Королевства Глубин

КЛИНОК ПЕРСАНЫ Стивен Шенд

Перед ним лежала жизнь, на которую он надеялся – восхитительная жизнь за пределами стен Башни Нумоса, посреди волнений войны и магии. Здесь ожидала битва, его, великого жреца тритонов Нумоса и их боевого товарища Баласа, против Первосвятого Ксинакта из Арканума Моркотов. Он видел всё – множество смертей от рук бесчинствующих моркотов, свирепость их союзников кракенов, а также решительную веру тритонов в то, что смерть и боль закончатся здесь, сегодня.

Он видел всё, за исключением резных коралловых голов тритонов и гиппокампусов в рядах армии. Маленькие фигурки часто становились размытыми, покрываясь детритом и «морским снегом», опускающимися в помещение из верхних слоёв моря. Керос тщательно протёр фреску куском акульей кожи, возвращая «Битве Основателей» былую чистоту и чёткость. Здесь его окружали и другие фрески, запечатлевшие акты отваги и веры – и неприятная обязанность Кероса заключалась в том, чтобы полировать их до начала вечерних молебнов.

- Если не будешь усердно учиться, Керос, ты никогда ничего не достигнешь, - пробормотал Керос вслух, язвительно передразнивая тон своего отца и важно потрясая пальцем против течения.

Он быстро огляделся, опасаясь, не услышал ли его кто. Никого не обнаружив, он быстро спустился вниз по спирали, вытряхивая из головы тяжёлые мысли. Молодой тритон всё ещё придумывал умные ответы в продолжение спора с отцом, случившегося несколькими часами ранее. Кероса отчитывали за то, что он покинул утренние молитвы, чтобы поглазеть на сбор армий, отправляющихся наверх исследовать скорбные песни китов и другие звуки надвигающегося конфликта. Его поймали, когда он направлялся обратно в комнату. Его отец сидел там, где должен был находиться Керос, читая то, что молодой тритон должен был выучить до следующего дня. В качестве наказания Первосвященник Морас отправил своего младшего сына полировать мозаики в коридоре Великой Сокровищницы – практически бесконечное занятие из-за того, что они украшали стены высотой почти в тринадцать фатомов от пола до потолка по обеим сторонам прохода в помещение.

Возвращаясь к заданию, Керос с лёгкостью проплыл через весь зал к мозаике на самом верху, на секунду уловив своё отражение в кристаллических дверях Сокровищницы. Он почти достиг полного роста, а плечи и торс состояли из сильных мышц. Кожа его потеряла светло-голубой подростковый оттенок, теперь более тёмный цвет знаменовал его переход во взрослую жизнь. И хоть это разительно отличалось от нормы, Керос давно прекратил задаваться вопросом, почему его волосы были подобны зелёным ламинариям, а не привычной синей копне, и принял это. Когда он сбривал всё подчистую – больше чем единожды – они отрастали обратно до состояния пышной гривы, свисающей сейчас чуть ниже плеч. Он выглядел как взрослый – так почему же с ним не обращались, как с таковым?

Керос знал – многие ждали, что он станет жрецом, как его мать и отец; хотя чем неотвратимее он приближался к посвящению из аколитов в ряды духовенства, тем более молчаливым и угрюмым становился.

«Они никогда не спрашивали, чего я хочу – в тысячный раз начал он спор в своей голове, - потому что всё ещё злятся на Налоса за то, что он отверг церковь и присоединился к армии. Я не хочу делать того же – во имя волос Персаны, я вообще не знаю, чего хочу – но они даже не предоставили мне выбора. Они просто считают, что я стану жрецом, как они, и даже знать не хотят, когда я говорю им, что не слышу голоса Персаны».

Керос начал надраивать фреску, изображающую взятие Арсенала Ксинакта, и заковывание нечестивых артефактов в лёд, но его злость вложила слишком много сил в его руки – и он услышал, как под куском кожи что-то треснуло.

Паника мгновенно выдернула его из мечтаний, и сын жреца убрал тряпицу от святыни. Хлопья тысячелетнего коралла блестели на ней, и ещё больше сейчас осыпалось со стены. Он спустился вниз с той же скоростью, с какой упало его сердце, сгребая осколки до того, как их разнесёт течением слишком далеко. В ушах зашумело, когда он начал представлять, какие наказания его ждут за подобное святотатство. Но куда хуже будет разочарование в глазах матери, которая страстно любила эти творения. За какой-то миг Керос уничтожил бесценное сокровище. Собрав вроде бы все фрагменты, Керос вновь подплыл к стене, оценить ущерб – хотя маленькая горстка коралловой крошки в сложенных чашечкой руках выглядела куда более ужасающе, чем целая орда коалинтов, спускающаяся из мглы.

Добравшись до росписи, Керос судорожно вздохнул. Он начисто уничтожил мозаику с Нумосом, замораживающим забранные у моркотов реликвии. Фигура Нумоса осталась на стене, но теперь между ним и раненым Баласом зияло пустое место с неровными краями. Керос взвесил осколки в правой руке, затем коснулся очищенной области левой. Каменная стена после потери кораллового украшения казалась грубой, но даже она начала крошиться после его касания. Ещё одна волна ужаса заставила его отшатнуться от стены – Керос не дыша смотрел, как от этого места начали расходиться трещины. И с каждым стуком сердца они становились всё шире. Позабытые осколки дрейфовали прочь от его правой руки, опускаясь сквозь воду на пол, пока молодой тритон наблюдал, как целая секция стены трескается и раскалывается в месте соприкосновения.

Поглощённый паникой и шумом в ушах, Керос не обращал внимания на окружающие звуки – до сего момента. Страшась самых худших кар, мысленно уже находясь в подземной тюрьме под Вууваксом, городом Гневных, он представлял, что оглушительный грохот - это стук закрывающихся за ним дверей камеры. Но он, наконец, понял, что эти звуки реальны, когда трещины разошлись, и вся стена провалилась внутрь. Откинутый силой удара, Керос едва успел заметить летящий ему прямо в голову кусок коралла с вырезанным на нём Ксинактом Первосвятым, когда всё поглотила тьма.

Керос судорожно плыл сквозь толщу моря, казалось, уже несколько дней. Неважно, насколько быстро он плыл, в воде поблизости всегда держались акулы. С бешено бьющимся от испуга сердцем Керос размышлял, почему же они не приближаются для финального удара. Он был вымотан и ранен, кровь облаком расходилась в воде, и они явно легко могли его догнать. Одна из рыбин бросилась на него, и Керос отчаянно нырнул, оставив хищницу лишь с клоком зелёных волос в пасти, а самого тритона – с острой болью в голове. Затем приблизилась ещё одна, но сын жреца слишком устал, чтобы уклоняться от очередной атаки. Он моргнул, но потом разомкнул глаза, встречая смерть так, как хотел того его отец. В пасти твари было бесконечно много зазубренных зубов – но она изогнулась, уходя наверх, и хлестнула его хвостом в грудь.

Керос снова моргнул, от удивления – и очнулся от того, что его маленькая сестрёнка Чаран в панике колотила его по груди.

- Проснись-проснись-проснись-проснись! Керос! Вставай-вставай! – верещала она.

От отчаяния её глаза были плотно закрыты, пока она цеплялась за то единственное, что сейчас было ей нужно больше всего – чтобы её брат проснулся и всё исправил. Она выглядела почти смешно, сгорбившись над ним и молотя тонкими ручонками четырёхлетней девочки по его груди изо всех сил – но он слышал страх в её стенаниях.

- Хорошо, хорошо, Чар, я пришёл в себя. Что?..

Керос схватил её за руки, удерживая, пока он окончательно не очнулся, и его чувства не вернулись в полной мере. Вокруг него валялись обломки, витали медный запах крови и острый запах ужаса. Голова гудела, но никаких ран вроде бы не было. Тритон почти поверил, что всё ещё галлюцинирует, но тут «Битва Основателей» взорвалась ещё раз. Там, где раньше располагалась повреждённая мозаика, теперь обнаружилась огромная пробоина в стене, заодно задевшая откос и арку дверей Великой Сокровищницы. Сами же двери в виде больших кусков были размётаны по полу. Керос и Чаран съёжились между ними под своеобразным каменным навесом. Хотя светящиеся коралловые сферы всё ещё напитывали помещение светом, гораздо больше света лилось из самой Сокровищницы – вместе с тенями сражающихся фигур, становившимися ещё больше на разрушенной стене.

Кругом лежали обломки дверей и изломанные тела тритонов-жрецов, погибших, защищая дом и честь. Каждый раз, когда она видела очередное мёртвое тело – зачастую, друга семьи, которого знали они оба – у девочки расширялись глаза, и она замолкала, своей хваткой едва не протыкая насквозь перепонки между пальцами Кероса. Молодой тритон усадил её на руку и посмотрел туда, где раньше был выход.

- Давай выбираться отсюда, Чар, - сказал он.

Она молча кивнула; одной рукой сестрёнка обхватила его за шею, а большой палец другой сунула в рот. Её жабры и ноздри раздувались, и сын жреца знал, что она очень сильно напугана. Керос начал напевать любимую колыбельную Чаран, которую она могла воспринимать, касаясь его горла. Когда она немного успокоилась, он поплыл к дальнему концу зала, используя груды каменного мусора как укрытие. Он не знал, что привело сюда моркотов, но точно знал, что не сможет справиться с ними с сестрой на руках.

Чаран начала хныкать, её всхлипывания далеко разносились в воде. Керос услышал, что кто-то плывёт за ним, преследуя, но выдохнул с облегчением, когда Второй Священник Наран промелькнула в водах высоко над ними, вытянув вперёд светящийся трезубец. Она казалась напряжённой и готовой к сражению, но затем услышала своих детей и подплыла навстречу.

- Хвала Персане, ты жива, мама, - с облегчением воскликнул Керос, подплыв к ней. Но когда она повернулась, он увидел взгляд, которого раньше никогда не видел – взгляд, полный отчаяния.

- Керос, слушай меня внимательно и не спорь, - Наран откинула копну сапфировых волос назад, взглянув на Сокровищницу. – Архонт Аксар Ксирль и его моркоты вторглись в Абидос. Хотя их первый удар пришёлся на башню, твой отец правильно предположил, что им нужен Арсенал Ксинакта.

Во время разговора она расстегнула странный пояс на талии и вручила Керосу таинственный предмет. Яркий золотой обруч сиял наверху длинных, плоских, обитых кожей ножен, которые крепились золотыми петлями к поясу.

- Моркоты завладели несколькими артефактами, когда-то принадлежавшими Ксинакту, и нам нужно не допустить того, что они оставили их себе навсегда. Возьми вот это – и свою сестру – и выбирайтесь отсюда. Направляйтесь к освещённой солнцем воде и найдите вашего брата. И пока не услышите обратное, считайте, что здесь небезопасно.

Чаран обняла мать с отчаянностью ребёнка, нуждающегося в защите, а Наран обхватила её с не меньшей силой. Затем Жрица освободилась из объятий и вручила дочь Керосу, услышав крики погибающих тритонов позади неё, в Великой Сокровищнице, вскрытой и доступной внешним течениям. Сложив руки чашечкой, Наран подхватила Чаран за подбородок и поцеловала в лоб.

Сжав предплечье сына, показав тем самым уважение и принятие его как взрослого тритона, Наран сосредоточенно кивнула и произнесла:

- Ступай, мой сын, оберегай и себя, и меч от лап наших врагов. Да приведёт тебя милость Персаны к спокойным водам, - с поблескивающими глазами она поцеловала в лоб и его, затем резко отвернулась: - Мы увидимся снова, когда будет возможность.

Повернувшись, она уплыла наверх, на перехват воина-моркота, спускавшегося к ним. И хотя он страстно желал помочь, Керосу нужно было доставить Чаран в безопасное место.

Плывя так быстро, как он только мог, молодой тритон пробирался зигзагами по туннелям Башни Нумоса, не обращая внимания на крики сестры. Девочка отчаянно хотела увидеть маму, поняв, что та не последовала за ними. Крепко сжимая её одной рукой, Керос вплыл в коридор, соединявший башню с конюшнями. Если только получится до них добраться, они смогут быстро спастись и уберечь этот «меч» – или что там это было – от опасных обитателей Оллета.

После очередного поворота надежды Кероса разбились в прах, когда чёрная тень загородила дорогу далеко впереди. Щупальца трепыхались под ней, а серебристо-чёрная шкура блестела в магическом сиреневом свете жезла в её лапах.

- Отдать это Дуупаксу ты должен, позволит жить Дуупакс тебе. Противиться Дуупаксу не можешь, молодой тритон, - моркот щёлкнул клювом и безжалостно рассмеялся в лицо своей жертве.

Керос понял, что улыбается, а вся его злость, страх и смятение улеглись. Через свою рукоять меч передавал слепящую энергию, натолкнувшую его на план. Почти неосознанно он начал двигаться в длинном коридоре вдвое быстрее вместо того, чтобы замедлиться и остановиться. Он вытянул светящийся клинок вперёд, держа у самого верха ножен, но не касаясь металлической гарды. Прежде чем Дуупакс успел закончить заклинание, которое он готовил для беглецов, Керос преодолел разделявшее их расстояние и всем весом навалился на врага, ткнув рукоятью. Тритон был готов к удару, и легко мог удержать Чаран, но оказался не готов к тому, что произошло следом.

Намереваясь сбить моркота и прорваться мимо, Керос вскрикнул, когда рукоять клинка ослепительно ярко засветилась, и запах горелой плоти наполнил воду вокруг головы Дуупакса. Тот издал пронзительно-режущий визг, заглушивший крик самого Кероса и бульканье воды около точки соприкосновения. Изогнувшаяся рукоять с навершием выжигала лицо моркота, огибая правый глаз и часть щеки. Свет лился прямо в сиреневые буркала Дуупакса, причиняя ещё больше боли.

Керос опустил руку, чтобы свет не мешал, но не замедлился и не ослабил хватку. Дуупакс, которого отнесло уже на несколько метров от места столкновения, свалился с оружия и плюхнулся на землю, хватаясь за лицо. Сын жреца на секунду задумался, не вернуться ли и не удостовериться, что моркот больше не причинит им вреда, но конюшни и безопасность были слишком близко.

«Ты не можешь воевать, пока не уберёшь Чаран из-под удара, дурак! - отчитывал он себя. - Спрячь её и эту штуку подальше от уродов, и тогда сможешь доказать, что достаточно взрослый, чтобы вернуться к сражению».

Заплыв в конюшни, Керос наконец остановился у ближайшего стойла с горящими от перенапряжения ногами. Это место принадлежало Волнозвёзду, морскому коню его отца, заржавшему и попятившемуся от неожиданного вторжения молодого тритона с сестрой. Керос подплыл к горделивому животному, выставив руки ладонями вперёд, чтобы успокоить зверя, и сказал:

- Волнозвёзд, я вынужден просить об одолжении. На нас напали мор…

Морской конь бесцеремонно хлестнул могучим хвостом по земле, и остальные обитатели конюшен, во всем следовавшие лидеру, вторили ему – знак того, что они желали присоединиться к защите родного города.

- Нет! – загремел Керос, а сестра и конь даже слегка опешили от силы его голоса. Взяв себя в руки, тритон посадил Чаран на спину скакуну, игнорируя немалое сопротивление с её стороны, потом привязал её верёвкой из водорослей.

- Мать хочет, чтобы мы убрались подальше отсюда вместе с этим, - он показал Волнозвёзду золотое оружие на поясе, прежде чем закрепить ремень на шее животного. – Чтобы треклятые моркоты не смогли использовать это против нас или другого высоководного народа. Найди нашего брата Налоса, старшего сына Мораса. Он где-то выше, и там сейчас единственное безопасное место для нас. Сможешь доставить нас туда? Сможешь уберечь Чаран, пока отец не придёт за нами?

Гиппокампус склонил голову набок, будто переваривая сказанное тритоном, затем, пощекотав головными плавниками свою маленькую наездницу, мотнул головой и потрусил к выходу из конюшен.

Всхрапнув и тихо заржав, Волнозвёзд подозвал ещё двух морских коней на помощь в защите Чаран, в то время как третий – собственный конь и компаньон Кероса, Прилив – подошёл к молодому тритону. Керос снял со стены небольшой трезубец и сеть, которую обмотал вокруг плеча. Конечно, ему хотелось, чтобы на нём были его жилет или пояс, но, увы, сейчас он мог взять только то, что мог закрепить на теле или унести в руках. Пока он размышлял над тем, не взять ли ещё оружия и какой-то еды в дорогу, его внимание привлёк дрожащий жалобный голос:

- Керос! Не бросай меня! Мне страшно! – плакала Чаран, пытаясь выпутаться из узлов, надёжно крепивших её к спине Волнозвёзда.

Конь негромко заржал и посмотрел на тритона. Забравшись в седло, Керос мягко успокоил сестрёнку, не сводя при этом с дверей, ведущих в башню, внимательных глаз:

- Не бойся, Чаран, с Волнозвёздом тебе будет безопаснее, чем жемчужине в раковине. Помнишь, сколько раз он уберегал отца? – он подплыл к ней на Приливе и затянул потуже крепления, которые она смогла ослабить. – Почему бы тебе не попробовать научить его одной из твоих песен? Уверен, ему понравится. Просто наклонись поближе и шепчи на ушко. – Керос поймал неодобрительный взгляд могучего скакуна и услышал, как тот фыркнул, но они оба понимали, что Чаран нужно было отвлечь, чтобы отбыть без приключений. – Теперь приготовься и держись крепче. По твоему сигналу, Волнозвёзд.

Четвёрка морских лошадей с двумя всадниками стремительно выплыла из конюшен и понеслась на север. Но как только они преодолели двор Башни Нумоса, Керос услышал, как его мать выкрикнула имя её друга – и сразу же развернул Прилива обратно к покинутому строению.

- Отвези Чаран наверх, Волнозвёзд, и защити её и меч. Мы последуем, как только сможем – я должен помочь, и вдобавок задержать всех, кто попробует вас преследовать, - крикнул Керос вдогонку оставшейся троице, продолжившей путь несмотря на протесты маленькой всадницы. – Попутных течений, друг.

Хоть пойти на такое и было невыразимо мучительно, он должен был оставить Чаран, чтобы проверить родителей. Сестра находилась в безопасности – он это знал – но Керосу нужно было убедиться, что и их матери с отцом тоже ничего не угрожает, хоть ярость в голосе жрицы и заставляла усомниться в подобном раскладе дел. Молодой тритон стряхнул страхи и направился к огромному пролому в стене Башни Нумоса. Ему доставило мрачное удовлетворение наблюдать за создавшим дыру кракеном, сейчас умиравшим от града боевых трезубцев. Оставалось лишь надеяться, что сражение внутри проходило так же успешно, как и сражение снаружи.

Ещё даже не достигнув центра Великой Сокровищницы, он услышал крики раненых и стоны умирающих. Несмотря на запахи ужаса и смерти, Прилив всё же неохотно вплыл в здание, благодаря преданности и доверию к Керосу. Они следовали пути, проломанному сквозь многочисленные стены и защитные механизмы к самому сердцу Сокровищницы. Молодой тритон никогда не был внутри – так уж вышло, что его первое посещение принесло ему и его первую войну.

Комната оказалась высотой больше двадцати метров и круглой почти по всему периметру, за исключением стены, где раньше находились двери. Поблескивающий белый коралл усыпал все поверхности, а саму стену испещрили многочисленные дыры, сквозь которые виднелись различные сундуки с предметами, книгами и прочими ценностями, проворно обираемые захватчиками.

Знаменитый Арсенал Ксинакта должен был висеть на потоках воды в сердце камеры, запертый внутри никогда не тающего магического льда. Керос знал, что арсенал уже был вскрыт, раз Наран отдала ему один из артефактов – то странное оружие обитателей поверхности, «солнечный меч» - теперь висевший на шее Волнозвёзда, мчавшегося к безопасности верхних вод.

Облако крови, осколков льда и прочих обломков теперь держалось там, где раньше был арсенал. Остался нетронутым только самый большой кусок, хранивший самое ужасное приобретение из всех, отрезанный Коготь Ксинакта – вернее было бы сказать, всё левое щупальце Ксинакта, с большим драгоценным камнем в ладони. Оно всё ещё было покрыто льдом, но от большого моркота, зависшего под потолком, тянулось и обвивалось вокруг ледяного саркофага ярко-красное щупальце. За то короткое время, что Керос смотрел на эту сцену, лёд покрылся трещинами.

Керос перевёл взгляд вниз и увидел сотни ледяных осколков, плававших вперемешку с изуродованными телами священников, погибших, защищая свою веру и свою твердыню. Их кровь смешалась с водой, заставляя Прилива паниковать.

И всё же две фигуры двинулись вперёд; Керос окликнул:

- Мать! Отец! Я пришёл на помощь!

Мгновенно среагировав на голос тритона, на его пути возник моркот, щёлкая клювом и угрожающе размахивая когтями – только лишь затем, чтобы получить ужасающий удар головой от Прилива. Керос вдогонку ткнул своим трезубцем, пронзив сердце врага, но это стоило ему оружия, оставшегося торчать в груди жертвы.

Керос выпустил требузец, когда высмотрел обоих родителей внизу комнаты. Он узнал Наран по её чистому сильному голосу, когда она читала заклинание, которое должно было обездвижить противостоящих ей врагов – хотя её сын заметил и другую троицу моркотов, сновавших неподалёку. Но несмотря на грозившую ей самой опасность, жрицу, похоже, куда большее тревожило происходящее в другой части помещения. Проследив за её взглядом, молодой тритон рассмотрел отца, пригвождённого к середине стены трезубцем, пронзившим ногу и торс; плотное облако крови окутало его обмякшую фигуру.

- Нет! – вскричал Керос, пришпорив своего морского жеребца. – Помоги матери, Прилив! Я должен спасти отца.

Керос спрыгнул со спины коня, резко нырнув вниз и уворачиваясь от ледяных обломков, теперь больше служивших препятствиями, а не защитой. Молодой тритон плавал в поисках оружия, так заметно отсутствующего в руках отца впервые за многие годы. Тут он услышал позади и над собой громкий треск льда и крик матери:

- Керос! Плыви оттуда сейчас же!

Голос Наран переплёлся с высоким ржанием Прилива, использовавшего копыта и плавники в схватке с моркотами. Керос хотел объяснить, зачем он здесь, но не мог этого сделать даже самому себе. Отец, похоже, погиб, но его наследие не достанется этим грабителям.

Керос внимательно слушал, следя за возможными атаками, но, к его удивлению, никто не нападал, пока он пробирался по полу среди груд мусора. Блеск тёмного метала выдал то, что он искал – старинный тапал, находившийся во владении семьи вот уже семнадцать поколений. Он служил Морасу оружием на протяжении всей жизни его сына, и его смертоносная красота была очевидна поднявшему его молодому тритону. С острейшей внешней гранью, металлическая дуга шла параллельно предплечью, огибала костяшки и продолжалась другим остриём чуть дальше локтя. Закрепив оружие в правой руке и вытянув её вперёд, вместе с тапалом, Керос двинулся было к отцу, но голос в его голове, несомненно, его заклятье, заставил его резко остановиться. Морас говорил быстро, но куда более эмоционально и напористо, нежели Керос слышал вживую все эти годы.

- Керос, сын мой. Я знаю, что ты хотел, как лучше, но ты должен оставить нас. Наши судьбы в руках Персаны. Наран и я знаем, за что сражаемся – за то, чтобы не дать Аксару Ксирлю захватить магические реликвии этого места. Торопись, он почти завладел тем, за чем явился. Помешай ему, и тогда мы сможем озаботиться своим выживанием.

Чары не позволяли Керосу отвечать мысленно, а произносить слова вслух – значило привлечь к себе излишнее внимание. Беззвучно, он поплыл прочь, скользя промеж больших фрагментов льда у пола. Керос вскоре понял, что мало кто из моркотов удосужился посмотреть на него в момент их триумфа. Громкий треск, словно похоронный звон, прозвучал в Великой Сокровищнице, когда ледяной кокон разлетелся под давлением магического щупальца.

Молодой тритон увидел, как лицо его матери исказилось от ужаса, хотя она и Прилив и до этого были окружены многочисленными моркотами. Керос развернулся к дальней стене, следя за лидером моркотов с серебряным клювом. Огромный моркот двинулся вперёд, скрываясь из поля зрения Кероса на вершине дрожащего айсберга. За несколько секунд свет в помещении приобрёл зеленоватый оттенок. Остатки льда разлетелись в зелёной вспышке. Тритон услышал звук, который сегодня уже научился ненавидеть – скрипучие щелчки смеха моркотов.

Снова взглянув наверх, он высмотрел лидера нападавших – кого отец назвал Аксаром Ксирлем – размахивавшего окоченелым щупальцем давно умершего генерала моркотов; зелёный камень в ладони слабо светился. Керос ухмыльнулся, услышав, что его мать закончила заклинание и увидев, что магическая энергия сразу же начала скапливаться. Наран превратила свой трезубец в чистую энергию, следом запустив его в Ксирля – только чтобы увидеть, как магия безобидно осыпается.

Пока все были сосредоточены на Наран и Ксирле, Керос рванулся вверх с места, находящегося почти точно под Когтем, ещё больше готовый следовать словам отца и вырвать тёмный артефакт из лап врага.

«Они могут завладеть им на пару минут, - думал он, - но сохранить его у них не получится, если Персана поможет мне».

«Целые жизни могут уместиться между двумя ударами сердца» - этому церковному учению Керос никогда не верил, до этого момента. За те короткие секунды, что понадобились ему для сокращения расстояния между ним и Аксаром Ксирлем, он в ужасе увидел, что моркот обратил внимание на Наран и навёл на неё Коготь. И хотя руки тритона были в каких-то сантиметрах от щупалец урода, Керос не смог сдержать крик, когда Коготь вспыхнул зелёным светом, объявшим затем жрицу. В ужасе он наблюдал, как сначала её плоть испарилась с тела, оставив скелет, затем и кости рассыпались пеплом. Всё это время Ксирль продолжал смеяться, хотя казалось, что этот смех тянулся бесконечно.

- Мама!

Поражённый горем и злой сверх всякой меры, Керос продолжал плыть вверх, не прекращая кричать. Так как он появился сразу же после атаки, даже Аксар Ксирль не мог защититься от такого неожиданного натиска. Тритон держал руку прямо, проплывая мимо моркота. Лезвие тапала безо всяких усилий прорезало длинную рану на груди предводителя и его вытянутой лапе, удерживавшей Коготь Ксинакта. Несмотря на то, что оружие нанесло урон архонту, Керос использовал эффект неожиданности и приданную гневом силу, чтобы левой рукой ещё и вырвать мумифицированное щупальце из хватки Аксара Ксирля. Затем он продолжил движение наверх, к потолку и к зияющему проходу, уворачиваясь от одиночных заклинаний и используя различные обломки, чтобы избегать атак моркотов. Керос достиг потолка в тот момент, когда Аксар Ксирль полностью осознал нападение, вереща от боли – и от негодования, когда он понял, что так быстро утратил Коготь Ксинакта.

В эти моменты тритон мог выбраться из Великой Сокровищницы и направиться к открытой воде, прочь от тех, кто желал отобрать принадлежавший ему теперь артефакт. Но забота о родителях и друзьях замедлила его – он думал, как добраться до них. Керос свистнул Приливу, но услышал в ответ полное страха ржание, давшее ему понять, что верный конь всё ещё в ловушке. А потом он услышал скрипучий, шипящий голос Ксирля, обращавшегося к нему.

- От Аксара не сбежишь ты. Вернуть Коготь ты должен, или смотреть как другие умирают будешь. Высокий жрец-отец умереть, если Коготь Ксинакта Аксару не возвращён.

Словно подчёркивая угрозу, моркот бросил заклятье, и Керос услышал треск пронзившего воду электрического разряда, который смешался с криком боли его отца.

Керос больше ничего не видел, не думал, и даже плыл сквозь тёмные глубины, не осознавая этого. Он стал плавучей яростью, готовой поделиться своей болью с существом, убившим его мать и теперь угрожавшей и отцу. Развернувшись посреди течения, плывя обратно к сердцу разрушенной Сокровищницы, тритон чувствовал лишь злость – на моркотов и на самого себя, за то, что не нашёл в себе сил подчиниться приказам родителей. Он не замечал сияния сжатого в левой руке Когтя, как и схожего свечения на правой руке с тапалом. Он не чувствовал ничего, кроме потока омывающей тело воды, но магические чешуйки зашевелились под его кожей, заползали, будто ведомые чье-то разумной волей. Сын жреца не обращал внимания на то, что плывёт быстрее, чем когда-либо в жизни, и больше не чувствовал усталости, досаждавшей ему ранее. Он теперь был ещё и злее, чем когда-либо, и вся эта ярость была направлена на архонта Аксара Ксирля.

Керос возвращался с единственной целью – добавить голову предводителя моркотов к коллекции артефактов в Башне. Ярость не давала ему избегать магических атак, как и беспокоится об их наличии. Моркоты пытались уничтожить его, сгустки чар летели со всех сторон – но молодой тритон игнорировал их. Каждое попадание усиливало зеленоватое свечение вокруг Кероса, загоравшееся всё ярче, в то время как сам вернувшийся беглец ощущал лишь нарастающее тепло в руках, и собственную ярость. Он хотел использовать силу Когтя, чтобы освободить отца и заставить моркотов отступить, но какая-то часть его жаждала уничтожить их всех до единого. Замедлившись, он взглянул на отца. И остановился вовсе, когда заметил светящиеся зелёные чешуйки на вытянутых перед собой руках. И в это мгновение колебаний Кероса оплело огромное щупальце, магическая субстанция которого тянулась от Аксара Ксирля.

- Отдать Аксару Коготь ты должен, и раздавить быстро, как морского слизня, Аксар тебя сможет, - прощёлкал залитый кровью архонт, - иначе заставить смерть длится вечно Аксар сможет.

Серебристо-чёрный моркот с серебряным клювом спустился со своей наблюдательной позиции наверху к пригвождённому к стене Морасу. Поддерживая угрозы, он запустил два нижних щупальца в гриву длинных волос верховного жреца.

- Близок к смерти отец, юный тритон. Окончить его жизнь Аксар не желает, но убить Аксар будет, чтобы силу Когтя вернуть.

Остальные моркоты окружили Кероса, пока Ксирль говорил, и их лидер переместил кольца магических тенёт, позволяя своим миньонам высвободить реликт. Керос отчаянно пытался удержать Коготь, но двое моркотов тянули его, ещё один душил самого тритона, и тот почувствовал, как артефакт, наконец, вырвали из его хватки.

Сын жреца чувствовал себя побеждённым, но его ярость продолжала нарастать. Он смотрел, как моркоты протягивают Коготь своему предводителю, державшему чёрное поблескивающее щупальце над сердцем Мораса, но теперь убравшему, чтобы забрать реликвию. Керос смотрел, как архонт вертит засушенное щупальце снова и снова, будто что-то выискивая. Он не понимал – как, очевидно, и сам Ксирль – почему Коготь больше не светится зелёным, затем вспомнил о непонятных зелёных чешуйках на руках. Только после того, как моркот исступлённо заорал и уставился на него, тритон понял суть происходящего. Сила Когтя перешла к нему.

Хоть голова его и шла кругом от водоворота событий, Керос всё ещё собирался спасти отца – и теперь мог это сделать. Тритон воззвал ко всем своим эмоциям и взревел, напрягая мускулы, пытаясь прорубить опутавшие его кольца многажды благословенным тапалом. Мир покраснел в его глазах, и чары лопнули, не выдержав натиска его злости, а отдача лишила трёх из моркотов голов и конечностей. Аксар Ксирль съёжился перед лицом такой непредвиденной мощи, когда Керос высвободился из рассыпающегося заклятья и направился к нему. Тапал в правой руке теперь испускал изумрудного цвета энергию; тритон навёл его на злодея с серебряным клювом – и в глазах его не было ничего кроме ярости.

Трясясь от ненависти, вызванной поражением, Аксар Ксирль сказал спокойным, и от того ещё более жутким голосом:

- Забрал мой трофей, маленький тритон? Или забрал тебя он? Знает силу Когтя Аксар Ксирль, знает, но не скажет, нет. Принесёт маленькому тритону лишь горе и вечную месть победа его.

За спинами моркотов, готовясь атаковать, встал на дыбы Прилив, а Керос бросился вперёд, но Аксар завершил заклинание парой быстрых жестов и исчез в водовороте.

Керос негодующе закричал, раздражение от того, что он так быстро потерял врага вырывалось из него вместе со всей злостью, душившей его во время битвы. Плотно закрыв глаза и заходясь в яростном рёве, Керос не видел, что тапал разгорелся зелёным сильнее прежнего – но он заметил, когда ощущение веса в руке пропало. Открыв глаза, молодой тритон увидел, что клинок замерцал и растворился в пустоте. Хоть и поражённый этим, тритон всё же обратил свой взгляд не на себя, а дальше – на израненное тело отца, всё ещё пришпиленное к стене. Морас встретился с ним взглядом – и в нём не было ожидаемого сыном разочарования.

Керос подплыл к верховному жрецу, неожиданно испытав за то, что тот ещё жив, огромную благодарность судьбе. Сын не заметил, что Прилив отплыл от них на расстояние. Водяной конь какое-то время был тих, будто бы пытаясь понять, что за человек взрастил его из жеребёнка. Хотя тело болело от полученных ран и прошлых шрамов, Морас не обращал на боль внимания, посмотрев на сына по-новому.

- Из всех течений, что были открыты для тебя, Керос, - сказал он, - я не ожидал, что ты выберешь такое. Я ждал появления Клинка Персаны много приливов, но не предполагал, что им окажешься ты, мой сын.

- Что это значит, отец? – не понимал Керос. – Я сделал, как ты просил, и не дал моркотам завладеть Когтем. Теперь только надеюсь, что у тебя найдутся какие-нибудь заклинания, чтобы вытащить эту штуку из меня и вернуть обратно в лёд.

Молодой тритон позволил отцу повиснуть на его плечах. Они оба застонали, когда Керос выдернул трезубец из стены. Сын отнёс отца вниз, на один из обломков с ровной поверхностью на полу комнаты, но оружие всё ещё оставалось в теле, до тех пор, пока они не найдут другого целителя.

- Должно быть он потерял сознание от боли, - сказал Керос самому себе. – Поэтому не отвечает.

Уложив отца настолько удобно, насколько он смог, молодой тритон посмотрел ему в лицо, обнаружив, что тот в сознании и с любовью смотрит на сына.

Когда Морас взял Кероса за правую руку и повернул ладонью вверх, тот охнул – большой зелёный изумруд теперь поблескивал в самом центре.

- Тапал придёт на зов, когда он тебе понадобится; отрадно знать, что оружие остаётся на службе нашей семьи, - сказал Морас. – Единственное волшебство, которое сможет разделить тебя с ним и Когтем – то, которое ждёт всех нас в конце всех течений. Тебе придётся нести эту ношу до конца своих дней, но тебе хватит для этого сил. По крайней мере я так увидел, - Морас резко вдохнул, и удушающий кашель сотряс его тело, а вода около рта и жабр помутнела от крови.

- Отец! – вскричал Керос, его смущение сменилось тревогой, ведь теперь, после пыла сражения, раны старого тритона казались ещё серьёзнее. – Отец…

Морас прекратил кашлять и открыл глаза.

- Ты мой сын. Холодное течение ждёт тебя, но не избегай его. Тебе известен твой долг перед Пуманатом, перед Серосом, перед Персаной. Защищай и храни эту силу от любого, кто захочет её заполучить и использовать во зло. Сделай это, и знай, что мы гордимся… - жрец снова закашлялся, и ещё больше крови просочилось из жаберных щелей.

Керос был слишком сосредоточен на последних словах отца, поэтому не услышал появления военного отряда тритонов. Резкое ржание Прилива предупредило его о нападении со спины, и тритон поднял правую руку, отражая зубцы трезубца, удивлённо вздохнув, когда оружие отскочило, высекая искры там, где металл коснулся чешуек – оба тритона вздохнули, но напавший лишь удвоил усилия.

Отвернувшись от поверженного отца, Керос увидел ещё восьмерых тритонов, наседающих на него со всех сторон, даже сверху. Всех он знал целую жизнь – и все они теперь смотрели на него так, будто не узнавали его, будто он был их злейшим врагом.

- Что происходит? – непонимающе спрашивал он. – Почему вы нападаете?

Ответом ему был лишь вихрь набрасываемых сетей. Прилив пришёл на помощь, сбив в сторону двоих тритонов, подбиравшихся снизу, и оттянул своего друга, как и сражение, подальше от раненого жреца. Внутри Кероса всё кипело – из-за потери матери, близкой смерти отца, необъяснимого нападения на него и непонятной новоприобретённой силы. Ему хотелось наброситься на тритонов, и словно в ответ на это желание, правая рука засветилась и в ней появился сияющий зелёным тапал. Разрубив спутавшие его сети, молодой тритон увидел, что ещё больше тритонов появилось в Башне Нумоса – и все они смотрели на него с отвращением и страхом. Поднявшись к потолку на спине Прилива, он воззвал к ним, но все его надежды объясниться были разбиты потоком трезубцев и ругательств. Несмотря на ярость, неконтролируемо вздымавшуюся внутри, Керос совсем не хотел биться с собственным народом, независимо от причин, по которым они атаковали. Устроившись на спине коня поудобнее, тритон-изгой повернулся к преследователям спиной и скрылся в глубинах моря.

С пола стражей-тритонов слабо окликнул Морас:

- Оставьте его. Сегодня и так хватило страданий, не нужно убивать одного из нас, и неважно какая им овладела магия.

Два центуриона спустились вниз, с трудом веря полученному приказу. Когда они выдернули трезубец, освободив ногу и туловище, два жреца рангом поменьше применили очень нужные сейчас целительные чары – и верховный жрец пришёл в себя.

- Керос? – пробормотал Морас. – Центурион Барис, мой мальчик смог сбежать?

Барис казался совершенно сбитым с толку, но всё же ответил:

- Да, ваше святейшество. Что здесь случилось? Что произошло с ним? Мы решили, что это был один из этих татаков.

Морас удивлённо посмотрел на центуриона. Это грязное словечко часто применялось к моркотам, но ни разу ещё оно не звучало на священной земле. Верховный жрец не без помощи уселся, и громко заговорил, а его голос резонировал в воде так, что слышали все находящиеся здесь:

- Многие из вас видели сейчас врага, покидающего это место верхом на одном из наших морских коней. Что бы вы там не думали – знайте, что вы стали свидетелями пришествия Клинка Персаны. Мой сын Керос – больше не тритон, но я буду молиться за то, чтобы он всегда избегал опасности, и чтобы он нашёл свою судьбу в водах Сероса.

На полное восстановление у Мораса ушло больше десяти дней, и всё это время он размышлял, как же Коготь мог слиться с Керосом воедино в том бою. И он нашёл ответы в книгах, посвящённых Арсеналу.

Из всех могущественных артефактов Сероса, Коготь Ксинакта давал наибольшее могущество, но требовал и наибольшую цену – саму душу. Его привлекали эмоции – но пусть они и питали его, придавая большую силу, прикосновение этого талисмана в конечном итоге приносило лишь разложение. Стремясь обнаружить хоть какую-то надежду на искупление для сына, Морас отправился в Библиотеку Комана в восточном Пуманате. И там, наконец, нашёл древнюю коралловую табличку с Пророчеством о Клинке Персаны.

Читая выбитый на ней текст, верховный жрец испытал и сочувствие к тому, какими течениями теперь должен был плыть его сын, и горе от его потери. Табличка лежала перед ним, и он ещё раз прочитал её, закрепляя в памяти. Морас поклялся наблюдать, слушать и ждать. Он станет летописцем деяний, свершённых Клинком Персаны, если будет на то воля богов. Верховный жрец прочёл слова вслух, давая клятву Персане во имя его сына Кероса и во имя его же чести:

«Помеченный Тьмой, Клинок Персаны явится к стражам от врага.

Выкованный Гневом, Клинок Персаны станет светом во тьме.

Закалённый Горем, Клинок Персаны защитит всех, кроме одного.

Ведомый Страхом, Клинок Персаны даст отпор тьме внутри и вовне.

Хранимый Долгом, Клинок Персаны вовеки пребудет на страже, но никогда не будет стражем сам»