Красавица и шпион

Глава 2

Большие бронзовые часы в библиотеке продолжали отсчитывать секунды безмерного удивления.

– Без... без средств к существованию? – повторила Сюзанна на случай, если вдруг неправильно расслышала слова отцовского поверенного.

– Без единого гроша, – с беспощадной отчетливостью выговорил мистер Динуидди. – Это и означает «без средств к существованию», мисс Мейкпис.

Сюзанна растерянно обвела взглядом библиотеку, словно ища поддержки... или ключа к разгадке человека, который был ее отцом.

Ей сказали, что его нашли с перерезанным горлом. Какой ужасный конец для тихой и безобидной жизни, которую он вел! Все утро Сюзанна принимала соболезнования от знакомых, и ей хотелось плакать и улыбаться благодарно сквозь слезы, но горе заморозило ее чувства. Она потеряла человека, который был к ней неизменно добр. Но тяжелее всего было то, что теперь она так и не узнает, каким он был на самом деле.

К ее горю примешивалось отчетливое чувство вины, а если быть совсем честной, то еще и злость. Ей так хотелось лучше узнать его! И так хотелось его любить!

Но он ей этого не позволил.

– Мисс Мейкпис? – долетел до нее голос мистера Динуидди.

Она медленно обернулась к нему.

– Без гроша? Но я не понимаю. Как же... то есть...

– Дружеское расположение лавочников и негоциантов позволяло вашему отцу многие годы приобретать все вещи в этом доме – в том числе ваши платья – в кредит. Платили только слугам, но кредиторам и мне – нет, – выговорил он с искренним сожалением. – Этот дом, вещи и мебель будут незамедлительно проданы, чтобы покрыть долги вашего отца. Я советую вам покинуть дом как можно быстрее.

«Без средств к существованию...»

Слова пульсировали в голове, не хватало воздуха. Она невидящим взглядом смотрела на мистера Динуидди, и надетое на ней траурное платье – великолепно сшитое, очень дорогое и, несомненно, неоплаченное – внезапно показалось тяжелым, как свинец.

Ненароком залетевшая в библиотеку муха кружилась над сияющей лысиной мистера Динуидди. Сюзанна завороженно следила за ней. Лицо мистера Динуидди до сих пор не выражало ровным счетом ничего. Но вот он слегка наклонил голову, и взгляд его стал странно оценивающим.

– У вас есть родственники, готовые принять вас? В завещании вашего отца больше никто не упомянут.

– Не знаю... У меня нет родственников... – Странный звон в ушах испугал ее. «Я сейчас упаду в обморок?» Сюзанна еще ни разу не падала в обморок, хотя раз или два симулировала головокружение на балу, чтобы получить возможность выйти в сад и там наедине увидеться с Дугласом. И еще потому, что это давало Дугласу возможность почувствовать себя настоящим мужчиной.

Муха наконец решилась приземлиться над правым ухом мистера Динуидди. Он провел ладонью по покрытому испариной куполу и спугнул ее, и она снова принялась описывать виражи. Поверенный откашлялся.

– Может быть, мы с вами могли бы прийти к... соглашению, мисс Мейкпис?

– К соглашению? – Надежда оживила гаснущие чувства Сюзанны. «Соглашение» – это уже кое-что в отличие от категоричного «без гроша».

– У меня в Лондоне есть... э-э... дом, в котором вы могли бы поселиться, в случае если бы вы согласились... – он запнулся, – принимать меня раз или два в неделю.

Озадаченная, Сюзанна слегка сдвинула брови. Мистер Динуидди ждал, поблескивая маленькими глазками за толстыми стеклами очков.

Тут до нее дошел смысл его слов, и она, вскочив на ноги, отпрянула от стряпчего.

– Да как... вы... смеете! – выдохнула она, густо покраснев.

Стряпчий пожал плечами. Пожал плечами!

Сюзанна перевела дыхание и выпрямилась.

– Уверяю вас, мистер Динуидди, обо мне есть кому позаботиться. Мой жених – сын маркиза Грейдона. И стоит мне рассказать ему о вашем предложении, как он немедленно пошлет вам вызов.

– Ни минуты не сомневаюсь. – Но произнес он эти слова скорее устало, чем язвительно, и, в свою очередь, поднялся со стула с ленивой неспешностью, основательно поколебавшей самоуверенность Сюзанны. – Всего доброго, мисс Мейкпис. Не сочтите все же за труд приберечь мою карточку. – Он протянул ее Сюзанне. Та отшатнулась и сжала кулаки. – На тот случай, если ваш жених не оправдает ваших ожиданий.

– Но моя мама сказала, что ты все поймешь, Сюзанна...

Дуглас стоял перед ней, комкая в руках шляпу. Костяшки пальцев у него побелели от усилий. Лицо страдальчески вытянулось. Обычно стоило только Дугласу проявить признаки огорчения, и Сюзанна тут же принималась утешать его, гладила по щеке, что вполне дозволялось между помолвленной парой. Но теперь...

– Извините, мисс. Эй, поспешай! – прогудел бодрый голос простолюдина. Двое коренастых мужчин в сапогах, натужно приседая, семенили по мраморному полу, сгибаясь под тяжестью фортепиано. Сюзанна посторонилась, и, прежде чем инструмент навсегда исчез за дверью, в его полированной крышке она на мгновение увидела свое отражение – искаженное, бледное.

Дуглас через плечо бросил тоскливый взгляд в сторону двери. За последние пять минут он делал это неоднократно.

– Но, Дуглас... – Она услышала в своем голосе мольбу и замолчала. Черта с два она станет его умолять! Она еще ни разу в жизни никого не умоляла.

Черта с два! Таких слов она до сих пор не позволяла себе. Но если вас предают, подобные слова помогают выстоять.

У Сюзанны кружилась голова от быстроты, с которой распространилась новость: «Сюзанна Мейкпис осталась без гроша!» Можно подумать, что та муха, вившаяся вокруг мистера Динуидди, была шпионом, подосланным местными маменьками. Маменька Дугласа, например, так рьяно взялась за дело, словно спасала сыночка от чумы.

– Уф! Уберите ножку, мисс, вот спасибо вам.

Двое других мужчин принялись скатывать устилавший холл ковер – с таким азартом, словно играли в серсо. Подхватив рулон под мышку, они двинулись к двери, и тяжелая бахрома задела выпуклый бок сине-кремовой китайской вазы, словно пальцы погладили щеку любимой. Ваза угрожающе покачнулась на постаменте и снова обрела равновесие. Сюзанна перевела дыхание. Она была рада, что ваза не упала и не разбилась вдребезги.

Ваза могла понадобиться, чтобы швырнуть ею в Дугласа.

– Все... все к лучшему, Сюзанна. – Он, несомненно, цитировал сейчас свою маменьку.

– Каким образом, Дуглас? Будь так добр и объясни, каким образом то, что происходит, может быть «к лучшему»? Может быть... – добавила она с горечью, отметив, что еще ни разу в жизни ничего не говорила с горечью, – твоей маме самой стоило прийти сюда и объяснить мне это?

Они с несчастным видом смотрели друг на друга, а бодрые голоса простолюдинов перекликались уже во дворе, где полным ходом шла погрузка на телеги вещей, знакомых ей с самого детства. Ковров, канделябров, люстр, книг, кресел, кроватей.

Вещей, среди которых текла ее жизнь.

– Не делай этого, Дуглас, – произнесла она. – Ведь мы любим друг друга.

Дуглас издал горлом слабый звук, неожиданно шагнул к ней и протянул вперед руку... Желая утешить? Попросить прощения? Проститься навсегда? Но что бы это ни было, он, как видно, передумал. Рука безвольно повисла, он резко тряхнул головой, словно выбрасывая оттуда Сюзанну. После чего повернулся и вышел вон следом за фортепиано и ковром, по пути нахлобучив на голову шляпу.

И даже ни разу не обернулся.

Сюзанна смотрела ему вслед. Ей показалось, что осколки сердца застряли в горле, и она невольно поднесла руку к губам.

– Посторонитесь-ка, мисс, покорно благодарю! Вниз по лестнице спускался здоровенный мужчина с охапкой платьев. Шелковые, бархатные, муслиновые – они так и норовили выскользнуть из его рук, и Сюзанне они на мгновение показались отчаянно сопротивляющимися жертвами похищения.

–: Положите это. Немедленно!

Ледяные нотки в собственном голосе придали ей сил – Сюзанна и не подозревала, что обладает таким голосом. Мужчина замер на ступеньках и уставился на нее, выпучив глаза.

– Но, мисс, нам велено вынести все.

Сюзанна схватила с постамента тяжелую вазу и медленно, выразительно подняла ее над головой.

– Считаю до трех. – Каждое слово было вырублено изо льда.

Он поднял брови и сделал пробное движение вперед, испытывая серьезность ее намерений. Сюзанна угрожающе качнула вазой.

– Один... – прошипела одна. – Два...

– Сюзанна!

Она быстро обернулась. В дверях стояла Эмилия, изумленно тараща свои огромные глаза.

С лестницы донесся шорох. Сюзанна круто повернулась назад.

– Три!

И замахнулась вазой.

– Ладно-ладно, не стоит горячиться, мисс.

Мужчина сдался и положил охапку зашуршавших платьев на ступени.

– Так я пойду. – Он вскинул ладони.

Сюзанна опустила вазу и прижала к груди, а грузчик, видя, что бес, овладевший барышней, покинул ее, смело приблизился к ней.

– И это тоже велено забрать, – произнес он миролюбиво. Сюзанна со вздохом отдала ему вазу, и он вынес ее за дверь, посвистывая и всем своим видом показывая, что не держит зла.

Сюзанна, тяжело дыша, опустилась на ступеньки и уткнулась лицом в ладони, одновременно испытывая ужас и ликование. Смерть отца выпустила на волю, как из ящика Пандоры, ее подлинное «я», странное и пугающее.

Она только что грозила швырнуть в человека вазой – из-за платьев!

Эмилию не было слышно. Сюзанна решила, что она ушла. Но потом увидела сквозь пальцы носки туфель подруги: голубых лайковых туфелек для прогулок.

– Как ты думаешь, Эмилия, во всем виновата гордыня? – спросила она, отняв руки от лица.

– Гордыня? – переспросила Эмилия растерянно, с волнением глядя на подругу.

– Ну та, которая предшествует падению, – горько проговорила Сюзанна. Сейчас это казалось ей вполне реальной причиной того, что ее жизнь так внезапно рухнула. Эмилия провела рукой по своим белокурым локонам.

– Разве ты была гордой, Сюзанна?

– Да! – резко произнесла Сюзанна на случай, если Эмилия чересчур гордится своими белокурыми локонами и голубыми лайковыми туфельками. Рука Эмилии метнулась к юбке и принялась ее теребить. Наступило неловкое молчание. Наконец, Эмилия едва слышно пробормотала:

– Что ты собираешься делать дальше?

– Я... – Сюзанна запнулась. Слуги уведомили ее об уходе, дружески распрощались с ней и начали новую жизнь на новых местах. Тогда как Сюзанна...

Впрочем, Сюзанна сама хорошо умела вести домашнее хозяйство. Вернее, умела инструктировать слуг, как это делать. Для гувернантки у нее не было достаточного образования, разве что кто-то захочет обучить дочек самым модным в этом году танцам. Короче говоря, Сюзанна не имела ни малейшего представления, что ей теперь делать.

Разумеется, оставалось еще предложение мистера Динуидди. На Сюзанну снова накатила волна ярости.

Всего несколько дней назад ее жизнь была одним бесконечным солнечным полднем, песней в мажоре. А теперь у нее даже нет крыши над головой. Ладони вспотели, она вытерла их о юбку. Может быть, причиной ее падения и послужила гордыня, но, кроме нее, у Сюзанны сейчас больше ничего не оставалось. Черта с два она станет отвечать на вопрос Эмилии!

«Черта с два»! Кажется, она приобретает вкус к подобным выражениям.

– А как Дуглас?.. – осторожно спросила Эмилия, однако не дождалась ответа на свой вопрос. Что-то в ее голосе заставило Сюзанну пристальнее взглянуть на подругу. Лицо Эмилии Хенфри было непроницаемым.

Так вот почему она пришла! Она знает. Но на всякий случай решила убедиться. Должно быть, маменька Дугласа черкнула письмецо маменьке Эмилии: «Освобождается место…»

В этот момент в холл вошла миссис Далтон в темном дорожном платье. Она была последней из домочадцев, покидавшей дом, и уже нашла себе новую подопечную, которую станет мучить своим взыскующим присутствием.

– Это вам на прощание, мисс Сюзанна, – кротко сказала она, вручая Сюзанне свою последнюю вышивку.

Сюзанна прочла: «ДОБРЫЕ ДЕЛА НАЧИНАЮТСЯ С МАЛОГО».

– Огромное вам спасибо, миссис Далтон, – поблагодарила Сюзанна с иронией. Миссис Далтон скромно кивнула.

– А это пришло сегодня по почте! От миссис Франсис Перриман, из Барнстабла. – Она протянула Сюзанне письмо.

Сюзанна понятия не имела, кто такая эта миссис Перриман из Барнстабла, но письмо в самом деле было адресовано мисс Сюзанне Мейкпис. И Сюзанна, чувствуя себя бесконечно одинокой на этом свете, немедленно решила, что леди, кто бы она ни была, является ее лучшим другом. Она напомнила себе, что последним сокровищем в ящичке Пандоры всегда остается надежда. Загадочно взглянув на Эмилию, она сломала печать на конверте.

Дорогая мисс Мейкпис!

Надеюсь, вы простите меня за самонадеянность, поскольку мы с вами встречались только однажды, и то, когда вы были еще маленькой девочкой. Я кузина вашего покойного батюшки и прослышала о постигших вас обстоятельствах. Если у вас нет других планов, я хотела бы, чтобы вы приехали жить ко мне. Посылаю вместе с письмом денег на оплату дилижанса...

Выходит, родственники у Сюзанны все-таки есть.

– Я буду жить у тетушки в Барнстабле! – с торжеством заявила она Эмилии.

Таддиус Морли отодвинул тяжелую бархатную штору и посмотрел в окно на Сент-Джеймс-сквер проверить – не подъехал ли экипаж с гостем, которого он ждал с минуты на минуту. Но увидел только несколько одетых по последней моде супружеских пар, прогуливавшихся под слегка закопченным лондонским небом, да конную статую Вильгельма III, покрытую птичьим пометом.

Он задернул штору, опустил руку, и его кот тут же стал тереться об нее. Не иначе, как почуял кровь. Губы Таддиуса Морли слабо скривились. «Не замечал за тобой склонности к дешевой мелодраме», – сказал он себе. Еще немного, и он начнет, чего доброго, бормотать: «Прочь, прочь, проклятое пятно». Точь-в-точь как безумная леди Макбет.

Кроме того, жертв было всего две.

Но письма с угрозами по-прежнему поступали так же регулярно, как приглашения на балы.

Морли снова улыбнулся. Пожалуй, самое время перекусить. Вкусная еда успокоит мысли, а то сегодня он что-то склонен к преувеличениям. Ведь писем с угрозами было всего только два.

Впрочем, и одного вполне достаточно.

– Кис-кис-кис, – проворковал он и провел широкой ладонью с квадратными пальцами – ладонью, выдававшей его крестьянское происхождение, – по шелковой спинке Пушка. Кот выгнулся и замурлыкал. Морли внезапно вспомнилась Каролина – автор первого из писем, и нахлынувшее чувство сожаления и горечи заставило руку замереть.

Однажды ночью, много лет назад, на приеме у герцога Уэстфолла он приобрел Каролину, как приобретают разные полезные вещицы, собираясь в дорогу. Он всегда отчетливо чувствовал в людях их слабости, пороки, страх одиночества и проникал в глубь чужой души, как проникают корни дерева в глубь земли в поисках влаги. Все это он увидел в Каролине – неотъемлемую часть ее потрясающей красоты. И однажды, находясь рядом с ней, ощутил нечто вроде болезненного приступа и удивленно подумал: не любовь ли это? Впрочем, скорее всего это были колики.

Два года назад случилось то, что должно было случиться, – Каролина бросила его. Он ведь не держал ее на цепи, любой дикий зверь может выйти, если дверь открыта. Каролина предпочла ему красавца коммерсанта.

Возможно, потом она бросила и коммерсанта. А сам он в чем-то оступился, иначе она не стала бы прибегать к шантажу.

Морли казалось, что уж ей-то лучше, чем другим, известно, что шантажировать его – значит совершить роковую ошибку. Ей известно, как яростно, беспощадно, настойчиво он боролся за все то, чем сейчас обладает. И как яростно станет бороться, чтобы это все сохранить.

Но Каролина была не слишком умна и редко задумывалась о чем-либо, кроме сиюминутных желаний. У бедняжки, должно быть, совсем нет денег.

Звякнул колокольчик, и Морли подождал, пока тяжелые ботинки Боба протопают вверх по лестнице до дверей гостиной. Всех своих людей он называл именем «Боб» – так проще. Анонимность заставляла их помнить свое место. Этот Боб доказал за годы службы свою компетентность и умение молчать.

Морли оперся на трость, отошел от окна и вопросительно посмотрел на слугу.

– Ничего, сэр! Заглянули в каждую щель, вспороли всю обивку, выдвинули каждый ящик, перетрясли каждый предмет. Обыскали дом сверху донизу, и конюшни, и пристройки – все! А вам известно, что я свое дело знаю. – Он слегка выпятил грудь.

Было бы преувеличением сказать, что Морли испытал облегчение, – он и так был уверен, что Мейкпис блефовал. Шантаж обычно является актом отчаяния, а Мейкпис погряз в долгах. И прежде чем он успел превратиться в реальную угрозу, с ним разобрались – чисто, беспощадно, окончательно.

Плинк. С таким звуком закрывается оконная рама. С таким же звуком за Мейкписом закрылась дверь в вечность.

– Хорошо. – Он снова отвернулся к окну. – Спасибо, Боб.

Слуга мог быть свободен. Но он почему-то мешкал.

– Сэр... вам еще кое-что следует знать.

Морли снова обернулся и нетерпеливо вонзил наконечник трости в ворсистый ковер.

– Та барышня, дочка Мейкписа...

– Ну? – Ему не нравилось находиться в обществе таких людей, как Боб, дольше необходимого. Это напоминало ему о его подлинных корнях, а напоминание, как огромная волна, тянуло назад в морскую пучину.

– Она – живая копия Анны Хоулт!

Морли словно ударило током. У него перехватило дыхание.

– Все равно как призрак увидел, – добавил Боб и для вящей убедительности поежился.

– Ты уверен? – Морли с отвращением услышал в своем голосе нотки сомнения.

– Я свое дело знаю, сэр. – В ответе Боба прозвучала обида. – Память у меня все равно что капкан. А на эту Хоулт я достаточно насмотрелся, когда следил за Лок...

Морли предостерегающе вскинул руку. Он не желал, чтобы ему напоминали о... впрочем, он думал о своих действиях, как ходах в шахматной партии. О задуманных и исполненных перестановках фигур.

– И еще эти письма, сэр...

– Письма? – быстро переспросил Морли. – Ты о чем?

– Письма на имя Джеймса Мейкписа. В них повторялась одна и та же фраза: «Умоляю сообщать новости о девочках».

Девочки... Морли и думать забыл о девочках. Он, разумеется, был в курсе, что они существовали, но они были так малы и представлялись совсем незначительными в его планах. Они исчезли тогда со своей матерью. Морли всегда думал, что они где-то все вместе – Анна Хоулт и ее дочери.

Но, как видно, это было не так. Мозг его быстро заработал.

– Откуда были отправлены письма?

– Невозможно узнать, сэр.

– Они подписаны?

– Никак нет, сэр.

– Ты их сжег? – спросил Морли.

– Само собой. – Вопрос глубоко уязвил Боба. – Бросил прямехонько в огонь.

Мысли Морли устремились в прошлое.

– Где она сейчас, эта девица, Сюзанна?

– Слышал, как она говорила о Барнстабле. Собиралась поехать туда к тетке. Этакая куколка. Хотела разбить мне голову вазой, – добавил он снисходительно, хотя и несколько обидчиво. – Жалко ей стало своих платьев. Ну так я их ей и оставил.

Девица, должно быть, одна из дочерей Анны Хоулт и Ричарда Локвуда. Как же она оказалась у Мейкписа? Методический ум Морли быстро предложил ему на одобрение два возможных варианта.

Может быть, Мейкпис в своем письме просто блефовал и ничего не знал ни о прошлом Морли, ни о Ричарда Локвуде. Девочку он просто удочерил. И все это чистой воды совпадение.

Но этот вариант он отверг с ходу. Морли не верил в совпадения.

Возможно также, Мейкпис с самого начала знал, что девочка – дочь Ричарда Локвуда, и недавно вдруг ему в голову пришла неожиданная догадка, или же он нашел какую-то нить, некое крайне важное свидетельство.

Но ведь Мейкпис – агент на государственной службе.

Трудно предположить, что такой человек прибегнет к шантажу, если у него на руках осязаемые доказательства. Хотя отчаянное положение и долги способны поколебать здравый смысл.

– Муж у нее есть? У этой молодой особы? – спросил он Боба – Или какая-нибудь родня?

– Никого, сэр. Сам видел, как женишок распрощался с ней прямо в передней. Он никак не может жениться на бесприданнице – он наследник. Она и поехала жить к тетке.

– Какой стыд! – Морли испытал что-то даже вроде сочувствия. С годами он все реже просыпался от кошмарного сна, в котором лишался всего своего состояния. Но письма Каролины, а затем Мейкписа снова напомнили ему о том, что такое бессонница. Шантаж не способствует крепкому сну.

Очень возможно, что Джеймс Мейкпис передал доказательства девице – если они и впрямь существуют. И их она спрятала на себе, вот почему в доме Мейкписа так ничего и не было найдено. Теперь эта Сюзанна Мейкпис осталась без гроша. Что, если, желая раздобыть денег, она воспользуется способом своего отца? Или же, будучи пламенной патриоткой, не передаст ли она сбереженные улики прямиком в руки людей, которые хорошо знают, что с ними делать?

Морли начал было прокручивать в голове варианты развития событий, но остановился. Не стоит все усложнять. В молодости у него была к этому склонность. Сейчас он устал и хотел лишь мирно окончить жизнь, к примеру, в Суссексе, занимаясь садоводством, а не качаясь в петле. Он обнаружил в себе склонность к садоводству – до сих пор он питал слабость исключительно к старинным домам и дорогой мебели. Странно, ведь садоводство сродни крестьянскому труду. Впрочем, состоятельный человек может себе позволить возделывать бесполезные растения – розы, например. Разведение роз подвело бы итог всему, чего Морли достиг в этой жизни.

Так, работая в саду, он вырывал с корнями сорняки, а потом видел недели спустя, как эти сорняки снова заявляют о себе, все же успев пустить побеги, грозившие погубить клумбу, которую он так тщательно прополол.

Внезапно он понял, что выход абсолютно прост и даже изящен. Сюзанна Мейкпис не что иное, как сорняк. А если и ее сестры вдруг где-то заявят о себе, они тоже сорняки.

– Мистер Морли? Так как прикажете поступить с Сюзанной Мейкпис, сэр?

– Как бы ты ни поступил, Боб, это должно выглядеть как несчастный случай.

Боб, будучи знатоком своего дела, хватал все на лету. Он снова приосанился. Новое задание пришлось ему по душе. А мистер Морли хорошо платит за то, чтобы не пятнать кровью собственные руки.