Кораллы мертвеца

Глава 8

Таня долго не могла оправиться от Костиной смерти. Она натыкалась на стихи, написанные им, вспоминала их прогулки по Москве. Незаметно наступила пора выпускных экзаменов. Таня решила поступать в педагогический институт на факультет русского языка и литературы. Все-таки это была её любимая литература.

Во время учебы в институте Таня испытала свою первую сильную любовь и предательство любимой подруги, с которой сдружилась ещё на первом курсе. Ей почему-то стало казаться, что вся её жизнь отныне будет состоять из потерь и предательств. И из этого заколдованного круга ей никогда не вырваться…

После окончания института Таня получила распределение в среднюю школу на окраине Москвы и целые три года исправно ездила на работу, живя чисто автоматически, как умело сконструированный робот. C годами её мать превратилась в угрюмую ворчливую женщину, пилившую Таню за её неустроенную жизнь. – У Лены Петровой, твоей одноклассницы уже второй ребеночек родился, – говорила мать, сидя на крохотной кухоньке. – И муж заботливый, денежный… А у Аллы Николаевны дочь вышла замуж две недели тому назад. Я её встретила, а она и говорит… – От этих разговоров Тане хотелось бежать, куда глаза глядят. Первое время она лелеяла надежду разъехаться с матерью, но, побегав по различным конторам, поняла, что ничего приличного ей не светит. Тот вариант, какой хотела она – однокомнатую для матери и комнату в коммуналке для себя – никак не выгорал Хрущевскую двушку можно было с огромным трудом разменять только на две коммуналки, да и то не в лучших районах и с многочисленными соседями. Таня знала, что в коммуналку её мать не поедет. А все остальные варианты требовали солидной доплаты, которой у Тани не было. Ее учительской зарплаты едва-едва хватало на питание и немудреную одежду, покупаемую на дешевых вещевых рынках. Но жизнь с матерью становилась все невыносимее и Таня не знала, что делать… – Понимаешь, Рая, – жаловалась она своей бывшей школьной подруге, с которой иногда встречалась и перезванивалась, – она меня сожрет в скором времени с потрохами и я стану ходячим трупом.

Рая понимающе кивала головой. – Энергетический вампиризм. Старые люди с годами становятся невыносимыми эгоистами. – Это не просто эгоизм, Рая. Она ездит по мне как танк. Этого не понять, с этим надо жить. – Может быть, тебе попробовать снять квартиру, пожить отдельно? – Ты думаешь у меня зарплата Рокфеллера? – А ты попробуй, найди другую работу.

– Где? – Постой у меня одна родственница работает в маленькой итальянской фирме. Кажется, она говорила, что им нужна уборщица. – Правда? Позвони ей Рая. Прямо при мне. Сейчас!

В фирме "Ария" платили неплохо. В Танины обязанности входила ежедневная уборка пяти небольших комнат и длинного коридора с кухней. Тане выдали удобный моющий пылесос и познакомили с помощницей директора фирмы Аллой Константиновной – дамой бальзаковского возраста, питавшей пристрастие к ярко-розовым и малиновым костюмам.

В первый же день Алла Константиновна придирчиво осмотрела убранные помещения и обнаружив пыль на лампе в кабинете директора, брезгливо кивнула. – Убираться надо лучше!

Таня убиралась на фирме каждый день с шести и до девяти утра и с семи до девяти вечера. От постоянного недосыпания она ходила сонная и на своих уроках стала путать модальные времена глаголов и уменьшительные суффиксы. Она решила сократить время на транспортные поездки и снять себе квартиру недалеко от школы Через две недели Таня въехала в небольшую однокомнатную квартиру около метро "Аэропорт"

Вторым делом следовало пересмотреть свой распорядок дня. Таня сократила время даже на редкие разговоры и встречи с подругами, перестала покупать в книжном магазине новинки, а по утрам начала делать регулярные пробежки вокруг дома. Незаметно она окрепла и перестала чувствовать себя сонной мухой. Но труднее всего далось отвыкание от безмятежного валяние по вечерам и выходным дням с книжкой на диване. Теперь обо всем этом пришлось забыть…

А через три года случились события, сильно повлиявшие на Танину жизнь: умерла мать и ликвидировалась фирма "Ария" Похоронив мать, Таня вернулась в свою квартиру и ощутила себя безмерно несчастной и одинокой Работа в школе к тому времени ей порядком опостылела, денег опять не было, а в уголках глаз обозначились легкие морщинки.

"И так будет всегда" – думала Таня, разбирая на кухне старый хлам, оставшийся после матери., – и через год и через десять. Я останусь одиноким синим чулком, без семьи, без детей. А школа с учениками заменит мне весь мир. И вдруг неожиданно перелистывая старый журнал "Работницы" Таня наткнулась на фотографию, где было снято море в лучах заходящего солнца. Она вспомнила свою любимую подругу и её слова: "Этот мир принадлежит только тебе, и если ты поверишь в это, для тебя не будет ничего невозможного" Когда это было? – с горечью вспоминала Таня. Сколько она со мной возилась, старалась, чтобы я избавилась от своих комплексов и неуверенности в себе. А я просто взяла и плюнула на это. Конечно, то, что я работала в "Арии" и снимала квартиру было поступком. Но разве этого достаточно? Разве я достойна ТАКОЙ судьбы – уборщицы или школьной грымзы? Как я могла так легко отречься от себя?

Тане стало плохо, и она опустилась на пол. "Я трусиха, маловерная трусиха, испугавшаяся жизни и мое жалкое постылое существование – расплата за это"

Сколько времени она так лежала – не помнила. Час, два…

На другое утро Таня пересчитала свои оставшиеся деньги и написала в школе заявление об уходе. Заявление подписали без лишних вопросов, и Таня неожиданно почувствовала себя помолодевшей и свободной. Она решила просто побродить по Москве чего не делала уже лет пять. Она бродила по Чистым прудам, Кропоткинской, Волхонке… Увидела маленький магазинчик с затейливой вывеской"Букинист", зашла туда. На втором этаже торговали антикварными вещами и старыми фотографиями. Она остановилась и стала внимательно рассматривать прелестные женские лица, смешные остроконечные усы у мужчин, кружевные зонтики, веера…

– Понравилось? – спросил у неё пожилой мужчина, сидевший за прилавком. – Очень, – призналась Таня. – Это редкие фотографии. Покупателя на них почти нет. Темная публика. Сейчас новые русские лучше ещё один "Мерседес" купят, чем произведение искусства. – Если бы у меня были деньги… – Вы другое дело. Барышня интеллигентная. Сразу видно. Но денежек у вас, судя по всему, кот наплакал. Разве я не прав? – и мужчина подмигнул ей. – Правы, согласилась Таня. Ей почему-то захотелось плакать. Собственная жизнь представилась невыносимо скучным полотном, разрисованным серо-черными красками. – Да вы не горюйте, все у вас наладится. Только побольше форсу и уверенности в себе. Сейчас жизнь такая, что надо уметь постоять за себя.

Тане окинула взглядом небольшую комнату и, кивнув продавцу, пошла к выходу. Выйдя на улицу, она невольно обернулась, чтобы запомнить магазинчик и увидела приклеенное к стеклянной двери объявление: "Требуется продавец" Она на секунду задумалась, потом решительно качнула головой и потянула на себя дверь.

Работа в магазине была непыльной и интересной. Покупателей было мало и поэтому Таня чаще всего сидела и рассматривала альбомы по искусству или читала биографии художников. На весь магазин было три продавца: она, Ирина Васильевна, бывшая сотрудница научно-исследовательского института и Петр Иванович, c которым она разговорилась, когда пришла сюда в первый раз.Чудно как, – часто повторяла Ирина Васильевна, когда они сидели в обеденный перерыв в маленькой подсобной комнатенке и пили чай с колотым сахаром и большими ломтями белого хлеба, – девка ты молодая, здоровая, что сидишь здесь? Шла бы в какую-нибудь фирму. Там и коллектив молодой и зарплата не чета нашей. Тебе возраст позволяет. Я бы рада уйти, но кому такая старуха нужна, мне три года до пенсии. – Петр Иванович обычно делал за спиной Ирины Васильевны Тане тайные знаки: мол, не обращай на неё внимания. Ирина Васильевна вздыхала, смотрела на часы, и, не дожидаясь конца обеденного перерыва, быстренько покидала их, чтобы успеть пройтись по близлежащим магазинам и купить продукты для своих домашних. – Слушай, Ирка вообщем – то права. Ну, проработаешь ты у нас год, два, три. А что дальше? – Не знаю.

Таня и правда ничего не знала. Ее куда-то несло по течению, но сопротивляться не было ни сил, ни желания. "Я – серая мышка и неудачница думала Таня, – есть люди яркие, волевые, а – так, ни рыба, ни мясо" Думать надо, соображать. К чему у тебя душа-то лежит? – Ни к чему. – Не бывает так. Просто ты ещё не знаешь себя. Самое это – трудное себя познать. И древние греки об этом говорили. Вот я, например, жизнь свою загубил, талант растратил, а теперь прозябаю.

Таня знала со слов Ирины Васильевны, что в молодости, Петр Иванович был талантливым художником и подавал большие надежды, но одна неудачная любовная история подкосила его, он стал пить и потихоньку ровно очерченный путь превратился в наклонную дорожку. Он так и остался холостяком и одиноким человеком. – Хуже этого нет, Танька, чем сопли от несчастной любви пускать. Поверь мне. Никогда этого не делай. – Уже делала. – Выбрось из головы

– Не могу. Пять лет прошло, а забыть не могу – Ой, дураки мы дураки. Ладно, отставим эти слезливые темы. Давай о тебе думать. – Давайте, соглашалась Таня. Тем более что думать о себе ей в одиночку никак не хотелось, – Чем бы тебе полезным заняться, – размышлял Петр Иванович, может ты по части искусства бы продвинулась Девочка ты тонкая, литературная. А где литература там и живопись, фотография. Помни, Танька, будущее за фотографией. Она даже кино переплюнет. Уж больно красива. Помнишь как у Гете"Остановись мгновение – ты прекрасно". А что остановит это самое мгновение лучше фотографии? Никто. Ну как моя идея? – Хорошая. Только искусствоведы кажется, сейчас мало получают.

Петр Иванович рассмеялся. – Запомни, Татьяна главный закон жизни: о деньгах не думай и они придут. А второй закон гласит: когда идешь по СВОЕМУ ПУТИ, тебе и ветер в спину дует, и бог помогает. Поняла? – Поняла. – Так. Часы подсказывают, что перерыв кончился. Пора за работу. А насчет моих слов подумай. Я ведь не зря это говорю. Хочется помочь тебе. – Таня вздохнула и ничего не ответила.

Следущий день она начала с того, что подобрала себе небольшую библиотечку из книг, хранившихся в магазине и записалась в Ленинскую библиотеку. Недалеко от магазина, где она работала, находился Музей изобразительных искусств, и после рабочего дня Таня стала заходить туда на лекции или просто побродить по залам. Неожиданно она почувствовала странный азарт. Жизнь вдруг четко сфокусировалась как в бинокле, когда после упорного подкручивания появляется нужная резкость.

В музее она познакомилась с искусствоведами и стала посещать различные выставки…

Через год неожиданно прямо на работе умер Петр Иванович. Третий инфаркт. Татьяна с удивлением узнала, что ей он завещал свою двухкомнатную квартиру на Пречистенке и коллекцию медалей, которую начал собирать ещё в пятидесятые годы. Таня перехала жить на Пречистенку, но через два года продала квартиру – она выкупила магазин и открыла при нем сначала клуб фотографии, а потом маленький – магазинчик галерею. Так начиналось её дело, которому, она посвятила свое время и жизнь…

"Голова кругом пойдет от этого расследования, – размышляла Катя, лежа на диване. Оказывается, Мила ТОЖЕ БЫЛА ШАНТАЖИСТКОЙ. Поэтому Макеев и держал её на работе, не выгонял. Но ЧЕМ она шантажировала его?"

Катя посмотрела на часы. Около пяти. "Рабочий день заканчивается. Надо позвоить Диме Ширяеву. Если я ещё успею его застать. Оле на работу я не могу звонить. Там Мила. Только домой".

Дима оказался на месте. – Я помню наш разговор. Но никаких данных об интересующем вас человеке я не нашел. Видимо, здесь произошла какая-то ошибка. – Навряд ли, – вздохнула Катя. – Тогда ничем не могу помочь. Извините.

Повесив трубку, Катя почувствовала в себе закипающее бешенство. "Идиот этот Дима. Неужели он не понимает, что для его шефа все может очень плохо кончиться?" Коваленко пока временно выпадал из её расклада: она не знала как к нему подступиться. Оставались Никитина, Герцог Б, Мила и Оля. Но каким образом Оля могла быть причастной к убийству Макева, Катя пока не знала.

Катя встала с дивана и подошла к столу. Выдвинув верхний ящик она вынула из него пакет, где лежало коралловое ожерелье и фотография. Катя поднесла фотографию ближе к глазам. Это была молодая Никитина: стройная девушка с длинными волосами, распущенными по плечам. Катя провела пальцем по краю фотографии. Он был заостренным. Катя присмотрелась. ФОТОГРАФИЯ БЫЛА КОГДА-ТО РАЗРЕЗАНА. Это была часть фотографии! От волнения у Кати задрожали руки. И потом фигура Никитиной была, как бы немного сдвинута в центр. С краю ещё оставалось довольно большое поле. Так могло получиться, если рядом был снят ещё какой-то предмет. Катя перевернула фотографию. Никаких надписей или знаков. Она подошла к окну. В одном месте была едва различимая грязь. Катя оделась и, взяв такси, поехала в "Белый гриф": экспертизная лаборатория работала до семи.

Вернувшись домой, Катя без чувств опустилась на маленький стул в коридоре. Ее мучила сильная головная боль. Приступы мигрени у Кати бывали редко, но когда они возникали – хотелось биться головой об стенку или выпрыгивать из окна. Немного посидев в темноте, она почувствовала, что к ней возвращаются утраченные силы. Катя прошла в комнату и включила аромакурительницу с маслом герани, Катя легла на диван и закрыла глаза Аромат обволакивал её теплыми волнами. Головная боль постепенно исчезла, Катя представила, как она лежит на берегу моря на теплом морском песке, прогретом солнцем и наслаждается легким ветром, веющим из прибрежного парка. "Артур… вспомнила Катя, – а я ему даже письма не написала. Бесчувственная и жестокая-укорила она себя. Садись за стол и пиши письмо…"

Письмо было написано на одном дыхании. Катя не отрываясь, и не останавливаясь, на трех страницах излила свою тоску, переменчивое настроение, загруженность, раздражительность и надежду на скорую встречу. Перечитав письмо, Катя поморщилась, оно получилось несколько выспренным и туманным. "Так, наверное, писали барышни во времена Пушкина. Сплошная сентиментальщина" Но переписывать ничего не хотелось, Катя отложила письмо и побрела в кухню попить кофе Открыв холодильник, Катя вспомнила, что в последний раз она была в магазине неделю назад и постепенно все припасы кончились. На верхней полке сиротливо стоял сливочный йогурт и маленький пакетик сливок. Катя плеснула сливки в кофе и принялась обшаривать колонку в поисках печенья или конфет. За пакетами крупы она нашла пачку печенья с вишневой начинкой и аккуратно разложила его на блюдце. Все равно было тоскливо и одиноко. "Так я скоро и привыкну к своему одиночеству, может быть оно мне даже и понравится. ; жила же я до встречи с Артуром одна." грустно думала Катя. Днем крутишься по делам, а вечерами – хоть вой. Телевизор я смотреть не люблю, книг давно не читаю. Как-то все нет времени сходить в хороший книжный магазин и выбрать что-то по душе, а покупать современную макулатуру не хочется. Листать же глянцевые журналы и рассматривать интерьеры особняков "звезд" – занятие для убогих А я себя к таким пока не причисляю."

Катя не заметила, как в кофе покапали слезы. Она слизнула их языком и шмыгнула носом. Стало немного легче. Катя придвинула к себе телефон и набрала Олин номер. – Оля, это Катя Муромцева. – Здравствуйте. – Как настроение, Оля? – задала Катя дежурный вопрос из чувства вежливости, прекрасно понимая, что правду о своем настроении никто не скажет. – Ничего. Как ваши дела? – Идут.

Наступило молчание. – Я хотела вас спросить. Вы хорошо знаете Милу? Как хорошо? Подругами мы не были. Общались только на работе, и то часто натянуто. Мила – сложный человек. Замкнутый, капризный. – Вам не бросилось в глаза, что она подсматривает за шефом, шпионит? – Это похоже на нее. Она кажется, подслушивала его телефонные разговоры, – А в его бумагах она могла рыться? – Могла, она ведь уходила позже всех. Потом, она могла подходить к столу Олега Васильевича, когда его не было, просматривать письма, факсы Но конкретно, вы ничего не видели? – Я же не могла её спрашивать, что ты делаешь у стола Олега Васильевича. Она бы ответила, что ищет затерявшееся письмо или какую-нибудь нужную бумагу. – Понятно. – А что с … Милой? Какие-нибудь подозрения? – Да нет, Мила нашла кое-какие вещи в потайном сейфе Макева, в том числе коралловое ожерелье. Вы его никогда не видели раньше у шефа на столе или на какой-нибудь посетительнице? Такие красивые темно-алые кораллы. – Нет. А где находился потайной сейф? У нас такая маленькая контора… – В первой комнате. Точнее, под шкафом. У Милы там стояла банка с чаем. Она стала её доставать, банка выпала из рук и закатилась под шкаф. Мила нагнулась за ней и обнаружила этот сейф. Значит, ожерелья вы не видели? – Нет.

Катя вдруг ощутила безмерную усталость. "Зачем его хранил у себя Макеев. Непонятно". – Ладно, Оля, до свидания.

Повесив трубку, Катя какое-то время сидела, задумчиво потирая виски. Снова возникла пульсирующая головная боль. "Кажется, у меня ещё осталось таблетки две мигренола", – вспомнила Катя и пошла за ними в комнату.

Чермесов Георгий Валентинович сидел в сауне и пил холодное пиво "Туборг".

"Пиво с твоим характером", – вспомнил он слова телевизионной рекламы. Но характера у него не было. Всю жизнь он старался подладиться под людей и обстоятельства и извлечь свою выгоду. Он приехал в этот загородный дом по приказу одного человека, на которого он работал. И об этом не знал никто. Иначе, Чермесов лишился бы своего поста и думской неприкосновенности. Ничто не предвещало никаких неприятностей, но на душе у Чермесова все равно скребли кошки. Ему было не по себе. – Георгий Валентинович, подойдите сюда, – раздался голос из динамиков на стене. – Сейчас, сейчас, – заторопился Чермесов. Он обмотал полотенце вокруг бедер и встал с тяжелой дубовой скамьи, оставив пиво недопитым. Он миновал коридор и, толкнув тугую дверь, зажмурился от света.

Там, за столом сидел его благодетель и внимательно смотрел на него.

От этого взгляда Чермесову стало совсем нехорошо. – Да? – Как там дела с Кричевской? – Через неделю состоится конкурс на выдачу лицензий. – До раздачи лицензий её компания не должна быть допущена. – Как? – пискнул Чермесов.

– А уж это – твоя забота. Подумай. Кажется, способов существует много. Например, в Ярославской или Костромской губернии грядут внеочередные выборы. Агитация за кандидатов прекращается за сутки. А по её каналу пусть какой-нибудь сюжетец на эту тему проскользнет, да так, чтобы подходил под статью закона о выборах. А потом комитет по соблюдению честных выборов заметит это и внушение сделает. Непорядок, мол. И эти данные должны прямехонько попасть в Комиссию, которая ведает этими самыми лицензиями. И она лишает "Телевизион коммуникейшен" права участвовать в конкурсе. Понял? – Да, – внутри у Чермесова все похолодело. Он никогда не был святым агнцем, но по-крупному не рисковал – был осторожен. А тут, вляпался. Погнался за крупными деньгами. "Валечка", – c тоской вспомнил он свою жену, – Чермесов привык во всем полагаться и советоваться с женой: как солить капусту и к кому обратиться за помощью или покровительством. Валя была в курсе всех его дел. Кроме этого. Чермесов стоял, опустив голову, и смотрел, как с него капает вода, образуя на полу мелкие лужицы. – Разговор окончен. – Чермесов, спотыкаясь, пошлепал обратно в предбанник.

Мужчина задумчиво посмотрел ему вслед и, взяв в руки мобильник, кому-то позвонил.

Чермесов допивал пиво, когда перед ним неожиданно выросла блондинка в бикини. – Вам подлить, Георгий Валентинович, – изогнулась так, что, её груди чуть не выпрыгнули из бюстгалтера. – Да, пожалуйста, – засмущался Чермесов и протянул высокую кружку, стараясь не смотреть ей в лицо. Его брак с Валентиной был крепок и нерушим. Он изменял ей всего два раза, да и то в далекой молодости, о чем уже и не помнил: так мимолетны были эти впечатления.

Внезапно Чермесов почувствовал, как ему на плечи легли прохладные женские руки. Он мотнул головой, как бы освобождаясь от них. Но женщина только крепче прижалась к нему, и Чермесов ощутил спиной её упругий живот. Вырываться или звать на помощь было глупо. Однако больше всего, Чермесову хотелось провалиться сквозь землю или улететь куда-нибудь далеко – далеко. Почему-то вспомнилось название старого фильма: "Только у ангелов есть крылья" Правда, отнести себя к этим одухотворенным и бесплотным существам Чермесов никак не мог, слишком прочно, можно сказать капитально, врос он в землю всеми руками и ногами. Ему осталось только крепко зажмурить глаза и покориться судьбе. "На все воля божья" – прошептал закоренелый атеист.

Спустя пятнадцать минут блондинка стояла перед пославшим её человеком и вопросительно смотрела на него. – Говоришь, жену звал? – Да, сначала даже всхлипывал как маленкьий, потом замолчал, – хихикнула она. – Ничего смешного, – резко оборвал он, – если человек так любит и дорожит семьей. Это благо.

"Мораль он мне что ли читает" – подумала женщина

– Страх это – великое дело. Страх и трепет. Бог не добренький дядечка, кротко взирающий с небес. Это суровый карающий громовержец. Вот на страх у нас и будет стараться Георгий Валентинович. А не будет – фотографии, где он с тобой в пикантных позах жене сунем. Но до этого, думаю, дело не дойдет. Он скорее президента убьет и Красную площадь взорвет, чем свою жену прогневает или огорчит. – Я могу идти? – с недоумением спросила Вера.

Он кивнул и cделала рукой жест, – "выметайся"

Тигран царапал обивку кресла, и Оля прикрикнула на него. Кот обиженно выгнул спину, фыркнул и пошел на кухню. – Тигран, Тигран, – позвала его Оля. – Но кот не появлялся. Оля включила телевизор. Шел голливудский триллер. Актриса Глен Клоуз лежала в постели, а прямо на неё надвигался маньяк, одетый во все черное с зазубренным охотничьим ножом в руке. Он мелкими шагами продвигался вперед… Неожиданно она выхватила пистолет, спрятанный под одеялом и выстрелила. Один раз… другой… третий… Человек упал на пол. В кухне раздался какое-то громыханье. – Тигран, крикнула Оля и побежала на кухню, охваченная дурными предчувствиями

Так и есть. На полу валялись осколки чашки, оставленной на столе, а кот забрался на холодильник и смотрел оттуда с виноватым видом.

– Ну что это такое, – рассердилась Оля, – посуду бьешь каждую неделю. Скоро я стану есть из пластмассовых чашек и тарелок

Немигающие серо-желтые глаза смотрели на неё без всякого сочувствия. Оставлю тебя без еды и воды, тогда будешь знать как себя прилично вести, а не носиться по квартире как угорелый.

Кот широко зевнул, показав белые клыки. – Тигран, ну Тигран, – Оля сняла кота с холодильника и прижала к себе, – хулиган ты мой. Давай убираться.

Кот сел в угол, равнодушно смотря, как Оля, взяв в руки веник, стала подметать осколки. – Вроде все, – Оля посмотрела на стол, – а где же перечница? Закатилась?

Она легла на пол и посмотрела в щель. Ярко-красная перечница в виде мухомора валялась в дальнем углу. – Чем бы её подцепить? – сказала вслух Оля.

Кот с любопытсвом наблюдал за Олиными потугами.

Веником Оля выкатила перечницу и сдула с неё пыль. "Так же Мила нагнулась за своей банкой с чаем и обнаружила сейф"

И вдруг Оля, сидя на полу, машинально застыла, пораженная одной мыслью: "Как же я не догадалась об этом раньше!"

Виктория посмотрела на часы. Наступало время обеденного перерыва. Обычно она ходила в маленький ресторанчик венгерской кухни, который находился недалеко. Реже – перекусывала в офисе, заранее предупреждая об этом Лену, чтобы она успела сходить в магазин за продуктами. Сегодня Виктории идти никуда не хотелось. Она чувствовала непонятную слабость в теле, и её клонило в сон.

– Лена, – вызвала она её, – накрой стол

Хорошо, – Лена проскользнула в маленькую комнату, находившуюся за кабинетом Виктории. Через пять минут, она появилась в дверях. – Виктория Сергеевна, все готово. – Спасибо, Леночка, – улыбнулась Виктория, – можешь идти. Если понадобишься, я тебя позову.

Виктория закрыла на ключ свой кабинет и прошла в комнату, где её на маленьком журнальном столике ожидал поднос с легким обедом и кофе. Виктория села в кресло и закрыла глаза. Ей хотелось минут пять просто посидеть с закрытыми глазами и ни о чем не думать. Пять минут пролетело незаметно. Виктория открыла глаза и вздохнула Она взяла мобильный телефон, лежащий на столике и набрала номер. – Елена Александровна, это …Марина. – Добрый день! – Я звоню как мы с вами договаривались Через две недели. Мне надо повторить ваш курс.? – А как вы себя чувствуете? – Хорошо. – Тогда не надо. Сеансы очень сильные и эффект от них будет держаться долго.. – Значит, мы пока с вами расстаемся? – Да.

Виктория положила телефон на пол и с удовлетворением подумала: "Я так и знала"

Она отпила несколько глотков уже остывшего кофе как раздался телефонный звонок. .Виктория раздумывала брать мобильник или нет."А вдруг это опять тот самый маньяк, который мне так долго названивал." Виктории даже пришлось сменить номер телефона, чтобы избавиться от своего преследователя .После колебания она взяла телефон и услышала знакомый голос. – Вика, ты куда пропала? – Привет, Олег. Дела совсем замучили. – А как же твои планы насчет маленькой виллы в Испании – Пока отменяются, но в качестве дальней мечты… – Вика! – Да? – Я по тебе соскучился – Я тоже. Мы стали редко видеться… – Я же говорю – дела. – Как насчет завтрашнего рандеву. – Я перезвоню.

Виктория вернулась к кофе. Но мысли её были далеко. Она снова вспомнила Лиссабон, Марка, их разговор в ресторане и душную бессонную ночь…

Виктория лежала в гостиничном номере, ошеломленная услышанным. То, что сказал ей Марк, укладывалось в стройную логическую картину, которая раньше ускользала от её понимания. "Телевизион коммуникейшен" становилась слишком лакомым кусочком для многих воротил рекламного и банковского бизнеса. В последнее время Андрей, по словам Марка, окружил себя не теми людьми, которым можно доверять и положиться в трудную минуту. Но это было не главным…

Виктория знала, что Андрей изменяет ей. Вначале она отнеслась к этому как любая женщина: с брезгливостью и презрением, но, в конце концов, Виктория махнула на это рукой. Если они стали друг другу чужими людьми, то стоит ли удивляться, что муж ищет утешение у других женщин. Правда, для окружающих они по-прежнему были образцово – показательной парой и никто не мог заподозрить, что скрывается за безупречным фасадом их семьи.

Дома же Андрей все чаще оставлял её коротать вечера одной, и Виктория стала потихоньку прикладываться к коньячку, засыпая только под утро, после просмотра ночных каналов. Она смотрела все подряд: триллеры, кошмары, эротику, музыкальные шоу. Она вставала осоловелая с припухшим лицом, с трудом соображая, какие дела ей предстоит сделать и куда идти. Она с горечью отмечала про себя, что её стал невольно сторониться даже сын. Он не торопился после школы идти домой, а дома сидел, закрывшись в своей комнате, и играл с компьютером.

Внешность Виктории тоже претерпела изменения. Ей стоило титанических усилий поддерживать её в приличном состоянии: практически она не вылезала из косметических и массажных кабинетов. В отчаянии Виктория рванула на две недели в Португалию, желая забыть обо всем. Здесь-то и нашел её Марк, специально прилетевший в Лиссабон, чтобы серьезно поговорить с ней.

Информация, полученная от Марка, требовала от неё решительных действий. Если раньше Виктория могла не опасаться за свою семью: Андрей довольствовался легкими мимолетными связями со своими секретаршами, которые сменялись с завидной регулярностью и журналистками, желавшими получить от телемагната экслюзивное интревью впридачу к ужину в роскошном ресторане, то теперь… На горизонте её семьи замаячил броненосец тяжелого калибра некая медсестра, ослепительная блондинка двадцати лет, в которую Андрей влюбился не на шутку. Она умело разжигала его страсть, то, приближая к себе, то, напуская притворную холодность. Он щедро одаривал её и как сообщил Виктории Марк"консультировался с ним насчет бракоразводного процесса" – Понимаешь, Вика все это очень и очень серьезно. Я бы не стал беспокоить тебя по пустякам.

Виктория только качала головой. Она не могла вымолвить ни слова: её душила ярость. – Марк, – неожиданно спросила она, – почему ты рассказываешь мне об этом, ведь если я выдам тебя Андрею, ты лишишься работы.

Марк какое-то время молчал. – Ты, конечно, можешь смеяться надо мной. Но я люблю тебя, Виктория. Детей у меня нет. Единственный сын погиб. И мне иногда кажется, что ты моя дочь

Виктория крепко сжала его руку. – Что же мне делать, Марк? – Попробуй поговорить с Андреем и наладить вашу семейную жизнь. – Хорошо, – с легким вздохом ответила Виктория. – Я попробую

… – Виктория Сергеевна, – Лена стояла около нее, – извините, я наверное, вас потревожила? – Нет, это я … задумалась. Что там? – Чермесов у телефона. Срочно. Что-то насчет выборов в Костромской губернии. – Сейчас, – Викторяи поднялась с кресла и прошла в свой кабинет.

Елена Александровна смотрела на своего "колдуна" и улыбалась.

– Ты чего? – заерзал он под её взглядом. – Да так. Может быть, для нас скоро жизнь переменится.

Они сидели в подсобной комнате, где хранился колдовской "инструментарий": высушенные травы, баночки с мазями, чучела птиц и пили чай. – Каким образом? – Уедем куда-нибудь, заживем в другом месте. Например, в Сибири.

При слове "Сибирь" Михаил Петрович вздрогнул. – Да что мы каторжники, какие, – попробовал пошутить он. – А что хорошего в этой Москве? Воздух отравленный, еда – отравленная, шум, суета… – Ну не знаю. – А я знаю. Заживем в сибирской деревушке. Кедры, тишина, покой…Вот получу большие деньги и – уедем. – За Кричевскую?

Елена Александровна важно кивнула головой. – Немножко я голову поморочила, набивая цену. А теперь сошлись. Скоро видеокассету передавать буду. Ты мне поможешь? – Конечно, конечно, – торопливо поддакнул Михаил Петрович, – А ты не боишься? – Мое дело сторона. Я применила всякие там штучки: прибор для гипноза, ароматы усыпляющие, чтобы её расколоть. А что там дальше – меня не касается. А что? – с вызовом спросила она. – Да это я так, – пробормотал её собеседник. – .Ладно, пойду следующего клиента принимать.

Дождавшись, когда она уйдет, Михаил Петрович осторожно закрыл на ключ комнату, и немного выждав, направился к самому заваленному углу. Он отодвинул один ящик и, стараясь не шуметь, набрал код сейфа. Он достал оттуда видеокассету, положил другую и также тихо закрыл сейф. С минуту другую, он стоял, прижимая кассету к себе, и внимательно прислушивался.. Затем положил её в небольшую сумку – папку и покинул "Башню Мерлина"

Утром Катя поехала в "Белый гриф" забрать результаты экспертизы фотографии, на которой была снята Никитина. Ей сообщили, что фотография была разрезана недавно, а в углу была стертая карандашная надпись – "Саша или Паша К." Поблагодарив, Катя поехала в пединститут, где училась когда-то Никитина. "Может быть там, на одном из факультетов и учился этот Саша или Паша К." размышляла Катя.

После двухдневных поисков в архивах института, Катя наткнулась на двух Сашей К Один из них жил на проспекте Руставелли, а другой на Осеннем бульваре. Один из них сказал, что не знал никакой Никитиной, а вот, второй… – Да? – стоявший перед Катей худощавый мужчина в старом тренировочном костюме был насторожен. – Вы были знакомы с Никитиной Таней, когда учились в институте. – Нет. – А вот ваш бывший декан, я беседовала с ним, и он сказал, что вы за ней даже ухаживали, – соврала Катя. – Пусть не брешет. За ней Олег бегал. – А он сказал, что вы. – Ложь! Она мне не нравилась. – Значит, вы её знали, а мне говорите, что нет. – Послушайте, а вы сами откуда? Из милиции? Приходите тут, вопросы разные задаете. – Я юрист и веду сейчас одно расследование. Ваши показания очень ценны. Ваша обязанность говорить мне правду, – припугнула его Катя, – в противном случае, это будет сокрытием важных улик, что преследуется в уголовном порядке.

Сочетание слов"улики", "показания" и особенно"уголовный порядок" возымело свое действие. Глаза мужчины забегали. – Да был знаком, – неохотно признал он. – Можно пройти в коридор, а то в дверях мне неудобно разговаривать.

Мужчина посторонился. В коридоре пахло кислыми щами и пивом – В мои руки попала часть одной фотографии.

Катя достала половинку своей фотографии и показала её Александру Николаевичу. – Мне нужна вторая половина. – У меня, её нет. Забрали. – Кто? – подалась вперед Катя. – Я ничего об этом не скажу.

Катя поняла, что пока лучше ни на чем не настаивать. В ту же минуту у неё сработала интуиция. Она раскрыла кошелек и сказала. – Если вы скажете, кто был изображен на второй половине фотографии, я вам хорошо заплачу. Сколько? – Сто долларов. – Двести.

Катя достала две стодолларовые бумажки. – Только после того как вы скажете, кого вы снимали и дадите хотя бы негатив той фотографии. Наверняка, он у вас есть. – Только плохой снимок. Негатива нет. – Хорошо давайте плохой снимок, – согласилась Катя. – Но вы никому ничего не скажете? – Нет.

Александр Николаевич нырнул в комнату и через несколько минут вынес Кате мутный снимок. Она внимательно вгляделась в него. Нет, этого человека она точно не знает. Память на лица у Кати была хорошей. – Катя протянула доллары – А кто это? – Подруга Тани. Они были – не разлей-вода. Вика Беланина. Сегодня она стала большой дамой. Кричевской. Да и Танька не последний человек в этом мире

Две обнаженные девушки стояли рядом; Кричевская улыбалась, Никитина смотрела серьезно, чуть нахмуренно. – А как вы их сняли? – На пари. Я поспорил с Беланиной, что сняться обнаженкой им слабо. Кисейные – мол, барышни. Она и вспылила. Бог её знает, как ей удалось Таньку уговорить. Та была такой застенчивой. – Кто же у вас забрал такие пикантные фотографии?

Александр Николаевич мгновенно замкнулся. – Мы с вами уже обо всем поговорили.

Катя снова достала кошелек.

Но мужчина отрицательно покачал головой.

Катя поняла, что больше она ничего не добьется, и ушла, ощущая на своей спине тяжелый взгляд Александра Николаевича.

"Белый гриф" находился в десяти минутах езды на троллейбусе и Катя решила зайти в него пообедать. Она не была в детективном агентстве с тех пор как подверглась массовому избиению в качестве ведьмы. Правда, она ездила туда в экспертизную лабораторию, но это было вечером, когда подавляющее большинство сотрудников уже закончило свою работу.

Катя шла по коридору, напряженно стискивая сумочку. Но, похоже, что людская память обладает одним замечательным свойством – забывчивостью Все с ней здоровались, не обнаруживая ни малейших признаков того, что они помнят перепетии той злополучной презентации. Конечно, был один человек, встречи с которым Катя ждала с особенным напрягом. Это был Вадик Бобрикин, окочурившийся из-за неё в глубокий обморок.

До обеденного перерыва было ещё несколько минут и поэтому Катя не спеша, прочитала меню и выбрала себе луковый суп и куриные ножки, запеченые с картофелем и гусиной печенкой. Сегодня был день французской кухни. Катя сидела за столиком в дальнем углу, когда сначала раздался многозначительный гул, а затем двери столовой распахнулись и толпа сотрудников "Белого грифа" нестройной стайкой ворвалась в столовую. Стайка быстро превратилась полнокровную очередь, сверкавшую отполированными мельхиоровыми подносами. "Спокойно посидеть и поразмышлять не удастся" – поняла Катя. Затем люди принялись занимать свободные столики и места. Катя резко огрызалась, что все места заняты, но её хлипкий тыл мог в любой момент быть смят агрессивным напором желающих пообедать – Катя, Катя, – раздался чей-то крик.

Катя подняла голову и увидела Ярина, который махал ей рукой, стоя в очереди. – У тебя места свободные? – Да, – кивнула головой Катя. – Держи их, я с Маришей сейчас…

Катя оставила свою еду и крепко вцепилась руками в стоявшие рядом два стула. Ее сумка упала на пол и Катя нагнулась, чтобы поднять её. Воспользовавшись её оплошностью, один стул был мгновенно утащен, несмотря на яростные Катины протесты и крики, "поставь, идиот, стул на место". Раскрасневшаяся от перепалки Катя придвинула к себе оставшийся стул и внимательно озиралась вокруг, готовая в любой момент дать отпор нежданному агрессору – Вот и мы, – перед Катей вырос Алексей с Маришей. – Не уберегла один стул, – горестно развела руками Катя. – Держи, – тут же крикнул ей Ярин, цепляя ногой стул, к которому уже потянулась чья-то рука, вынырнувшая из-за Маришиной спины.

Катя изо всей силы царапнула ногтями по руке, раздался приглушенный стон, и показалась обиженная физиономия Вадика Бобрикина. – Ты Муромцева как кошка царапаешься. Тебе надо в джунглях жить, а не в цивилизованном обществе.

Катя не знала куда глаза девать. – Никакой благодарности. Я тут все организовал, а меня ещё и царапают., – бушевал Вадик. – Он ничего не помнит, – шепнул ей на ухо Ярин, – так что не тушуйся. – Красть стулья все равно нехорошо. Ты надеюсь, не Остап Бендер, – пошутила Катя.

Вадик не вник в тонкости Катиного юмора и недовольно сопя, отошел от них. – А где же будет сидеть Мариша? – спросил Алексей. – Я уже ухожу, сказала Катя. – Не надо, – вставила Мариша. – Я сейчас из своей комнаты стул принесу.

Мариша отошла, а Ярин, кивнув на тарелку, спросил – Как привет из Франции? – Вкусно. – А как все остальное? – Ты имеешь в виду расследование? – Естественно. – Ты меня прости за грубость… тогда. – Ничего, ничего, с кем не бывает, жизнь сейчас напряженная и трудная, а молодой и привлекательной женщине жить трудно вдвойне. – Ох, Алексей, – вздохнула Катя – мне тебе столько всего надо рассказать…

Михаил Петрович позвонил из таксофона и договорился о встрече через час на Тверском бульваре. Он приехал немного раньше назначенного времени, успел купить мороженое и посмотреть афиши кинотеатра "Пушкинский". "Cидишь тут с Ленкой как бирюк в этой чертовщине. Никуда не ходишь, нигде не бываешь, скоро действительно в сибирского каторжника или отшельника превратишься" – подумал он. Посмотрев на часы, Михаил Петрович решил, что может ещё сбегать за сигаретами – время есть.

Подойдя к условленному месту – первой скамейке в начале бульвара, он оглянулся. Знакомого человека нигде не было видно. Он достал из кармана пиджака "Кэмэл" и закурил. – Добрый вечер, – раздалось над ним.

Михаил Петрович поднял голову и поспешно затушил сигарету. – Принесли?

Он быстро закивал головой. – Очень хорошо. Надеюсь, это то, что надо. В противном случае, – и губы собеседника раздвинулись в улыбке, от которой у Михаила Петровича пробежали по коже вполне ощутимые мурашки. – Да все как надо. Как договаривались, – добавил он.

Его собеседник сел на скамейку и придвинулся к нему вплотную. Михаил Петрович вынул из сумки-папки полиэтиленовый пакет, в который была завернута видеокассета и протянул его мужчине. Тот положил её в кейс и отдал Михаилу Петровичу книгу "Искусство икебаны" – Там деньги.

Михаил Петрович хотел пересчитать, но понял, что не получится. Вокруг были люди. Несколько минут они посидели в молчании. Затем мужчина встал и, кивнув Михаилу Петровичу, быстрыми шагами направился к метро.

Поерзав на скамейке и убедившись, что на него никто не смотрит, Михаил Петрович встал и, пройдя несколько метров по Тверской, нырнул под арку. Там, спустившись в какой-то подвал, он присел на корточки, и стал торопливо считать деньги, дрожа от радостного возбуждения. Затем он прислонился к холодной каменной стене и вздохнул с чувством невыразимого блаженства. "Не знаю, матушка, какая там Сибирь, а я лично хочу на Канары или в Париж" – и довольный собой, рассмеялся.

За дверью Катиной квартиры разрывался телефон, а она как на грех, запуталась в ключах. – Сейчас, сейчас, – кричала Катя непонятно кому.

Открыв дверь, она рванула к телефону

– Это Оля Я вспомнила одну вещь. Мила не могла найти сейф в том месте, то есть могла, но чай у неё стоял в другом шкафу. – Ничего не понимаю

На том конце трубки раздался едва уловимый вздох. – Мила примерно месяца полтора назад переставила свой чай в другой шкаф. Поэтому она солгала, что доставала свой чай из шкафа в нашей комнате. Там полка только для меня и Гриши. может быть это, конечно, ерунда… – В мозгу у Кати раскалывались молнии."Думай, думай, – приказывала она себе, – почему Мила солгала. И вдруг её осенило: "Она давно нашла этот сейф, только молчала об этом, а теперь решила заговорить. Но почему именно теперь?" – Оля, закричала в трубку Катя, – а когда она переставила свой чай? – Месяца полтора назад. – До убийства Макева? – Да. – А за сколько? За неделю, две?

Оля задумалась – Кажется, за две недели или за три. Точно не помню Спасибо.

Оля положила трубку и подумала: "Хорошо, что я вспомнила об этом, а то…"

Андрей прислал за ней машину в аэропорт, но сам не подъехал, сославшись на дела.

После ужина он рассеянно чмокнул её в щеку и быстро прошел к себе в кабинете. – Извини, болит голова.

За ужином Виктория сидела, стиснув зубы. Она не могла не заметить, что от Андрея пахло дорогими французскими духами, он выглядел довольным и расслабленным как это бывает после длительных любовных ласк. Виктория почувствовала раздражение и досаду. "Что со мной? – подумала она, – я боюсь его потерять или мне неприятно, что он всерьез увлекся другой женщиной?" Но разобраться в своих ощущениях Виктория не могла. Голос благоразумия нашетывал ей, что надо затаиться и сделать вид, что ничего не происходит, а другая часть её "Я" – взрывная, темпераментная требовала немедленного объяснения. – Спасибо, Вера Петровна, я не буду пить чай, – улыбнулась Виктория домработнице. Она встала из-за стола и направилась в кабинет мужа.

Андрей сидел за своим столом, бесцельно смотря перед собой. – Андрей, тебе не кажется, что нам надо поговорить, – сказала Виктория, закрывая за собой дверь.

Он с удивлением вскинул на неё глаза. – О чем? – О нас… – Ты ошибаешься, нам не о чем говорить, – перебил он её – Почему ты так думаешь? – Что ты хочешь? – Андрей достал бумажник, – денег? Сколько? – Мне не нужны деньги, – вспыхнула Виктория, – ты обращаешься со мной как с прислугой. – Я устал и хочу побыть один. – Андрей, – Виктория подошла к нему и провела рукой по волосам, – Андрюшенька… Мы так давно не были вдвоем…

Но он только упрямо мотнул головой, освобождаясь от её руки.

Виктория почувствовала тошноту и необъяснимый страх.

– Что случилось, Андрей? – О чем ты Виктория? Я пришел с работы, ты прилетела из Португалии. Я устал. В чем, собственно говоря, дело?

Виктория внимательно посмотрела на мужа. Перед ней сидел мужчина, бесконечно далекий от нее. – Андрей, – с болью сказала Виктория, – как это все получилось? – и неожиданно для себя она расплакалась – А … ты об этом. Все давно кончилось, моя дорогая Виктория. Мой принцесса – недотрога. Когда-то я тебя очень любил, но все ушло. Все… И в этом виновата только ты. Я просто умирал по тебе. А ты отталкивала меня, я был тебе противен и неприятен. Ты считала меня толстокожим человеком, неспособным чувствовать и страдать. И свои ласки отпускала сторогими дозами как в аптеке. Виктория слышала, как гулко бьется её сердце. – Я потихоньку стал привыкать к другим женщинам, не скажу, чтобы мне все это очень нравилось, но … сама понимаешь – любому нормальному мужику нужна женщина. А сейчас я, наконец то, встретил свою женщину. Виктория, с которой мне очень хорошо. И я думаю, что нам лучше всего развестись…

Виктория судорожно сглотнула слюну и ухватилась за край стола, чтобы не упасть. У неё внезапно закружилась голова – Сын нуждаться ни в чем не будет. Ты тоже не останешься без денег. Правда, и от роскошной жизни придется отвыкать.

Виктории хотелось крикнуть: "Я знаю твою шлюху, эту дешевую медсестру, которую ты боготворишь", но тут же вспомнила слова Марка: "Только ни в коем случае не выдавай меня, девочка, так будет лучше и для тебя и для меня"

На негнущихся ногах как манекен Виктория прошествовала к себе в комнату и разрыдалась, закрыв голову подушкой, А утром, ей позвонила приятельница, жена владельца сети оздоровительных клубов"Спорт и жизнь" Галина Ракчеева, и как бы, между прочим, заметила: – Два дня назад я видела Андрея в ювелирном салоне, – затем, выдержав эффектную паузу, добавила, – с какой-то молоденькой девушкой. На мой взгляд, несколько простовата. Он покупал ей дорогое кольцо с бриллиантами. Ты не знаешь, это ваша родственница? – Да, родственница, – прошептала пересохшими губами Виктория и повесила трубку. А вечером она наглоталась таблеток. Вера Петровна успела вовремя вызвать "скорую", и её откачали. Первым, кого она увидела в больнице, был Марк, склонившийся над ней. – Вика, ты узнаешь меня? Конечно, – Виктория хотела улыбнуться, но улыбки не получилось, и она заплакала злыми бессильными слезами. – Не надо, – услышала она, – Вика, ты просто дура, как можно лишать себя жизни, это самое дорогое, что есть у человека. – "Самое дорогое у человека – это жизнь и прожить её надо так" начала иронично цитировать Виктория – Не богохульствуй, – прикрикнул на неё Марк, – прекрати, лежи, отдыхай. Я скоро приеду еще. И лучше никому не говори, что я был у тебя.

В больницу Андрей ни разу не приехал. Через неделю Викторию отправили долечиваться в подмосковный санаторий. Стояла золотая осень. Бесконечная аллея вилась между березами и развесистыми кленами, воздух был кристально-ясен, а Виктории казалось, что она – умерла. – Я ничего не чувствую, – жаловалась она Марку, приехавшему навестить её, – абсолютно ничего как резиновая кукла. Зачем мне все это? К чему? Может быть и вправду, лучше – умереть.

Они гуляли по аллее, поминутно останавливаясь и срывая с кленов желто-красные и янтарно-зеленые листья. – У тебя – сын, подумай, что будет с ним, когда тебя не станет. Кому он нужен? Новой жене твоего мужа? – Ты прав, но у меня нет никакой воли к жизни. Человек же не автомат. Приказал себе и сделал. Может быть, я и рада жить, наслаждаться этим днем, природой, но не могу. У меня даже слез не осталось.

Марк взял её под руку. – Осторожно, здесь дерево. Так и бывает после сильного потрясения. Сейчас ты не можешь ни о чем говорить и думать, но это пройдет, все проходит, Виктория. И ты знаешь, кто спасет тебя? Ты сама. В один прекрасный день ты посмотришь на себя в зеркало и скажешь: "А какого черта, я молодая, красивая Виктория Кричевская сижу и вздыхаю непонятно о чем." Все осталось в прошлом. Благослови и отпусти его. У тебя все ещё впереди, Виктория. Сколько тебе лет? – Тридцать шесть. – Младенческий возраст. Твое имя Виктория – это значит, "победа". Ты должна победить.

Виктория схватила руку Марка и прижала к своей щеке.

– Спасибо, Марк, спасибо за все.

Через три недели Виктория покинула санаторий. Она отстранила шофера, которого прислал Андрей и сама села за руль. Было приятно снова ощутить скорость и радость от быстрой езды. Она ехала с гордо поднятой головой и странным ожесточением в глазах. "Пока я жива, я буду бороться. Я не позволю никому победить себя. Никому и никогда!"

Положив видеокассету в кейс, Дима Ширяев быстрыми шагами направился к машине, припаркованной около комбината"Известий" В машине он включил тихую музыку и задумался: "Пока все складывалось удачно, но это была всего лишь часть предстоящей операции. Главное было – впереди.

Мила раскололась сразу. Она расплакалась, и Кате пришлось дать ей стакан воды, накапав туда валерьянки.

– Да вы успокойтесь, Люда, расскажите все как было. По порядку. – Катя сидела напротив и держала в руках чистый носовой платок, приготовленный для подобных случаев. – Я даже не знаю, как это получилось… Я не хотела. Но случайно наткнулась на этот сейф и увидела, как он его набирает. А один раз оставил открытым. И решила… – Позвонить Никитиной и Кричевской подсказала Катя. – Нет, Кричевской я не звонила. Хотела потом. Но не успела. – Поэтому вы и разрезали фотографию?

Мила быстро – быстро закивала головой и снова всхлипнула. Катя протянула ей платок. – А Никитина? – осторожно спросила Катя. – Она даже не захотела со мной разговаривать. Как я не пыталась. Мне так нужны были деньги, у меня – мама больная в Мытищах. Ведь я не сделала ничего такого… – и Мила умоляюще посмотрела на Катю

Катя незаметно вздохнула. Любые поступки и преступления всегда объясняются тем, что не" хватает денег"Только в это понятие все вкладывают разный смысл – Значит, Никитина не хотела вам…платить? – Нет. Я и обозлилась, – Мила высморкнулась в Катин платок и приложила его чистым концом к глазам. – Как часто вы звонили Никитиной? – Примерно два раза в неделю. Я думала, что она все-таки согласится. – Лично с ней вы не встречались? – Нет

– Вы нашли коралловое ожерелье, фотографию, где сняты Никитина и Кричевская и решили позвонить Никитиной, надеясь, что она выкупит её, задумчиво протянула Катя. – И там же лежало коралловое ожерелье

Мила как-то странно посмотрела на нее.

– Ожерелье я нашла около трупа Олега Васильевича

Уходя из конторы, Катя столкнулась в дверях с Гришей. Он сильно изменился с тех пор, когда Катя его видела в последний раз. Выглядел потухшим и усталым "Какая неприятность свалилась на этих ребят – подумала Катя, – им пришлось первый раз в жизни столкнуться с убийством. А это нешуточное дело" – Екатерина … что-то случилось опять? – испуганно сказал он. – Нет – нет, – поспешила успокоить его Катя, – можно вас на минутку, и она вышла с Гришей в коридор. На Милу не обращайте внимания. У неё нервы. – Гриша дернул головой. – А у кого их нет? – Вы будете работать здесь? Никуда уходить не думаете? – Пока нет. Некуда. – Но вы же хотели уйти от Макеева? – Нет, – быстро выпалил Гриша, – а кто вам это сказал? – Неважно Я могла и ошибиться. До свидания

Выйдя на улицу, Катя вдохнула воздух. и чуть не задохнулась от едких выхлопных газов. Она поспешно нырнула под арку, находившуюся рядом. "Посижу немного в дворике, отдохну". Дворик был неухоженным. Поискав глазами скамейку и не найдя её, Катя присела на каменный парпет подъезда. Посмотрев вправо, Катя увидела заколоченную дверь. "Когда-то ею пользовались, а сейчас расплодившиеся конторы теснят жильцов. Вымирает Москва Скоро жилых домов в центре и не останется" Повинуясь всепоглощающему инстинкту любопытства, Катя подошла и подергала ручку. К её удивлению, дверь качнулась. "Значит, она не заколочена. Катя сделала несколько шагов вперед и подняла голову вверх. Боковая лестница вела на второй этаж. Интересно, а сообщаются ли между собой комнаты фирмы и этот черный вход, которым, судя по всему, давно не пользуются?" Катя закрыла за собой дверь и оказалась в полной темноте. "Я ничего не вижу." Катя протянула руку и наткнулась на что-то твердое: "Стена". Она остановилась, не решаясь идти дальше. "Надо съездить домой за фонариком" – мелькнуло в голове.

Через сорок минут Катя уже стояла на боковой лестнице и, освещая перед собой, путь медленно двигалась вперед, поминутно останавливаясь и оглядываясь вокруг. Видимо, здесь когда-то были подсобные помещения. Поднявшись на второй этаж, Катя стала шарить фонариком по стенам и по полу. В одном углу что-то блеснуло. Она подошла поближе. Там валялась пустая баночка из-под пепси-колы. Катя присела на корточки. А около банки лежала КОРАЛЛОВАЯ БУСИНА.