— Так о чем я? — говорит профессор Беркутов.
— О константе взаимодействия Ферми в эксперименте по упругому рассеянию антинейтрино на протонах, — отвечает Баклажан.
Они сидят за столиком на веранде. Солнце ярко светит над Гагрой.
Писатель Никанор Валерьянович Баклажан, приключенец и фантаст, беседует с профессором Беркутовым о проблемах слабых взаимодействий.
Весь стол завален у них схемами, расчетами, чертежами и формулами, на который стоит гриф «Совершенно секретно».
— Не забудьте о волновых функциях гармонического осциллятора поля, — говорит профессор. — Имейте также в виду пространственное описание квантового состояния нейтринного поля, лоренцово вращение, реперные компоненты лагранжиана и истинную тензорную плотность третьего ранга.
— А связано ли спинорное поле с существованием мелкозернистой топологии? — задумчиво спрашивает Баклажан и переходит к оценке возмущения нейтринного поля в вакуумном состоянии.
Вместо ответа Беркутов начинает торопливо писать на листе бумаги релятивистское волновое уравнение для нейтрино в искривленном пространстве в дираковской четырехкомпонентной форме и двухкомпонентной форме Паули-Ли-Янга.
Нюра, племянница Беркутова, сидит с ним и явно скучает. Она не отрывает взгляда от лица молодого человека за соседним столиком, хотя по его лицу видно, что он фарцовщик, алкоголик и наркоман.
Он сидит с человеком джентльменской наружности, который, наклонившись к нему, шепчет:
— Вы понимайт, о чем они говоряйт?.
— Да где нам, дядя Вася, — уныло бормочет фарцовщик по имени Серафим Полушкин. — Мы больше по части Христа продать. Иконки то есть…
— Христа продавайт, пока я вас не завербовайт! — яростно хрипит «дядя Вася». — Нам надо узнавайт, что происходит в нейтрино! Этого требовайт босс! Сделаем вот что, — от волнения он переходит на чистейший русский язык. — Вы подойдете к ним с одной стороны и постараетесь незаметно положить ноги на стол — в левой подошве у вас вмонтирован новейший микрофотоаппарат «Пи-пи-си». А я отвлеку их с другой стороны.
За третьим столиком сидят тоже двое. Один плотный, бритоголовый мужчина средних лет с умными усталыми глазами. Любой второгодник догадается, что его фамилия если не Пронин, то уж наверняка Быстров. А седина на висках наталкивает на мысль, что он уже не майор, а подполковник.
Второй — юный, широкоплечий, видимо, очень сильный, с густыми светлыми волосами, падающими на смуглое лицо, с прекрасными белыми зубами и ясными синими глазами. Он хмуро смотрит на Нюру, не отрывающую глаз от лица молодого христопродавца.
Тем временем Серафим Полушкин и его собеседник подходят к столику Беркутова и Баклажана с двух сторон.
В ту же секунду юноша с хрустом заламывает руки и ноги Полушкина за спину, а Быстров (Пронин) приставляет холодное дуло пистолета к спине «джентльмена» со словами:
— Руки вверх, Ланкастер!
Нюра, поняв свою ошибку, устремляет красивые глаза на юношу и застенчиво шепчет:
— Приходите сегодня к нам на танцы.
Лейтенант улыбается и от избытка чувств так ударяет Серафима Полушкина кулаком по шее, что у того внутри что-то трескается и он обмякает.
Когда шпионов уводят, Беркутов продолжает:
— Кстати, а является ли метрический континуум некоей магической средой, которая в одном случае, будучи искривленной, представляет гравитационное поле, в другом, будучи локально скрученной, — долгоживущие концентрации массы-энергии?
— Да! — говорит Баклажан. — Несомненно! — И со счастливой улыбкой откидывается на спинку кресла. Он знает теперь, о чем будет его следующая повестушка.