Котенок. Книга 3

Глава 1

— … Читайте, завидуйте — я гражданин Советского Союза, — продекламировал я.

Встретился взглядом с глазами учительницы.

— Молодец, Иван, — сказала Снежка. — Не обманул. Маяковского ты действительно учил. И прочёл хорошо: с выражением. Пятёрку ты заработал. Возвращайся на своё место.

Она склонилась над столом, чиркнула в классном журнале. Выпрямилась, убрала со лба золотистый локон. Посмотрела на топтавшихся у порога солдат.

— Слушаю вас товарищи, — произнесла Галина Николаевна. — Что вы хотели?

Я поправил очки и снова окинул взглядом явившихся в школьный класс военнослужащих. Отметил, что оба солдата не выглядели грозными или опасными — обычные советские парни, разве что на вид слегка взволнованные и будто не выспавшиеся. Чёрный и Белый мысленно окрестил я их (по цвету волос). Оба невысокие, гладко выбритые, в потёртых бушлатах и в шапках с блестящими звёздами на кокардах. И при оружии. Я порылся в памяти, но не отыскал в своих воспоминаниях ни одного случая, когда видел в рудогорской средней школе военного с автоматом. Заметил, что мои одноклассники с любопытством и едва ли не с восторгом рассматривали автоматы Калашникова. Увидел в их глазах интерес, удивление, но не тревогу.

— Ваня, иди на своё место, — повторила учительница.

Она махнула рукой, будто подтолкнула меня в направлении парты, и снова обратилась к военнослужащим:

— Товарищи, вы кого-то ищете? Вам помочь?

Она закрыла классный журнал, придвинула его на край стола.

Я промедлил ещё пару секунд. Но всё же прошёл на своё место. Уселся на стул Волковой — не передвинулся к окну. Отсюда я лучше видел явившихся в класс военных. Отметил, что темноволосый солдат (Чёрный) стоял чуть впереди своего напарника. Увидел, что у его ног скопилась небольшая лужа — растаял прилипший к обуви снег. Солдат придерживал рукой оружейный ремень на плече. Цепким взглядом изучал Снежку и тех моих одноклассников, что сидели за партами у окна (в том числе и меня). Уголки его губ недовольно смотрели вниз, что придавало парню вид капризного юнца. Его напарник замер у самого порога. Ни на учительницу, ни на меня он не смотрел. Но шарил взглядом по головам школьников второго и третьего ряда, словно выискивал знакомые лица.

— Это десятый «А» класс? — поинтересовался Чёрный.

Он говорил словно с трудом: его голос прозвучал глухо и хрипло.

Прозвенел звонок — громко, неожиданно. Солдаты вздрогнули. А вот школьники радостно выдохнули, зашуршали книгами и тетрадями, достали из-под парт портфели и дипломаты.

Я заметил, что Чёрный снова вцепился в оружейный ремень. А его светловолосый спутник сунул руку в карман, будто проверил, не забыл ли ключи от машины. «Ключи от танка», — мысленно пошутил я.

— Мы десятый «А»! — подал голос Лёня Свечин. — А что такое? Что вам надо?

Галина Николаевна нахмурилась.

— Товарищи, вы мне объясните, что случилось? — спросила Снежная. — Проводятся учения? Почему спонтанно? Почему мне об этом ничего не сказали?

Она по-прежнему не садилась за стол, поглаживала кончиками пальцев обложку классного журнала.

Чёрный взглянул на учительницу, кашлянул — не прикрыл рот.

— У нас приказ, — прохрипел он.

Смотрел на Снежную исподлобья.

Из-за его плеча выглянул светловолосый солдат и добавил:

— Нам нужно поговорить с десятым «А» классом. О пропаже оружия. Это важно.

Снежка развела руками.

— О каком оружии? — сказала она. — Чей приказ?

Указала рукой на школьников.

— У ребят сейчас начнётся следующий урок, — сообщила Снежка. — В другом кабинете. А здесь пройдёт занятие у седьмого класса. Нельзя ли перенести ваши расспросы на другое время?

Я сунул свои вещи в дипломат. Щёлкнул замками. Не спускал глаз с военнослужащих.

Сердце в груди словно отсчитывало секунды.

— Приказ… командира Рудогорского погранотряда полковника Кравцова, — сказал Чёрный.

Я заметил, как у него дёрнулось веко под правым глазом. Солдат ловко передвинул на живот автомат. Взялся за рукоять.

Его напарник поднял руку.

— Все остаются на своих местах! — скомандовал Белый. — Никто никуда не идёт! У нас приказ!

На последнем слове его голос дал петуха. Светловолосый раздосадовано скривил губы. К автомату он не прикоснулся; но и не вынул из кармана руку, будто держался там за оберег.

Школьники зароптали. Заёрзали на местах. Некоторые мои одноклассники едва ли не с упрёком посмотрели на Наташу Кравцову.

А я посмотрел за окно. Вспомнил, что находилось под окнами этого класса. Подумал: «Второй этаж. Не высоко. Да и сугробы внизу…»

Снежка пожала плечами, покачала головой.

— Не понимаю, что происходит, — сказала она. — Какой приказ? Какие учения? Почему я ничего об этом не знаю?

Галина Николаевна схватила со стола журнал, сунула его подмышку. Повернулась лицом к классу, тоже посмотрела на Кравцову. Я заметил, что у Наташи порозовели щёки и уши.

— Я иду к директору! — заявила классная руководительница десятого «А». — Сейчас я всё выясню.

Она склонила голову и решительно зашагала к выходу: словно уже представляла, как вскоре выплеснет свою возмущение в кабинете начальника (который по совместительству был ещё и её мужем). Я почувствовал, как моё сердце ускорило ритм сокращений. Прижал к переносице мост оправы очков. Увидел: солдаты переглянулись и шагнули в стороны: пропустили учительницу. Снежка переступила порог — Белый тут же прикрыл дверь, щёлкнул замком. Звучавшие в школьных коридорах детские голоса стали тише. Чёрный прошёл к тому месту, с которого я совсем недавно вещал о советском паспорте. Он бросил взгляд на окно и повернулся лицом к классу. Его напарник замер у двери (будто загородил выход). Белый плотно сжал губы, снова сунул в карман руку.

— Наталья Кравцова здесь? — спросил Чёрный.

Школьники (едва ли не все и одновременно) снова посмотрели на Кравцову. Я заметил: щёки Принцессы были уже не розовыми, а едва ли не пунцовыми. Наташа устало вздохнула и словно нехотя подняла руку.

— Кравцова это я, — сообщила она.

Солдаты скрестили взгляды на Наташином лице. Рассматривали его внимательно, будто выискивали на нём знакомые черты. Школьники зашептались: я услышал слова «папаша», «полковник», «дурацкие учения», «Принцесса».

«Вовремя уехала Волкова, — подумал я. — Очень кстати случился этот фестиваль».

— Что вам надо от неё? — спросил Вася Громов.

Чёрный и Белый снова переглянулись. Чёрноволосый сдвинул переводчик-предохранитель, резко оттянул на автомате рукоятку затворной рамы. Вскинул автомат и трижды выстрелил в одиночном режиме в потолок.

Хлёсткие оглушительные звуки выстрелов заметались по школьному классу. В воздухе закружила похожая на снежинки мелкая белая крошка. Взвизгнула Лидочка Сергеева, сидевшие за первой партой пацаны выругались и вжали головы в плечи.

Белый вынул из кармана руку — я увидел зажатую в его пальцах гранату Ф-1. «Противопехотная, осколочная, оборонительная, — подсказала мне память. — Радиус разлёта убойных осколков двадцать пять метров». Вспомнил слова Свечина: «Солдаты их всех убили».

— Никто не дёргается! — прокричал светловолосый. — Все сидят спокойно!

Он ударил гранатой по выключателю на стене — погасил в классе свет.

Чёрный провёл стволом автомата — будто прочертил невидимую черту в воздухе над головами десятиклассников. Повертел головой. Дёрнулся, когда я поправил соскользнувшие к кончику носа очки; ткнул в мою сторону пальцем.

— Ты, очкастый! — сказал он. — Встал! Только медленно!

Я послушно приподнялся за партой. Мазнул взглядом по бледным лицам сидевших за соседними партами одноклассников. Показал солдатам пустые ладони.

— Окна зашторь! — приказал Чёрный. — Без резких движений! Шевелись, очкастый!

Он автоматом указал на ближайшее к нему окно. Зашёл за учительский стол. Направил своё оружие на стену — точно над головой Наташи Кравцовой.

— Все сидят спокойно! — повторил Белый. — Будете вести себя хорошо — останетесь живыми и здоровыми!

Он сдвинул на затылок шапку, смахнул со лба капли пота.

— Кто дёрнется, тот получит пулю в живот! — сказал Чёрный. — Стреляю я хорошо. Не промахнусь.

Я повернулся спиной к классу, одну за другой задёрнул шторы. Видел, как из окон младшего корпуса следили за моими действиями дети. Один из октябрят помахал мне рукой.

— Что вам нужно? — прозвучал позади меня голос Васи Громова.

— От вас — ничего, — прохрипел черноволосый солдат. — Сидите тихо. И мы вас не тронем.

Я задёрнул последнюю штору, приподнял на уровень груди руки, обернулся. Встретился взглядом с Белым. Светловолосый солдат по-прежнему дежурил около двери.

— Всё, — сказал я.

Чёрный проверил качество моей работы: убедился, что я не оставил щели между шторами. В дверь постучали: решительно, настойчиво. Белый шагнул от входа в сторону — указал приятелю на меня.

Темноволосый солдат пробежался взглядом по притихшему классу. Поправил оружейный ремень. Повернулся ко мне, сощурил глаза и поманил меня пальцем.

— Поди сюда, очкастый, — сказал он.

Солдат развернул оружие. Тёмный глаз автоматного дула посмотрел мне в живот. Я поднял руки повыше — будто пленный немец из советского фильма про Великую Отечественную войну. Шагал медленно, взглядом задевал лица одноклассников: будто делал фотографии на память. Заметил бриллианты слёз под покрасневшими глазами Лидочки Сергеевой. Увидел, что кровь отхлынула от лица Наташи Кравцовой — её щёки и уши почти побелели. Отметил, что Вася Громов не выглядел испуганным: парень хмурился, кривил губы, сжимал кулаки. А вот Лёня Свечин казался собственной бледной тенью. Он покусывал губы, вжимал голову в плечи, разглядывал замершего перед ним солдата. Но он не поднимал глаз на лицо Белого — всё больше смотрел на автомат и на гранату.

Мне почудилось, что к моему животу прижали льдинку — в том самом месте, на которое смотрел автомат. Я увидел, как напрягся лежавший на спусковом крючке палец. Посмотрел на черноволосого солдата (не в глаза — в переносицу). Растянул на губах улыбку — наверняка идиотскую. Замер в шаге от учительского стола. Чуть повертел кистями руки, словно развлекался пальчиковой игрой в «фонарики». Отметил, что Чёрный расстегнул бушлат и водрузил на столешницу свою шапку (в том самом месте, где у Снежки обычно лежал классный журнал). Короткие волосы солдата слиплись в пучки, торчали в стороны подобно иглам ежа. Я заметил на щеке парня пятна подростковых прыщей. Подумал: «Совсем ещё пацан. Сколько ему лет? Девятнадцать?»

— Слушай меня внимательно, очкастый, — произнёс солдат. — И запоминай…

Дверь позади меня с грохотом захлопнулась, дважды щёлкнул замок. Я сделал по инерции ещё один шаг, остановился. Всё ещё чувствовал боль в том месте на спине (между лопатками), куда меня толкнули стволом автомата. По школьным коридорам прокатилась громкая трель звонка к уроку. Детские голоса стихли. Но коридор не опустел. Я увидел растерянность и негодование в глазах собравшихся около кабинета литературы семиклассников. Заметил среди пионеров Лену Кукушкину — девочка при виде меня улыбнулась. В ответ на её улыбку моё сердце пропустило удар. Я резко вдохнул. Но ничего не сказал Кукушкиной: меня отвлекли. Ко мне шагнули Снежка и директор школы. Учительница литературы схватила меня за рукав.

— Крылов, что там происходит? — спросила она.

Снежная указала на дверь.

— Уводите детей, Галина Николаевна, — сказал я. — Урока не будет.

— Как это… не будет? — сказала учительница.

Она приосанилась, прижала к груди классный журнал.

— Галя! — рыкнул Полковник.

Снежка дёрнулась.

Михаил Андреевич указал рукой в сторону лестницы.

— Уходите, — сказал он.

Его жена приоткрыла рот…

Посмотрела мужу в глаза и скомандовала:

— Дети, урок у нас будет в другом кабинете.

Она окинула взглядом притихших пионеров.

— Не шумите, — сказала она. — Дружно спускайтесь на первый этаж. Ждите меня около стендов с расписанием. Вам всё понятно? Кукушкина, возьми журнал.

Я заметил на лицах семиклассников радостные улыбки. Дети зашептались: словно почувствовали, что урок не состоится. Они дружно развернулись и гурьбой направились к ступеням — толкались, шаркали ногами, хихикали. Лена Кукушкина замыкала шествие. Она то и дело оглядывалась, будто надеялась, что я последую за ней. Но я лишь махнул девочке рукой. Сдержался: не рванул к Кукушкиной, не потребовал, чтобы она срочно покинула школу. Лишь подумал: «А ушла ли Кукушкина тогда, в „прошлый раз“, или судьба десятого „А“ постигла и её класс?» Я посмотрел на чету Снежных — указал им на окна, обронил: «Отойдём». Полковник кивнул. Галина Николаевна взглянула поверх моего плеча на запертую дверь и тоже последовала за нами.

Мы пересекли коридор, остановились около окон.

— Что там, Крылов? — спросил Полковник.

Он снова взглянул на дверь кабинета литературы.

— Там всё плохо, Михаил Андреевич, — сказал я.

Разжал кулак, показал директору школы лежавшую на моей ладони гильзу.

— Значит, мне не показалось, — сказал Полковник. — Стреляли.

Он взял гильзу, поднёс её к своему лицу, понюхал.

Я кивнул.

— Стреляли.

Галина Николаевна, прижала к губам ладонь, словно сдержала крик. Полковник нахмурился, положил на плечо учительницы руку. Но смотрел он не на жену, а на меня.

— Рассказывай, Крылов, — велел он.

Директор школы зажал гильзу в кулаке.

— Два солдата, — сказал я. — Пограничники. С оружием. Видел у них два АКМ и одну гранату Ф-1. Захватили десятый «А» класс в заложники. К нам явились целенаправленно: из-за Наташи Кравцовой. Произвели три одиночных выстрела в потолок. Пока никто не пострадал. Меня отправили к властям, чтобы я озвучил властям их требования.

Директор школы повернулся к Снежке.

— Галя, — сказал он. — Иди в младший корпус. Начинайте эвакуацию. Без паники. Первым делом освободи кабинеты, что смотрят окнами на твой класс. К окнам не подходить. Учителям говори: проводим внеочередные учения по пожарной безопасности. Пусть одевают детей. Выводят классы на улицу. И распускают всех по домам. Эвакуация малышей на тебе. Иди.

Учительница кивнула. Она мазнула встревоженным взглядом по моему лицу и по лицу своего мужа. Обошлась без вопросов. Лишь снова судорожно вздохнула. И зашагала к лестнице.

Полковник выждал, пока его супруга дойдёт до лестницы.

Спросил:

— Чего они хотят?

Директор говорил тихо. Он указал на кабинет литературы, откуда доносился шум: стук и грохот, словно там переставляли мебель. Взглянул на наручные часы, будто засёк время.

— Велели мне связаться с властями и с полковником Кравцовым, — передал я. — Полковнику я должен сообщить, что у них в заложниках его дочь. Солдаты говорят: им нужен автобус с закрашенными тёмной краской окнами в салоне. С водителем и с полным баком. Требуют отвезти их в Хельсинки. И посадить в самолёт, летящий до Лондона.

Михаил Андреевич разжал пальцы, посмотрел на гильзу.

— Почему до Лондона? — спросил он. — Не в Америку?

Я пожал плечами.

— Не знаю, Михаил Андреевич. Сказали: в Лондон.

Полковник покачал головой.

— А деньги?

Снежный вертел между пальцами гильзу.

— Про деньги ничего не говорили, — ответил я. — Сказали только о поездке по Финляндии и о самолёте до Лондона.

Полковник кивнул.

— Понял, — сказал он.

Директор школы замолчал. Вновь посмотрел на стену, за которой находились солдаты с оружием.

Я увидел, как он сощурил глаза. Отметил, что Снежный сейчас больше походил на военного, нежели на учителя. Полковник взглянул на меня — я не увидел в его глазах ни растерянности, ни испуга, ни нерешительности.

— Лесонена позови, — распорядился он.

Михаил Андреевич указал в сторону спортзала.

— У Василия Петровича сейчас урок, — сказал он. — Объясни ему, что случилось. С глазу на глаз. Пусть отправит своих учеников по домам… Нет: это потом. Пусть сразу идёт ко мне. Жду его здесь. Поможет с эвакуацией. Я пока освобожу этот этаж. Это срочно. И недолго. Потом уже позвоню, куда следует. Ты всё понял?

Я посмотрел в глаза Полковника. Помотал головой.

Ответил:

— Не могу, Михаил Андреевич. Найдите себе другого помощника.

— Почему? — спросил Снежный.

Он взглянул на меня сверху вниз — строго, по-начальственному.

Я указал на дверь кабинета литературы и сообщил:

— Михаил Андреевич, я возвращаюсь в класс.

Прислушался. Не различил за дверью школьного класса ни звуки голосов, ни тот грохот, который доносился оттуда буквально минуту назад. Я провёл вспотевшими ладонями по ткани свитера на животе. Смочил языком пересохшие губы. Не успокоил разбушевавшееся в груди сердце. Но выровнял дыхание, откашлялся. Чувствовал на спине рассерженный взгляд Полковника. В моей голове ещё звучала гневная отповедь директора школы. И мой ответ на неё, который Михаилу Андреевичу наверняка показался глупым ребячеством: словами начитавшегося приключенческих книг шестнадцатилетнего мальчишки. Пока Михаил Андреевич сыпал приказами и уговорами, на его доводы в моем мозгу эхом откликалась фраза Лёни Свечина: «Солдаты их всех убили».

«Дебильные солдаты, — мысленно проворчал я. — И дебильные командиры, которые допустили всю эту хренотень. И дебильный Свечин со своими дебильными рассказами…»

Не обернулся: не посмотрел на Полковника — решительно постучал в дверь.

И тут же прокричал:

— Это Котёнок! Я вернулся! Я один! Стою с поднятыми руками! Откройте!