Королевства Тайн

ТАЙНЫ КРОВИ, ДУШИ МОРЯ Элейн Каннигем

Эй, ты там! Ты, эльф с запятнаными чернилами пальцами и глазами цвета дождя. Приблизься. Я не смогу причинить тебе вреда, даже если бы захотел. Ваши сети сильнее меня.

Ты – вождь этого охотничьего отряда, не так ли? Да. Так я и думал. У моего народа тоже так. Сказители и говорящие с духами – вожди среди вемиков.

Ты удивляешься, эльф? Мы, львиный народ, не дикари из сказок. О, мы охотники и воины – вы не ошибаетесь в этом, – но вемики также знакомы с музыкой и магией, сочиняют сказки и легенды.

Не сомневайся: я Шаноссо Кин Тари, второй О (или «внук», как вы, двуногий народ, определяете это родство) великого Канджира, и я – сказитель племени вемиков Тари. Освободи меня из этой сети, и я расскажу тебе историю, давно забытую, историю об ужасной магии и страшных существах, которых никогда не видел ни один живой вемик в этой степи, кроме как в ночных кошмарах, посланных им в качестве дурных предзнаменований.

Да, я знал, что это предложение заинтересует тебя! Из всех двуногих, только эльфы имеют самое острое любопытсво. Вижу, у тебя пергамент и перо уже наготове. Прежде чем мы начнем, прикажи своим родичам, чтобы они положили свои копья. Даю тебе слово, что я не воспользуюсь ни когтем, ни клинком против каждого из вас, пока не закончу повествование. И тогда я стану сражаться, и то, если буду вынужден защитить себя от твоего неудовольствия.

Что? Ты бы никогда не напал на барда, чья история тебе не понравилась? Хммм! Как бы сказал мой дедушка: «никогда не говори заранее, пока история не рассказана до конца». Но так как ты продолжаешь заверять меня в этом, то пообещай мне следующее: поклянись записывать все слово в слово так, как я говорю, и положи потом свиток в такое место, где многие смогут прочесть эту историю и запомнить ее.

Хорошо. У меня есть твоя клятва, у тебя есть моя. И теперь у тебя будет еще и история, рассказанная так же, как рассказали ее мне.

В далекие времена, когда эльфы и драконы сражались между собой за господство в, еще молодом, мире, жил темный эльф – волшебник, не имеющий себе равных по силе, за исключением, быть может, только его огромной гордыни.

Ка'Нарлист был архимагом Аторрнаша, некогда могущественного города, чьи тайны веками были скрыты в джунглях глубоко под землей – тайны, которые до сих пор еще спрятаны под сотней морей.

Высокая крепость из черного камня, возвышавшаяся на вершине, выдававшейся в море, скалы, была пристанищем для темного эльфа. Из этой крепости, Ка'Нарлист мог видеть Залив Банши, огромное копье с морской водой, вонзившееся глубоко в Южный Фаэрун. Далеко внизу, под его замком гремело, пело и выло море – печальная, нескончаемая музыка, которая днем омрачала мысли волшебника, ночью же ввергала его в задумчивость.

Убери свои карты, эльф. Эта бухта давно исчезла – потеряна тогда, когда земля была разрушена и рассеяна могущественной, но забытой магией. Не удивляйся, что я знаю такие вещи. Наши легенды такие же древние, как и ваши, зато более правдивые.

Ну что, продолжим?

С годами Ка'Нарлист все больше всматривался в бурные воды морского залива. Он много размышлял над тем, что может скрываться под ними, как в этой бухте, так и во всех безбрежных морях. Хотя и будучи ученым, он не хотел просто знать: он собирался обладать этим.

Такие амбиции не были редкостью среди его народа. Илитиири, темные эльфы юга, были жестоки и воинственны, они грабили, завоевывали и порабощали тысячи племен. Даже их сородичи, светлокожие эльфы, не были в безопасности во время таких набегов! Ка'Нарлист стал богатеть после этих рейдов, доставив, к тому же, кучу рабов из многих земель, чтобы они работали у него в замке и тешили его гордость. Одним из таких пленников был Мбугуа, шаман-вемик. О нем я расскажу позже.

Несмотря на всю свою власть, илитиири редко испытывали удовлетворение. Ка'Нарлист обладал огромным богатством, магическими заклинаниями, назначение которых не могли понять самые могущественные маги, и пользовался большим уважением у своего народа. И все же, наблюдая за этим водным царством, единственным местом, где темные эльфы точно не могли претендовать на свое господство, он думал о своей славе, которая напоминала ему скалистый берег: даже самые твердые камни со временем стирались в песок постоянно бьющимся о них морем. И он позавидовал вечной силе богов. Он стремился обрести такое же могущество.

Поскольку Ка'Нарлист был ученым, он знал много легенд, где говорилось о расах, созданных лишь для того, чтобы служить своим создателям. Если у Груумша Одноглазого были орки, а у Матери-Земли ее Левиафан, то почему бы и волшебнику, достигшему громадного величия, не создать расу собственных существ, которые молились бы ему, что, несомненно, увеличивало его силу и господство. У волшебника не было сомнений, какими они должны быть: он хотел контролировать морские глубины. После долгих размышлений он решил создать морских людей, жестокую расу, которую пошлет завоевывать все новые и новые водные пространства – во имя Ка'Нарлиста, конечно. Чтобы его «дети» никогда не восстали против него, он решил не даровать им магию. Скорость и скрытность в сочетании с ненасытным голодом – вот и все их оружие.

Очень просто решить, что нужно сделать; гораздо труднее это выполнить. Но в целом не скучно. По крайней мере, не скучно для такого, как Ка'Нарлист...

– Подай мне кривой нож, – рассеянно пробормотал Ка'Нарлист. Его внимание было полностью сосредоточено на мучениях несчастного кодингобольда, привязанного к его столу; он не удосужился даже поднять свои багровые глаза на вемика, который стоял у его локтя.

У Мбугуа был уже заготовлен инструмент, еще до того, как эти слова были произнесены – он слишком часто помогал своему господину, чтобы не понять, что ему нужно, – и он вложил гладкую ручку в протянутую ладонь волшебника.

Вемику очень хотелось перевернуть нож лезвием вперед и загнать его глубоко между парой хрупких эльфийских ребер или, на худой конец, отрезать несколько черных пальцев. Долгий и болезненный опыт доказал всю бессмысленность таких действий. Каждый раз, когда Мбугуа нападал на колдуна-илитиири, наносимая тому рана появлялась не на эльфе, а на собственном теле вемика.

Много раз гордый Мбугуа пытался обрести свободу; много раз он просыпался на своем тюфяке, с колотящейся об него головой и жуткими воспоминаниями об ужасных ритуалах, восстанавливавших его искалеченное тело. Однажды, только однажды, ему удалось нанести смертельный удар, сбежав от Ка'Нарлиста в Царство Смерти. Но ужасный бог колдуна, Гонадор, вырвал вемика из загробной жизни, вернув его снова в этот гнусный плен. Даже спустя много лет, воспоминания об этом опыте заставляют Мбугуа кричать во сне. Зло, бывшее Гонадором, и сила, в лице Ка'Нарлиста, слились в одно целое в голове Мбугуа.

После своей очень короткой смерти Мбугуа, судя по всему, служил своему хозяину без жалоб и вопросов. Он исправно все выполнял, помогая Ка'Нарлисту даже в таких делах, как эта – делах, которые выворачивали всю душу охотника наизнанку и заставляли чувства благородного вемика буквально вопить о том, что будет праведно, запустить копье в это существо, которое позволяло себе систематически причинять боль живому созданию.

Не то, чтобы Мбугуа жалел кодингобольдов. Это были неприятные, дурнопахнущие, похожие на крыс существа – уродливые твари о четырех ногах, имеющие собачье тело, которое увенчивалось тощей человекообразной грудью и хитрой, серой мордой. Имея серые кожу и души, они, казалось, не обладали ни совестью, ни гордостью. Кодингобольды жили исключительно на том, что могли украсть. Они были трусами и сражались только в том случае, когда чувствовали, что сильнее, и превосходили числом своих жертв. И они особенно любили мясо молодых вемиков. В последние годы, много детенышей путешествующих и странствующих вемиков стали жертвами беспорядочного нападения кодингобольдов, которые бороздили просторы степи. Собственно племя Мбугуа уже почти истребило этих жестоких и вороватых существ, и вемик не оплакивал их потери. Пусть даже так, но взгляд, брошенный на визжащего и извивающегося кодингобольда, граничил с сочувствием.

Он сам испытал подобные эксперименты, хотя и с большей стойкостью. Мбугуа был одним из первых, кто испытал на себе всю жестокость властолюбивого Ка'Нарлиста. Тело вемика исследовали, резали и отбирали образцы до тех пор, пока, наконец, колдун не был удовлетворен, тогда он получил ответ, который искал. Это – кровь, – говаривал Ка'Нарлист, – тайна жизни – в крови.

Мбугуа был шаманом, и народ и магия его племени говорили другое, но что он мог возразить, видя ужасные успехи колдуна? Ка'Нарлист использовал кровь своего раба-вемика в качестве ингредиента в какой-то темной магии, конечным результатом которой стало рождение двух новых существ – злобного зверя, который имел такую же густую черную гриву, как у Мбугуа, а также человекоподобного младенца с темной золотистой кожей вемика и кошачьими глазами.

Насколько радовался Ка'Нарлист, настолько же ужасался Мбугуа. Для колдуна это выглядело, как успешное «разделение» вемика на его важные составные части: человека и льва. Для вемика это было зверством, которого он не мог постигнуть. Ликующий Ка'Нарлист не заметил возмущения и мрачной целеустремленности на лице своего раба. Если бы он присмотрелся к нему внимательней, то сразу понял бы, что Мбугуа поклялся покарать его.

Хотя знание этого не имело никакого значения. Ка'Нарлист был уверен в своей власти и силе. Мрачные мысли вечного раба ничего не значили для него. Его собственное божественное дело и существа, которые в конечном итоге получились: это и только это имело значение для Ка'Нарлиста.

И так на протяжении многих лет, в то время, как львиные существа, порожденные из похищенной крови Мбугуа, вырастали и образовывали прайды, а почти человеческие дети становились лишь одними из таких же слуг, которые трудились в замке колдуна, Ка'Нарлист захватывал или покупал все новых и новых существ для изучения. Темный маг искал тайну крови, которая делала каждую расу уникальной – великую тайну самой жизни. Хотя уже все залы, конюшни и подземелья замка были переполнены странными существами, рожденными от его магических экспериментов, колдун все еще был недоволен.

– Вы создали уже много кобольдов и выпустили достаточно динго-псов в холмы, подвергая опасности стада и табуны ваших соплеменников, – заметил Мбугуа, возвышая голос, пытаясь перекричать мучительные визги кодингобольда. – Что еще вы надеетесь получить от этого жалкого существа?

На мгновение нож колдуна прервал свою ужасную работу.

– Не все эксперименты прошли так, как планировалось, – мрачно пробормотал Ка'Нарлист. – У меня должна быть абсолютная уверенность в успехе, прежде чем я начну финальную стадию.

Финальную стадию!

Для вемика эти слова звучали кощунственно. Среди его народа дети оберегались всем племенем, и рождение каждого здорового детеныша было поводом для пиршества и веселья. То, что творил Ка'Нарлист просто не укладывалось у него в голове: темный эльф пытался создать ужасных детей, используя свою кровь, детей, которые в лучшем случае были бы рабами, или же безжалостно брошены на произвол судьбы, если бы они не стали выполнять обещания, данные «умному и самоуверенному» Ка'Нарлисту.

Внезапный сдавленный крик прервал размышления Мбугуа. Неуклонно растущее напряжение кодингобольда, создаваемое систематическим причинением Ка'Нарлистом невыносимой боли каждой кости и сухожилию существа, внезапно прекратилось. Маленькое создание напряглось, его тельце выгнулось назад, словно тугой охотничий лук. Мбугуа понял, что конец близок, и потянулся за следующим инструментом.

Низкий, жуткий и пронзительный звук заполнил комнату, он напомнил Мбугуа звук растущего шторма. Странно было слышать этот дерзкий и неуклонно возрастающий крик исходящим из горла хрупкого и трусливого существа. Но Мбугуа услышал в этом крике напоминание о том, что даже в самом маленьком существе сила жизни была огромной. Каждая защитная функция, которую природа вложила в тело кодингобольда, сражалась с приближением смерти с неистовством берсеркера. Его жизненная сила была столь же интенсивной, как полуденное солнце, направляющее свой последний луч, готовясь уйти с небосвода. В этот последний момент смертной жизни кодингобольд был не просто жалким изгоем дикого собачьего народа: он воплотил в себе саму суть всей его расы.

Мбугуа передал своему хозяину окровавленную чашу.

Натренированной рукой Ка'Нарлист легкими взмахами ножа вскрыл жесткие, проходящие вдоль горла вены существа, протянул чашу и поймал пульсирующую кровь, не пролив при этом ни капли. И все это время он повторял слова темного заклинания, которое узнал (так он утверждал) у ног своего страшного бога.

Когда, наконец, кодингобольд затих и все закончилось, колдун удовлетворенно кивнул.

– Избавься от трупа, а затем приходи ко мне в комнату заклинаний.

– Как прикажете, владыка.

Ка'Нарлист услышал замешательство в голосе своего раба. Мгновение он был озадачен: некогда мятежный Мбугуа был теперь самым послушным и надежным из всех слуг архимага. Потом пришли воспоминания, а вместе с ними понимание. Ка'Нарлист повернулся к вемику.

– Ах, я так понимаю, ты хочешь сначала, спеть духу существа?

– Если мой хозяин позволит, – сказал Мбугуа жестко. У себя в племени шаман пользовался народным уважением. Презрение колдуна-илитиири к их духовной магии ударяло по гордости вемика и разжигало его гнев.

– Скажи-ка мне, – начал Ка'Нарлист голосом, который обычно используют, чтобы дразнить глупого, угрюмого ребенка, – как ты думаешь, если бы ты не предавался этим странным играм и ритуалам, стали бы мы тогда спотыкаться о мстительных духов на каждой лестнице?

Мбугуа встретил прямым взглядом насмешки темного эльфа.

– Вы действительно хотите знать это?

Улыбка мага понемногу угасала, потом исчезла совсем. Он отвернулся, пренебрежительно щелкнув пальцами.

– Делай все, что захочешь с этой падалью. Все равно это не имеет никакого значения.

После того, как тихие шаги Ка'Нарлиста перестали слышаться, Мбугуа снял мертвого кодингобольда со стола и закинул тело на плечо. Вемик спустился по извилистой лестнице, ведущей из магической башни вниз в большой зал.

Ошеломляющее разнообразие всяких монстров заполняло огромную комнату, вызывая определенные эмоции, порождая страх. Стая крылатых эльфов, с искрящимися легкой магией, кончиками пальцев, порхали высоко над головой, когда он проходил со своей ношей мимо длинных и узких окон, во множестве окружавших зал, каждое из которых был бесценным произведением искусства, инкрустированный разноцветными драгоценными камнями. Несколько четырехруких огриц, бывших кухонными рабами, прокладывали себе путь по направлению к темницам, неся еду для тех несчастных созданий, которые ожидали особого внимания Ка'Нарлиста. Множество миниатюрных красных драконов метались туда-сюда, зажигая свечи и масляные лампы небольшими вспышками их пламенного дыханья. Орда рабов-гоблинов усердно натирала, покрытый замысловатой мозаикой, пол. Возможно, это было бы обычным явлением, но, повинуясь редко посещавшему его вдохновению, Ка'Нарлист развел гоблинов с красивыми цветными шкурами: солнечно-желтыми, цвета синего топаза и ярко-розовыми. И для Мбугуа, зал выглядел, как луг, заполненный отвратительными, двуногими цветами.

Пока вемик шествовал через большой зал своими бесшумными массивными лапами, все расступались, освобождая ему дорогу. В зале не было никого, кто не испытал на себе темные опыты колдуна, и они боялись, похожего на льва, помощника Ка'Нарлиста почти так же, как и его самого.

Массивная парадная дверь была загорожена парой охранников-минотавров, огромными зверями, вооруженными ужасными ятаганами и неестественно длинными рогами. Не успел Мбугуа прорычать команду, как мужчины-быки уже вскочили. Они подняли решетку, а затем общим своим весом навалились на деревянный засов, запирающий наружную дверь. Засов со скрипом отошел в сторону, и двери распахнулись наружу.

Мбугуа выскочил во двор, с благоговением наполняя легкие прохладным вечерним воздухом. Замок колдуна всегда был заполнен дымом из жаровен, вонючими испарениями, исходящими из дюжин гнусных магических смесей, и вездесущим запахом смерти.

Вемик продолжил свой путь вниз по крутой тропинке к, усыпанному галькой, побережью. Там была небольшая бухта, окруженная большими камнями. Он мог делать здесь все, что хотел, потому что бухта не просматривалась из окон замка и со двора. Слуги колдуна слишком сильно боялись Мбугуа, чтобы следовать за ним сюда; сам колдун был очень гордым, чтобы представить, что простой раб мог совершить что-нибудь вредное или важное. Повиновение и верность поддерживались могущественными магическими путами: Ка'Нарлист верил своей собственной магии.

Эта самая убежденность, эта гордость и эта магия обернется, как верил Мбугуа, против темного эльфа. Это было единственное оружие, которое было у него, способное победить колдуна.

Вемик бросил тело кодингобольда на утрамбованную почву. Наклонившись, он вытащил небольшой, идеально круглый черный предмет, который был скрыт из виду среди камней. Затем, закрыв глаза и подняв руки, он начал медленно и ритмично дышать, очищая свой разум и подготавливая его к тому, чтобы увидеть и услышать то, что ведал только шаман.

Через мгновение Мбугуа почувствовал душу кодингобольда, невидимо присутствовавшую здесь, но скрывающуюся в тени. Вемик начал свой танец, сначала медленно кружа вокруг убитого кодингобольда, затем стремительно поворачиваясь и прыгая, словно играющий львенок. Его человеческие руки плели мистический узор, сливаясь в контрапункте с ритмом лап, магически указывая путь, которым должна была следовать изумленная душа кодингобольда. Она тоже пела – низкий, рокочущий напев, который взлетел над сумрачным морем и слился с магией танца.

Вемик совершил уже множество таких шаманских обрядов, но на этот раз он был немного не похож на другие. Когда, наконец, Мбугуа закончил, его рыжеватое тело блестело от пота, он посмотрел со смешанным чувством триумфа и ужаса на, лежащую у него в руке, черную жемчужину, вибрирующую от тихой песни, которую мог слышать только шаман. Самоцвет был магическим предметом, изобретением Ка'Нарлиста, созданный для того, чтобы поглощать магию его врагов. В арсенале у Ка'Нарлиста хранилась куча таких же голодных драгоценных камней. Вемик украл парочку и приспособил эти страшные устройства для собственных целей.

В жемчужине, лежащей на его ладони, находилась захваченная душа кодингобольда.

– Прости меня, – пробормотал Мбугуа, чья гордость боролась с извинениями, которые требовала его честь. Но он не пожалел о том, что сделал. У Ка'Нарлиста была своя работа, а у Мбугуа была своя.

Вемик вытащил другую спрятанную жемчужину и начал ритуал заново – на этот раз его песня была бесконечно печальней и более притягательней. На этот раз Мбугуа собирался воспользоваться магией, которая бы заманила в ловушку душу живого существа.

Твои родичи – благодарные слушатели, эльф. Посмотри, как они наклонились в мою сторону, прислушиваясь к рассказу! Похоже, они обеспокоены поведением вемика. Я слышал, что эльфы не побеспокоят останки даже своих врагов. Это говорит о многом, и я хвалю вас, если это правда. Я также слышал, что эльфы всегда оказывают честь бардам, но все же ни один из вас не предложил мне воды или вина, чтобы я мог смочить горло и ускорить рассказ.

Ах, спасибо. Вы – самый радушный хозяин. Да, теперь я чувствую себя вполне освеженным. Да, я буду рад продолжить.

– Ты не искал меня уже много лун, – заметила Сатара. В ее спокойном, мелодичном голосе не было даже намека на то, что это был вопрос, и ее золотистое лицо оставалось спокойным, пока она передавала своему «отцу» чашку с чаем.

Но проницательный Мбугуа услышал невысказанный упрек в этих словах.

– Колдун все больше становится одержим своими деяниями. У меня совсем не было времени, посетить тебя.

– Итак, ты здесь, и у тебя должна быть какая-то причина для этого, – прямо сказала девушка. – Иначе, я бы тебя и не увидела.

Вемик вздохнул.

– Я сделал все, что мог, Сатара. Я дал тебе имя в честь своей матери. Я пытался научить тебя гордости. Но это оказалось сложно. Это... это не та жизнь, которую я бы выбрал для тебя.

– И не то тело.

Вемик не мог оспорить эти слова или винить ее за горечь, с которой она произнесла их. Сатара была одной из «детей», созданных из его крови, и поэтому он был обязан дать ей ту любовь, которая была нужна ребенку. Но это было сложно. Трудно было даже смотреть на нее.

Сатара была прекрасна – даже вемик не мог отрицать этого, – но не была похожа на людей-львов. У нее была пара длинных ног, не четыре, стройные человеческие ноги, а не лапы, и грациозное, соблазнительное тело. Даже лицо Сатары было более своеобразным, совсем не похожим на лицо вемика, с тонкими чертами и без намека на кошачий нос, который часто проявлялся на детях, родившихся от украденной крови Мбугуа. Несколько сохранившихся намеков на вемическое происхождение только делали ее еще более экзотичней: шелковистые черные волосы были пышными и густыми, как и грива у Мбугуа, кожа имела золотистый, солнечный оттенок, а большие миндалевидные глаза были, как у кошки, янтарного цвета. Да, она была очень красивой и почти созрела для спаривания. Ни то, ни другое долго не останется без внимания ее хозяина.

– Ну так почему ты пришел? – тихо повторила Сатара.

Вемик встретился с ней глазами.

– Ты еще не была в постели с Ка'Нарлистом?

Сатара с яростью посмотрела на него.

– Колдун все еще жив? Я еще жива? Ответь на эти вопросы, и ты ответишь на свой!

Ее жестокий тон и пылающие глаза поразили Мбугуа и только укрепили его цель. Узы крови сильны: хоть Сатара и не была похожа на его ребенка, но он увидел что-то от себя в ее неукротимой гордыне. Она была свободна, независимо от условий ее жизни.

– Ты не сможешь убить колдуна, не причинив вред себе, – предупредил он ее.

Девушка скривилась.

– Это я уже знаю.

Она подняла копну тяжелых волос и показала ему множество длинных, багровых полос, покрывавших ее шею и плечи. Мбугуа признал в них отметины от ногтей и с гордостью понял, что Сатара использует в битве свои руки так же, как и любая женщина-вемик свои передние лапы. Он только пожалел, что такие же раны не остались на теле Ка'Нарлиста, который так заслуживал их!

– Разыскав тебя однажды, – мрачно заметил вемик, – он будет делать это снова.

– И когда у него это получится, я буду сражаться! – прорычала она. – Я погасила его пыл кровью и снова сделаю это. Я сохраню свою честь или получу смерть. Это не так важно.

Мбугуа начал было уговаривать ее не делать этого, но что-то в глазах Сатары заставило его придержать язык. Он не мог – он не стал бы – поручать этой свирепой девушке время от времени подчиняться колдуну. И он снял с себя, сделанное им, ожерелье – изящную раковину, разукрашенную символами его клана вемиков и подвешенную на нитку с, нанизанным на нее, пресноводным жемчугом – и вручил его ей.

Сатара с радостью приняла безделушку, ухватив ее жадными пальцами. На мгновение лицо девушки засветилось от удовольствия, шутка ли, получить прекрасный подарок из рук своего отца, и эльфийский колдун был совершенно забыт. Но затем ее глаза – глаза, которые повидали почти столько же, сколько видел сам шаман – остановились на беспокойном лице Мбугуа.

– Как это связано с колдуном? – потребовала она ответа, добравшись до сути дела.

Мбугуа решил ответить напрямик.

– В раковине есть жемчужина. Надень её, когда он пошлет за тобой. Это украдет часть его души.

Девушка задумчиво кивнула. В ее глазах не было и намека на страх, пока она обдумывала план нападения на своего могущественного хозяина.

– Но как это можно сделать, чтобы он не заметил?

– Посмотри на небо, – посоветовал Мбугуа. – Разве его сапфировый оттенок тускнеет от твоего дыхания? Или звезды приближаются, сметаемые северными ветрами? Небо не может уменьшаться. Так же и с душой: это нечто без начала и конца. Колдун даже не заметит, как часть его души будет втянута в жемчужину.

Скупая улыбка промелькнула на лице Сатары, и она быстро перекинула ожерелье через голову.

– Я сделаю это с удовольствием. Жалко только, что это не причинит колдуну никакой боли!

– У меня есть еще одно дело для тебя, – нерешительно произнес Мбугуа, – но сначала я должен рассказать тебе немного больше о планах Ка'Нарлиста, чем ты могла слышать.

Когда девушка согласно кивнула, он рассказал ей о решимости колдуна создать расу морских существ из собственной крови, порочную расу, которая будет покорять и контролировать моря.

– Скоро будет рождение его первого кровного ребенка, – закончил Мбугуа. – Я хочу, чтобы моя кровь смешалась с Ка'Нарлистом в теле этого монстра, и, связав это существо кровными узами с кланом вемиков, я повернул бы его против колдуна. Это не легко сделать, и мне понадобится твоя помощь. Мне нужна твоя кровь.

Сатара пристально смотрела на него, с сомнением слушая его рассуждения.

– Почему бы тебе не воспользоваться собственной кровью?

– Ты думаешь, Ка'Нарлист дурак и не придаст значения тому, что его существо родится с четырьмя ногами и мехом? – возразил Мбугуа. – Хоть ты и носишь в себе кровь клана вемиков, но твое тело больше похоже на эльфийское. Это тоже рискованно, но в меньшей степени.

Девушка пожала плечами.

– Что же, я не страшусь риска, но пока не понимаю, почему существо колдуна пойдет против него.

Опять Мбугуа услышал невысказанный вопрос в ее словах. Он не осмелился рассказать ей вторую половину своего плана – о решимости вселить в существо собственную ненасытную душу Ка'Нарлиста, с воинственным стремлением колдуна к завоеваниям. Самая притягательная, но в то же время смутная надежда Мбугуа заключалась в том, что существо будет желать впечатляющее богатство Ка'Нарлиста и найдет способ овладеть им. Это не первый случай, когда сын изгоняет своего отца, и, наверно, не последний. Кроме того, у существа не будет той магии, которая была у Ка'Нарлиста, и его, в свою очередь, тоже можно будет свергнуть. Мбугуа не стал рассказывать об этом Сатаре, опасаясь, что колдун каким-то образом сможет прочитать это в ее мыслях. Он расскажет ей все, что можно, и помолится о том, что, если она его дочь, этого будет достаточно для нее, чтобы понять обо всем.

– Почему это существо не будет мстить, – сказал Мбугуа, – видя, как волшебник порабощает многих его родичей-вемиков? Узы крови сильны в клане. Разве ты не знаешь об этом?

Пальцы Сатары сжали дар отца и нащупали руну, которую он выгравировал на безделушке – руну, провозгласившую ее, ужасную тварь, порожденную колдовством мага, членом гордого клана вемиков. Ее глаза стали ясными, но в то же время свирепыми, когда они обратились к Мбугуа.

– Узы крови сильны. Я сделаю все, что ты просишь.

Вемик погладил ее щеку своей массивной рукой и глубоко опечалился, поняв, что это была первая ласка, он никогда раньше не предлагал ее своему, похожему на эльфа, ребенку.

Сатара крепко сжала руку своего отца. Затем она отступила назад, расправив плечи, словно готовясь к битве, ожидающей ее впереди.

Этот бурдюк пуст? Сказительство – занятие вызывающее жажду. У слушания тоже есть свойство иссушать горло, ты и твои близкие умеете хорошо слушать. Более благодарную аудитории, я редко встречал!

Моя уловка? Какая? Конечно же, группу эльфийских охотников-воинов сложно сравнить с одним вемиком-сказителем, даже если пьет он или нет. Такие подозрения не делают тебе чести, эльф. Как сказал бы мой дедушка: вор никогда не забудет запереть собственную дверь.

И разве я не дал клятву, что не буду сражаться, пока не расскажу всю историю?

О, очень хорошо, эльф! Ты обращаешь мою собственную насмешку против меня – ловкий прием! Да, я тоже обещал поведать вам всю историю, и я сделаю это.

Этой ночью обитатели замка колдуна вздрогнули, когда услышали песню шамана-вемика, принесенную им заунывным ветром.

Этот звук был им знаком. Они хорошо знали, что это означало: умерла еще одна жертва Ка'Нарлиста. И уверенность в том, что их очередь также может прийти в любой момент, закаляла их, пока они слушали ритмическое пение вемика. Но сегодня голос шамана казался каким-то бесконечно грустным и подрагивающим от сдерживаемого гнева.

Далеко под слушающим замком, Мбугуа пел душе Сатары, находящейся на пути к той гордой загробной жизни, которую ожидает каждый вемический воин. Но сначала он забрал с ее тела две вещи: пузырек с кровью, взятой из одной из ее многочисленных ран, и черную жемчужину, вибрирующую от души, столь злобной, настолько амбициозной и мерзкой, что это могла быть только душа Ка'Нарлиста. В этом шаман-вемик был уверен, так же, как уверен и в том, что истинная дочь его крови и ее душа лежала мертвой перед ним.

Это был успех. Позже, возможно, Мбугуа будет очень доволен. Но теперь было только глубокое горе, глубже, чем он ожидал.

Когда ритуал был закончен, и Сатара действительно ушла, вемик взревел, разметав всю свою ярость и тоску над равнодушным морем.

И далеко над ветреным берегом жители замка Ка'Нарлиста задрожали от страшного звука. У них было много поводов бояться колдуна; и тот факт, что он сам не боялся вемика, был самым главным среди них.

В родильной камере, стоны морской эльфийки смешивались с гулким пением шамана-вемика. Мбугуа присел рядом с неглубоким бассейном, где мучилась эльфийская женщина, мурлыкая и тихо напевая, помогая ребенку внутри нее появиться на свет.

Тело морской эльфийки напряглось, когда очередная сильная схватка, сжала ее округлый живот. Она изогнулась, ее рот раскрылся в вопле мучительного страдания. Мбугуа потянулся к воде и поймал младенца, выскользнувшего из ее чрева.

Сразу же вемик увидел, что он преуспел в формировании магического порождения Ка'Нарлиста. Младенец вовсе не был таким, каким его задумывал колдун. Этот ребенок был мальчиком, совершенно сформировавшимся морским эльфом, от его мягко заостренных ушей до тонких перепонок между пальцами на его, сжатых в кулачки руках. Но чувства шамана Мбугуа, тонко настроенные на новую жизнь у него на руках, ощущали кровные узы его собственного клана, связывающие его с ребенком. Шаман-вемик продолжал петь, но на этот раз песню приветствия, поскольку он должен был заботиться о ребенке и измученной морской эльфийке, родившей его.

Глаза женщины улавливали каждое движение вемика и медленно в них полное отчаяние сменилось на удивление – и зародилась сильнейшая материнская любовь. Но Мбугуа отрицательно покачал головой, когда она протянула жаждущие руки к прекрасному ребенку. Даже если ее кровь и участвовала в рождении младенца, даже если она зачала и выносила его в полном соответствии с законами природы, даже если ребенок казался никем иным, как идеальным морским эльфом, все же новорожденный не принадлежал ей. Мбугуа чувствовал еще не сформировавшуюся душу ребенка. Он точно был родным Ка'Нарлисту.

В этот момент колдун вошел в комнату и всмотрелся в младенца на руках у Мбугуа. Его темное лицо исказилось от ярости и разочарования.

– Снова неудача, – пробормотал он и отвернулся. – Избавься от него.

– Как прикажете, владыка, – с почтением произнес Мбугуа вслед уходящему колдуну. Одной массивной лапой он отбросил в сторону протянутые руки эльфийки и выбежал прочь из камеры с обреченным младенцем на руках. Другие рабы будут заботиться и утешать самку, потому что она еще понадобится – морская эльфийка была проверенным производителем, родившая трех собственных живых детей. Ка'Нарлист не будет тратить много времени на восстановление этой рабыни: Мбугуа был уверен, что до того, как полумесяц станет полной луной, еще один извращенный потомок темного эльфа будет волшебным образом помещен в ее живот.

Вемик понес новорожденного к краю моря, игнорируя его слабые, возмущенные крики. Он шел в свою тайную бухту, и от его диких рыков замирали те, кто был в замке над ним.

Они слышали его, но не понимали.

В ответ на призыв Мбугуа, эльфийская женщина вышла из волн на берег. Она приняла малыша из рук вемика, затем развернула влажное одеяльце, в которое он был запеленат, и рассмотрела крошечные пальцы рук и ног.

– Ребенок прекрасен, – произнесла она, наконец. – Вы уверены в его сущности?

– Так же, как я уверен в самом себе, – резко ответил Мбугуа. – Воспитайте его, как мы договаривались, и он в свое время отомстит колдуну за ваших украденных соплеменников, но не доверяйте ему! Ка'Нарлист вложил в него насилие и ненависть.

– Я запомню это и буду осторожна, – согласилась эльфийка. – И я расскажу ему о могуществе и богатстве колдуна, и пусть он узнает, что оно могло принадлежать и ему, если бы его отец не выбросил его.

Вемик кивнул.

– И еще одно: всякий раз, как вы услышите мой голос, вознесенный в ритуальной песне, доставьте ребенка поближе к берегу, чтобы он мог смотреть и учиться. Пусть он видит, как я отпеваю души жертв Ка'Нарлиста. Пусть он научится ненавидеть своего отца-колдуна за зло, которое он делает. И когда он усвоит урок, – мягко сказал Мбугуа, – тогда я научу его сражаться!

Прошел почти год, и вновь Мбугуа присел у родильного бассейна, чтобы помочь той же самой морской эльфийке. На этот раз мягкий плеск очищающего фонтана и пение шамана были единственными звуками в камере. Эльфийская женщина безвольно лежала, равнодушная ко всему, пока природа следовала своим предопределенным путем, и, наконец, ребенок вырвался из ее тела.

На этот раз сам Ка'Нарлист присутствовал при его рождении. Он наблюдал за происходящим с большим интересом, и когда его раб-вемик поднял ребенка из бассейна, улыбка торжества появилась на его темном лице.

– Наконец-то, успех! – воскликнул архимаг.

Мбугуа уставился на ужас у него в руках. Младенец был отвратительным, чудовищным. Он уже был силен: мог поднять голову и целенаправленно царапал вемика крошечными когтями, оставляя кровавые полосы на руках и запястьях Мбугуа. Несмотря на то, что существо имело эльфийское количество и расположение конечностей, оно тем не менее было покрыто темно-зелеными чешуйками. Маленькие черные плавники вырастали из головы и тела. На голове не было ни волос, ни ушей, и на лице преобладали пара огромных черных глаз, да длинная прорезь рта. Ему еще надо было дышать и плакать; Мбугуа надеялся, что этого никогда не случится.

Проворчав проклятья, Ка'Нарлист вырвал младенца из рук ошеломленного вемика. Он бросил крошечного монстра назад в бассейн. Пузыри поднялись из воды, вместе с жутким, пронзительным криком, от которого мурашки побежали по позвоночнику Мбугуа. Для чувствительных ушей шамана этот крик был предвестником смерти многих невинных обитателей моря.

– Перережь пуповину и прижми ребенка к ее груди, – прикрикнул Ка'Нарлист. – Ты здесь акушерка, а не я! Действуй!

Мбугуа выловил младенца из бассейна, быстро исполнил то, что требовалось, и поместил его в слабые руки эльфийской женщины. Ее ошеломленные, пустые глаза расширились от внезапного ужаса, и ее апатия сменилась истерическими криками. Слишком поздно вемик понял, почему.

Рот ребенка был широко распахнут, невероятно широко. В нем ровными рядами располагались крошечные, треугольные клыки, похожие на акульи. Младенец сжал их, и Мбугуа услышал ужасный звук, который издают зубы, скрежещущие об кость. Он мельком увидел оголенные ребра морской эльфийки, прежде чем кровавый поток не перекрасил воду в родильном бассейне в темно-багровый цвет.

Ка'Нарлист нахмурился и щелкнул пальцами: крики умирающей эльфийки внезапно прекратились. Колдун задумчиво кивнул, наблюдая, как младенец грызет и глотает свою первую еду.

– Как лучше научить их охотиться на морских эльфов, наверно дать им насладиться вкусом эльфийской крови с их первым вздохом? – задумался он.

Он повернулся к Мбугуа.

– Приведи всех плененных самок морских эльфов, затем отправляйся на невольничьи рынки и купи их все, сколько есть. Нам понадобится столько инкубационных тел, сколько мы сможем приобрести, поскольку оказалось, что их можно использовать только один раз.

Архимаг улыбнулся, похоже, забавляясь ошеломленным выражением на лице вемика.

– Ну, теперь-то – что говорит твоя надоедливая совесть! Сегодня просто замечательный день. Когда моря станут принадлежать мне, ты сможешь похвастаться тем, что был свидетелем рождения расы сахуагинов!

Прошли годы, и огороженные пруды в поместье Ка'Нарлиста, как и заполненные водой подземелья замка, кишели сахуагинами.

Даже Мбугуа признавал, что это были удивительные существа. Они достигали зрелости за год, и, в отличие от большинства других творений колдуна, могли размножаться. Они делали это с поразительной плодовитостью. Через три года Ка'Нарлист прекратил магически разводить сахуагинов, предоставив им это делать самим. И за десять лет у Ка'Нарлиста появилось собственное племя.

Сахуагин обучался почти так же быстро, как и размножался. Он мог плавать с момента рождения и мог ходить уже на вторую луну своей жизни. По мере того, как у них получалось держать оружие, их начинали учить драться на суше и в воде. Через двадцать лет у Ка'Нарлиста была своя армия.

На протяжении всех этих лет Мбугуа проводил большую часть своего времени в бассейнах или тренировочных загонах, наблюдая за тем, как илитиирские налетчики – сами бывшие рабами колдуна – обучали сахуагинов боевым искусствам темных эльфов.

Эти существа оказались свирепыми бойцами, не давая и не прося пощады в битвах друг против друга и испытывая безжалостный восторг от убийства морских эльфов, которых время от времени бросали в их бассейны. Но никогда – ни разу – ни один из них не обращал свои зубы, или когти, или оружие против своих наставников – темных эльфов.

С момента рождения каждому сахуагину внушали относиться к темным эльфам, как к богам, а к Ка'Нарлисту, как к главному из них. Он просто был их Создателем. Ни один сахуагин, никогда не видел Ка'Нарлиста, но их учили бояться, повиноваться и почитать его.

Наконец, настал день, в который нужно было выпускать сахуагинов в море. Они были впервые приведены в большой зал замка, и все они были в восторге от чудесной демонстрации музыки, света и магии, которую никто из них не видел вблизи, и это казалось им истинным проявлением могущественного Бога. В разгар церемонии появился сам Ка'Нарлист, парящий над собранием, его тело было магически увеличено до огромных размеров и затенено жутким, танцующим светом.

– Настало время исполнить ваше предназначение, – объявил колдун голосом, от которого зазвенели все окна в зале. – Сахуагины станут великим народом. Вы будете покорять обитателей моря, разграблять их сокровища и познаете огромное богатство и власть! Это ваше право и ваша судьба, как сотворенных детей Ка'Нарлиста. Во всем прославляйте имя вашего Господа Бога!

– Ка'Нарлист! – сахуагины ответили хозяину восторженным громовым ревом.

Колдун благожелательно улыбнулся и протянул руки. Черный жемчуг стекал с них и ссыпался в цепкие когти его детей.

– Вы знаете, что это такое, и обучены как их использовать. После каждого убитого вами морского эльфа, вы вернете одну из этих жемчужин мне – конечно, с захваченной магией эльфа внутри. Магия предназначена только для богов. Считайте смерть каждого богохульного морского эльфа актом поклонения, а жемчужины доказательством преданности мне! Ибо разве я не дал вам жизнь для того, чтобы править миром, и оружие, с помощью которого можно покорить его?

Сахуагины страстно кивали, ведь рассуждения их повелителя были наиболее приятны для них. Кроме того, их учили при помощи боли, что то, что подарил им великий Ка'Нарлист, он также мог забрать обратно! Те сахуагины, которых заподозрили в малейших намеках на восстание или ересь, умерли ужасно, таинственно, на виду у их чешуйчатых соплеменников. Ясно, в таком случае, что было глупо противостоять их темному владыке и лучше честно служить кому-то одному, но могущественному.

Ка'Нарлист произнес еще несколько слов напутствия, а затем, наконец, выпустил сахуагинов искать море. Они вырвались из зала и бросились вниз к обрыву, крича и сыпая проклятиями против своих врагов – морских эльфов.

Когда все стихло, архимаг опустился на мраморный пол и улыбнулся своему рабу-вемику. Из всех слуг Ка'Нарлиста только Мбугуа был удостоен чести присутствовать на этой церемонии. Действительно, колдун держал стареющего вемика у себя под боком почти постоянно – свидетеля его славы и слушателя россказней о его пока еще невыполненных честолюбивых замыслах.

– Мир в морских глубинах – это только начало, – провозгласил колдун. – Скоро весь мир узнает о Ка'Нарлисте! Я буду не просто магом, а Богом!

– Дурная слава не способствует добру. Если бы это было так, то куртизанка Ксорниба давно была бы уже королевой всех богов, а не просто дорогой человеческой шлюхой, – заметил Мбугуа с откровенностью, которая уже стала для него привычкой.

А почему бы и нет? Его жизненная задача была уже выполнена и выполнена хорошо. Ее завершит тот, кто гораздо лучше подходит для этого, чем он. Вемик больше не заботился о том, примет ли колдун его замечания за смертельные оскорбления или нет.

Но Ка'Нарлист просто улыбнулся.

– Разве дурную славу делает сам бог, а не его магия?

Маг поднял одну из своих жемчужин.

– Магия волшебников морских эльфов почти так же сильна, как и моя собственная. Подумай об этом: кем я стану, когда у меня будет сотня таких жемчужин, наполненных их магией? Тысяча? Когда украденная магия тысячи тысяч морских эльфов будет вплетена в мою единственную магию силы? – И снова лицо Ка'Нарлиста осветилось ликующей улыбкой. – Видя такую силу боги сами придут ко мне. Не сомневайся: я действительно стану богом.

Мбугуа не сомневался.

Однажды, много лет назад, бог темных эльфов Гонадор выполнил просьбу Ка'Нарлиста и вырвал вемика из загробной жизни. Шаман почувствовал тогда странную партнерскую связь между архимагом и богом. Если Ка'Нарлисту действительно удастся украсть магию морских эльфов, он вполне сможет тогда обладать магией достаточной для того, чтобы вступить в пантеон своих темных богов. В это было не трудно поверить: они были очень схожи, Гонадор и Ка'Нарлист. И Мбугуа станет свидетелем всего этого. Он был привязан к архимагу нерушимыми веревками магии: если бы Ка'Нарлист достиг божественности, бессмертия, он бы, наверно, забавлялся тем, что сохранял душу Мбугуа в течение многих последующих лет.

Вемик поспешил к своей бухте, гораздо более напуганный, чем он был даже в тот давний день своего пленения. Он давно знал о жемчужинах Ка'Нарлиста, но считал их не более чем сосудом для хранения магии, которой было накоплено в изобилии у мага. Мбугуа никогда не приходило в голову, что Ка'Нарлист предназначал их для систематического грабежа магии морских эльфов. Потеря магии серьезно ослабила бы защиту этого народа от орды сахуагинов и, возможно привела бы их к полной гибели.

Перспективы были ужасающими: исчезновение чудесного эльфийского народа, возвышение власти сахуагинов в море, возможность того, что зло, в лице Ка'Нарлиста, могло стать бессмертным. Во что бы то ни стало, надо остановить чудищ темного эльфа.

На берегу Мбугуа выкрикнул сигнал, который призовет его морского эльфа из волн.

Маленти, так назвал его шаман в честь легендарного воина вемиков. До сих пор Маленти во всем соответствовал этому имени. Он получил все, чему хотел научить его Мбугуа, с поразительной скоростью: все боевые стили, известные вемикам, все тактики, которым были обучены сахуагины, даже стратегии засады, используемые вымершими кодингобольдами и ныне усовершенствованные. Чтобы исполнить то, что должен, Маленти понадобятся они все.

Морской эльф быстро откликнулся на призыв Мбугуа, выйдя на сушу, чтобы обменяться воинским приветствием с вемиком. На этот раз Мбугуа уже не задумывался о странности перепончатой руки, которая сжимала его запястье: он с благоговением оценил силу в хватке эльфа и отметил отточенные в битвах мышцы, перекатывающиеся под зеленой, пятнистой кожей.

– Сахуагины уже разоряют море, – доложил Маленти без обиняков. – Они убили множество морских эльфов и осадили город эльфов, расположенный недалеко от берега. Они поклялись убить каждого эльфа, живущего в нем.

– Ты должен остановить их, – взмолился Мбугуа. – Если ты не сможешь убить их всех, по крайней мере, не дай им вернуться к Ка'Нарлисту с черными жемчужинами! – Он быстро поведал ему страшный план колдуна.

Слишком поздно ему пришло в голову, что такие знания могли быть опасны в руках такого же амбициозного Маленти.

– Мне не нужна магия, – спокойно сказал Маленти, словно угадав мысли вемика, – но вы правы в том, что эти жемчужины не должны попасть к Ка'Нарлисту. Если он станет таким могущественным, каким желает, как я смогу свергнуть его и претендовать на его королевство как на свое?

От этих черствых слов дрожь прошла по всему телу Мбугуа. Она начиналась от верха его позвоночника и спустилась вниз по всей длине его львиного тела. Конечно, именно на это он и надеялся, что честолюбие Маленти может проявиться; однако та легкость, с которой молодой морской эльф говорил о смерти своего отца, пугала.

Маленти уже отвернулся. В его руке был кинжал, когда он прыгнул в море, как будто не мог дождаться, когда сможет пролить кровь сахуагина.

И так было на протяжении многих лет. Полчища сахуагинов возвращались к Ка'Нарлисту с каждой темной луной, как они и обязались делать. Но они приносили с собой не груды черных жемчужин, а рассказы о жестоких битвах и засадах, и о могучем вожде морских эльфов, который поднял против них всех обитателей морских глубин.

Его звали Маленти. Маленти Гроза Сахуагинов.

Когда Мбугуа слушал рассказы о своем сыне – морском эльфе, он изо всех сил старался стереть улыбку гордости со своего лица.

Ка'Нарлист, однако, не был настолько стоек.

– Тысяча копий и моя высочайшая милость к тому сахуагину, который доставит ко мне этого Маленти! – пообещал, объятый яростью, колдун, когда последняя церемония темной луны подошла к концу. – Приведите его живым, и я увеличу награду еще на тысячу трезубцев!

За такую награду, любой сахуагин мог с радостью убить ближайшего родственника. Монстры вышли в море с еще большей жестокостью, каждый из них решил выиграть обещанную награду и милость своего господина.

Несмотря на это, прошло почти три года, прежде чем сахуагины захватили своего врага. Они притащили Маленти в крепость, запутавшегося в сетях и с множеством кровоточащих мелких ран на его теле, и бросили в большом зале, дожидаясь награды своего владыки.

Несмотря на кажущуюся серьезность ситуации, на сердце Мбугуа было спокойно, пока он пробирался в зал, подчиняясь призыву колдуна. По всем сведениям, Маленти сколотил огромную армию морского народца. Несомненно, его армия была собрана у края берега даже сейчас, ожидая только команды Маленти нанести удар. Снова и снова морские эльфы преодолевали нападения воинов-сахуагинов: вемик был уверен, что они и теперь сделают это, и что, жестокое господство Ка'Нарлиста, его грязная магия и страдания, наконец-то закончатся.

Когда зал был заполнен, а громкая речь сахуагинов стихла до нескольких отдельных щелкающих звуков, появился колдун. Магически усилив голос, он произнес обвинения против Маленти, а затем предоставил ему право выступить до вынесения приговора.

– Убери сети, – смело отозвался Маленти. – Когда я предстану перед тобой, когда посмотрю тебе в лицо, только тогда я буду говорить.

С жестокой улыбкой, архимаг поднял руки. Линии пламени выскочили из его пальцев и спалили спутанные сети, нанеся при этом узнику лишь незначительный ущерб.

Лишившись большей части своих волос, с покрасневшей и покрытой волдырями кожей, в обуглившейся одежде, висевшей на нем клочьями, Маленти, тем не менее, гордо поднялся на ноги и встретился взглядом с могущественным магом.

– Наконец-то мы встретились... Отец, – сказал он громким голосом, который несся в каждый уголок большого зала. Он сделал паузу, очевидно наслаждаясь ошеломленным выражением лица Ка'Нарлиста и приглушенным ропотом толпы сахуагинов.

– О да, я первый из твоих детей-сахуагинов, которого ты выбросил, когда обнаружил, что я выгляжу неподобающе. Я Маленти, Гроза Сахуагинов. Гроза Сахуагинов, – подчеркнул он, – ибо таков я и есть на самом деле. Не имея преимуществ в обучении и вооружении, которыми ты наделял других, я побеждаю их. – Он сделал паузу, подняв руки, как бы приглашая колдуна осмотреть его. Вемик напрягся, уверенный, что сигнал к наступлению сейчас поступит. Проходили минуты, но этого не происходило. Мбугуа поймал себя на мысли, что маг внимательно изучает Маленти и он не казался недовольным увиденным.

Морской эльф сбросил остатки своей обугленной одежды, под ней обнаружилась невероятно тонкая кольчуга, в которую были вплетены тысячи маленьких черных жемчужин. Шаман Мбугуа уловил тонкую, тихую песню захваченной магии; он с ужасом понял, что каждая жемчужина содержала украденную магию морского эльфа.

«Но Маленти не может использовать магию, – подумал Мбугуа, внезапно испугавшись, что его подопечный собирается атаковать колдуна – и потерпит неудачу. – У него нет дара, и он не обучен! Что он собирается делать?»

Словно услышав эти вопросы, Маленти повернулся, всмотревшись прямо в золотистые глаза вемика.

– Ты хорошо меня учил, – насмешливо сказал он. – И теперь я обращаю твою собственную истину против тебя: глубочайшие тайны жизни не в крови, а в душе. Кровные узы действительно очень сильны, но душа легко побеждает зов крови!

Глаза Ка'Нарлиста зажглись яростным пламенем, когда он осознал роль Мбугуа во всем этом. Он набросился на него.

– Ты должен был уничтожить этого первого сахуагина!

– Ты будешь радоваться, что он этого не сделал, – возразил Маленти. Он ловко стянул кольчугу с магией через голову и взмахнул ею. – Это жемчужины, которые я забирал у ваших слуг за все эти годы, а также сотни других, которые я добыл сам. Я – сахуагин, – говорил он дальше, его глаза обводили собравшихся перед ним, выискивая того, кто посмеет оспорить этот факт. – Я ненавижу морских эльфов так же, как и любой из вас, но они доверяли мне, и поэтому мне было легче их убивать.

Эльф, то есть сахуагин, поднял кольчугу с жемчужинами высоко над головой.

– Это мое подношение великому Ка'Нарлисту, первая моя дань, среди многих! Отправьте меня в море, и я продолжу убивать морских эльфов, пока живу. – Он потряс кольчугой так, что, вплетенные в нее черные жемчужины, засверкали.

Ка'Нарлист криво усмехнулся, поняв, как он считал, душу своего сына.

– И что ты желаешь, в обмен на ту дань, которую предлагаешь?

– Только то, что мне причитается: высокое положение и власть в армии сахуагинов, большая доля богатств моря и полное уничтожение морских эльфов! Я уже знаю, к чему ты стремишься и в моих интересах увидеть, как ты достигнешь этого. – Он тихо добавил так, чтоб его слова донеслись только до мага-темного эльфа и ошеломленного вемика, сидящего рядом. – Я хочу быть известен как перворожденный сын Бога!

– Сделка состоялась, – начал Ка'Нарлист, но Маленти прервал его, подняв руку.

– Я хочу еще одну вещь: жизнь вемика, который предал тебя. О, я не хочу просто его убить! Как научил меня гордый Мбугуа, именно в душе скрыты тайны жизни! Помести его в одну из этих жемчужин, и я буду носить ее до дня моей смерти. А дальше, пусть его дух вечно ревет свои песни и сказания посреди морских волн, и то, что было совершено в этом месте, останется в памяти всех народов до тех пор, пока они слышат голос моря!

С тяжелым сердцем Мбугуа слушал свой приговор, провозглашенный его кровным сыном, и одобренный темным эльфом, которого он надеялся свергнуть. Пока Ка'Нарлист произносил слова заклинания, а предатель Маленти приставил кинжал к горлу Мбугуа, вемик молился с тихим рвением, надеясь, что кто-то когда-нибудь разберет голос вемика среди звуков волн и ветров и найдет способ отпеть его душу, чтобы она смогла обрести вечный покой.

Так появились сахуагины. И так повелось с того дня, что сахуагины время от времени рождали детей, похожих на морских эльфов во всем, кроме их кровожадной натуры. Их называют «маленти» в честь своего предка. Иногда сахуагины воспитывают и обучают таких детей жить среди морских эльфов в качестве шпионов; чаще их убивают при рождении. Сахуагины понимают всю разумность таких действий – маленти считаются опасными даже среди их порочных соплеменников, поскольку в них живет душа самого Ка'Нарлиста.

Что же касается Мбугуа, то некоторые говорят, что его душа была выпущена и обрела покой много веков назад. И все же рассказывают также, что в бурную ночь все еще можно услышать рев отчаяния вемика, среди множества голосов моря.

Итак, мой эльфийский похититель, у вас есть история, переданная мне моим дедом, который, в свое время, получил ее от своего.

Зачем люди-львы рассказывают такую историю, спросите вы? Возможно, потому что эльфы не будут. Да, говорить о такой магии опасно. Это правда, что на каждого мудрого вемика, который слышит предупреждение в этой легенде, найдется один дурак, который увидит в нем сверкающую изнанку драконьих сокровищ. Так что считайте ее просто мифом, если так вам нравится. И действительно, может этой истории и не было на самом деле.

Но запомни одну вещь, эльф, и запиши это в своем свитке: часто в легенде гораздо больше правды, чем в факте.