Повёл москвичей коротким маршрутом: не только по широким тротуарам, но и по протоптанным в сугробах между деревьями узким тропинкам. Не изображал Сусанина — испугался, что отморожу щёки и нос во время долгой прогулки. Шагал торопливо, посматривал на своих спутников, прятавших лица в меха. Снег под ногами звонко скрипел. Стволы деревьев то и дело потрескивали от мороза. Ветви елей и сосен не шевелились, точно в такую «холодину» затаился даже ветер. Из моего рта вылетали клубы пара, словно я шагал по городу с сигарой в зубах. Голубое небо над моей головой сияло, а снег ярко блестел, походил на груды бриллиантов — как говорила моя мама: «Красотища, которой нужно любоваться из окна квартиры, стоя около горячей батареи центрального отопления». Я заметил, как фотограф несколько раз задумчиво сплюнул себе под ноги (он будто проводил эксперимент).
Я сказал:
— Не, не замёрзнет. Тепло сегодня. Даже минус пятидесяти градусов нет. Чувствуется глобальное потепление. Думаю, что скоро у нас в Карельской АССР пальмы вырастут. И на них обезьяны поселятся.
Фотограф хмыкнул.
— Пацан, а это правда, что у вас в Рудогорске летом по городу медведи ходят? — спросил он. — Мне об этом коллега говорил. Его знакомый лет пять назад сюда приезжал.
Я покачал головой и заявил:
— Враньё. Олег, вас нагло обманули! Медведи у нас по городу не ходят, а ездят на велосипеде. Мы их с парнями отлавливаем и отправляем в московские цирки. По почте. Обмениваем на свежие номера «Комсомольской правды».
Слуцкий хмыкнул, спрятал усы за меховым воротником.
Григалава прижала к своим щекам варежки и спросила:
— Карельский снежный барс — это такая же шутка, как и медведи на велосипедах?
Я пожал плечами.
— Не знаю, Дарья Матвеевна. В кошачьих породах я не разбираюсь.
К цели своего марш-броска довёл гостей из Москвы меньше чем за четверть часа. Вывел москвичей на финишный отрезок дистанции: на широкую пешеходную дорогу, зажатую между двумя густыми лесными массивами. Отсюда мы уже видели построенное финскими строителями здание рудогорского Дворца культуры. Я зажмурил глаза: разукрашенные морозными узорами окна ДК ослепительно блестели. Отметил, что новогоднюю символику с окон уже убрали. Но не заметил в них намёков на грядущее празднование Дня Советской армии и Военно-морского флота. Подвёл работников газеты «Комсомольская правда» к стендам с афишами. Озадаченно хмыкнул, поправил запотевшие очки. Потому что не увидел концертную афишу: она пряталась под толстым и совершенно непрозрачным слоем инея, покрывшим стекло стенда.
Решительно направился к входу в ДК. Москвичи поспешили за мной. Я провёл гостей Рудогорска через просторный тамбур в фойе Дворца культуры.
— Вот, — сказал я. — Смотрите.
Ткнул пальцем в висевшие на стене плакаты.
— Что это? — спросила Григалава.
— Афиша сегодняшнего концерта, — ответил я. — Он начнётся через четыре часа.
— ВИА «Солнечные котята», — прочёл фотограф.
Олег спросил:
— Кто это такие?
— Нам не нужен концерт, — сказала журналистка. — Юноша, мы в ваш город не за развлечениями приехали. У нас задание от редакции. На этот раз. Нам нужна Алина Солнечная.
Я покачал головой.
— Какие же вы… москвичи.
Подошёл к стене, провёл пальцем по плакату.
— Читайте, — сказал я. — Здесь написан состав ансамбля. Видите?
— Вокалистка Алина Волкова, — прочёл надпись Олег Слуцкий.
Он посмотрел на Григалаву.
— Алина здесь? — спросила журналистка.
Она варежкой стряхнула капли влаги, которыми покрылся в помещении её меховой воротник.
— Что ещё вам непонятно? — спросил я. — У Алины сегодня концерт. Она сейчас готовится к выходу на сцену. Вместе с ансамблем «Солнечные котята». Артисты настраиваются, репетируют, готовят наряды.
Дарья Матвеевна кивнула.
— Я поняла, — сказала она. — Спасибо. Как нам их найти?
— Элементарно, — ответил я. — Найдёте. Вечером, после концерта. У ансамбля руководитель — настоящий зверь. Сунетесь сейчас на репетицию, огребёте по полной программе. Будет о чём написать в этой вашей статье. Если сможете писать.
Журналистка нахмурилась.
— На какой день у вас обратный билет? — спросил я.
— На завтра, — сказал фотограф.
— Вот и замечательно, — сказал я. — Возвращайтесь… Где вы остановились?
— Гостиница «Руда».
— Прекрасное место, — заявил я. — Возвращайтесь в номер. Пообедайте, жахните по сто граммов для поднятия настроения и примите горячую ванну. А за полчаса до начала концерта приходите сюда. Встречу вас, проведу в зал на концерт.
— Юноша, я вам повторяю: нам не интересен концерт… — сказала Дарья Матвеевна.
— Здасьте, приехали.
Я развёл руками, спросил:
— А статью-то вы, товарищи журналисты, о ком писать собрались? Об Алине Солнечной? Я правильно понял? Так потому я вас на концерт и позвал! Посмотрите на Алинино выступление. И послушаете песни на стихи Солнечной.
Потряс указательным пальцем.
— «Солнечные котята» с этими песнями в декабре победили на Республиканском музыкальном фестивале молодёжи и студентов Карельской АССР! — сообщил я. — А летом выступят на фестивале в Москве!
Москвичи переглянулись
— Билеты нужно купить, — сказал своей спутнице фотограф.
— Какие билеты⁈ — воскликнул я.
Сказал громкое «ха!» и указал на бумагу, что висела около окошка кассы Дворца культуры — там красовалась надпись: «Билетов на концерты ВИА „Солнечные котята“ нет!»
Заявил:
— Я ваш билет. Говорю же: приходите сюда за полчаса до концерта. Проведу вас в зал, найду хорошие места. А после выступления познакомлю вас с Алиной Солнечной. Или вы мне не верите?
К Волковой я сразу не пошёл — прежде заскочил домой, позвонил Изабелле Корж.
И сразу услышал:
— Котёнок, а ты знал, что наша Алина — это та самая Алина Солнцева, поэтесса-мошенница⁈
Я вздохнул.
— Какая ещё мошенница? Белла, думай, что говоришь. Где ты такую глупость услышала?
— В вашу школу сегодня журналисты приходили, — сообщила Белла. — Мне об этом Сергей рассказал. Они расспрашивали о Волковой. Говорили, что она и есть та самая Солнечная.
— Про журналистов и Солнечную знаю, — сказал я. — Мне другое интересно. Откуда ты взяла глупости о том, что Алина мошенница? Это московские журналисты так о ней говорили?
— Ты разве не помнишь? Об этом в газетах писали!
Я издал громкое «ха!», сказал:
— Белла, ты вроде взрослая девчонка. А повторяешь всякие глупости. Смотри: на людях такое не ляпни!
— Почему?
Я представил, как Изабелла сейчас хмурила брови: в точности, как её мама.
— Да потому что за такое и из комсомола можно вылететь! — сказал я. — Разве не знаешь, кто именно распространял об Алине Солнечной подобные сплетни? И что с ним случилось?
— Кто? — сказала Белла.
— Леонид Феликсович Лившиц, литературный критик, — сказал я. — Тот самый, который два года назад сбежал из нашей страны в Соединённые Штаты Америки. Понимаешь?
— Нет.
Услышал в трубке шум: словно в динамике шумел ветер.
— Нападки на Алину Солнечную были ни чем иным, как попытками очернить репутацию Советского Союза на международной арене, — сказал я. — По заказу вражеских натовских спецслужб.
— Да ты что⁈
Шум ветра стих: Белла затаила дыхание.
— Это уже всем давным-давно известно! — сказал я. — За пределами нашей деревни, разумеется. К нам вся важная информация доходит только через сто лет. Как будто её к нам на собачьих упряжках везут.
Корж заговорила не сразу.
— Это правда? — спросила Белла. — Я не об упряжках, а об Алине говорю. Серёжа мне ничего подобного не говорил. Он очень расстроился. Из-за… всего этого.
Я громко хмыкнул. Оглянулся. Ногой прикрыл дверь, чтобы мои слова не услышала суетившаяся на кухне мама.
— А зачем, по-твоему, к нам приехали журналисты? — спросил я. — Почему в Москве об Алине вспомнили? Сейчас москвичи представят Солнечную жертвой заговора предателей родины, и обличат происки западной пропаганды!
Усмехнулся.
— Правда? — сказала Белла. — Котёнок, ты так думаешь?
— Я только что лично с московскими журналистами общался! Замечательные люди. Сразу видно, что работают в большой и серьёзной газете. Такие важные дела абы кому не доверят! Только лучшим специалистам!
Я улыбнулся и заявил:
— Они сделают не просто статью, а настоящую бомбу! Вот увидишь. Я их знаю. Так что ты предупреди свою маму. Чтобы не сказала при них… ничего такого. Сама понимаешь: за повторение выдвинутых коллаборантами тезисов по головке не погладят.
Постучал пальцем по столешнице.
— А маму зачем? — спросила Белла.
— Разве я ещё не сказал? Московские журналисты пойдут на сегодняшнее выступление «Котят». Я тебе потому и позвонил. Москвичи попросили, чтобы я провёл их на концерт. Недавно ко мне приходили. Я вот и звоню тебе: предупреждаю.
— О чём?
Я покачал головой.
Спросил:
— Белла, ты там спишь⁈ Не слышишь, о чём я тебе говорю? Во Дворец культуры сегодня придут журналисты из «Комсомольской правды»! Они пишут статью об Алине Солнечной и о городе, где та сейчас живёт. Понимаешь?
— Не совсем…
Я усмехнулся.
— Они напишут и о Дворце культуры, где работает твоя мама. Обязательно! Их слова прочтёт вся страна. И партийное руководство — в том числе. А что именно журналисты о нашем ДК скажут, сейчас полностью завис от нас. Теперь понятно?
Ветер в трубке снова притих.
— И что нам делать? — спросила Корж.
— Во-первых, предупреди маму. Объясни ей, что к чему: и о сбежавшем в США критике тоже напомни. А во-вторых, раздобудь для журналистов три билета на хорошие места. Или москвичи будут смотреть концерт стоя?
Я кашлянул.
— В общем, сообщи маме о московских гостях. Она женщина мудрая — сама разберётся. Я приведу их в ДК за полчаса до начала концерта. С журналисткой будет фотограф — маме об этом напомни: её фото может появиться в одной из главных газет страны!
Мне показалось, что прервалась связь.
— Белла, ты меня услышала? — спросил я.
— Да, — сказала Корж.
И после пятисекундной паузы добавила:
— Думаю.
— Я с этими журналистами познакомился ещё в Москве. Так что воспользуюсь знакомством: покажу и расскажу им всё, как нужно. Ты только билеты для нас раздобудь. На нормальные места. Табуретки у стены нам не нужны: опозоримся на всю страну!
Последнюю фразу я произнёс, будто вещал с трибуны на митинге.
— Да поняла я! — сказала Корж. — Поняла! К маме сейчас побегу. Она придумает что-нибудь. Не волнуйся.
Изабелла вздохнула.
— Спасибо, что предупредил, Котёнок!
Я пожал плечами и ответил:
— Белла, для того и нужны друзья! Рассчитывайте на мою помощь. И кстати: Алина о журналистах пока не знает. Я не сказал ей. Решил не волновать перед выступлением. Сама знаешь этих творческих людей: разволнуется… а у нас концерт.
— И правильно ты сделал, Котёнок! — сказала Корж. — Даже я вон как разволновалась! Печенья наелась из-за переживаний. А представляю, каково будет ей. Ведь кто его знает, что они там напишут. Вдруг, им что-то не понравится⁈
Я кивнул — хотя и понимал, что Изабелла меня не видела.
— Вот и я о том же…
— Я и Серёже скажу, чтобы пока помалкивал! — сказал Белла. — Да и другим мальчишкам тоже. Не будем Алину волновать. Зато теперь я понимаю, как нам всем повезло, что она приехала именно в наш город. Ведь это она написала слова к нашим песням? Ведь так?
— Ну не Руслан Петров же…
Я поправил очки.
— Так и знала! — сказала Корж. — Ух, ты! Сама Алина Солнечная для нашего ансамбля песни сочинила! Наша Алинка! Не удивительно, что в Петрозаводске «Солнечные котята» победили! Правда? Мы и в Москве такое устроим!.. Ух! Только держись!
Шум в динамике стал громче — будто случился порыв ветра.
— Конечно, устроим, — сказал я. — Но это случится летом. А пока мы с этим концертом разберёмся. И с визитом московских журналистов. Белла, ты сейчас запомни главное: мне нужны три билета. Принеси их к главному входу за полчаса до концерта.
Маме я сообщил, что на концерт она пойдёт без меня. Заявил, что отведу в ДК Алину. В провожатые маме назначил Лену Кукушкину.
О явившейся к нам в город журналистке из Москвы я Волковой всё же рассказал. Решил: Алина видела Григалаву в Москве — наверняка узнает её, когда заметит Дарью Матвеевну рядом со мной в зрительном зале. Но выдал Алине урезанную версию сегодняшних событий: умолчал о визите Григалавы в школу.
— Ваня, как ты думаешь, почему она приехала?
Я улыбнулся, сказал:
— Забыла о нашем письме? Уверен: оно сработало. Ни за что не поверю, что московская журналистка приехала в нашу карельскую глубинку по собственной дурости. Дарья Матвеевна мне так и сказала: задание от редакции.
Я указал пальцем в потолок, продолжил:
— А это значит, что в «Комсомольскую правду» спустили заказ на статью о тебе: оттуда, с самого верха. Не иначе как Андропов подсуетился. Другого повода для интереса к твоей персоне не вижу.
Алина спросила:
— И что теперь будет?
— Концерт у тебя будет, — ответил я. — Через два часа. И больше ни о чём не думай. Полгорода придёт, чтобы тебя послушать. Поэтому не думай о московской писаке, а сосредоточься на работе.
Волкова вздохнула.
— А если ей мои песни не понравятся? — спросила она. — Если она напишет плохо не только обо мне, но и о «Солнечных котятах»? Представляешь, Ваня, как мальчишки расстроятся?
Я поставил на пол гитару, выбрался из кресла. «Карельский снежный барс» среагировал на мои действия: спрятался под диван. Барсик меня снова считал конкурентом за внимание «хозяйки» — посматривал в мою сторону без дружеской симпатии.
— Алина, не будь наивной, — ответил я. — Никого не волнует, что понравится или не понравится Григалаве. Её редакция получила чёткий заказ. В статье рассказ о тебе преподнесут в том ключе, в каком им велели: не иначе.
Волкова шагнула ко мне, прижалась лбом к моему плечу (я погладил её по голове).
— Неужели снова… начнётся? — спросила она.
Подняла голову, посмотрела мне в лицо. Пристально. Не моргала.
Я заглянул в её глаза (ярко-голубые), ответил.
— Ничего и не заканчивалось, Алина. Это «всё» ещё продолжается.
— Ты так думаешь?
— Я уверен в этом! Ты по-прежнему скрываешь своё прошлое, прячешь свои стихи. И даже Кукушкина никому не говорит, что у неё есть твой автограф! Но что самое ужасное: твои стихи не видят читатели. Разве это всё называется «закончилось»?
Я покачал головой.
— Нет, такое «закончилось» нас не устраивает. Газета «Комсомольская правда» однажды испортила тебе жизнь. Теперь для неё самое время всё исправить. Я так думаю. Очень надеюсь: Григалаву прислали в наш город именно для этого.
Алину Волкову я привёл во Дворец культуры за час до концерта. Вошли мы в здание через служебный ход: тот самый, через который я сбегал от поклонниц по субботам. В репетиционном зале я доверил Алину заботам улыбчивой Изабеллы Корж.
Белла улучила момент, пока Волкова отвлеклась, шепнула мне на ухо: «Мама встретит вас у входа».
Я поцеловал Алину и пожелал девчонкам удачи.
Москвичи подошли к ДК точно в назначенное время. Я встретил их на улице. Стемнело. Но в городе уже включили освещение — рядом с похожими на грибы фонарями серебрился снег, будто на праздничной открытке. Мрачные силуэты сосен и елей не шевелились. Не покачивали ветвями и словно отлитые из серебра берёзы. Я отметил, что к вечеру не стало теплее. Дарья Матвеевна прикрывала нос варежкой. Олег Слуцкий браво топорщил усы и с вызовом посматривал по сторонам, словно «принял» сто граммов «для сугрева» и за себя и за свою спутницу. Я отвесил журналистке парочку комплиментов. Улыбнулся в объектив фотокамеры. Повёл столичных гостей к главному входу — вслед за группой румяных и весёлых жителей Рудогорска.
Провёл москвичей через тамбур — отметил, что фойе Дворца культуры многолюдно. Видел, как жительницы Рудогорска поспешно избавлялись в гардеробе от верхней одежды. Но они не спешили в зрительный зал. Чинно прохаживались в фойе. Кивали знакомым, обменивались с ними дежурными фразами. Улыбались. Горделиво демонстрировали друг другу свои пылившиеся с Нового года в шкафах наряды и украшения. Запах попкорна я в воздухе не почувствовал (не те времена). Но уловил множество душистых шлейфов духов и одеколонов — самых разных: от приятных цветочных ароматов, до клопоморного душка «Тройного одеколона». Я громко чихнул. Поправил очки и повёл работников «Комсомольской правды» к гардеробу.
Директоршу Дворца культуры я заметил, когда только шагнул в фойе. Та нас тоже увидела. Но продолжила разговор с расфуфыренной парочкой: с наряженным в серый полосатый костюм немолодым толстяком и с его увешанной золотыми украшениями светловолосой пышнотелой спутницей. Корж посмотрела мне в глаза — просигналила, что не пропустила моё появление. Но на её лице не дрогнул ни один мускул — женщина не прервала свой монолог и не взглянула на москвичей. В нашу сторону она устремилась, когда журналистка спрятала в сумку полученный в гардеробе номерок (Слуцкий свой номерок сунул в карман брюк). В радушном приветствии раскинула руки. Сверкнула улыбкой. На мгновение мне почудилось, что директорша ДК моя тёща.
Корж поздоровалась со мной и с моими спутниками: радушно, как приветливая и ответственная хозяйка (удивился, что она не вынесла каравай с солью). Я представил ей «моих хороших знакомых из Москвы» — с моей подачи наряженная в деловой костюм Григалава засветила журналистские корочки. Олег Слуцкий сверкнул зубами, пригладил усы; на десяток секунд он без предупреждения ослепил директоршу Дворца культуры фотовспышкой. Дарья Матвеевна почти искренне воздала похвалы и Рудогорску, и рудогорскому ДК — пока мама Изабеллы восстанавливала зрение и удерживала на лице приветливую улыбку. Женщина проморгалась — уточнила: окажется ли её портрет в газете. Молодцевато топорщивший усы Олег бодро ответил: «Как решит редактор».
Корж кокетливо поправила причёску и выдала пафосную рекламу сегодняшнему концерту. Упомянула о своём непосредственном участии в создании рудогорского вокально-инструментального ансамбля. Прихвастнула достижениями коллектива на недавнем фестивале в Петрозаводске. Рассказала, каких усилий ей стоила организация концерта ВИА — в столь сжатые сроки. Отчиталась, что коллектив Дворца культуры хорошо подготовился к празднованию Дня Советской армии и Военно-морского флота. Перечислила, какие ещё приуроченные к грядущему празднику мероприятия ждут горожан и гостей города. Пожелала нам приятно провести время. Заверила, что концерт нам понравится. Сунула мне в руку клочок бумаги с указанием номера ряда в зале и мест.
У входа в зрительный зал нас пристально осмотрела строгая билетёрша. Она перекрывала своим массивным телом вход не хуже, чем дверь. Просвечивала наши тела взглядом, будто интроскоп.
— Котёнок, — произнесла женщина. — И с ним ещё двое.
Она словно повторила чужие слова. Плотно сжала губы, нахмурила брови.
Строго взглянула мне в лицо и спросила:
— Котёнок, «ещё двое» с тобой… это эти что ли?
Билетёрша толстым, похожим на сосиску пальцем указала на москвичей.
— Двое, — подтвердил я. — Со мной.
Женщина вздохнула и будто нехотя посторонилась.
— Ну… проходите, — сказала она.
Я пропустил вперёд москвичей — сообщил им наши места. Но сам через порог не шагнул. Потому что меня бесцеремонно схватили за рукав и удержали на месте. Я обернулся. Увидел наряженного в брюки и джемпер Лёню Свечина.
— Котёнок, надо поговорить, — шепнул Свечин.
— Сейчас догоню вас, — крикнул я обернувшемуся фотографу.
Спросил у Лёни:
— Что случилось?
Свечин покосился на билетёршу.
— Пойдём вон туда, — сказал Лёня.
Он показал пальцем на пространство у окна, не занятое сновавшими по фойе гостями ДК.
Я послушно проследовал за одноклассником.
— Ты с московской журналисткой сюда пришёл? — спросил Свечин.
Я кивнул.
— Котёнок, будь с ней поосторожнее, — предупредил Лёня. — Она приходила сегодня к нам в школу. Вынюхивала. Расспрашивала об Алине Волковой: об Алине Солнечной. Ну, ты в курсе, наверно. Со мной она тоже говорила. Но я о Волковой только хорошее сказал! Честное слово!
Он вскинул руки.
— А вот Лидочка Сергеева об Алине такого насочиняла!.. И о тебе, Котёнок, кстати, тоже. Я имею в виду: о том, что вы с Волковой… это… вместе. Говорила про ваше… это… про ваше аморальное поведение. Ну, ты, Котёнок, меня понял. Врала и не краснела. Я сам всё это слышал!
Свечин покачал головой.
— Журналистка с ней дольше, чем с другими беседовала, — сказал он. — И всё записывала, записывала. Лидочка ей такое рассказывала! Кошмар. Мне повторять стыдно! А московской журналистке понравилось. Она подробности у Лидочки выспрашивала. И в блокноте у себя фиксировала.
Лёня положил мне на плечо руку.
— Будь осторожен с этими москвичами, Котёнок, — произнёс он. — Всё отрицай! Про Волкову говори, что она просто твоя одноклассница, и что ты её едва знаешь. Просекаешь, о чём я? Ведь если напишут о тебе, что ты заодно с Алиной Солнечной — то всё, конец: вовеки не отмоешься!