ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ

В кабинете директора иностранец попытался было заговорить на ломаном русском языке; потом, когда из этого ничего не получилось, произнес длинную фразу по-английски и под конец потребовал, чтобы пригласили «толмеджа» — переводчика.

Янкина мама сбегала за Сергеем Петровичем, который хорошо знал английский язык. Иностранец, увидев «толмеджа», обрадовался и заговорил так быстро, что даже Сергей Петрович в первую минуту ничего не мог понять.

Милиционер, заметив, что Сергей Петрович находится в состоянии легкого замешательства, решил начать объяснения сам.

— Дело тут такого рода, — начал он неторопливо и степенно, но Рыжего все не отпускал. — Гражданин иностранец задержал у себя в номере вот этого мальчика. Означенный мальчик показал, что он якобы явился предупредить иностранца о замышляемой краже… Только вот относительно объекта кражи я не совсем допонял: какого-то принца у вас из музея собирались похитить…

— И не принца вовсе, а наконечник с копья! — горячо перебил Рыжий, сразу перестав всхлипывать. — Я на уроке слышал, как Генка с Янкой договаривались…

— Ну, ты помолчи, — сказал несколько смущенный милиционер. — Твое слово потом!

Он очень кстати прервал излияния Рыжего; при упоминании имени Янки мать насторожилась: уж не ее ли это сорванец? В коридоре Янка толкнул дружка локтем в бок.

— Может, исчезнем, пока не поздно, а?..

Генка сердито огрызнулся.

— Не выдумывай! Лучше слушай, что говорит иностранец. Ведь мы-то знаем, что вор — он, а не Рыжий.

А иностранец в эту минуту разразился длинной тирадой по-английски.

— О чем это он? — полюбопытствовал представитель власти.

— Дело в том, — перевел Сергей Петрович, — что этот разгневанный гражданин — художник иностранной фирмы «Двадцатый век Люкс»…

— Yes, yes, Lux! — живо подтвердил иностранец.

— …их кинофирма, — продолжал Сергей Петрович, — готовит к постановке фильм из рыцарских времен. Этот художник получил разрешение побывать на нашей выставке и сделать здесь ряд зарисовок для кинофильма… Ведь наша коллекция рыцарского вооружения — одна из крупнейших в стране, — доверительно закончил Сергей Петрович.

— Так, так… — кивал головой степенный милиционер, который пока что понял очень мало. — А этот, как его, Черный Принц?

— Да не Черный Принц, — опять не вытерпел Рыжий, — а наконечник копья Черного Принца!

— А тут дело такое, — продолжал свои объяснения Сергей Петрович. — Иностранец изготовил модель наконечника одного из рыцарских копий, и этот наконечник у него был похищен из номера… Вскоре после исчезновения наконечника в номер вошел вот этот мальчик. — Сергей Петрович показал на Рыжего. — Иностранец заподозрил его в краже, задержал и привел в отделение милиции. Ну, а остальное вы уже знаете.

— Но этот мальчик что-то толкует насчет какого-то Черного Принца, — сказал милиционер. Он старался честно разобраться в создавшейся путанице и даже слегка вспотел от непривычного нервного напряжения. Милиционер был молодой. Чаще всего ему приходилось дежурить на Центральном рижском рынке, где иностранцы, если и попадались, то группами, как экскурсанты; а принца до сих пор не было замечено ни одного… А тут вдруг сразу, — и принц, и к тому же не простой, а черный.

— Насчет Черного Принца — это просто недоразумение, — спокойно ответил Сергей Петрович. — Наконечник копья Черного Принца находится на месте, с ним ничего не случилось… Идемте в зал, я покажу.

Сергей Петрович приоткрыл дверь в коридор и остановился, пропуская гостей вперед. Эта задержка спасла Генку с Янкой. Они опять вихрем пролетели через выставочный зал и скрылись в примыкающем к нему помещении.

— Вот, можете убедиться, — сказал Сергей Петрович, войдя в выставочный зал и приглашая гостей к нише, где висело копье Черного Принца. Гости растянулись цепочкой. Нетерпеливый иностранец уже вырвался вперед, а за ним, на некотором расстоянии, вышагивал милиционер, держа Рыжего «за ручку». Если бы Рыжий не был заплаканным, можно было подумать, что это папа с сыном пришли на экскурсию в выходной день.

Сзади плелся Симгай, волоча за собой щетку. Он смотрел на Рыжего, укоризненно качал головой и что-то бормотал себе под нос.

Обогнув латника, Сергей Петрович подошел к нише и, сделав рукой любезный жест хозяина, произнес:

— Как видите, товарищи, — наконечник на месте! Он никуда не исчезал.

Иностранец, который шел первым, поглядел, куда ему показывали, сделал еще шаг, вдруг застыл на миг, приглядываясь, и затем рванулся вперед. Сдернул наконечник с копья и завопил:

— Моя! Украдал! Цап-цап!..

— Позвольте, позвольте, я взгляну, — сказал слегка смущенный Сергей Петрович. Взял из рук иностранца наконечник, внимательно рассмотрел его и, еще более смутившись, пробормотал: — М-да… Странно, очень странно. Это не наш наконечник… И вообще это что-то совсем другое… Позвольте, это всего-навсего — модель…

Держа незнакомый предмет в вытянутой руке, Сергей Петрович, прищурившись, изучал его, никак не в силах понять, очевидно, что же все это означает?

Но тут иностранец вырвал наконечник, прижал его к груди и выпалил по-английски очередную гневную фразу.

— Так, понятно, — сказал милиционер и наконец отпустил Рыжего. — Если наконечник… виноват, модель… очутилась в музее, значит, этот мальчик в краже означенной модели не виноват.

— Конечно, не виноват, дяденька милиционер! — обрадованно завопил Рыжий.

Милиционер посмотрел на Рыжего так, как будто видел его впервые, и вдруг скомандовал:

— А ну-ка, давай отсюда! Раз, два, три!

По счету «три» Рыжий повернулся и, едва не сбив с ног Симгая, помчался к выходу.

— А теперь, — продолжал милиционер, обращаясь к Сергею Петровичу, — попрошу вручить модель наконечника гражданину иностранцу под расписку, во избежание международных осложнений… Я вам больше не нужен? — спросил милиционер у иностранца, забыв, что тот не понимает по-русски. Впрочем, тут же спохватился, откозырял всем, даже Симгаю, и степенно удалился.

Иностранец, повертев наконечник в руках, засунул его до половины в карман брюк, хотел закурить, но, видимо, вовремя вспомнил, что в музее курить нельзя, и сердито зачмокал пустой трубкой. Сергей Петрович продолжал выражать сожаление, уверяя, что музей ко всему происшедшему не имеет никакого отношения, что все это лишь досадное недоразумение.

Однако иностранец никак не мог успокоиться. Он раскрыл свой объемистый блокнот, попробовал рисовать, но у него вместо экспонатов получались какие-то чертики. Наконец, захлопнув блокнот, иностранец ушел. Симгай вышел из зала следом за ним. Сергей Петрович остался один. Он продолжал стоять возле ниши, с видом крайнего удивления пожимая плечами:

— Нич-чего не понимаю.

А в это время, в некотором отдалении от него, Янка и Генка, вышедшие из убежища, перешептывались между собой.

— Иди ты первым, — шипел Янка, — как будто ты только что пришел, а я пойду немного погодя, как будто ничего не знаю…

— А что я ему скажу? — артачился Генка. — У меня самого в голове все перевернулось… Какая-то модель, шут бы ее задрал!..

— Тогда идем вместе.

— Айда!

Напустив на себя независимый вид, друзья сделали несколько шагов по направлению к Сергею Петровичу, но тут же струхнули и подошли довольно робко.

— Здравствуйте, Сергей Петрович, — нерешительно произнес Генка.

Сергей Петрович обернулся, увидел, кто стоит перед ним, и равнодушно буркнул: «Здравствуйте», потому что сейчас ему было не до ребят.

— Что такое случилось, Сергей Петрович? — ягнячьим голоском спросил Янка.

— Понимаете, дорогие друзья, — ответил Сергей Петрович, который всегда употреблял такое обращение, когда сердился, — случилась нелепица. Пропал наконечник с копья Черного Принца, а вместо него на копье, неведомо каким образом, очутилась модель, муляж, изготовленный одним из уважаемых посетителей нашего музея, иностранным художником.

— Муляж? — недоверчиво переспросил Генка. — Насколько мне известно, муляжи делают из гипса или, на худой конец, из папье-маше, а этот… — Тут Генка вовремя прикусил язык и закончил: — Разве этот тоже был из папье-маше?

— Нет, он был металлический, — не заметив, что Генка едва не проговорился, ответил Сергей Петрович. — Но это не меняет сути. Все равно подделка!

— А где же настоящий наконечник? — спросил Янка.

— Пропал! Глупо, но факт!.. Глупо, потому что такая вещь никому не нужна.

— Как не нужна? — запротестовал ученый Генка. — Ведь он был из сверхтвердой сарацинской стали, секрет которой неизвестен!

— Э, какое там, — отмахнулся Сергей Петрович. — Давно известен. Еще в девятнадцатом веке уральские мастера раскрыли этот секрет. А в сравнении с нашей современной ванадиевой сталью сарацинский сплав — простая железка.

— Значит, и аспирант его стянуть не мог, — разочарованно сказал Янка.

— Какой аспирант? — насторожился Сергей Петрович.

— А здесь один сумасшедший бегает… с кадыком.

Сергею Петровичу было всего двадцать восемь лет. Счастливый возраст, в котором разум уже стал спокойным, а юношеская фантазия еще не потеряла своей остроты. Поэтому Янкины предположения насчет коварных замыслов аспиранта были выслушаны с интересом. Впрочем, Сергей Петрович тут же рассмеялся.

— Самое любопытное, что этот аспирант — не металлург и ему секреты сплавов совершенно не нужны.

— А кто же он? — спросил сбитый с толку Янка.

— Он вроде меня, археолог.

Сергей Петрович ответил не совсем точно. Сам он окончил исторический факультет. Археология была его второй профессией. Увлекаясь ею, он любил утверждать: «На свете есть лишь одно — будущее!»

— Тогда зачем же существует археология? — подшучивали товарищи.

— Для того чтобы ученый, копаясь в старине, смелее утверждал права будущего.

В жизни попадаются люди с характерами архивариусов, по странной случайности работающие в области разведки будущего. Сергей Петрович, напротив, был историком с пламенным темпераментом новатора. Он даже внешностью напоминал революционера начала девятисотых годов: длинные волосы, вдохновенное открытое лицо, ясные глаза за очками в тонкой металлической оправе, быстрота движений, без намека на суетливость, такая же точность и быстрота в восприятии окружающего.

И наряду с этим в Сергее Петровиче было много детского, чистого, восторженного…

Янка приходил к матери в музей довольно часто. Он ходил сюда еще до того, как сдружился с Генкой. Здесь в музее и было положено начало историческому знакомству с Сергеем Петровичем. Состоялось оно, надо сказать правду, не по Янкиной инициативе. Это маме хотелось, чтобы сын пристрастился к чему-нибудь путному, не бегал зря по улицам. А так как самым симпатичным и самым общительным тут был Сергей Петрович, то мама и познакомила Янку с ним. В момент знакомства сыну была дана характеристика, существенно отличающаяся от тех, которые приходилось слышать Янке от мамы в иной обстановке.

— Мой Янка — хороший мальчишка, — говорила мама. — Добрый и смышленый. Одна беда — отца у нас нет… Уж вы им займитесь, Сергей Петрович.

Сергей Петрович знал Янкину трагедию, видел, что мальчик очень болезненно переживает ее, и в разговорах старался не касаться этой темы. На первых порах отношение парнишки к Сергею Петровичу было сдержанным: практичный Янка не мог всерьез восторгаться человеком, живущим в отвлеченном мире старины.

Но после того как Янка познакомился и сдружился с Генкой и тот, независимо от Сергея Петровича, приподнял перед другом завесу, за которой скрывались древние миры, когда он рассказал о страшных гуннах, которые иссекали себе подбородки ножами, чтобы помешать расти бороде, об испанском короле Карле Третьем, который загонял в ограду оленей и косуль и расстреливал их из пушек, — тогда трезвомыслящий друг начал проявлять некоторый интерес к истории.

Надо ли говорить, что Генку и Сергея Петровича свел Янка? Свел, гордясь перед одним — своим начитанным другом, а перед другим — своей близостью к таким людям, как Сергей Петрович.

…Услышав, что подозрительный аспирант оказался всего-навсего безобидным археологом, оба друга заметно приуныли. Подозревать больше некого, вся таинственность рассеялась. В конце концов выяснится, что наконечник свалила тряпкой уборщица или зацепил щеткой Симгай, когда обметал пыль, и предмет, вокруг которого разгорелось было столько страстей, преспокойно валяется, наверно, где-нибудь в уголке или в мусорном ведре.

Друзья стояли, скучая. А Сергей Петрович тем временем все внимательнее и внимательнее всматривался в их лица и затем спросил, осененный внезапной мыслью:

— А вы почему тут сегодня очутились?

— Мы? — переспросил Янка и замялся. — Мы к маме пришли…

Генка отвел глаза в сторону. Сергей Петрович взял его за руку и повернул к себе.

— А ну-ка, признавайтесь, какое отношение ко всему тому, что здесь произошло, имеете лично вы?

— Мы? — переспросил на этот раз Генка и бросил быстрый взгляд на Янку. Увы, этого взгляда для Сергея Петровича оказалось достаточно.

— Выкладывайте, куда делся наконечник и что это за фокус вышел с иностранцем!

Сергей Петрович хотел говорить строго, но это у него не получилось. Он уже достаточно хорошо успел изучить характеры обоих «любителей старины». Если книжник Генка имел хоть какое-то отношение к загадочной истории с наконечником, следовало ожидать самого неожиданного объяснения, такого, что старик Вальтер Скотт ахнул бы! Плохо только, что романтично настроенные юные историки без разрешения трогают музейные экспонаты. Подумав об этом, Сергей Петрович нахмурился по-настоящему.

— Ну, я жду.

— Говори ты, — произнес, наконец, Генка, подтолкнув Янку, своего человека в музее. — Только береги честь женщины!

— Что такое? — удивился Сергей Петрович.

— Ничего, — ответил Янка, уразумев смысл поданного сигнала. — Мы с Генкой пришли на выставку, увидели, что наконечник с копья Черного Принца пропал, стали выслеживать похитителя, выследили, тайком взяли у него похищенный наконечник…

— И вот теперь оказалось, что это совсем не тот, — грустно закончил Янка.

— А при чем здесь женщина?

— Увы! — искренне вздохнул Генка. — Действительно, женщина оказалась ни при чем.

— Нам так хотелось найти наконечник, — сердито сказал Янка. — И вот, здравствуйте-пожалуйста, что из этого получилось.

— Эх, где они, славные рыцарские времена, — горько промолвил Генка. — Где вы, удары меча о кольчугу, где ты, плач полонянок, где она, романтика старины? Разве в наши дни могут быть настоящие приключения? Один таинственный иностранец попался, и тот оказался не шпионом, а каким-то дурацким художником.

— Скука и тоска! — мрачно резюмировал Янка.

Сергей Петрович перевел взгляд с одной кислой физиономии на другую и невольно улыбнулся.

— Чудаки! Вы забыли самое главное — наконечник-то ведь не найден!

— Ну и что, раз он железный, — пренебрежительно бросил Янка.

— Но он — исторический! А исторические вещи не имеют права пропадать бесследно.

— Что же вы предлагаете?

— Искать!

— Где? Как?

— Когда в темноте или тумане странствующий рыцарь собьется с пути, что он делает? Генка, отвечай!

— Бросает поводья, чтобы лошадь нашла дорогу сама, — ответил Генка.

— Устраивает нас такая позиция?

— Н-нет.

— Вот тебе и славные рыцарские времена, вот тебе и плач полонянок! — поддразнил Сергей Петрович. — А теперь вопрос Янке: если с пути собьется партизанский разведчик, что делает он?

— Он сам находит правильный путь! — решительно заявил Янка.

— Да! Хотя бы для этого ему пришлось вернуться назад и вновь, с самого начала, пройти все… И мы, братцы, начнем все с начала! Прежде всего, узнаем, как, когда и при каких обстоятельствах попало в музей копье Черного Принца.

Янка разинул рот от удивления.

— Разве это теперь можно узнать?

— Конечно! Обо всем нам расскажет инвентарная книга. Пошли со мной!

Обняв воспрянувших духом друзей, Сергей Петрович потащил их в канцелярию.

В тот самый момент, когда все трое дошли до канцелярии и Сергей Петрович собрался открыть дверь, в коридоре появилась Янкина мама. Она быстро спешила к ним.

Янку это не особенно обрадовало. Он шепнул Генке:

— Зря мы ее не посвятили в наши дела. Теперь нам было бы в двадцать раз спокойнее.

Друзья проторчали в музее целый день. Так долго они не задерживались еще ни разу. Музей уже был закрыт, а они все еще были здесь. Это наверняка не понравится маме.

Но, к удивлению Янки и Генки, мама почти не обратила на них внимания. Правда, она спросила: «Почему вы тут торчите до сих пор?» Но не успел Янка раскрыть рот, для того чтобы ответить, как мама уже повернулась к Сергею Петровичу и сказала, заметно волнуясь:

— Из военкомата звонят… Вызывают меня к телефону…

— Наконец-то! — обрадованно воскликнул Сергей Петрович. — Это очень хорошо!

— Еще неизвестно, хорошо или плохо. Вот бегу…

Короткие фразы, которыми обменялись между собой Сергей Петрович и Янкина мама, ничего не значили для постороннего, но Генка и Янка сразу поняли весь важный смысл этого коротенького разговора.

Генка толкнул друга в бок.

— Ты слышишь?

— Слышу, — ответил Янка тихо.

Если бы при этой сцене присутствовал еще кто-нибудь, он наверняка ничего бы не понял. Даже Симгай, который был посвящен во многие музейные дела, тоже, наверное, удивился бы этим загадочным словам.

Все трое, не сговариваясь, уступили дорогу. Сергей Петрович открыл дверь, и Янкина мама первой вошла в канцелярию.

В жизни каждого человека, даже очень молодого, бывают ответственные моменты, когда надо напрячь всю волю, чтобы сохранить спокойствие. Сейчас такой момент наступил для Янки.

Генка, как верный друг, тоже сразу позабыл про всякие пропавшие наконечники. История, которая его так занимала, моментально вылетела из головы. То, что он сейчас услышал, было значительно важнее.

Речь шла о чести Янкиного отца.

Загрузка...