Корея на перекрестке эпох

15. Культурный шок

Каждый иностранец, впервые приезжающий в Корею, как правило, переживает то, что называется "культурный шок". Об этом можно судить хотя бы по "Колонке читателя" - ежедневной рубрике в "Korea times", где люди разных национальностей негодуют, удивленно констатируют, советуют, размышляют, иронизируют по поводу непривычных для них реалий корейской жизни. Я всегда думала, что это очень умно - устроить такую колонку, чтобы приезжие люди могли не только поделиться опытом друг с другом, но и выпустить пар, раздражение, которое неизбежно накапливается при соприкосновении с тем, что непонятно, что не совпадает с традиционными оценками и представлениями, бытующими в их родной стране.

Я сама не раз писала в "Korea Times", и всегда в подоплеке моих заметок лежало раздражение. Один раз это была заметка о возрасте - я удивлялась, почему меня в 38 лет все называют старой. В другой раз на написание в "Колонку читателя" меня подвиг большой транспарант во дворе нашего общежития, где было написано: "Только у красивых есть будущее". Меня возмутил такой категорический отказ большинству людей и мне лично во всякой надежде на хорошее.

Один раз мне пришлось вступить в полемику с внештатным комментатором газеты, почтенным профессором Ким Бёнгуком, который выступил с большой статьей, где рассказал, что Сталин был "приспешником Гитлера" и что "мир от коричневой чумы в годы второй мировой войны спасли 10 тысяч храбрых американских парней, которые высадились в Нормандии 6 июня 1944 года". Автор назвал это событие "поворотным во второй мировой войне и всей истории человечества в XX веке". Я - дочь и внучка ветеранов - не могла молчать. Я написала в газету возмущенное письмо, где рассказала о Пискаревском кладбище, где похоронены 800 тысяч мирных жителей, умерших от голода и лишений, о моем 18-летнем дяде, убитом под Сталинградом, о 30 миллионах погибших советских граждан, что составляет две трети населения современной Кореи.

Мое письмо напечатали, и в ответ на него Ким Бёнгук сделал некоторые уступки. "Да,- признал он в своей второй статье. - Под Сталинградом была разбита миллионная группировка немецких войск и были взяты в плен маршал Паулюс и еще 23 немецких генерала, но это был "поворотный момент в войне Советов против нацистов, а Европа при этом оставалась под пятой Гитлера". Меня это не устроило. Обсудив ситуацию с коллегами-историками и с друзьями, я поняла, что мои аргументы никто не воспринимает. Слишком отличалось то, о чем я рассказывала, от того, что люди краем уха слышали или где-то читали. К тому же я нарушала этику, полемизируя с профессором, сама не будучи профессором. Тогда я обратилась за поддержкой к профессору - доктору исторических наук и своему однокурснику Сергею Волкову. Он быстро откликнулся на мой призыв краткой статьей. Не могу удержаться, чтобы не процитировать отрывок из нее:

"Я предполагаю, что приуменьшение на Западе роли советско-германского фронта проистекает из нежелания признать тот очевидный факт, что западные демократии смогли раздавить одного бандита, только прибегнув к помощи другого, с которым им пришлось заключить союз. Я хотел бы напомнить читателям, что на советско-германском фронте было дислоцировано в разное время войны от 190 до 270 немецких дивизий, в то время как англо-американские войска сражались против 9-15 дивизий в Северной Африке (1941-43), 7-26 дивизий в Италии (1943-45) и 56-75 дивизий в Западной Европе. Войска Сталина разбили 607 дивизий германского блока, в то время как войска союзников разбили 176 дивизий. На полях боев Германия потеряла 13,6 миллионов человек, и из них 10 миллионов - на восточном фронте, а также 75 процентов снаряжения.

Только учитывая эти цифры, можно понять, как союзники отдали Сталину всю Восточную Европу с Польшей, Венгрией, Чехословакией, Румынией, Югославией, Албанией и частью Германии и даже позволили ему расширить свои границы до таких районов, какие раньше никогда России не принадлежали (Восточная Пруссия). Вторжение в Нормандию было необходимо союзникам для того, чтобы не позволить Сталину захватить еще больше. Если бы западные страны промедлили с высадкой, война бы продлилась на 5-6 месяцев дольше, но коммунистические режимы были бы установлены везде - вплоть до Пиренеев".

Через день после публикации статьи С. В. Волкова, мне принесли пакет. В нем оказалась книга с дарственной надписью: "Т. Симбирцевой с искренним уважением от Ким Бёнгука". Так элегантно мой оппонент признал свое поражение, и я была искренне рада своей победе, хотя и понимала, что по сути она бессмысленна. Было очевидно, что в Корее о России пока знают в основном только то, что "там холодно, и поэтому пьют много водки". Больше того. Против России существует предубеждение. Оно основывается на "теории о российской угрозе Корее", существующей в историографии с конца прошлого века и пустившей в этой стране глубокие корни. Мои товарищи по учебе - аспиранты исторического факультета Сеульского национального университета - не раз говорили мне, что Россия кажется и всегда казалась корейцам устрашающей из-за своих невероятных размеров. Логика такова: "Раз такая большая страна - значит, несомненно, желает захватить маленьких соседей или во всяком случае представляет угрозу".

Этим предубеждением ловко пользовались политические соперники России - Англия, Япония, а затем и США. Об угрозе Корее со стороны России с 60-х годов прошлого века не писал только ленивый: и китайские дипломаты, и английские писатели, и американские врачи, и японские профессора. Все они опирались на мощный постамент: архивы и прессу Великобритании, которая с 60-х годов прошлого века видела в России своего главного соперника в борьбе за влияние в Азии. Поэтому очень легко можно представить себе, какого рода сообщения о России представлены в английских источниках, и какое мнение о ней распространяла издававшаяся в разных странах Азии английская пресса. После распада английской колониальной империи в 1945 г. в полку историографов-русофобов резко прибыло. К нему примкнули ученые бывших английских колоний.

От камня, брошенного когда-то меткой английской рукой, пошли круги, не затухающие и по сей день. Корея искренне верит в то, что напечатано в западной историографии и перепечатано с собственными дополнениями и поправками в историографии японской. Русские документы и литература в Корее почти не известны. Трудно сказать, в чем причина. В том, что слишком мало людей достаточно знают русский язык, чтобы переводить подобные материалы, или в том, что кому-то не хочется, чтобы эти материалы были опубликованы?

Со времени, когда я писала письма о Сталине и второй мировой войне в "Korea Times" прошло четыре года. Справилась ли я с культурным шоком, который возник у меня, когда я познакомилась с "теорией о российской угрозе Корее" и узнала о существующем в этой стране извращенном представлении о России? Вероятно, да. Я лично познакомилась с Ким Бёнгуком. Оказался милейший человек, щедрый и бескорыстный. Он подарил католическому монастырю свое родовое поместье в провинции Южная Чолла. Я гостила там, когда ездила на экскурсию в город Канджин. К России Ким Бенгук никаких личных претензий не имеет, а в газете писал то, чему его научили в молодости - в годы его учебы в США. Так он мне сам сказал.

Примирилась я и со своими коллегами - историками. Столько вместе прослушано лекций, сделано докладов! Столько споров и нелицеприятного обмена мнениями позади! Они оказали мне неоценимую помощь во время написания диссертации, и я не могу думать о них иначе, как с благодарностью. Я поняла, чем было вызвано их отрицательное суждение о моей стране, когда почитала литературу, на которой они воспитаны. На смену возмущению пришло понимание, а значит, с шоком покончено, хотя каждая из сторон в целом остается при своем мнении. Для меня пережитое стало стимулом к серьезному изучению истории российско-корейских отношений. В СНУ я защитила магистерскую диссертацию на тему "Критика мифа о российской угрозе Корее", в которой, как мне кажется, смогла доказать, что с XVII века (корейцы считают, что Россия начала угрожать корейской безопасности со времени албазинских войн 1654 и 1658 гг.) до 1895г. такой угрозы не существовало.

Тот факт, что моя диссертация, основные положения которой резко расходятся с общепринятой в Корее точкой зрения, была принята к защите в самом престижном и консервативном учебном заведении страны, говорит сам за себя. Я искренне стремилась узнать историческую правду, и мои корейские наставники оценили мою искренность и усердие. В чем-то они согласились со мной. В чем-то согласилась с ними я. Что-то нам еще предстоит вместе изучать. В процессе работы я поняла, насколько это разрушительно - отрицательно думать об окружающих только потому, что они не думают так, как я. Терпимость - важный урок, который я вынесла из своего культурного шока.

Я была намного счастливее других. Любовь к своему делу помогла мне преодолеть культурный шок, но она не панацея. На некоторых европейцев и американцев, особенно тех, кто живет среди корейцев или вынужден постоянно общаться с ними по роду деятельности (бизнесмены, миссионеры, журналисты, дипломаты), этот шок давит долгие годы, порождая стресс, нервные расстройства, чувство потерянности, одиночества и изоляции.

Как-то я прочла, что когда в Корее находился американский Корпус мира, многие его сотрудники, особенно женщины, не выдерживали условий контракта и возвращались домой раньше оговоренного срока. Социологи заинтересовались этим явлением и выяснили, что американцам невыносимым было отсутствие возможности остаться в одиночестве, даже в собственном доме. Их постоянно преследовали любопытные, ни на минуту не оставляя назойливым вниманием.

Подобное происходит не только в Корее. Знакомый миссионер рассказывал, что более половины сотрудников, которых британские фирмы нанимают для работы в Африке, Китае или Индии, возвращаются домой до завершения срока контракта, чем наносят работодателям значительный финансовый ущерб. Они объясняют свой поступок тем, что "не могут обрести равновесие в культуре, которая слишком чужда". Выдерживают командировки в основном те, кто, пребывая за рубежом, имеет возможность постоянного общения с себе подобными в клубе или церкви. Знакомая американка, которая так и не смогла справиться с культурным шоком, прожив в Корее шесть лет, как-то поделилась со мной своими ощущениями: "Когда-то в молодости я читала фантастический роман, в котором говорилось о некоем человеке, жившем на Луне в полном одиночестве. От нечего делать он постоянно смотрел на Землю в сильный телескоп, наблюдал за людьми и делал у себя на Луне то же, что и они, буквально копируя их действия и достижения. Однажды к нему прилетели земляне, и он с гордостью повел их по своим владениям, поясняя, что все, что они видят, он скопировал у них. Но они ничего не смогли узнать. Тот человек лишь копировал форму, ничего не зная о содержании. Корейцы напоминают мне того человека. Они окружают себя всеми возможными продуктами иностранной цивилизации, не вникая в их подлинный смысл, и в то же время продолжают осуждать иностранное влияние и самих иностранцев",- сказала она. Мне иногда казалось, что я понимаю, что она имела в виду.

Как-то раз с соседкой по общежитию Эйко Накаяма мы пошли в театр на спектакль, который был широко разрекламирован в прессе как постановка, посвященная русской "перестройке". Интриговал и тот факт, что местом действия был избран не маленький подвальчик на улице Тэханно - театральной Мекке Кореи, а престижный зал в представительном художественном комплексе в южной части столицы. Спектакль назывался "Украли Ленина" и принадлежал перу некоего Бена Толмазова. Как объяснялось в программке, это был "русский борец за справедливость", ныне проживающий в "мире свободы", то есть в США.

Началось представление документальными кадрами кинохроники: крестьяне в лаптях с изможденными лицами; трупы повешенных, раскачивающиеся на ветру; баррикады, расстрел женщин и стариков. Во всем зале только мне было ясно, что перед нами - отрывок хроники времен первой мировой войны. Когда-то в школе мы смотрели этот фильм как учебный. Какое отношение показанные кадры имели к "перестройке" так объяснено и не было, но режиссер добился необходимого ему эффекта. Люди восприняли показанное как современность и смотрели на сцену с предубеждением и неприязнью.

Когда поднялся занавес, мы увидели саркофаг, в котором лежал артист, изображавший набальзамированный труп В. И. Ленина, а вокруг него - главных героев: врачей, занимавшихся поддержанием тела в нетленном состоянии. Но они сами были как разложившиеся трупы. Беспрестанно куря и туша окурки о саркофаг, скаредно пересчитывая деньги, они обсуждали, как пойдут вечером на заработки: разносить мелкий товар - вроде жвачек и презервативов - туристам по гостиницам. Рядом сидели их секретарши, которые безостановочно хлестали водку, не закусывая, и, не стыдясь окружающих, снимали блузки и примеряли какую-то одежду, которую приносили им странного вида мешочники. Облокачиваясь на тело "вождя мирового пролетариата", герои рассуждали о том, как трудно в Москве купить бюстгальтер, что российские дачи - это просто сараи, где нет ни водопровода, ни туалета, и что только дураки могут "горбатиться" на таких смехотворно маленьких - в шесть соток - участках земли, и т. д., и т. п. Автор захлебывался от ненависти. Зал захлебывался от хохота. Я захлебывалась от возмущения. Эйко поняла мое состояние и взяла за руку, стараясь успокоить.

Рядом сидел и заразительно смеялся интеллигентного вида молодой человек. Я спросила его после спектакля, что смешного в том, что у моей мамы - скромной пенсионерки - есть участок в шесть соток и двухэтажный домик, где она проводит лето. Он очень удивился моему вопросу, подумал и ответил, что ничего смешного тут нет, а во время спектакля он смеялся, потому что все смеялись. Стремление "быть, как все" в корейце развито чрезвычайно. Отмечу также, что наличие у горожанина, живущего на зарплату, 600 квадратных метров собственной земли, да еще полученных бесплатно, для Кореи факт просто невероятный. Дачи там имеют единицы, и это очень богатые люди. В последние годы некоторые горожане стали брать в аренду у крестьян небольшие участки земли - метров 20-30 - недалеко от своего дома и сажать там перец, помидоры, огурцы - не столько для прокормления, сколько для души. Корейская пресса умиленно писала об этом движении как отражении неистребимого стремления человека к земле.

Когда мы выходили из зала, мы увидели несколько огромных венков из живых цветов, какие обычно дарят на премьеры, свадьбы, вернисажи и прочие значительные события. На одном из них была лента с надписью крупными буквами: "Большое спасибо от российского посольства".

После посещения спектакля "Украли Ленина" я написала письмо в редакцию газеты "Хан кёре синмун", о которой мне говорили, как об одной из самых прогрессивных. В письме я поделилась своими впечатлениями о спектакле и мыслями о недопустимости оскорблений в адрес другой страны. Потом я позвонила в редакцию сама, чтобы узнать, могут ли там опубликовать мое мнение. Мне вежливо объяснили, что "Корея - страна свободная и демократическая, и поэтому артисты здесь могут выбирать любое произведение к постановке и говорить все, что они хотят". Я знала, как щепетильно корейцы относятся ко всему, что касается их собственных деятелей, культуры и обычаев. Что они никогда не потерпели бы, если бы какой-нибудь российский театр поставил спектакль, например, о президенте Пак Чжонхи. выставив его на посмешище. Знала и о том, что в стране существует цензорский совет, проводящий жесткий отбор допущенных к публикации произведений. В 1990 г. в Корее считались запрещенными 376 книг. Поэтому объяснение меня никак не удовлетворило. Зато я узнала, что такое "свобода" в представлении журналистов из "прогрессивной" печати.

Оказалось, что не все корейцы разделяют их мнение: профессора Сеульского университета, с которыми я поделилась своими переживаниями, как и я, были возмущены спектаклем и реакцией на мое обращение влиятельной газеты. Их поддержка стала для меня противоядием против культурного шока.

Обычно каждый приезжающий в страну на длительный срок иностранец вызывает к себе повышенный интерес. Кто бы он ни был - студент или повар, преподаватель или жена северокорейского беженца - о нем пишут в газетах, его приглашают на радио, а иногда - и на телевидение. Я не составила исключение. Ко мне проявила внимание одна из самых крупных и влиятельных газет страны "Чунан ильбо", заинтересовавшаяся тем, что я училась полгода в Пхеньяне. Меня попросили дать интервью об учебе в университете имени Ким Ир Сена, и я с радостью согласилась. Я подумала, что "Чунан ильбо" могут читать и на севере Кореи, и восприняла то приглашение как возможность хоть как-то отблагодарить своих северокорейских учителей за все, что они сделали для меня. В Пхеньяне я заговорила по-корейски, начала понимать язык на слух и пережила связанные с этим счастливейшие минуты. Об этом я и рассказала в своем интервью.

Каков же был мой ужас, когда несколько дней спустя я раскрыла газету и увидела свое фото под заголовком "Стремлюсь отмыть пхеньянский диалект". В тексте указывалось, что я хочу его "отмыть", потому что считаю "грязным и неуклюжим". Представив лица своих пхеньянских учителей, раскрывающих газету и видящих эту мерзкую публикацию, я позвонила журналисту, который брал у меня то интервью, Ли Суннаму, и потребовала опровержения. Он отказался, заявив, что напечатал так, как меня понял. К тому времени у меня был уже такой большой стаж работы переводчицей, что я была уверена, что мысль свою по-корейски могу донести верно. Было очевидно, что лгать для Ли Суннама - дело привычное. Я в возмущении повесила трубку, и до сих пор жалею, что не позвонила тогда самому высшему руководству "Чунан ильбо", хотя понимаю, что опровержения все равно бы не последовало. Писать положительно о Северной Корее в те годы было не принято.

Нет худа без добра. Та публикация в "Чунан ильбо"стоила мне нескольких бессонных ночей, но она же стала началом хорошей дружбы и нового, очень светлого этапа в моей жизни. Через несколько дней после выхода в свет того злосчастного интервью, мне в общежитие позвонили. Неизвестная женщина, пояснив, что нашла меня через "Чунан ильбо", попросила меня написать небольшой очерк для журнала "Ежемесячное эссе (Вольган эссе)". Я решительно отказалась, прямо сказав, что после того интервью не желаю иметь дело ни с какими журналистами.

Но женщина была настойчива. Она объяснила мне, что "Ежемесячное эссе" - журнал необычный, поскольку в нем публикуются не профессиональные журналисты и писатели, а простые "люди с улицы", которым есть, что сказать. Я заинтересовалась, потому что в России не видела ничего подобного. Вероятно, в нашей стране такой журнал и не мог бы возникнуть. В Корее же он отразил традиционное преклонение перед образованностью, предполагавшей среди прочих качеств умение написать сочинение на заданную тему в определенный срок.

Пэгильчан - конкурсы на лучшее сочинение - проводятся в Корее регулярно самыми различными учреждениями и заведениями: булочными, крупными универмагами, фирменными закусочными, газетами, университетами, обществами по охране окружающей среды, фирмами по производству пищевых продуктов и т. д. Участвуют в них представители разных возрастов и групп населения: домохозяйки (например, любительницы кофе или свежей выпечки); матери школьников, озабоченные проблемой воспитания в детях любви к родному краю; сторонники "глобализации"; противники употребления в корейской речи иероглифических слов и, наоборот, сторонники изучения иероглифики; иностранцы, изучающие корейский язык; студенты, изучающие английский язык и т. д. "Ежемесячное эссе" продолжал эту традицию.

Со временем он стал моим любимым журналом, окошком в мир людей, которые меня окружали. Но не только сам журнал заинтересовал меня во время того разговора. Язык той женщины был таким красивым и причудливо-вежливым, что я не смогла устоять и согласилась на встречу. В конце концов именно любовь и интерес к корейскому языку лежали в основе всего, чем я занималась.

На следующий день мы встретились с Суджин в кафе около моего общежития. Она была маленькая, милая, внимательная и вся словно светилась изнутри. Трудно сказать, как мы стали необходимы друг другу. Не могу проследить это по дням, но уже спустя несколько недель все свои культпоходы в театры, музеи и за город я совершала только с ней. С тех пор мой культурный шок пошел на убыль. "В этой стране живет Суджин и считает это нормальным или как-то мирится в этим. Значит, это нормально и для меня, или я тоже должна мириться с этим",- эта мысль полностью освободила меня от ненужных эмоций. Спустя четыре года так же думала Суджин, когда приехала ко мне в Россию погостить на несколько дней.

Поведение корейцев в метро вызывает у иностранцев особенно много нареканий. Они не могут понять, почему их там постоянно толкают и при этом не извиняются. Люди, у которых отсутствует положительное мышление, как правило, так и остаются с убеждением, что корейцы - люди невоспитанные, лишая себя возможности увидеть воспитание и манеры совсем другие, не такие как те, к которым они привыкли в своей стране. Люди с положительным мышлением, стремятся дать толчее свое объяснение: корейцы нещадно толкают друг друга в метро, потому что они "друг другу не представлены", и следовательно, друг для друга не существуют.

Может, оно и так, но лично меня не смущала толчея в метро. Я слушала речь, вглядывалась в лица, и толпа мне казалась добрее, чем в России. В ней мне подробно объясняли дорогу, если я не знала, как пройти; мне улыбались, встретив мой взгляд; со мной заговаривали, заинтересовавшись содержанием книг, которые я читала, или рассчитывая просто попрактиковаться в английском языке (больше всего в Корее живет американцев, и любой из приезжих кажется американцем). Я видела старушек, которые, возвращаясь с рынка в переполненном вагоне, забрались на бархатные сиденья с ногами, заняв намного больше пространства, чем полагается одному пассажиру. Грубого слова им никто не сказал, и мне было это приятно, хотя ужасно хотелось сесть.

Мне кажется закономерным, что корейцы толкаются больше. Они живут в таком небольшом пространстве (Корея - одна из самых густо населенных стран мира), что людям просто невозможно этого избежать. Помню, как трудно было в первые месяцы моей жизни в Сеуле преодолевать 500 метров, отделявших мое общежитие от рынка Тондэмун. По узкому тротуару непрерывно сновали мотоциклисты с рулонами ткани и газовыми баллонами на багажниках, ставя пешеходов в безвыходное положение: с одной стороны была стена, а с другой - непрерывный поток машин на шоссе. В конце концов я приспособилась: заскакивала в открытые двери, пользовалась проходными дворами и обходными путями. Привычка эта далась нелегко. До сих пор я считаю, что одним из самых трудных моментов моей жизни в Корее было необходимость пребывания в замкнутом пространстве азиатского города и в постоянном общении с окружающими.

Корейцы по-другому относятся к прикосновениям. Русские, даже в тесном метро, стараются всегда сохранять между собой дистанцию. Находиться ближе нее - неприлично. Не то в Корее. Если у нас на сиденье метро обычно сидит шесть человек - не больше, независимо от габаритов пассажиров, то в сеульском метро там сидят и 7, и 8, и 9 человек - столько, сколько поместится. Никого не возмущает тесно придвинувшийся сосед или чужой ребенок, облокотившийся на ваши колени. У нас ребенка с первых дней жизни приучают к своей кровати, а в Корее дети часто спят вместе с родителями. Раньше это вообще было неизбежным, поскольку все члены семьи спали вместе на полу в одной комнате, но и сегодня отдельная кровать может вызывать чувство одиночества.

Кореянки практически не пользуются детскими колясками. Для них просто нет места - ни в домах, ни на переполненных улицах. Выходя на улицу, мама несет ребенка на спине в особом одеяле с завязками, так что он постоянно чувствует ее тепло. Так с рождения вырабатывается терпимость к прикосновению, которая немало помогает в дальнейшей жизни. В библиотеках университетов обычно яблоку негде упасть. Очередь в них занимают задолго до открытия, чтобы иметь возможность занять стул и небольшое пространство стола, за которым и проводят целый день - вплоть до закрытия. Несмотря на то, что студенты постоянно чувствуют прикосновение локтя соседа по столу, это не мешает им сосредоточенно заниматься. Только в особо важных случаях - например, во время подготовки к экзаменам на должность - кореец удаляется в косивон - специальное учреждение, нечто среднее между тюрьмой и общежитием, где в отсутствие телефона, телевизора, радио и прочих средств коммуникации достигается особая степень сосредоточения. Если в косивоне человек встречает знакомца, то немедленно переезжает в другой. Но это особый случай.

Часто мои знакомые студенты массировали друг другу спины, затекшие от продолжительных занятий за столом. Девушки в общежитии любили расчесывать друг другу волосы и шли на любые ухищрения, чтобы потрогать необычные в Корее светлые кудри соседок-иностранок.

Как-то я была в гостях у своей студентки, которая вместе с подругой за двести долларов в месяц снимала комнатушку рядом с университетом Сонгюнгван. Места в "комнатушке" едва хватило, чтобы нам вдвоем сесть. Тем не менее там было уютно, и каким-то фантастическим образом размещалось множество полезных вещей: складной столик для еды, крошечная складная гладильная доска, бумажный гардероб для одежды и обуви, вешалка для пальто, полка с книгами. Когда приходило время ложиться спать, все, что только можно было, складывалось и сворачивалось, и девушки ложились, тесно прижавшись друг к другу.

Личное, отдельное, собственное, конфиденциальное - представление об этом определяется культурной традицией. Каждое общество имеет свои собственные правила, и они глубоко отличаются друг от друга. Существуют разные типы личной свободы - физическая, умственная, информационная, пространственная, не говоря уже о свободе личности в государстве, которая зависит от того, насколько государство желает знать о вас и как собирается эта информация.

Разное понимание личной свободы в повседневной жизни может стать причиной недопонимания и смущения. В одной стране вопрос о размере заработной платы, даже если спросить близкого друга или знакомого, покажется дерзостью, а в другой - нормой. В одном обществе вопрос о жене и детях не всегда уместен, поскольку нельзя быть уверенным, что у вашего знакомого все та же жена, которую вы знали раньше, но если не задать его в другом обществе, то можно показаться невнимательным и безразличным.

В Корее, если вы пришли на осмотр к врачу, то часто сотрудники клиники, не имеющие к данному врачу никакого отношения, или другие пациенты будут стараться заглянуть внутрь во время вашего осмотра. Европеец в этом случае будет очень смущен, поскольку надеется на определенную конфиденциальность в данном вопросе. То, что она не предусматривается при осмотре, говорит о том, что ей не придается большого значения. Объясняют, что другим пациентам интересно, какие у вас проблемы и как вас лечат.

Мне говорили, что в США в очереди в банк считается вежливым стоять в стороне, пока обслуживают другого клиента. В Корее у окошка кассира толпится такая большая толпа, что сохранение тайны вкладов кажется невозможным.

Живущие в Корее иностранцы нередко жалуются на назойливое внимание, которое их окружает, куда бы они не пошли. "Они смотрят на меня так, будто у меня две головы и хвост,- говорил с досадой знакомый преподаватель. - Особенно досаждают дети, которые бегут за тобой, показывая пальцем и крича: "Мигук сарам (американец)!" Отсутствие приватности изнуряло его.

По статистическим данным, около четверти семейного бюджета корейцы тратят на общение: поездки в гости; подарки по случаю свадеб, хвангапов, новоселий; приглашение нужных людей в ресторан; оказание помощи по случаю похорон или болезни, на благотворительность и т. д. Чем больше контактов - с дальними и ближними родственниками, соседями, коллегами, однокашниками (выходцы из одного университета считают себя чем-то вроде побратимов), единоверцами, друзьями своими и своих детей, братьев и сестер; одноклубниками, одногруппниками. товарищами по интересам, учениками одного Учителя, знакомыми и т. д. - тем ты прочнее стоишь на земле. Создание и поддержание контактов - одна из важнейших жизненных задач.

Жизнь внутри коллектива естественна для корейца, как полет для орла. И все же в последнее время представление о конфиденциальности и праве на личное стало проникать в среду молодой интеллигенции. В противовес благозвучному слову чон, обозначающему чувства, связывающие людей в семье и коллективе, осознание своего права на личную жизнь пока называют "эгоизмом". "Эгоистичным" считается стремление выделиться на работе по сравнению с окружающими, разделение работы на "мою" и "твою". Это мнение разделяют и руководители корпораций, которые, набирая кадры, делают упор на лояльность компании, а не на опыт или мастерство. Предпочтение отдается выпускникам, из которых стараются воспитать преданных сотрудников. Опытные люди набираются только при специальных обстоятельствах, когда создается, скажем, новая компания и не хватает своего собственного опытного персонала. Продвижение и оплата зависят от выслуги лет. Помню забастовку в американском банке в Сеуле, где корейские служащие требовали отмены американской системы вознаграждений, основанной на личном вкладе сотрудника в дело.

В наши дни люди старшего поколения, привыкшие большую часть своей жизни проводить на работе, жалуются, что молодежь становится все более "эгоистичной", поскольку ставит семью выше работы. Но если противоречия между чон и "эгоизмом" в коллективе, где работают только корейцы, пока еще только слегка обозначены, то в компаниях, приглашающих на работу европейцев, они приобретают серьезные масштабы. Здесь сталкиваются разные подходы к делу, разные представления о долге и обязанностях.

Помню, какой конфликт возник в период моей работы в корпорации "Ссанъён", когда русские рабочие, приехавшие для наладки экспериментального оборудования, с первого дня стали уходить с работы в 6 часов вечера, считая, что и так достаточно потрудились с восьми утра. В отличие от них, корейские сотрудники находились на рабочих местах часов до 11 вечера и даже позже, и их возмущала "нерадивость" русских коллег. Меня наняли корейцы, и я вместе с ними проводила время в офисе до глубокой ночи. Мне показалось, что собственно работой после 6 часов не занимался никто. Пили кофе, говорили между собой и по телефону, задавали мне вопросы о жизни в России и возмущались поведением приезжих. Они не были ни бездельниками, ни лицемерами. Это было проявлением чон, когда мужчины оставались вместе после основной работы, так как считали укрепление личных контактов (а следовательно, дружбы в коллективе) важным вкладом в работу своей фирмы. Не увидев чон у русских коллег, они немедленно сделали вывод, что именно в этом скрыта причина провала российской "перестройки"

Защищая соотечественников, я объясняла, что необходимость оставаться на работе сверх установленного времени в России воспринимается как некомпетентность, ибо значит, что человеку надо намного больше времени, чем остальным, чтобы закончить работу. Меня слушали, но не слышали. Русским я объясняла, что в Корее требования организации превалируют над интересами семьи и частной жизнью, поэтому работа допоздна - норма. Они не осуждали такую модель поведения корейцев, но категорически не соглашались принимать ее для себя и возмущались тем, что им ее навязывали. Им казалось невероятным, что ради "корпоративной солидарности" можно пренебречь вечерним отдыхом и общением с домашними.

Ситуация была тупиковая. Заключая контракт, чиновники были обязаны предусмотреть возникновение подобных недоразумений и их заранее оговорить. Этого сделано не было. Психология международного бизнеса - предмет неведомый как в Корее, так и в России. Аналогичные конфликты между корейским и российским персоналом возникали не раз и в корейских фирмах в России. Отказ учитывать особенности местного менталитета и реальные бытовые условия были, на мой взгляд, одним из крупных просчетов южнокорейских бизнесменов в России, что не могло не отразиться на их работе. Неудачей закончилась и та попытка фирмы "Ссанъён" объединить усилия корейских и российских инженеров.

О том, в какой глубокий тупик могут загнать себя люди, испытывающие культурный шок, рассказала в феврале 1997 г. на страницах "Korea Times" преподавательница английского языка в провинции Кёнсан-намдо, американка из штата Айова Кейрон Мак-Дермотт:

"Я сказала живущему со мной в одном доме молодому коллеге-американцу (белый, 6 футов и 5 дюймов ростом, родом из Техаса), что осуждаю его расистские выпады против корейцев. Он расклеивает их в виде листовок в лифте.

Мне известно, что большинство людей испытывают сходные чувства, но дают им выход в узком кругу. Лифт - не подходящее для этого место. Кореянка американского происхождения, которая живет на моем этаже, обратила внимание на листовки и выразила протест. Извиняясь, я объяснила, что ему здесь все ужасно надоело. "Тогда ему надо уехать",- сказала она. "Он пытается, направляет запросы в другие страны, но пока не подыскал ничего подходящего", - я продолжала извиняться.

Ради справедливости должна заметить, что вероятно, у этого мужчины был период, когда он не относился к этой стране так отрицательно. Он бегло говорит по-корейски, а это очень трудный язык. Вероятно, у него есть весомые причины, чтобы сердиться.

Первоначально он подписал контракт, который гарантировал ему фиксированную зарплату и два-плюс-один месяц отдыха в перерывах между семестрами. Через год работы ему был предложен новый - менее выгодный - контракт. У него уже не было времени, чтобы искать что-то лучшее, и он предпочел подписать этот.

Контракты часто являются причиной конфликтов между иностранными преподавателями и их корейскими работодателями. В институте, где я работала в прошлом году, контракт оговаривал 8-часовой рабочий день: шесть часов преподавания и два часа подготовки. На деле получилось иначе: мы разъезжали на автобусах по разным компаниям, тратя на дорогу по четыре часа ежедневно. Корейские законы гарантируют (!) работнику месячный оклад по завершении контракта (вместо пенсионных и прочих отчислений), и Совет по труду, как предполагается, должен нам помогать в реализации этого права.

Моего корейского друга, который сопровождал меня в Совет по труду, чтобы помочь получить эту компенсацию, буквально вынудили признать, что мой бывший босс расплатился со мной сполна. Мало кому из иностранных преподавателей удается получить эти деньги, потому что мы не знаем, как это сделать.

Я, пожалуй, соглашусь с тем молодым человеком (и другими, кто разделяет его мнение), что это слишком несговорчивая страна, и пребывание в ней - слишком серьезное испытание, чтобы ее любить. Города перенаселены, хаотично застроены, на них больно смотреть, и иногда в них опасно находиться. Один американец сломал несколько ребер, решив пойти по неосвещенной незнакомой дороге.

Корни моей личной привязанности к Корее в искусстве, истории и благодарности. Постоянные нарушения контракта, которые мне приходится испытывать, кажутся не столь важными по сравнению с моими личными приобретениями здесь. Год пребывания рядом с моими студентами - в основном достойными самого глубокого уважения взрослыми мужчинами и женщинами - значительно укрепил мое чувство собственного достоинства, которое здорово пошатнулось за ту пару лет, что я преподавала в Айове. Они переживали сложные жизненные коллизии, какие я и представить себе не могу, с такими достоинством, чувством юмора и жизнерадостностью, какие недоступны нам, американцам, озабоченным реализацией наших индивидуальных прав. Они познакомили меня с корейскими художниками мирового класса Син Юнбоком и Ким Хондо.

Не требуется много интеллекта, чтобы понять, что Корея - маленькая страна, расположенная между Китаем и Японией,- просто вынуждена была быть в прошлом и будет в будущем агрессивно националистической, чтобы сохранить свою культурную, лингвистическую и политическую независимость. Я уверена, что тот мой коллега знает об этом намного больше меня. Однако на мою просьбу прекратить нападки на корейцев он ответил резким обличительным сочинением на 28 страницах, с иллюстрациями и примечаниями.

"Правила человеческих отношений" для работающих за рубежом преподавателей из штата Айова, призывают "осознать пагубность деградирующих человеческую личность проявлений сексуальной, расовой и прочих видов дискриминации и предрассудков, оказывающих пагубное воздействие на человеческие отношения". К сожалению, авторы упускают дискриминацию, существующую в Айове по отношению к возрасту - достаточно любопытную для самого "старого" штата в США. Объявления, которые нередко вешают в лифте, приглашают на работу людей от 23 до 47 лет, исключая таким образом самых образованных, энергичных и наиболее приспособленных к работе, подобной моей, американцев.

Нельзя научиться быть терпимым по "Правилам". Нельзя потребовать у кого-то терпимости. Она возникает на подсознательном уровне. Некоторые белые американцы, которые раньше жили, "как зачарованные", в отрыве от реальности, сегодня получают урок. Его им преподают мужчины и женщины "карликовой, наполовину уродливой упрямой страны, где никогда не извиняются". Мужчины и женщины, которыми - черт меня подери - я не могу не восхищаться".

На мой взгляд, причина переживаний этого молодого техасца кроется в нем самом. Проявив слабость, видимо, по принципу "лучше синица в руке, чем журавль в небе", он однажды подписал контракт менее выгодный, чем был у него до этого, и воспоминание об этом поступке вызывало у него чувство унижения. Не желая смотреть правде в глаза, он не нашел ничего лучшего, как винить в произошедшем корейцев, хотя аналогичная ситуация могла бы произойти с ним где угодно. Испытываемый им постоянный стресс (а 28-страничное сочинение с обличениями - верное тому подтверждение) - закономерный результат неверной самооценки, и культурный шок имеет к данному случаю лишь косвенное отношение.

Кейрон Мак-Дермот сравнивала Корею со своей родной страной, и понимание того, что и в Америке есть свои проблемы, было хорошим лекарством от культурного шока. Сталкиваясь с разными ситуациями в Корее, я постоянно задавала себе вопрос: "А как бы это было в России?" Часто это было бы так же. Иногда хуже. Иногда - лучше. Чем больше я думала, тем меньше оснований для культурного шока у меня было.

Корея имеет с Россией много общего - намного больше, чем с западными странами. Вероятно поэтому культурный шок у русских в Корее не принимает гипертрофированных размеров, и у них значительно больше положительных впечатлений, чем у выходцев с Запада.

Русские сотрудники в корейских фирмах нередко с готовностью принимают условия своих хозяев и остаются на работе допоздна или в выходные, хотя в контрактах это не предусмотрено. Ухудшение условий контракта в шок их не повергает. Большинство соглашается и на эти условия, потому что дома намного хуже.

Русские не избалованы вежливым обхождением, и толчея в метро их не пугает. Выросшие, как правило, в стесненных условиях, да еще в стране с коллективным мышлением, они меньше думают о себе и не так озабочены проблемой сохранения здоровья, поэтому "антисанитария" в харчевнях или обмен стаканами с выпивкой в знак дружбы за столом их мало волнует. Им в голову не придет жаловаться на "хаотичность застройки" корейских городов или на грязь на улице. Они часто восхищаются тем, к чему европейцы давно привыкли и на что не обращают внимания: изобилием качественных товаров на любой кошелек, чистотой туалетов и тем, что они имеются на каждом углу; вежливым обслуживанием, тем, что при входе в любую закусочную, вам обязательно скажут "Добро пожаловать!", а при выходе "Приходите еще!", или тем, что в некоторых лавках вам могут предложить стаканчик кофе или чая - на выбор, просто так, потому что вы зашли. Газеты иногда критикуют сограждан за то, что они "не умеют улыбаться", чем "отпугивают туристов из других стран". Русским корейцы кажутся улыбчивыми.

Восхищаются русские надежностью банков, гарантом которых выступает государство, дешевыми корейскими такси, которые можно поймать почти всегда и где не просят на "чай": камерами хранения и аппаратами по продаже горячего кофе и прохладительных напитков на станциях метро; доступностью любому работающему ресторанов и закусочных и тем, что овощную "добавку" там дают бесплатно; что в вагонах метро есть бархатные сидения, полки для багажа и кондиционеры, а в автобусах дальнего следования - видеомагнитофоны, скрашивающие неудобства долгого пути. Русские не так болезненно относятся к понятию "корейское время", предполагающему, что если вы договорились о встрече в 3 часа, в действительности она состоится в 3.30 или около того.

Отрицательные "шоки" русские испытывают скорее по мелочам. Их удивляют, например, специфические корейские туалеты, где женщинам надо проходить мимо мужчин, непосредственно занятых "делом"; культ еды и приверженность национальной кухне; ни на что не похожий неприятный запах вареных шелкопрядов, которыми, как семечками, повсюду торгуют уличные торговцы; убийственная острота ярко-красных от перца рыбных блюд. Знакомый преподаватель из Санкт-Петербурга поделился как-то, что больше всего в Корее его шокировали гипертрофированная вежливость по отношению к непосредственному начальству, которая качалась ему фальшивой, удивительная законопослушность и групповое мышление. Его поразил "уникальный коллективизм, в котором западному индивидуализму душно и даже русским с их "соборностью" тяжеловато". Как преподавателя его шокировал принятый в Корее прием чтения лекций: буквальное коллективное "чтение" с синхронным переворачиванием страниц лектором и аудиторией. Впервые познакомившись на лекциях того преподавателя с лекторской импровизацией, местная в свою очередь профессура испытала шок и выразила недоумение, зато студенты восприняли ее на "ура".

На супругу профессора сильное впечатление произвела корейская весна, каскад цветов, расцветающих "по очереди", и при этом своеобразное отношение к цветам и странные букеты с огромным количеством разноцветной бумаги...

Какие черты мне показались схожими у русских и корейцев?

Ј Как и русские, корейцы по большому счету видят смысл жизни в выполнении бесконечной цепи обязанностей, что не оставляет места для личных радостей и удовольствий. Общественное превалирует над личным. Для чего живет человек? - "Я живу, чтобы выполнять приказы командования",- так сказал как-то в интервью корейский летчик-герой, спасший много людей во время наводнения. Так в детстве учили отвечать и меня.

Ј Корейцы, как и русские, сентиментальны. Так же радуются без края, если счастливы, и горюют беспредельно, если их постигает горе.

Ј "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет". Модели поведения кореянок и их представления о самих себе, их заниженная самооценка очень похожи на модели поведения русских женщин. Выносливые, терпеливые, сильные, решительные, полные самоотречения, они молчаливо везут в одиночку воз домашнего хозяйства и воспитания детей, сносят невнимание и постоянное отсутствие дома супругов, ухитряясь при этом не только много готовить и содержать дом в идеальном порядке, но и где-то подрабатывать или заниматься общественной деятельностью в церкви или родительском совете школы. Их жертвы общество принимает как должное.

Ј Взгляды корейцев и русских на воспитание очень похожи и близки к самоотречению. "Забудем о себе и ничего не пожалеем для наших детей". Неработающие кореянки постоянно находятся рядом с детьми. Делают с ними уроки, много времени проводят в школе, где заседают в родительском совете, убираются, делают стенгазеты, сопровождают класс на экскурсиях, организуют вечера. Мамы решают, в какие кружки детям поступать, и сами водят их туда, выкраивая немалые деньги из семейного бюджета и отказывая себе во многом. В последние годы перед поступлением в институт подвергают себя "добровольному заключению" в собственном доме, чтобы обеспечить чаду, готовящемуся к экзаменам, полный сервис и удобства. Копят деньги на учебу и приданое. Чистят, моют, утешают и поддерживают, ничего не требуя взамен. Учеба для детей - прежде всего. "Дитя" продолжают опекать и после замужества или женитьбы - пока хватит сил, здоровья и денег.

Ј Корейцев и русских объединяет любовь к застолью - обильной и даже чрезмерной еде и выпивке. Начав гулять в респектабельном ресторане, корейцы расходятся по домам много часов спустя, обойдя после плотного обеда несколько питейных заведений и в завершение отдав дань караоке, где поют от души, часто со слезами на глазах. И хотя молодые женщины часто ограничивают себя в еде, стремясь походить на эталон красоты, предполагающий вес до 50 кг, для корейской хозяйки лучший гость тот, кто хорошо ест. Если человек болеет, его усиленно кормят, и не раз Суджин приезжала ко мне в общежитие с судками с едой, если мне случалось захворать. Никакие уверения, что у меня все есть, ее не останавливали. "Ура! Я все переварил!" - такая реклама острого супа из пакетика с изображением переевшего или перепившего накануне мужчины - постоянное украшение вагонов метро.

Ј Подобно тому, как русский мужик предпочитает русскую водку другой выпивке, кореец не мыслит хорошего стола и задушевной беседы без рисовой водки соджу. Тот, кто может много выпить, пользуется уважением. Как-то раз я присутствовала на состязании, когда два инженера - кореец и русский, состязались в этом умении, поставив перед собой по двухлитровой пластиковой бутылке соджу и закуску. Силы были явно неравные, ибо русский был вдвое выше и тяжелее своего корейского соперника. Но тот держался до конца и, допив бутылку, упал, как солдат на поле боя, под расстроенные восклицания болельщиков. Победитель донес побежденного на плече до крыльца его дома, вызвав всеобщее одобрение и еще большее уважение.

Ј "Сейчас бы кимчхи",- вздыхают приехавшие в Россию корейцы, уныло тыкая вилкой в антрекот с жареным картофелем. "Холодца бы сейчас",- вздыхали русские женщины в китайском ресторане, безуспешно пытаясь ухватить палочками королевскую креветку в кляре.

"В России яблоки лучше". - "В Корее пирожные не такие сладкие и приторные, как в России".

"Разве ж это хлеб? Мякоть одна. Сюда бы бородинского..." - "В Корее не бывает таких толстяков, как у вас. Это потому, что у нас здоровая еда".

Ј "Какой русский не любит быстрой езды". Мне показалось, что корейцы любят ее еще больше. За это свое пристрастие они платят дорогую цену. На многих перекрестках в Сеуле стоят специальные щиты со сводками дорожно-транспортных происшествий за день. "За вчерашний день погибло на дорогах Сеула столько-то (в среднем 1 -3 человека). Ранено - столько-то (обычно - свыше 100)". Эти щиты - жутковатое напоминание водителям о необходимости быть осторожными за рулем, но любовь к дороге и скорости притупляет чувство опасности.

Однажды некий Эндрю Чон, кореец, родившийся и выросший в Америке, опубликовал в "Kore Times" письмо под названием "Это Корея". Оно мне напомнило книгу "Это Россия", написанную моим другом - журналистом из агентства "Ёнхап", и не только заголовком. Вот что написал Эндрю Чон: "Приехав в Корею на длительный срок, я узнал много нового о корейской культуре. Иногда это новое переполняет меня гордостью за то, что я происхожу из этой страны. Иногда оно заставляет меня повторять в безнадежности: "Да, это Корея", или "О Боже, как это по-корейски!"

Однажды в универмаге "Галерея" моя подруга захотела примерить юбку. Она спросила у продавщицы, где находится примерочная. "Вы не можете это примерить,- ответила та немедленно. - Поскольку это распродажа, берите так, как есть". Мы были шокированы, но она не шутила. Это была Корея.

Просмотр фильма везде стоит дорого. Однажды я пришел в "Lotte World Cinema" посмотреть кино с друзьями. Купил билеты. Вошел в зал. Второй ряд от экрана. Места расположены таким образом, что практически невозможно долго смотреть. Выхожу назад. Жалуюсь. Требую вернуть деньги. И вдруг менеджер говорит, что кинотеатр деньги не возвращает, но мы можем сами поискать кого-нибудь, кто купит те места. Как это по-корейски! Иду в кассу и спокойно объясняю ситуацию. Она отказывается. Начинаем пререкаться. К счастью, в это время подходит пара и, хотя посетителей в кинотеатре практически нет, кассирша убеждает ее купить билеты у нас - на неудобные места. Это по-корейски. В чем была проблема? Очереди не было. Первые два ряда были совершенно пустыми. Учитывая, что не было никакой возможности узнать, какие места ты купил, пока не вошел в зал, была ли моя просьба из ряда вон выходящей? Если бы менеджер вернул нам деньги, мы, возможно, просто бы вернулись некоторое время спустя, на другой сеанс".

У американцев свои причуды. Интересно, что бы написал Эндрю Чон, если бы побывал в России? Хотя вряд ли мы бы узнали о его чувствах, потому что его письмо в России никто бы не опубликовал. Слишком уж заурядное.

Справедливости ради замечу, что сервис в Корее, на мой взгляд, на порядок выше, чем в России. Конкуренция - лучшее средство от хамства и прививка вежливости.

"Все как везде - такой поразительный вывод сделал в своих путевых дневниках "Фрегат "Паллада"" писатель И. А. Гончаров, совершивший в 1852- 1855 гг. первое в истории России морское путешествие из Кронштадта до Японии с заходом в такие места, куда до того еще не ступала нога русского: в Южную Африку, о. Рюкю, Корею. Какой своеобразной ни кажется Корея на первый взгляд, ее люди живут простыми человеческими заботами: любят и переживают, рожают и воспитывают детей, плачут по мертвым и терпят болезни, ошибаются и заглаживают вину, ходят в храм, в поте лица зарабатывают свой хлеб, подтягивая пояса в пору кризиса. Они больше, чем иностранцы, страдают от того, что тех так возмущает: несовершенства государственной системы - волокиты, чиновничьего бездушия, коррупции; от переживших свое время обычаев - дискриминации женщин и стариков, инвалидов и детей от межнациональных браков, выходцев из южных провинций и выпускников "непрестижных" университетов и т. д.; собственных предрассудков, необходимости быть "как все".

В самом крупном книжном магазине Сеула "Кёбо" есть витрина с портретами писателей - лауреатов Нобелевской премии. Одно окошечко оставлено пустым. "Для корейца - будущего лауреата Нобелевской премии",- гласит надпись внизу. Сколько времени это место будет пустовать - остается только гадать. Творчество несовместимо с уравнительной психологией. Традиция вступает в противоречие с амбициозными задачами, которые ставят перед собой сегодня корейцы.

Так случилось, что первыми лекциями, которые я слушала, поступив на исторический факультет СНУ, были лекции известного историка Чо Донголя. Тогда он быстро понял, как мне трудно ориентироваться не только в материале, но и в самой исторической лексике, которую я до того никогда не изучала, и старался поощрять меня любой ценой. Хотя, по правде сказать, поощрять меня тогда было не за что - разве что за рвение. По окончании последнего моего учебного семестра в 1996 г. он подарил мне свою книгу с надписью: "Дорогой Тане с пожеланиями на будущее". На днях я получила от него письмо:

"Таня, спасибо за письмо. Получив его, я еще раз пожалел о том, что мы так и не встретились перед твоим отъездом из Кореи. Не мог не радоваться, читая, что ты продолжаешь свои занятия. Желаю успеха твоему сыну. Странно было читать, что ты в скором времени станешь бабушкой. Однако с течением времени каждый из нас становится бабушкой или дедушкой, и тут нечему удивляться.

У меня тоже есть новости. В августе мне исполнилось 65. По этому случаю ученики и коллеги подготовили юбилейный двухтомник, а я опубликовал новую книгу под названием "Книжная полка корейской истории в новое время". Я послал эти три книги в центр корееведения МГУ, чтобы вы с профессором Паком могли с ними ознакомиться, но через несколько месяцев они вернулись назад. Нет ли какой оказиии, чтобы передать вам эти книги лично?

Таня! С сожалением думаю о том, что мы с тобой так и не слазили на Пукхансан. Все собирались, и не получилось. Видно, вся жизнь так устроена. Получается, человек покидает этот мир, так и не сделав всего того, что он хотел? Неустанно трудись, чтобы успеть сделать намеченное.

До свидания. До следующего письма. Учение - вещь трудная, но в познании неизвестного есть особая радость. Желаю тебе такой радости. Всего хорошего. Ч о Донголь. 22 января 1999г., Сеул".

Понятие "культурный шок" можно определить как невозможность представителей разных культур найти общую почву для того, чтобы договориться между собой Он объективно существует, значительно влияя на поведение отдельных людей в непривычной им культурной среде и на международные отношения в целом. На индивидуальном уровне культурный шок существовал всегда. Его испытывали и никогда не могли преодолеть путешественники, дипломаты, моряки, волею судеб заброшенные в чужие места, бродяги, для которых быть в пути было единственным возможным способом существования, супруги разных национальностей. Даже если они - очень редко - всецело принимали чужую культуру, та культура никогда всецело не принимала их. Сколько иностранцев, чья судьба так или иначе пересеклась с Кореей, покинули этот мир, так и не добившись взаимопонимания, к которому стремились.

С ростом международных связей культурный шок приобрел общественное значение: его испытывают сотни и тысячи людей, живущих вдали от родных мест. Но в отличие от прошлого он уже непреодолимым не является. Подтверждений тому немало, и письмо Чо Донголя - одно из них.

Мужчина в годах, глава семьи, почетный профессор крупного университета в Сеуле, знаток иероглифики и истории, автор многих книг, добившийся почета и высокого положения в обществе, пишет письмо иностранке, женщине, не знатоку и не автору, не профессору и не академику, и к тому же на 20 лет моложе себя. При этом он называет ее Таней, и подписывается реальным именем Чо Донголь. Сколько нарушений традиционной конфуцианской этики можно рассмотреть в этом факте! Человек нашел человека, и традиция блекнет перед значимостью этого события. Это стало возможным только сегодня - в самом конце XX века. Слава Богу, что мы дожили до этих времен!