Поднялась Ангара, затоплять стало остров и деревню.
Да тут еще где-то ГЭС городить начали, Евтушенка туда из Америки приехал, в общем, пошло дело.
Вот-вот затопит!
Старик Богувдул мог только рычать и матюкаться. За та и любили его старухи: как загнет так и вспоминается молодость…
Старухи собирались за самоваром, жгли лучину, скырмыкали, жулькали, прукали и говорели, говорели:
— Опосле очередного, значитця, навроде лутше посередь.
— Однуё назадь утресь-то присбираться. А куды от ее?
— Да хоть туды! Куды держим.
— Издрябнем. Здря-я-а!
— Ниче! Скокова тутака тростить, ишо тамака надоть тепери вяклить…
— Опеть дожжик, то ли ишо чё?
— Ли чё ли?
— Хучь седни, сподоби, господи, остатний рад хочесь очураться!
— Дак ишо щас об етим самдели не как-нить, а покуль о им сраму отерпать…
— В грудях тошно…
Не разговоры — наслаждение! Кто понимает…
Но как ни бодрились любимые героини моих романов, пришло время отдавать богу душу.
Посреди острова очередь образовалась, приемный пункт в старой бане открыли. Бог на катере приплыл из Иркутска.
Отдали — и всем легче стало.
Дурноматом рычал Богувдул.
Ангара разливалась. Только рыба дохла от прозы и пессимизма.