— Ты оставишь меня в покое или нет?!
Я с визгом затормозила на стоянке шейдисайд-ской школы, выскочила из машины и распахнула заднюю дверцу.
— Я кому говорю! — заорала я.
— Ладно, ладно! Успокойся, а то кондрашка хватит.
Лукас как ни в чем ни бывало сидел, развалившись на сиденье и скрестив на груди руки. Его ухмылка говорила: «Хочешь, чтобы я убрался, — давай, собственными ручками выкидывай меня».
Моему терпению приходил конец.
— Лукас, — сказала я, стараясь, чтобы голос не выдал меня. — Убирайся из моей машины сейчас же. Или я начну кричать во все горло. Я пожалуюсь директору и заявлю на тебя в полицию. Я устрою тебе такую веселенькую жизнь, что мало не покажется. Ты меня хорошо понял?
Лукас одарил меня улыбкой, которую, видимо, считал неотразимой.
— А тебе идет, когда ты злишься.
— Пошел вон!
Он начал вылезать из машины. Медленно так, назло мне.
Я было потянула его за руку, но поняла, что он только того и ждал. Нет уж, пусть сам выматывается.
— Видишь, вот я уже и вышел, — сказал он. — Что дальше?
Я захлопнула заднюю дверцу, юркнула за руль и рванула с места, даже не успев закрыть свою.
В зеркале я еще успела поймать выражение его лица. Он больше не улыбался и выглядел очень расстроенным. /
Я погнала домой, превысив скорость. Мне совсем не светило быть оштрафованной, но хотелось как можно дальше и быстрее уехать от Лукаса.
Я подъехала к нашему крыльцу.
Света почему-то не было. Странно, мама почти всегда оставляет для меня свет на крыльце. И отцовского синего «субару» не видно. Наверное, поставил в гараж.
Дождь вдруг кончился, и из-за облаков показалась луна. Я была рада хоть какому-то свету.
Я подошла к гаражу и дернула за ручку двери.
Гараж был пуст. Родители уехали.
Невероятно. Если я и хотела бы остаться дома одна, то уж никак не сегодня. Дверь из гаража в кухню была заперта. Я пошарила в карманах — у меня был только ключ от входной двери.
Тут мне показалось, что в доме кто-то ходит.
У меня упало сердце. Я прислушалась. Нет, вроде тихо. Наверное, померещилось.
Я набралась духу и пошла к крыльцу.
Неожиданно моя рука наткнулась на что-то ворсистое, и я вздрогнула от неожиданности.
Да это же старый ковер, которым отец прикрывал ящики со всяким хламом!
Луна освещала дорожку к дому. Кусты вдоль аллеи, которыми так гордился отец, напоминали в лунном свете страшных чудовищ, готовых наброситься на все живое.
«Хватит киснуть», — приказала я самой себе. Но руки у меня дрожали так, что я не сразу попала ключом в замок.
Быстро захлопнув за собой дверь, я зажгла в холле свет. А потом стала включать все лампочки подряд.
В доме не было ни души.
Я глубоко вздохнула. Еще и еще раз бросила взгляд на столик, куда складывали почту. От Кевина — ничего. Я ведь тоже не ответила ему. И все же меня задело, что он больше не писал. Почему его нет рядом сейчас, когда он мне так нужен!
Шоколад! Эта утешительная мысль погнала меня на кухню. К маминому тайнику.
На кухне уже горел свет.
За столом сидел Джастин.
— Удивлена? — спросил он.
— Джастин... Как ты сюда попал? — Внутри у меня все похолодело. А на лице Джастина гуляла противная ухмылка.
— Твои родители впустили. А ты думала как?
— Где они? — спросила я, замерев на пороге кухни.
— Поехали в аэропорт встречать твою тетю.
— Мою тетю?
«Вот врет, нахал», — сразу же подумалось мне. А следующей мыслью было — бежать, бежать отсюда сломя голову, взывая о помощи. Потом я вдруг вспомнила, что сегодня четверг. И тетя Рена действительно прилетает из Далласа. Я совершенно забыла.
— Извини, — облегченно вздохнула я. — У меня... у меня сегодня был очень тяжелый день.
— А кому сейчас легко, — понимающе поддакнул Джастин.
Я кивнула.
— Премия года за лицемерие присуждается Джастину Стайлсу! — торжественно объявила я, имитируя вручение «Оскара».
Я открыла холодильник и изучила его содержимое. Вытащила шоколад.
— Будешь?
Джастин, криво улыбнувшись, покосился на стол. По крошкам на блюде я поняла, что он умял весь мамин пирог.
Нет, вы видели, он еще улыбается!
Его прекрасные синие глаза так и сияли.
Ничего не скажешь, красив и все тут!
Как бы я ни была напугана, не отметить этого было нельзя. У Джастина было то, что Элана называла «убийственным обаянием». Его взгляд действовал наподобие электрошока.
— Послушай, — начал Джастин, — я пришел...
— Ты хочешь сказать, что явился сюда вовсе не ради маминого пирога? Она очень огорчится.
Я немного опомнилась. И уселась напротив.
— Я пришел, — повторил он, — из-за Шуки.
Я вся напряглась.
— Я хотел тебя попросить, чтобы ты не трепалась.
— О чем?
— О том, что видела нас с ней в кино.
Я на секунду задумалась и пожевала шоколадку.
— А что это ты вдруг так заволновался?
— Я не намерен с ней больше встречаться, — объяснил Джастин. — Вот и не хочу лишних разговоров, что гулял с ней, да бросил. У нее и без того репутация не очень.
Я возвела глаза к небу. Я не верила ему. Но он уставился на меня своим знаменитым взглядом преданной собаки.
— Мне было так одиноко без Симоны... — оправдывался он.
— Одиноко?
Ну и словечко выбрал, если учесть, что Симона только что убита.
Джастин встал, прошелся по кухне, выглянул в окно, потом подошел ко мне и встал за моей спиной. Я развернула стул, чтобы сидеть к нему лицом.
— Да, одиноко, — повторил он. — Для меня это был такой удар...
Джастин протянул руку и провел пальцами по моей щеке, потом его рука скользнула на мою шею. Я отстранилась, настороженно глядя на него.
— Ну что ты, Лиззи, — сказал он вкрадчиво. — Я же тебе нравлюсь. Зачем отрицать.
Я презрительно фыркнула. Джастин будто удивился.
— Извини, — сказала я. — Могу поспорить, ты самый самовлюбленный тип в Шейдисайде. С чего ты взял, что нравишься мне?
Джастин даже рот раскрыл от удивления.
— Такого мне еще ни одна девочка не говорила!
Я поднялась со стула и отошла подальше.
— А что, не привык?
— Если честно, то нет.
— Еще бы. Тебе никто не мог отказать даже несмотря на Симону.
— То есть?
— Забыл, как ты гулял с подружками Симоны за ее спиной?
— Это вранье! Меня охватил гнев.
— По-твоему, я вру? Это ты врешь! Ты, Джастин, встречался с Доной. Ты встречался с Рейчел. И с Эланой. Это из тех, кого я знаю...
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — замялся Джастин. Но в его синих глазах мелькнуло новое выражение. В них мелькнул страх.
— Ты был у Эланы за день до убийства Симоны, — напомнила ему я. — Ты сам сказал об этом полицейским. Или уже забыл?
— Ну и что из того? — пожал плечами Джастин. — Ты разговариваешь со мной, будто я и есть убийца.
У меня перехватило дыхание.
— Я никогда не говорила, что ты убийца, — наконец выговорила я.
— Ну положим... тогда... Тогда к чему ты гнешь?
Он'явно растерялся.
— К тому, что с Симоной ты вел себя непорядочно, — закончила я.
— Ну, хватит, я не желаю больше об этом говорить, — отрезал Джастин, сверкнув голубыми глазами. — А на твоем месте я бы вообще помалкивал.
Он повернулся на каблуках и вышел прочь.
Это была угроза.
Итак, мне только что угрожали.
Интересно, что он сделает, если я не стану держать язык за зубами.
Вместо ответа послышался звук захлопнувшейся двери.
Пять претенденток на звание королевы выпускного бала, в том числе Симона и Рейчел, дефилируют по сцене в великолепных нарядах. На всех одинаковые платья красного цвета. Все девушки останавливаются спиной к залу.
Директор школы мистер Сьюэл стоит у микрофона с маленьким белым конвертом в руках. Рядом с ним Лиза Блюм, председатель школьного совета. Она держит в руках корону и скипетр.
— Итак, — произносит директор, — в этом году королевой выпускного бала шейдисайдской школы избрана...
Он вскрывает конверт. Никто больше не танцует, весь зал с нетерпением уставился на спины претенденток. Мистер Сьюэл просит всех красавиц встать лицом к залу... То, что он видит, настолько ужасает, что у него нет сил произнести имя победительницы.
Одна за другой девушки поворачиваются к зрителям, и каждым раз зал воет в ужасе и отвращении.
Вот все пятеро стоят лицом к залу. Лицом, но только на месте их прекрасных лиц — полуразложившаяся плоть. Это лица трупов, пролежавших в сырой земле по меньшей мере несколько недель. Местами кости торчат из сгнившего мяса, источающего зеленый гной. Волосы слиплись от грязи вперемешку с сухими листьями. Самое ужасное лицо у Симоны. Это уже практически голый череп.
Лишь глаза у девушек живые, видящие. Только у всех они кроваво-красные. Их немигающий, злобный взгляд пристально устремлен в зал.
Разодетые монстры. \
Вот они движутся к рампе. Медленно, качаясь и пошатываясь, как на деревянных ногах.
Ближе. Еще ближе к залу.
Все вокруг наполняется тошнотворным запахом тления.
Запрокинув головы, страшная пятерка заходится беззвучным зловещим хохотом. Кроваво-красные глаза вспыхивают ярким светом. Обнажаются шеи, плечи, кишащие белыми червями.
* * *
Я просыпаюсь от собственного крика, разбудив и родителей, и тетю Рену.
Все трое стоят в моей комнате с заспанными и одновременно встревоженными лицами.
— Дорогая, — говорит мама, присаживаясь на мою постель, — меня чуть удар не хватил.
— Страшный сон — это всего лишь ночной бред, в жизни такого не бывает, — успокаивает отец, поглаживая меня по голове.
Он всегда так говорит. И я не возражаю. Если у меня когда-нибудь будут дети, я буду говорить им то же самое.
Только бы ночные кошмары не повторялись.
Только бы мне заснуть хоть раз, не вспоминая моих погибших подружек.
Родители с тетей Реной тихонько ушли к себе. Я уставилась в потолок, стараясь стереть из памяти картины страшного сна.
На следующий день на школьном собрании мне предстояло произнести речь претендентки. Я стала обдумывать ее. Я намеревалась говорить о Симоне и Рейчел.
И начну я так:
«Из тех, за кого вы могли бы сегодня голосовать, двоих уже нет на свете — это Рейчел Уэст и Симона Перри».
Но как только я прошептала эти имена, я тут же увидела перед собой их лица. Те самые изъеденные тлением лица из моего страшного сна.
«Это был сон, Лиззи», — сказала я себе.
Всего лишь сон.
«Забудь его, выкинь его из головы!» Но на этот раз отец ошибся. Ночной бред обернулся реальностью.