Корона скифа

37. СКЕЛЕТ МАМОНТА

Федора Ильича Акулова забрали прямо в его мясном магазине, когда он отдавал распоряжения приказчикам.

Два полицейских чина ухватили его за руки:

— Вы арестованы!

— На каком основании? Меня вообще арестовывать нельзя, я — гласный городской думы!

— Был гласный, станешь согласный! — хохотнул один из полицейских, дав Федору Ильичу пинка. — Иди, не кобенься, не то хуже будет.

И его, как негодяя, какого, провели среди белого дня по городу в тюремный замок. И многие купцы выглядывали из своих домов и лавок, и прохожие останавливались, и проезжие останавливались, даже разворачивали экипажи.

К воротам тюрьмы, Федор Ильич и полицейские подошли, сопровождаемые изрядной толпой. Одни сочувствовали, другие злорадствовали. Слышались разные мнения:

— За правду страдает!

— Так и надо, не моги на начальство клеветать!

Как раз в этот день на многих заборах появились прокламации. А в них говорилось не надо подчиняться властям, надо сопротивляться.

Появление прокламаций тотчас связали с арестом Федора Ильича, по городу, из дома в дом, шло:

— Федька-купец бунтовщиком оказался! Против власти пошел, вот тебе гласный!

В тот день, как привели Федора Ильича в тюремный замок, тюремная охрана была усилена, полицейские метались туда-сюда возле забора. И горожане решили и приговорили:

— Никогда такого не было, стало быть, Федька хотел убить не только губернатора, но и самого государя-императора! Никак не меньше! И чего не хватало? Столько магазинов, столько денег. Жил бы да жил! Так нет, надо злодействовать!

А переполох в тюрьме был совсем по иной причине. Каким-то образом исчез из тюрьмы иностранный агент Улаф Страленберг, которого велено было стеречь пуще глаза. И стерегли, держали за семью замками, в потайной яме, где обретались самые страшные преступники. И сбежал!

Как? Никто понять не мог. Может, бандиты там его съели? Бывало, что и человечиной питались. От них всего можно ждать! Но сколько не искали, нигде и костей не нашли. Кости-то они бы не сгрызли, небось, подавились бы. Да и чего в нем есть-то было? За время сидения в тюрьме он так исхудал, что только кости одни и остались.

Шершпинский избил трех охранников, наорал на начальника тюрьмы, пообещав выгнать в шею. Вызвал лучших сыщиков и объявил премию за поимку беглеца. Следить было велено за домом Каца, за всеми домами на горе. За Гороховым, за всеми томичами, которые когда-либо имели с Улафом дело. Но таковых не много нашлось. На почтовые станции разослали рисунки, с изображением этого зловредного шведа.

Теперь если он надумает из города уехать, то только по тракту можно. Еще до побега Улафа Страленберга ушел из Томска последний пароход. Потому велено было стеречь шведа на трактах, на дорожных станциях.

А Улаф Страленберг уже был в безопасности. И вышел он (а точнее — вылез) из тюрьмы по подземному ходу, который был прорыт к кустам на тюремном дворе. Рыли его специалисты. Была куплена изба напротив тюремного замка. Горный инженер измерил ночью расстояние до забора.

Работа началась. Сначала было расширено подполье в избе, потом стали рыть по направлению к замку. Забойщики орудовали кирками, с короткими рукоятками, выставляя впереди себя щит на вертикальной ножке. Этот деревянный щит укрывал их головы, как зонтом, и ограничивал высоту потолка будущего тоннеля. Высота была чуть больше метра. Отрытую землю складывали в рогожные мешки, и вывозили из двора по ночам на телегах.

Настал день, когда дорожный инженер, обследовав тоннель, установил, что ход уже находится под территорией тюрьмы.

Холодной ноябрьской ночью служитель тюрьмы Гаврила Гаврилович споил коридорных охранников по случаю своих именин. Перед этим, дома, он съел килограмма два творога с древесным углем. Потому он и остался почти трезв, когда охранники уже и мычать не могли.

Взяв у них ключи, отпер он секретную дверь, и вызвал Улафа из ямы, прикрывая рукой лицо свое, чтоб каторжники не поняли, кто пришел. Улаф из ямы вылезал неохотно, думая, что его опять будут пытать.

Гаврила Гаврилович вывел Улафа на двор, сообщив шепотом, что ученые люди, выполняют свое обещание спасти его.

В кустах возле забора Улаф спустился в лаз, по ходу он мог передвигаться только на четвереньках. При этом впереди его шел маленький человечек, неведомый тролль, с крохотным фонариком, тролль оборачивался, и странно сверкали красные белки выпуклых глаз.

Через десять минут они оказались в избе, окна которой были плотно занавешены. Тролль протянул Улафу руку:

— Поздравляю вас! Вы свободны! Разрешите представиться: Матвей Зонтаг-Брук. Выпускник Дерптского университета. Я много слышал о вас еще, когда учился в Германии. И очень польщен тем, что смог вам оказать эту маленькую услугу.

— Я так вам благодарен. Всё это похоже на чудо, вы, этот подземный ход…

— Ничего особенного, я по специальности археолог, палеонтолог, наша задача вытаскивать ценности из под земли. Подземный ход сейчас же заполнят землей, камнями и утрамбуют, а нам с вами лучше, как можно быстрее, уехать отсюда. Идемте! Экипаж ждет!

Они вышли во двор, где их ждала карета. Зонтаг-Брук распахнул дверцу, сделал приглашающий жест, подождал, пока Улаф усядется, и взобрался в карету сам:

— Гони!

Возница тронул вожжи, рысаки помчали. Окна кареты были занавешены. Рессоры смягчали качку. А сразу после отъезда этой кареты, через тот же подземный ход люди Зонтага-Брука помогли покинуть тюрьму другому человеку. Это был художник-фальшивомонетчик Федор Дьяков, он же Зигмунд Големба.

Улаф об этом не знал, он с радостью ощущал, что карета уносит его от места страданий. Через полчаса езды, стало ясно, что выехали за город, карету стало мотать сбоку набок.

— Подъезжаем! — сказал добрый тролль. — Господи! Как они вас измучили! Кожа да кости. Сейчас мы хорошо поужинаем.

— Более всего мне хочется уснуть, — сказал Улаф, — по-человечески, в кровати.

— И это от вас не уйдет, дружище! — сказал Зонтаг-Брук, — сейчас слуги согреют ванну, потом будет ужин, и сон.

Карета подъехала к одинокому загородному дому. Он был окружен высоченным забором. Каретники во дворе были каменными. Неподалеку от дома был фонтан с мраморными наядами. Два фонаря на высоких каменных воротах бросали лучи на кочковатую безжизненную равнину.

Улафа уложили в ванну, дали чистое бельё, одежду и полотенце. Причем и бельё, и одежда точно подошли ему по размеру. Всё это его восхитило и удивило.

Затем был ужин. Жаркое из свинины. Вина не подавали. А на десерт был торт в виде тюремного замка.

— Сам стряпал! — признался Матвей Зонтаг-Брук, — люблю сладкое, это моя слабость. Правда, вкусно?

— Это торт с особым значением, как я понимаю? — сказал Улаф.

— Да мы съедим этот проклятый тюремный замок, где вас так истязали! — воскликнул добрый тролль. — Проклятие тем, кто мучает ученых! Пусть все палачи горят в аду!

После ужина Улафа отвели в уютную спальню, где пуховые перины и подушки приняли в свои объятия его измученное тело.

Утром он снова принял ванну, затем был завтрак. Потом Зонтаг-Брук провел Улафа в большую залу, где стоял достававший чуть не до потолка скелет мамонта.

— Мы с вами находимся в удивительной стране, дорогой друг! — воскликнул Матвей Зонтаг-Брук, — то, что в европейской части России давно выкопано из недр земли, здесь еще и не начинали по-настоящему копать. Здесь рай для исследователя.

Вы видите перед собой скелет давно вымершего животного. Подумайте! Это животное жило здесь в древнекаменном веке. За верхним перевозом есть высоченный утес, скала эта называется Боец. И не случайно. Тут стремительная Томь с размаху налетает на каменную громаду, разбивается о гранитную грудь, делает поворот, и несколько успокаивается, втекая в более широкое русло.

Так вот, под этой скалой случайно обнажились в песчаных наслоениях, обугленные кости животных. Среди них было множество костей мамонтов. Были там неподалеку следы стоянки древнего человека.

Климат тогда здесь был значительно теплее, много было южных растений, древовидных папоротников, лиан. И фауна была соответствующая. Древние жили у реки. Они охотились на мамонтов.

Поднимались наверх, прятались в зарослях. Завидев мамонта, стучали в барабаны, метали в него копья, гнали его на высокий утес. Мамонт, убегая от преследователей, падал со страшной высоты. Тогда охотники спускались вниз, и каменными ножами и топорами разделывали тушу. Они разводили костры, пекли мясо и коптили его впрок.

Вот этого гиганта они тоже заманили в свою ловушку! — Матвей Зонтаг-Брук влез по лесенке-стремянке и погладил череп мамонта. — И в этой голове тоже были какие-то мысли! Эта голова советовала её владельцу есть, пить, любить! И он делал это!

Зачем Египет, и его пирамиды, если в Сибири так много удивительного!

— Я Сибири еще по-настоящему и не видел! — не без грусти сказал Улаф Страленберг.

— Да-да! Эти злодеи не давали вам работать. Вы не знаете здешних порядков. Продажная администрация. Полиция, которая сама давно стала преступной.

— Но как же здесь вообще можно жить честному человеку?

— Милый друг, люди ко всему могут приспособиться. Не случайно я поставил свой дом в отдалении от города, среди болот, в неприступном месте. Мои люди вооружены. И у меня есть подземный ход, по которому можно уйти в случае опасности. Я изучил повадки этих полицейских, и их тайных агентов, и они меня не застанут врасплох. Не случайно мне удалось вас вызволить из их паучьих тенет.

Теперь вы можете во всем положиться на меня, и спокойно заниматься наукой.

— Я не могу и выразить, как я вам благодарен, господин Зонтаг-Брук! — вы мне спасли жизнь.

— Долг ученых — помогать друг другу. Мне стало известно, что вы ищете историческую реликвию, я с радостью помогу вам в этом.

— Я буду счастлив таким сотрудничеством! — воскликнул Улаф Страленберг, — в деле еще может принять участие Философ Александрович Горохов, Он был первым, кто поддержал меня в этом городе.

— Да-да! Я знаю этого несчастного старика. Ему не повезло с приисками, он потерял всё, что имел. Такие люди, как он, до самого конца испытывают жажду деятельности. Если его энергию ввести в должное русло, он может многое еще сделать для науки. По крайней мере, он нам не помешает! Он, как и мы, не любит полицию. И знает её изнутри, так-так в молодости был прокурором. Я пошлю за ним, мы вместе разработаем операцию по поискам вашей реликвии.

И Зонтаг-Брук отправил кучера с каретой за знаменитым "томским герцогом".

Не прошло и часа, как Философ Александрович появился в таинственном загородном доме. Первым делом они обнялись и расцеловались с Улафом Страленбергом, причем Горохов даже прослезился:

— Я уже и не чаял с тобой свидеться, мой добрый шведец! Как же ты исхудал!

— Теперь у меня всё хорошо, благодаря любезности хозяина этого дома. Он меня спас, он меня лечит, он обещает помочь нам в поисках реликвии

Зонтаг-Брук сказал, пожимая Философу Александровичу руку:

— Каждый в Томске знает Горохова, человека великих познаний и добрейшей души.

— Я где-то встречал вас в Томске, сударь мой, — сказал Горохов, разглядывая апартаменты. — Вы человек запоминающийся, если не сказать — более. И дом ваш такой оригинальный, я бы сказал, что это крепость.

— Это так и есть. Когда занимаешься наукой, то поневоле тянет уединиться, чтобы ничто не мешало мыслить. Вы ведь теперь тоже живете отшельником.

— Ну, мой флигель вовсе не так неприступен, как хотелось бы! — заметил Философ Александрович, — глядя в окно. Вдруг он воскликнул:

— Разрази меня гром, если это не Алена Береговая, которая меня и Улафа спустила с откоса! Это у неё укрывался бандит, укравший у господина Улафа Страленберга бронзовую фигурку оленя. И бандит этот прозывался Ильей Лошкаревым.

— Алена теперь служит у меня домоправительницей, — сообщил Зонтаг-Брук, — она, действительно, обладает большой телесной силой. То есть, тем, чего мне самому так не хватает! Посмотрите, как она колет дрова! Никакому мужику не угнаться! Всё мое хозяйство на ней держится. И с лошадьми управляется, и с коровами.

А что касается какого-то там Лошкарева, так что ж тут удивительного? Одинокая женщина с двумя детьми, она жила в лачуге неподалеку от пристани. Понятно, что у неё находили иногда приют разные пристанские люди. Тем более, что при её силе, ей бояться не приходится. Но теперь она живет здесь тихо, мирно. А её белобрысые отпрыски делают мой дом уютнее, и теплее. Я рад.

За обедом обсуждались детали сотрудничества. Зонтаг-Брук предложил купить древний дом, находящийся в полуверсте от соляного склада. Из этого дома можно будет вести подкоп. Дом будет куплен на имя нищего Севастьяна Огурцова. Он имеет медаль за оборону Севастополя. Известный нищий купит старенький дом, это не вызовет подозрения. Есть нищие, которые за милостыню могут купить даже дворец.

В дворне Зонтага-Брука есть опытнейшие мастера горного дела. Работы можно начать сейчас, а кончить к весне. Ведь найти исчезнувший, заиленный древний колодец будет не так просто, да еще надо раскопать его, перелопатить многие пуды земли.

— Я верю в успех! — торжественно сказал коротышка-ученый. — Господин Улаф пусть живет у меня, а господин Горохов всегда будет у нас желанным гостем. Только не надо ходить на Воскресенскую гору к дому Каминэров. Не надо никому сообщать, что господин Страленберг находится у меня. Ищейки Шершпинского всюду разыскивают шведского ученого.

Они и за вами следят, Философ Александрович. Будьте осторожны. Если захотите нас навестить, занавесьте окно своего дома вот этой розовой занавеской с ромбами. Вот, возьмите. Мои кареты ежедневно бывают в городе. Мои люди увидят эту занавеску, и привезут вас. Мы будем рады.