Красавица и шпион

Глава 4

Кит успел забыть, каким был загородный дом Грантемов – летом он копил зной, зимой – холод. С наступлением ночи войти в спальню было все равно что сойти с корабля в какой-нибудь Вест-Индии. Но Кит научился не привередничать, в каких бы условиях ни приходилось спать. На военной службе спишь урывками, где придется, также как питаешься, и радуешься, если это вообще удается. Кит разделся и бросил одежду на стул. Заряженный пистолет положил на тумбочку в изголовье. От лежавшего на тарелке куска сыра отрезал ломтик и с аппетитом съел. Нож он тоже положил на тумбочку. На всякий случай хорошо иметь несколько видов оружия.

Кит откинул простыни, легкие и мягкие, как вечерний бриз, – единственные предметы роскоши, которые позволил себе захватить из Лондона, и лег.

Но прежде чем погасить свет, он, повинуясь импульсу, взял в руки этюдник и попытался соединить в единое целое историю, о которой повествовали рисунки. Судя по картинкам с красивыми домами и барышнями, художница вела приятную светскую жизнь. И вдруг как восклицательный знак – голый виконт!

Кит, усмехнувшись, отложил альбом, погасил лампу и закрыл глаза.

Когда он снова открыл их, в комнате было так же темно. Видимо, спал он совсем недолго. Но тишина вокруг стала несколько иной – словно в нее проникло нечто чужеродное. Затаив дыхание, Кит слегка приоткрыл веки, оглядел комнату и рядом со столом увидел темную тень.

Кит схватил нож, скатился с кровати и обхватил рукой незваного гостя сзади за шею.

– Только шевельнись – и захлебнешься кровью, – пробормотал он.

Незнакомец тщетно попытался высвободиться. Некоторое время мужчины топтались на месте, изо всех сил напрягаясь и тяжело дыша.

– Полегче, Грантем, – прохрипел наконец злоумышленник.

Кит слегка ослабил хватку.

– Джон, ты?

Молчание.

– Кит? – выдохнул Джон Карр.

– Да, – изумленно подтвердил Кит.

Снова – молчание.

– Ты что, голый? – В голосе Джона прозвучал ужас.

Фыркнув, Кит оттолкнул Джона Карра, схватил со стула панталоны, сунул в них ноги и зажег лампу у кровати. Друг детства стоял посреди комнаты, потирая шею.

– Джон Карр! Ты намекаешь, что от меня пахнет козлом?

Друг хрипло рассмеялся. Хрипло потому, что сильная рука, сжавшая его трахею, нанесла некоторый урон голосовым связкам.

– Бог мой, так ты теперь пират? Что это у тебя, абордажная сабля? «Только шевельнись и захлебнешься кровью!» – передразнил он Кита.

– Это всего лишь ножик для сыра, Джон. А ночь сегодня душная. Разве нельзя спать голым в собственной спальне? – Как видно, в Барнстабле нигде невозможно раздеться, не наткнувшись на соглядатая! – Как ты сюда вошел?

– В детской приоткрыто окно, а ты же знаешь, то дерево снаружи...

– Ну да. – Кит понимающе кивнул. Ему самому хорошо было известно все про «то дерево». В детстве Кит бессчетное число раз карабкался по нему вниз и вверх, покидая по своему усмотрению детскую и возвращаясь в нее, когда считалось, что он крепко спит, или когда его наказывали за какую-нибудь детскую провинность. Джон тоже без конца сновал вверх и вниз по тому дереву. Время от времени их заставали за этим занятием и снова наказывали, потому что отец Кита всегда опережал его на шаг. Сейчас оба они опять замолчали.

– Джон, но какого черта?.. – Кит взмахнул рукой, жестом завершая вопрос. Джон Карр одетый в сапоги, черные панталоны и черный сюртук, – без сомнения, чтобы легче сливаться с темнотой, – выдвинул стул и оседлал его.

– Тебя здесь не должно было быть.

Кит не удостоил эти слова ответом, и Джон начал снова:

– Я выполняю поручение.

– Выполняешь поручение? В моей спальне? В Барнстабле?

– Ну да.

Кит в упор уставился на друга. Джон всегда был хорош собой – высокий, тонкий, темноволосый, темноглазый. В его облике волшебным образом сочетались мужественность и утонченность – опасная смесь, наполнявшая сладким трепетом женские сердца.

Большинство мужчин, на которых Кит молча устремлял взгляд своих ясных голубых глаз, начинали бессвязно лепетать.

Однако сейчас Джон спокойно смотрел на него. Внезапно Кит почуял неладное.

– Пожалуй, тебе лучше рассказать.

Джон, решившись, склонил голову, и, когда снова тут же поднял ее, Киту решительно не понравилось осторожно-вежливое выражение его лица. Обычно они никогда не надевали друг перед другом свои шпионские маски.

– Расскажу лишь то, что могу.

– Меня в чем-то подозревают? – с недоверием спросил Кит. – Моему отцу это известно?

– С какой стати? Он что, всеведущ? – с вызовом спросил Джон. Отец самого Джона, барон, обожал садоводство и уж точно не являлся столпом британского общества.

– Ему нравится, когда о нем так думают, – миролюбиво произнес Кит.

Джон невольно усмехнулся.

– Ну хорошо, я тебе расскажу, что мне здесь понадобилось. Но должен попросить тебя никому это не пересказывать. Никому, в том числе отцу. Иначе мне устроят грандиозный разнос. Или что-нибудь похуже.

Кит нетерпеливо тряхнул головой.

– Ну говори, Джон.

– Это касается Морли...

Кит замер. Как ни странно, он нисколько не удивился. Он подошел к бюро, сдунул пыль с двух бокалов, заставив Джона хмыкнуть, и налил в них бренди. Один бокал подтолкнул к Джону.

– Продолжай.

– Мы перехватили письмо, адресованное Таддиусу Морли. Письмо от женщины, в котором она грозит ему: «Я расскажу все, что мне известно обо всех ваших делах...» если он не пошлет ей денег. В общем, леди его шантажирует. Необходимо ее разыскать, поскольку она, возможно, способна свидетельствовать, что Морли продавал французам информацию. Но до сих пор найти ее нам не удалось.

– Кому «нам», Джон? И какое это имеет отношение ко мне? Не считая моего, скажем так, «интереса» к Морли?

Джон с деланной небрежностью сомкнул пальцы вокруг бокала.

– Не могу тебе сказать, кто такие «мы». Женщину зовут Каролина Оллстон.

После стольких лет это имя прозвучало не так драматично, как свист выхваченной из ножен сабли, но и не вполне буднично. Кит увидел, как рука Джона непроизвольно потерла плечо, где до сих пор сохранился круглый шрам. Этот шрам оставила пуля, выпущенная из пистолета Кита, когда им обоим было по семнадцать лет. В память о Каролине.

– Все-таки, Джон, какое это имеет отношение ко мне?

Джон отхлебнул бренди и отчеканил:

– Тебе, Кит, она тоже отправила письмо.

Кит напрягся. Слова друга в немалой степени его изумили.

– Вот как? – переспросил он.

Джон быстро заговорил:

– В твой лондонский дом. Я его перехватил. В письме она просит тебя... – Он запнулся, кашлянул и договорил хрипло: – ...О помощи. Пишет, что ей грозит опасность, что она хочет с тобой встретиться. Письмо, видимо, должно было подготовить тебя к ее визиту.

О помощи! Каролина нуждается в помощи.

– Когда отправлено письмо?

– Неделю назад.

– И ты приехал в «Розы», чтобы...

– Она так и не появилась в твоем лондонском доме. А «Розы» – идеальное место, чтобы с ней увидеться или спрятать ее... – Джон глотнул бренди и поставил бокал. – ...Если бы ты решил это сделать.

Фитиль в лампе шипел и оплавлялся, и в неверном свете графин с бренди сумрачно поблескивал, тогда как лица обоих друзей оставались в тени.

– Я ее не видел и ничего о ней не слышал уже лет двадцать, Джон, – произнес наконец Кит как можно равнодушнее. – Я и думать о ней забыл. Ты мог бы просто спросить меня, а не шарить по моей спальне. Или по моему лондонскому дому.

– Я получил инструкции, Кит.

– От кого? – быстро спросил Кит. Скорее всего, ответа на вопрос не последует, но попробовать все равно стоило.

Джон покачал головой:

– Ты же понимаешь, я не могу сказать. И я не знал, что ты окажешься... то есть меня не предупредили, что ты здесь. Оставалась возможность, что она могла приехать сюда без твоего ведома, разыскивая тебя.

– Да, такая возможность оставалась, – произнес Кит в высшей степени неуверенно.

Джон, не ответив, лениво обвел глазами комнату. Он чувствовал себя здесь как дома. Кит сомневался, стоит ли рассказать ему про Джеймса Мейкписа. В душе все еще таилась обида на то, что ему в свое время не разрешили заняться проверкой Морли. Любопытно также, что сына проверяют, а его отцу об этом ничего не известно. Мысль о том, что Джон может разоблачить Морли до того, как ему самому представится такая возможность, просто бесила Кита. Презренный дух соперничества настоятельно велел помалкивать.

Но ведь это же Джон, друг детства, все равно что брат. А Кит считал себя патриотом. Если Морли действительно продавал секреты французам...

– Джон, тебе следует кое-что знать. Ты слышал, что убит Джеймс Мейкпис?

Джон хмуро кивнул.

– Так вот, пару недель назад Джеймс рассказал мне одну весьма странную историю, которую я тогда воспринял не слишком серьезно. Ее главным героем, скажем так, был Таддиус Морли.

Джон вскинул брови.

– И что дальше?

– Помнишь такого парламентария, Ричарда Локвуда? Его убили несколько лет назад.

– Кажется, это случилось как раз... – Джон помедлил, поскольку из них двоих всегда был более дипломатичен, – когда нас запихнули в военную академию.

– В тот год, когда я тебя подстрелил, – с откровенным злорадством уточнил Кит.

– В тот год, когда ты дал по мне промах, – разумеется, возразил Джон. Спорить на эту тему они могли бы до бесконечности.

Решившись, Кит рассказал Джону историю о Локвуде, Морли, христианских добродетелях и фантастическом месте, где якобы спрятаны обличающие Морли документы.

Джон задумчиво забарабанил пальцами по столу.

– А ты уверен, что Джеймс был трезв, когда рассказал тебе все это?

– А ты видел хоть когда-нибудь Джеймса пьяным?

– Ну а сам ты был трезвым, когда он тебе это рассказывал?

– Почему все считают, что я постоянно пьян? – раздраженно спросил Кит.

Джон криво улыбнулся.

– Потому что так оно и есть. Но как ты думаешь, почему Джеймс рассказал именно тебе? Под влиянием момента, или же он заранее собирался поговорить именно с тобой?

– Затрудняюсь сказать. Может быть, он решил, что ему грозит опасность. Может, изо всех его знакомых я один не махнул бы на это рукой, случись с ним что-нибудь.

Так весьма дипломатично он намекал, что следить за ним было большой ошибкой. Джон, к его чести, не стал фыркать.

– Ты ему поверил, Кит?

– На бред его история вовсе не смахивала, если ты это имеешь в виду.

– Считаешь, Каролина знает что-то об убийстве Локвуда? В письме она пишет еще: «...наши прошлые дела».

– Именно поэтому я и рассказал тебе сейчас историю Джеймса. Может быть, вся история звучит дико, но мне кажется, она как-то связана с Каролиной и с Морли. Видимо, это дело теперь поручат тебе...

Джон, черт бы его побрал, нагло улыбнулся – он прекрасно знал, как разочарован Кит невозможностью заняться этим загадочным делом.

– Ну, а что бы ты стал делать, Кит, если бы Джеймса не убили?

– Выудил бы у него остальные подробности, конечно. А скажи, почему ты вообще начал проверять Морли? – быстро спросил Кит.

– Прекрасная попытка. Но ты же знаешь, я не могу сказать.

Кит негромко выругался, а Джон расхохотался.

– Но ты нам очень помог. Не зря я полез в окно, хотя и староват для таких упражнений.

Кит криво улыбнулся. Бренди только согрело ему желудок, но мозг продолжал пребывать в боевой готовности.

– Помянем Джеймса. – Он поднял бокал.

– Да, помянем.

Они выпили, какое-то время каждый думал о своем.

– Кит, – неуверенно начал Джон, и Кит выжидательно посмотрел на него. – Ты ведь понимаешь, что, если Каролина помогала Морли переправлять информацию французам, она такая же изменница, как Морли. А теперь она пытается разыскать тебя.

Но Кит и сам пришел к этой мысли. Если сын лорда Уэстфолла будет уличен в сношениях с изменницей родины, произойдет ни больше, ни меньше политический катаклизм. И не одна жизнь окажется загубленной. В том числе и его собственная. И жизнь его отца в частности.

И есть, без сомнения, люди, которые весьма этому обрадуются. Интересно, кому – отцу или ему самому – тщательно готовят столь сокрушительное падение?

Кит небрежно откинулся на стуле, привычно сохраняя невозмутимый вид. Подложил ладони под голову и блаженно потянулся. Джону наверняка известно, что все это лишь спектакль, потому что Кит вел бы себя в подобных обстоятельствах точно так же.

Вместо того чтобы продолжить разговор, Кит подлил себе и Джону бренди, поднял бокал и кивнул другу.

– Так куда ты направился после того, как мы расстались тем вечером? Домой к леди Баррингтон?

Самодовольная улыбка Джона явилась тому подтверждением.

– Говоря точнее, к ней в постель.

– Поздравляю, – сказал Кит, и они снова чокнулись. Некоторое время Джон добивался расположения леди Баррингтон.

Джон допил бренди, звякнул бокалом о стол и кивком предложил Киту снова его наполнить.

– А ты сам-то что здесь делаешь? – спросил он так, словно эта мысль только-только его осенила. – Я не знал, что ты покинул Лондон.

– Да вот решил поработать над книгой.

– Над чем?

Довольно забавно объяснять людям значение слова «книга».

– Решил на некоторое время удалиться от лондонской суеты и заняться изучением флоры и фауны окрестностей Барнстабла.

Отвисшая челюсть Джона вознаградила его сполна. Кит даже позволил себе философски заметить:

– Видишь ли, Джон, природа – бесконечно увлекательная штука. А все эти убийства, разврат, жестокость...

Джон закрыл рот. Вид у него был не на шутку встревоженный.

– Но ведь ты профессиональный агент, Кит. И всегда любил Лондон. Не говорю уже о твоей графине...

Кит расхохотался и звонко шлепнул ладонью по столу. Джон обиженно насупился.

– Ну скажи мне наконец правду.

– Ладно, скажу. Отец отправил меня сюда и заставил писать книгу. Если я за месяц ее не закончу, мне грозит Египет.

– Так ты тут в ссылке? – догадался Джон.

– В каком-то смысле.

– Гм...

– Гм? – возмущенно повторил Кит. – Что ты хочешь этим сказать?

– В последнее время ты был не в себе, Кит.

– Не в себе? Как это понимать?

– Ты стал слишком много пить, – сказал Джон, и прозвучало это первым пунктом в длинном перечне. – Гораздо больше, чем в прежние времена. Нетерпим к людям. Преследуешь замужних графинь, что, по-моему, слишком сложный способ избежать брачных уз.

– Избежать брачных уз? – Только Джону Карру эти слова могли сойти с рук. – А ты сам-то?

– Я берегу себя.

– Для чего?

Джон с загадочной улыбкой некоторое время выдерживал негодующий взгляд Кита.

– Ну, может быть, мне в последнее время и впрямь стало немного скучновато, – пробормотал наконец Кит.

– Нам всем время от времени становится «немного скучновато». Но только ты со скуки мог назвать Чизолма идиотом!

Кит молча признал правоту друга. Для человека, который гордится своим самообладанием, его поведение в последнее время мало о нем свидетельствовало. Его беспокойный ум жаждал сложных задач, энергичное тело – активности. Ему требовалась цель. Он глубоко вздохнул и раздраженно выдохнул воздух. Да, в последнее время он не чувствовал себя счастливым. Джон поднял глаза к потолку.

– Думаю, в твое отсутствие графиня может почувствовать себя одинокой...

Кит зловеще рассмеялся.

– У тебя духу не хватит.

Впрочем, Кит не слишком беспокоился. Может быть, Джон и красавчик, но оба они хорошо знали, что Кит во всем и всегда из них двоих был первый – в стрельбе, в беге, в верховой езде, в плавании, в умении нравиться женщинам. Просто оставаясь самим собой – независимым и упрямым. Но может быть, потому, что он очень старался?

«Нет, – решил Кит бодро. – Я просто лучший».

Напряжение ослабло, и они дружески помолчали.

– Можешь на меня положиться, Джон, – сказал Кит. – Я ничего не скажу – ни отцу, ни кому другому.

– Знаю, – откликнулся Джон, чуть помедлив, и в его словах послышалась непонятная грусть. – А если услышишь что-то от Каролины...

– Сразу же сообщу тебе, Джон. А теперь раз ты допил бренди, то пожалуй, сам найдешь выход?

– Ты меня выпроваживаешь? – притворился рассерженным Джон Карр.

– Я хочу спать. Не забудь, кстати, заглянуть к матери, раз уж ты в Барнстабле, а то я непременно ей скажу, что ты был здесь и не удосужился ее навестить. Только сейчас выйди через дверь.

– Ну ты и скотина, – сквозь зубы процедил мрачно Джон.

Кит захохотал.

После ухода Джона Кит придвинул стул к столу, налил себе бренди, но, вспомнив слова Джона, выплеснул его обратно в графин. Подойдя к окну, уставился в темноту и задумался. Как здесь тихо. Еще пару ночей, и он станет различать звуки леса – крики птиц, беличий писк, стрекотание сверчков. Этот шум ни в чем не уступит оживленному лондонскому шуму. От ночной духоты тело покрылось испариной. Он машинально потер шею, по которой пробежала струйка пота.

Кит присел рядом с кроватью и вытащил сундучок, который хранил со времен детства. Откинув крышку, порылся в сокровищах далекого прошлого – камешки, кости, листья, книжки. Отодвинул свой первый пистолет и наконец достал письмо.

«Мне страшно жаль!» Вот и все, что было в нем сказано. Этот почерк он узнал бы из тысячи других. Два безумных года они обменивались записками. Прятали их в дупле дерева на опушке леса, там, где потом он разрядил пистолет в своего лучшего друга. У Каролины были нелады с правописанием, вспомнил он. Но «мне страшно жаль» она сумела написать без ошибок.

Он ясно вспомнил утро дуэли: хмурый рассвет, птичий трибунал, восседающий на голых ветках деревьев. Облачко пара, вылетевшее изо рта Джона и повисшее в воздухе, словно призрак слов, которые он только что произнес:

– Она этого не стоит, Кит!

Слова были одновременно язвительными и умоляющими.

Но она все-таки стоила этого. По крайней мере, для семнадцатилетнего подростка. Она разрешала Киту гладить свою обнаженную грудь, и ему иногда казалось, что это было самым главным переживанием всей его жизни.

И вот Кит, который всегда опережал в стрельбе, прицелился Джону в плечо...

После дуэли отцы немедленно отправили их в военную академию, где в отсутствие Каролины дружба и раненое плечо благополучно исцелились.

Письмо было послано из городка под названием Горриндж семнадцать лет назад, вскоре после дуэли с Джоном. Городок согласно легенде получил свое имя в честь поэта-герцога, который сошел с ума, безрезультатно подбирая рифму к слову «апельсин».

И вот теперь она попала в беду! Тут не было ничего удивительного – с Каролиной постоянно случались неприятности разного рода. Несчастья валились на нее одно за другим. Все в Барнстабле ее знали и не одобряли.

Но никого она не оставляла равнодушным.

Каролина исчезла в тут ночь, когда на рауте, устроенном отцом Кита, встретила Таддиуса Морли.

Зачем Кит берег это письмо? Наверное, как свидетельство своей победы. Если только такую женщину можно победить. И Джон, конечно, нашел бы письмо, если бы Кит не спал сегодня в этой комнате.

Раз у Джона есть от него секреты, то и Кит имеет на них право. В память о Каролине.