:
— Не забыть бы нам сегодня насчет музея… Надо же до конца выяснить, куда делся наконечник.
«И в самом деле, — подумал Генка, — как это я мог забыть о таком важном вопросе?»
Подмывало спросить, какие же первые шаги думает все-таки сделать Янка в другом, в том самом направлении? В конце концов Генка, не вытерпев, спросил бы, но Янка опередил его. Он сказал:
— А насчет отца мы с мамой пока договорились так: она будет продолжать поиски его фронтовых товарищей, писать письма, а я ей обеспечу тыл — буду ходить на базар, подметать комнаты и получше учиться… А надо будет — выполню любое задание!
Быстро прикинув в уме, Генка решил, что так, пожалуй, лучше, чем ходить в белом облачении.
Окончательно успокоенный, он подтолкнул друга:
— А Рыжий-то, Рыжий… Сидит как ни в чем не бывало… Будто милиционер вовсе и не его приводил.
Другу очень хотелось поиздеваться над Рыжим, прозрачно намекнуть на то, что кое-кто видел его вчера в Историческом музее и слышал, каким противным голосом Рыжий ревел: «Дяденька милиционер, я не бра-ал!»
Янка поделился своими мыслями с Генкой. Тот сперва горячо поддержал это предложение, но к концу урока, перед тем как вот-вот должен был прозвенеть звонок, вдруг остыл. А когда после звонка Янка метнулся было к Рыжему, сказал:
— Постой, не надо.
И, поймав недоуменный взгляд друга, пояснил:
— В работе разведчиков главное — конспирация. По-моему, Рыжий не должен знать, что мы его видели в музее. Мы обязаны в обстановке глубокой тайны собрать все, что имеет хоть какое-нибудь отношение к наконечнику копья Черного Принца. Ведь наконечник еще не найден… Понятно?
— Понятно, — недовольно буркнул Янка и исподтишка погрозил Рыжему кулаком.
Недовольным он был потому, что никак не мог согласиться с Генкой. Не извлечь выгоду из такого дела? Непростительно. Не использовать такой великолепный козырь против Рыжего? Просто глупо… Что случилось с Генкой? Это совершенно не похоже на него. Пусть необходима конспирация, пусть нужна обстановка глубокой тайны, — но разве нельзя, не нарушая конспирации, послать Рыжему скромную записку: «Да здравствует советская милиция!»? Он не такой глупый, он все поймет или, во всяком случае, достаточно поймет, чтобы начать трястись от страха разоблачения… Нет, поведение Генки совершенно необъяснимо!
Янка возмущался, потому что не знал причины внезапной перемены Генкиного настроения. А причина была простая: у Генки вчера вечером состоялся очень неприятный разговор с родителями. Папа-терапевт поставил довольно точный диагноз: «Увлечениедревнейисториейвущербостальнымпреподаваемымвшколепредметам». Курс лечения состоял из многих пунктов. Самый первый пункт гласил: «После уроков идти прямо домой и ни в какие музеи без разрешения не ходить».
Генка клятвенно утверждал, что, несмотря на папин опыт, диагноз поставлен совершенно неверный, — они вчера никакой историей не занимались, а ездили в военкомат… Но папа и слышать ничего не хотел.
«Как же теперь быть с наконечником знаменитого копья? — обеспокоенно думал Генка. — Он так и останется ненайденным?»
И когда ни о чем не подозревающий Янка после уроков опять потащил друга в музей, Генка согласился.
«Схожу ненадолго», — решил он.
Сергей Петрович о результатах вчерашнего визита к военкому уже все узнал от Анны Карловны и поэтому ни о чем ребят не спрашивал. Встретив обоих друзей в коридоре, он кивнул им и сразу же перешел к делу:
— Вы не забыли, на чем мы остановились вчера?
— Нет, — ответил Янка.
А Генка добавил:
— Мы остановились на полпути к инвентарной книге.
Попав в музей, он тут же позабыл о недавних домашних неприятностях. Он уже рвался вперед, на поиски; ему теперь не терпелось узнать, какие приятные неожиданности таит в себе инвентарная книга. Янка исподтишка смотрел на друга и радовался: Генка опять стал нормальным человеком.
— Молодцы, — похвалил юных историков Сергей Петрович. — Люблю точность!.. А сегодня мы не будем терять времени и направим свои стопы к заповедной книге.
Последние, несколько подозрительные по своему пафосу слова относились к Янке, но он этого не заметил. Анна Карловна со всеми подробностями рассказала Сергею Петровичу, как ее сын торжественно обещал республиканскому военкому приложить все усилия, чтобы узнать правду об отце. Увы, в распоряжении Янки было очень мало возможностей для этого. Он обещал под впечатлением рассказа военкома, не обратив внимания на одну существенную деталь: разницу в возрасте. Сын полковника был взрослым человеком, а Янка — мальчишкой.
«Как только он все поймет, — думал Сергей Петрович, шагая во главе группы по направлению к канцелярии, — то огорчится еще больше. Надо, обязательно надо всячески отвлекать его… Как хорошо, что под руку подвернулась эта смешная история с пропавшим наконечником. Смешная? Ну, конечно!.. Кому он мог понадобиться всерьез? Никому… Валяется где-нибудь на полу… Надо сказать этому чудаковатому сторожу Сирмгайле, чтобы поискал… Пусть это не уникальный экспонат, однако нельзя же допускать, чтобы из музея что-либо пропадало! Но если даже я и узнаю, где находится этот злополучный наконечник, все равно постараюсь подольше хранить тайну. Пусть эти историки строят самые невероятные предположения… Пусть Янка ищет! Лучше Черный Принц, чем черные мысли».
Вся компания, преодолев лабиринт музейных коридоров, вскоре была в канцелярии. Здесь, возле уже известного стола эпохи Людовика XIV, в углу стоял тяжелый черный шкаф (неизвестно какой эпохи). В этом шкафу хранились музейные документы.
— Сейчас мы откроем шкаф, и на нас пахнет стариной! — мечтательно произнес Генка, закатив глаза в предвкушении приятного момента.
Сергей Петрович медленно повернул маленький ключик. Дверца открылась с легким скрипом, как положено в сказках. Но из шкафа потянуло почему-то не стариной, а дешевыми духами. Генка оскорбленно поморщился.
— Не волнуйтесь, — успокоил Сергей Петрович. — В этом шкафу наша машинистка держит свою сумочку… Не будем обращать внимания на мелкие человеческие слабости… А вот и заповедная книга!
Он извлек из пачки документов большую и довольно толстую книгу в черном переплете с уголками. Бережно положил ее на исторический стол.
— А теперь — замрите! Начинается самое интересное.
Но друзей не надо было предупреждать, они и так от волнения еле дышали.
Быстро перелистав несколько страниц, Сергей Петрович нашел какой-то номер. Как и полагалось в таких случаях, этот номер служил лишь ключом к какой-то записи. Запись отослала ищущего на сто тридцатую страницу. Отыскав ее, Сергей Петрович (против инвентарного номера 1124) прочитал:
— «Копье деревянное, с металлическим наконечником и чашкой. Судя по конфигурации наконечника, относится к XIV веку. Вороненая сталь инкрустирована золотым узором. Есть основания полагать, что копье принадлежало Черному Принцу. Пожертвовано 20 декабря 1945 года гражданином Индриксоном А. О.».
Тут же был записан адрес гражданина Индриксона А. О.
— Ну? Что я говорил? — поблескивая глазами из-за очков, торжествующе спросил Сергей Петрович.
Генка сразу обрадовался. Ему уже не стоялось на месте. Надо скорее бежать к Индриксону А. О., поговорить, расспросить, узнать о загадочном наконечнике все что можно, и тогда, конечно, будет значительно легче вести поиски. Но рассудительного Янку зажечь было не так-то легко.
— Пожертвовал в сорок пятом! А сейчас какой год?
— Пятьдесят шестой. Ну и что? — нетерпеливо спросил Генка.
— А то, что, может, он уже умер, этот Индриксон.
— Возможно, — согласился Сергей Петрович.
— Или уехал из Риги.
— И это может быть… Но, дорогой скептик, излишние опасения никогда не помогали делу. — Сергей Петрович перевел быстрый взгляд на Генку и продолжал: — Равно, как и излишние восторги.
— Надо ехать к нему без всяких разговоров, и все, — сказал Генка, недовольный, что его упрекнули в легкомысленном отношении к серьезным вещам.
— Конечно, проверить не мешает, — сказал Янка.
— Вот мы возьмем и проверим, — подхватил Сергей Петрович. — Прямо сейчас!
Уже вечерело. В экспозиционных залах зажгли свет. Пальто Сергея Петровича висело в канцелярии. Он быстро накинул его и взглянул на часы, конечно, не на те, которые стояли на столе, а на свои ручные. До закрытия музея оставалось двадцать минут.
— Э, ладно! Управятся без нас. Пошли!
По правилам Янке следовало бы сказать матери, что он уходит, но Анна Карловна сама должна была догадаться об этом по грохоту, с которым пронеслись Генка и Янка к выходу мимо растерянного Симгая.
— Куда это вы? — еле успел спросить Симгай у Сергея Петровича, который крупными шагами догонял ребят.
— По делу государственной важности, — громко, так, чтобы услышали Генка и Янка, ответил Сергей Петрович.
Симгай с недоумением пожал плечами, потом, шаркая своими ужасными ботинками, не спеша направился на вешалку, нашел там укромный уголок, достал из кармана флакон странной формы и вылил его содержимое себе в рот. Тыльной стороной ладони вытер пышные усы, крякнул и сказал со вздохом:
— Эх, дети, дети…
А те, к кому относились эти слова, уже спешили по заснеженным рижским улицам к гражданину Индриксону А. О., который должен был пролить свет на таинственную историю.
Свежий воздух несколько охладил горячую Генкину голову. Историк вспомнил о строгом предписании папы-терапевта и сразу приуныл. Впрочем, приуныл он ненадолго. Он припомнил фразу, брошенную Сергеем Петровичем Симгаю, и спросил:
— Сергей Петрович, вы действительно считаете, что мы занимаемся делом государственной важности?
— Вне всякого сомнения! — серьезно ответил Сергей Петрович. — Ты скажи, разве я похож на человека, который способен заниматься пустяками?
— Конечно, нет! — обрадованно воскликнул Генка.
Угрызения совести уже не мучили его. Дело государственной важности! Перед этим строгий наказ родителей оказался бессильным.
А Сергей Петрович перевел взгляд на Янку и подумал: «Что ж, разве это малое дело — отвлечь тебя от горьких мыслей, дорогой мальчишка? Разве государству будет приятно, если все, у кого отцы погибли на воине, начнут грустить и перестанут интересоваться жизнью, которая их окружает?.. Воспитание мужественных ребят — это действительно государственное дело».
— Янка! — позвал Сергей Петрович.
Тот сразу обернулся.
— Что?
— Нет, нет… Ничего.
И они продолжали путь. Янка так ничего и не понял. Он не умел читать в чужих сердцах.
Гражданин Индриксон А. О., к счастью, жил не очень далеко от музея. Надо было пройти по нескольким извилистым маленьким улочкам Старого города, а потом выйти к каналу — он отделял старую часть города от новой.
Здесь, по соседству с каналом, и находился дом, в котором обитал гражданин Индриксон А. О. Здание было зажато в ряду таких же домов и ничем примечательным не выделялось. Правда, подъезд был оригинальным: по обеим его сторонам сидели каменные львы. Но это свидетельствовало лишь о вкусах того, кому в свое время принадлежал дом. Когда-то здесь был квартал богатых домовладельцев.
— Стоп! — остановил Сергей Петрович одержимого Генку, когда тот, прочитав над освещенным подъездом номер дома, метнулся было к парадному. — Не так горячо, мой друг!.. Прошу не забывать, что мы идем к постороннему, незнакомому нам человеку. Это раз!.. Нужный нам человек живет в этом доме давно, во всяком случае с тысяча девятьсот сорок пятого года… наверняка… Это два!.. Где он нашел копье? В этом доме? Мы пока не знаем. Допустим, что здесь… На всякий случай, начнем нашу работу с наружного осмотра объекта. Ну-ка, Янка, не хлопай глазами, а дай нам устное описание объекта.
Янка, польщенный тем, что обратились к нему, а не к всеведущему Генке, принял ученый вид (заложив руки за спину, одну ногу отставил назад и нахмурил брови) и забубнил до тошноты монотонно:
— Трехэтажный дом, кирпичной кладки, облицован темно-серой штукатуркой. Построен сравнительно недавно, уже в нашем веке…
— Верно, — подтвердил Сергей Петрович, с удовольствием наблюдавший за тем, как Янкин острый взгляд скользил по фасаду. — Раз построен недавно, следовательно копье могло попасть сюда только случайно.
— А тогда нечего тратить время на разглядывание! — вмешался нетерпеливый Генка. — Пошли! — И он опять рванулся к парадному.
— …но дом новый, значит хорошо оборудованный, — продолжал Янка, не обращая внимания на нетерпение товарища.
— Хотя слово «оборудованный» не совсем подходит к слову «дом», — сказал Сергей Петрович, — я прощаю тебе эту неточность за то, что ты правильно уловил суть… Когда Рига была оккупирована немцами, в самые лучшие дома, естественно, вселялись самые большие начальники…
— Теперь понял! — радостно завопил Генка. — В этом доме мог жить какой-нибудь важный фашист, который собирал коллекцию холодного оружия.
— Верно. Мы создали довольно стройную систему предположений. Осталось лишь подтвердить, насколько все это совпадает с действительностью.
— Я пойду первым, — заявил Генка, но Янка, оттолкнув его, метнулся вперед. Однако самбист Генка успел подставить ножку, и оба друга свалились, едва не сбив с ног самого Сергея Петровича.
Возня продолжалась несколько секунд. За эти несколько секунд Сергей Петрович постарался собраться с мыслями.
Прежде всего, следует занять ясную позицию во всем этом деле. Инженер Индриксон, конечно, не знает, что весь поход к нему затеян главным образом из-за Янки. Инженеру Индриксону и не следует этого знать. Он должен понять, что в розысках наконечника заинтересован прежде всего музей, официальным представителем которого является Сергей Петрович… Внушить эту мысль будет нетрудно, потому что экспонат есть экспонат и, если он пропал, надо сделать все, чтобы его найти… Даже посетить того, кто в свое время его пожертвовал.
Правда, Сергей Петрович не знал, что за гражданин этот самый Индриксон А. О.? Обладает ли он достаточным чувством юмора, чтобы правильно оценить внезапное вечернее вторжение? Не примет ли он своих гостей за сумасшедших? И пожелает ли вообще с ними разговаривать? А самое главное, — живет ли он по-прежнему в этом доме?
«Спокойствие, спокойствие! Все выяснится через несколько минут».
На чистенькой и ярко освещенной лестничной площадке второго этажа все трое остановились перед дверью, обитой черной клеенкой. Янка мужественно нажал кнопку звонка.
За дверью послышались шаркающие шаги.
— Отойдите, — шепнул Сергей Петрович. — Главным разведчиком буду я.
Дверь приоткрылась. В щелку просунулось сморщенное старушечье лицо. Старуха увидела Янку и недовольно проскрипела:
— Тебе кого?.. Петьки нету дома.
Не дав ошеломленному Янке ответить, она захлопнула дверь и загремела цепочкой. Рассерженный Янка снова потянулся к звонку. Генка беззвучно хохотал.
— Бедный Петька!.. Он сегодня не увидит своего лучшего друга…
— Заткнись! — огрызнулся Янка. — Она меня с кем-то спутала.
— Неужели? — изумился Генка. — Такую яркую, неповторимую личность?
Генка злорадствовал, потому что был уязвлен явным предпочтением, которое оказывал сегодня Янке Сергей Петрович.
— Тебе же сказали — отойди, — придя на помощь Янке, сказал Сергей Петрович. — Повторяю, что главным разведчиком буду я.
Он позвонил, и сморщенное старушечье лицо высунулось снова.
— Мне нужен товарищ Индриксон, — сказал Сергей Петрович, загородив собой Янку с Генкой. — Он живет здесь?
Друзья замерли и в ту же минуту услышали с облегчением:
— Здесь, проходите.
Старуха открыла наконец дверь и впустила Сергея Петровича, а за ним, с некоторым изумлением, и Генку с Янкой. Все трое очутились в узенькой прихожей.
Комната, в которой жил Индриксон, находилась в самом конце коридорчика. Из-под двери пробивался свет. Янка постучал.
— Прошу, — раздался низкий мужской голос. Сергей Петрович ощупью нашел дверную ручку, толкнул ее. Дверь подалась, открылась. И гости вошли.
Комната оказалась довольно большой, вытянутой в длину. Обставлена она была скромно, по-деловому. Слева — письменный стол, на котором лежал исчерченный лист ватмана, освещенный круглым пятном света настольной лампы. У двери стоял маленький полированный столик, на нем радиоприемник. Справа был желтый кожаный диван с книжной полкой, служащей продолжением спинки. На стенах висело множество гравюр, фотоснимков, рисунков в рамках и без рамок.
Хозяин комнаты — невысокий, плотный человек лет пятидесяти, с добрым, чуть усталым лицом, седой, — перед приходом гостей, видимо, отдыхал. Он поднялся с дивана, захлопнул полы темно-красного теплого халата и спросил, еще не совсем проснувшись:
— Чем могу служить?
— Мы из музея, — сразу начал Сергей Петрович. И немного помедлив, добавил: — Вам это ничего не говорит?
— Посмотрим, — загадочно ответил Индриксон. — А это что, научные сотрудники? — хитро прищурившись, кивнул он в сторону ребят.
— Юные историки, — за двоих ответил Янка.
— А-а… Ну тогда прошу садиться.
В эту минуту Генка что-то увидел на стене. Разинув рот, он как загипнотизированный подошел к ней и уставился взглядом на какую-то гравюру или репродукцию, — Сергей Петрович издалека не мог хорошенько разобрать. Он уже на всякий случай протянул руку, чтобы усадить Генку на стул, но тут вдруг заговорил Янка. Он задал вопрос хозяину:
— В музейной книге написано «Индриксон А. О.». А как вас зовут полностью?
— Александр Оттович, — с улыбкой ответил Индриксон.
— Вы научный работник?
— Нет, я инженер.
Теперь раздался какой-то звук, нечто среднее между всхлипыванием и стоном. Этот звук издал Генка, который, сняв шапку и заложив руки за спину, глядел на стену.
— Сергей Петрович… сюда, — с трудом выговорил Генка.
— Что случилось?
— Смотрите! Смотрите скорей!
Генка ткнул пальцем в небольшую репродукцию, которую он перед этим так долго и пристально разглядывал. На репродукции была изображена фигура рыцаря, по пояс, отлитая из черного, блестящего чугуна. На голове рыцаря был остроконечный шлем. Из-под шлема на широкие плечи опускался подшлемник, сплетенный из мелких колец, похожий на вязаный головной убор, который иногда носят лыжники. Для лица оставался сравнительно небольшой вырез овальной формы. Лицо рыцаря было смиренным и строгим. Опущенные, с легким косым разрезом, глаза, чуть длинный прямой нос, прямые, плотно сжатые губы. С верхней губы на подшлемник падали длинные, похожие на жгутики усы. Закованный в чешуйчатые латы с изображением лилий и львов, рыцарь держал перед собой молитвенно сложенные руки в тяжелых перчатках.
Под репродукцией стояла подпись: «Черный Принц. Надгробная статуя в Кентерберийском соборе».
— Что? Иль знакомый? — с добродушной усмешкой спросил Александр Оттович.
— Черный Принц… — ничего не слыша, прошептал Генка. — Так вот он какой!
— А ты что-нибудь знаешь о Черном Принце? — поддразнивая, продолжал инженер.
— А то нет! — обиделся Генка. — Он жил в четырнадцатом веке. Отец его был английский король.
— Молодец! — удовлетворенно проговорил инженер, который, видимо, сам питал симпатию к легендарному отпрыску королевской фамилии. — А знаешь ли ты, что Шекспир написал трагедию о Черном Принце и его отце?
— Н-нет… не знаю, — честно сознался Генка.
— Дай-ка мне вон ту книгу, толстую, в сером переплете. — Инженер указал на книжную полку. Генка встал на носки, взял толстую книгу в сером переплете и прочитал с благоговением:
— Библиотека великих писателей. Шекспир. Том пятый. Брокгауз и Эфрон.
Потом протянул книгу инженеру. Сергей Петрович и Янка молча наблюдали эту сцену.
— Вот, послушай!.. Это говорит сам Черный Принц, — торжественно произнес инженер, раскрыл книгу и, почти не глядя в нее, на память принялся декламировать, полузакрыв глаза:
— Привет и благодарность вам от сердца, лорды!
Преодолев и зимние невзгоды
И ярость волн морских, уйдя от бездн
Зияющих, от скал вооруженных, —
Привел корабль я к пристани желанной,
Где все мои надежды, и награда;
И вот я здесь, коленопреклоненный,
А вот и жатва первая меча,
Которую я снял в преддверье смерти!
— Чего это Принц, как ненормальный, стихами разговаривает? — не вытерпел Янка.
— Т-с-с, — зашипел Генка. — Это не он, это — Шекспир!
— Ну, Шекспир Шекспиром, а дело делом, — вежливо, но твердо напомнил о себе Сергей Петрович. — И дело это связано с Черным Принцем.
— С Черным Принцем? — переспросил инженер.
Неожиданно вторгшиеся гости ему определенно нравились. Этот худенький смышленый парнишка явно симпатичен. Самому лет пятнадцать, не больше, а уже разбирается в истории Англии, знает о Черном Принце… Молодец!
И второй, круглолицый, решительный… Такой в жизни своего добьется… Видать, смельчак!
И глава делегации тоже довольно любопытный товарищ… Не поймешь, то ли он играет, то ли всерьез? Если его действительно интересует какая-то история, связанная с Черным Принцем, то почему он явился в сопровождении таких странных помощников?.. А если он играет, то что ж… Игра забавная, и я не откажусь принять в ней участие.
— Значит, ваше дело связано с Черным Принцем? — еще раз спросил инженер, стараясь сделать строгое лицо, что, впрочем, плохо у него получалось.
— Да! Сейчас, я объясню вам все.
Сжато, но очень толково Сергей Петрович рассказал историю с копьем Черного Принца, умолчав, однако, о неприятном происшествии с иностранным художником.
— Итак, наконечник пропал, — закончил историк, вздохнув. — Мы пришли к вам за помощью. Расскажите о копье все, что вы знаете. Может, это даст нам какую-нибудь нить.
— Извольте, — с готовностью ответил хозяин. То, что он услышал, и в самом деле было интересным. Как знать, может быть эта игра в конце концов обернется серьезным делом? В жизни иногда так бывает. И нередко. Во всяком случае теперь уже видно, что гости относятся к пропаже наконечника очень серьезно. Надо им помочь…
— Итак, слушайте меня внимательно!.. Расскажу все, что знаю. Я — коренной житель этого города. В дни войны работал на Урале. Сюда вернулся на второй день после освобождения родных мест. Было это 15 октября 1944 года. Дом, в котором я жил прежде, сгорел, и мне дали вот эту комнату. Когда я вошел сюда в первый раз, то очень удивился. Мне сказали, что в годы оккупации тут жил какой-то видный эсэсовец. Наверное, этот тип в промежутке между двумя расстрелами любил заниматься чтением рыцарских романов и коллекционированием предметов старины. Тут было полно книг. Висела на стене и эта репродукция, которая привлекла сегодня внимание вашего юного друга. А на другой стене красовалось копье, то, что находится сейчас в вашем музее. Я тоже в свое время интересовался историей и поэтому обратил внимание на табличку, прибитую под копьем. Там было написано что-то. Я не силен в немецком языке, но надпись эту понял. Означала она в переводе на русский, что на данной стенке висит копье, принадлежащее Черному Принцу… Но как оно попало к эсэсовцу, не знаю!
— Спёр где-нибудь, — безапелляционно заявил Янка.
— Я тоже так думаю, — согласился Александр Оттович. — И даже наверняка! Словом, узнав о том, что это копье — редкость, я, как только устроил все свои дела, пошел и сдал его в музей. Вот и все.
— И больше ничего? — с тайной надеждой спросил Генка.
— Больше ничего.
— Мало! — решительно сказал Янка.
— Я и сам вижу, что мало. Но мне думалось, что это вам все же кое-что даст.
— М-да… — задумчиво произнес Сергей Петрович. — Эсэсовец — историк… Это любопытно… Очень даже любопытно… Но, увы, — не может помочь нам в поисках наконечника.
Последнюю фразу Сергей Петрович проговорил машинально, собираясь с мыслями. Он напряженно думал. Что же теперь делать с ребятами, особенно с Янкой? Их недавний интерес заметно остыл. Придется еще что-нибудь предпринять, продолжить поиски в каком-то ином направлении.
— Вы уж извините нас, — сказал Сергей Петрович, поднимаясь с дивана. — Очень жаль, что все так кончилось.
— Мне тоже очень жаль. Скажу откровенно, вы мне очень понравились. Идемте, я провожу!
Они вышли в коридорчик. Гуськом, во главе с хозяином, пошли к двери, Александр Оттович щелкнул английским замком. Сергей Петрович собрался было открыть дверь, чтобы уйти, но инженер вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
— Ба-ба-ба! Погодите, погодите… А кроме вас, поисками пропавшего наконечника никто не занимается?
— Кроме нас? — удивленно переспросил Сергей Петрович. — Насколько мне известно — нет!
— Про него никто, кроме нас, и не знает вовсе, — сказал Генка.
— Только Рыжий, — уточнил Янка, — но Рыжий не в счет… Он уже попал в хорошую переделку.
— Помолчите, ребята, — остановил друзей Сергей Петрович и обратился к инженеру:
— А почему вы об этом спросили, Александр Оттович?
— Дело в том, — смущенно почесывая переносицу, ответил инженер, — что, сказать по правде, ко мне насчет этого злополучного копья приходят вот уже во второй раз.
— Второй раз? — в один голос воскликнули гости.
— Значит, к вам уже приходил кто-то? — живо спросил Генка.
— Да, да… Совсем из головы вылетело, — извиняющимся тоном произнес Александр Оттович. — Примерно месяц назад ко мне приходил один человек, который тоже спрашивал насчет копья Черного Принца.
— Вот это да! — воскликнул Янка.
— Здорово! — добавил Генка.
— А вы не можете нам описать внешность этого человека? — попросил Сергей Петрович. — И его внешность, и что именно он говорил.
— С того момента, как я сдал копье в музей, как вы знаете, прошло больше одиннадцати лет, — ответил Александр Оттович. — И вдруг ко мне является такой небольшой, пожилой мужчина, называет себя любителем старины и говорит, что в моей комнате находится копье, на которое он хотел бы взглянуть. Я ему рассказал о том, что случилось с копьем, и он ушел.
— Небольшой и пожилой? — захлебнулся Генка. — А вы бы его узнали?
— Конечно.
— Иностранец? — выпалил Янка.
— Нет, здешний, судя по всему… А если иностранец, то прекрасно владеющий нашим языком.
— А он очень хотел увидеть копье? — продолжал свой допрос Генка.
— Нет, не очень. Когда я объяснил, что копье в музее, он сразу успокоился и сказал: «Спасибо, а то я думал, что оно пропало».
— Вот как! — невольно воскликнул Сергей Петрович.
Новая подробность была очень важной. Генке буквально не стоялось на месте. Он рвался вперед, еще не зная сам, куда.
Простившись с хозяином, гости вышли на улицу. Было темно, холодно, падал мелкий колючий снег. Выйдя из подъезда, все трое остановились. Надо было обдумать план дальнейших действий. Сергей Петрович выжидательно смотрел на ребят. Ему хотелось, чтобы они сами предложили что-нибудь. Генка съежился, поднял воротник повыше и принялся размышлять. Только один Янка дал волю своим чувствам. Он сбил варежкой снежную шапку с каменного льва и закричал на всю тихую и темную улицу:
— Ура! Это мне ужасно нравится!
— Чего ты орешь? — наставительно заметил Генка. — Еще ничего неизвестно… Куда идти? Где искать этого типа?
— Сейчас мы отправимся по домам, — твердо предложил Сергей Петрович. — А завтра… завтра, пожалуй, тоже встречаться не будем. Если я что-нибудь придумаю, то дам знать через Анну Карловну.
— Почему вы так решили, Сергей Петрович? — недовольно спросил Янка. Он готов был мчаться на поиски хоть сейчас.
Конечно, в таком сложном деле, как их, нельзя совершать опрометчивых шагов, а то потом пожалеешь, да будет поздно. Иногда следует и переждать денек-другой, чтобы собраться с мыслями, а заодно и проверить накопленные неопровержимые улики… Но если уж настала пора энергичных действий, тогда такие слова, как «завтра не встречаться» — звучат попросту каким-то сигналом к отступлению.
Это думал Янка. Потому что он ничего не знал. Он не знал, чем руководствовался Сергей Петрович, принимая свое решение.
А Генка… он только в эту минуту вспомнил, что в первый же день нарушил строгое папино предписание. Это не предвещало ничего доброго. Поэтому Генка мрачно молчал, хотя его тоже слегка удивило решение Сергея Петровича завтра не встречаться.
А Сергей Петрович решил так неспроста. Он был поражен, что в их игре участвует, оказывается, какое-то четвертое лицо. Игра и в самом деле могла обернуться серьезным делом, как об этом только что говорил Александр Оттович. Опрометчивых решений принимать не следует. Надо все продумать самым тщательным образом и только потом начать поиски, — уже не пропавшего наконечника, а того, кто его параллельно с ними ищет.
— Ну, пошли, — коротко сказал Сергей Петрович.
В эту минуту инженер Индриксон, который, оказывается, наблюдал за своими гостями через оконное стекло, отошел в глубину комнаты и громко произнес, словно заканчивая начатую фразу из исторического романа:
— «…И фигуры трех путников утонули в снежном тумане».