Красная сирена

15

Каса-Асуль возвышалась над морем, подобно бело-голубой жемчужине, упавшей с небес на желто-оранжевую землю, подобно хрупкому драгоценному метеориту.

Ровно в пять тридцать Анита припарковала свой «опель» в тени древнего раскидистого кедра.

Вилла была жемчужиной колониального стиля. Она состояла из центральной части и двух крыльев, облицованных лазуритом. Дом стоял в огромном парке, засаженном кипарисами, кедрами и пробковым дубом. Каменная терраса возвышалась над пляжем. Великолепная гранитная лестница спускалась к морю, последние ступеньки были засыпаны белоснежным песком.

Вдалеке, на западе, пенные волны бились о скалы.

Чтобы попасть в парк, пришлось преодолеть крепостную стену через массивную чугунную решетку и пройти по извилистой аллее к роскошному подъезду. На вкопанном в землю щите яркими анилиновыми красками было написано: «Каса-Асуль, институт талассотерапии». Красное солнце над стилизованными синими волнами служило логотипом.

Каса-Асуль была построена в 1860 году богатой семьей англо-португальских судовладельцев. Позже, в начале века, после падения династии Алвейра-Андерсон, вилла долго пустовала, если не считать недолгого периода в тридцатых годах. В конце шестидесятых один голландский ювелир решил реставрировать дом, а в 1980 году его приобрела Ева Кристенсен и превратила в свою португальскую штаб-квартиру.

Каса-Асуль была заведением особого рода. В зимний период, когда деятельность комплекса приостанавливалась, сюда пускали туристов, он превращался в музей, в парке можно было выпить чаю.

Интерьер был одновременно спокойно-роскошным и кичливым.

Молодая женщина у стойки портье удивленно взглянула на Аниту, когда та попросила вызвать директора заведения.

Анита повторила вопрос:

— Могу я поговорить с директором? Служащая спохватилась:

— Я… мне очень жаль, но господина Ван Эйдерке сейчас нет на месте… Что вас интересует, мадам?

«Ван Эйдерке, — подумала Анита. — Голландец».

— Анита Ван Дайк. Полиция Амстердама… Я собираю сведения о бывших владельцах Каса-Асуль. Господин Тревис и госпожа Ева Кристенсен. Когда я смогу встретиться с господином Ван Эйдерке?

— О, очень нескоро, мадам. Он в деловой командировке в Южной Америке… Если хотите, я вызову господина Олбейдо. Он новый заместитель директора… Возможно, он будет вам полезен?

Новый?

Анита невольно вздохнула:

— Давно он здесь работает?

— С момента ухода на пенсию господина Гонсалвеша, мадам, уже месяц.

— Так… нет, благодарю вас, не стоит. А где я могу найти господина Гонсалвеша?

— Боюсь, здесь вам опять не повезло. Он отправился с женой в круиз. В Индонезию. Они мечтали о таком путешествии много лет. Есть еще господин де Врис, помощник господина Ван Эйдерке, но он вернется из Севильи только завтра…

Анита с трудом подавила стон разочарования. «Скажите мне, — ей хотелось заорать так, чтобы хрустальная люстра разбилась вдребезги, — а горничная, она что, отправилась в космический полет к Сатурну?»

Взяв себя в руки, она прикрыла глаза и на секунду задержала дыхание.

— Ладно, — произнесла она, — хоть чашку чаю в парке еще можно выпить?

Сидя в парке, в сладостной прохладе эвкалипта, Анита постаралась и проанализировать, и систематизировать собранную за день информацию. Потом она вернулась в холл и спросила у портье, откуда можно позвонить за границу.

Женщина указала ей на телефонную кабину в глубине огромной комнаты с мраморным полом, заметив с милой улыбкой, что позвонить можно в любую часть света — лишь бы мелочи хватило.

Анита проверила содержимое своего кошелька и позвонила в Амстердам Петеру Спааку.

Он взял трубку после второго звонка:

— Спаак у аппарата…

— Привет, Петер, это Анита.

— Анита! Ну как там погодка в Фару?

— Великолепная, Петер, великолепная… Что, подобьем бабки?

Она опустила очередную монету.

— Давай… Кто начнет?

— Ты.

— Ладно, но я тебя разочарую. Со вчерашнего дня никаких новостей, разве что пленки из Барбады. На них действительно Чатарджампа, но это все. Ни одного свидетельского показания по поводу ее исчезновения. Мы блуждаем во мраке.

— А те типы из магазина — Кеслер, Маркенс?

— Тоже ничего. Мы даже не смогли разыскать их машину. Ни одной зацепки, ни черта!

— Твою мать!

— Вот-вот… Следующая монета.

— Ладно, — продолжил Петер, — у меня все-таки кое-что есть, но чуда не жди…

— Давай.

— Наш дорогой доктор Форстер — случай довольно интересный. Он окончил университет в Амстердаме, учился в Эссене, в Германии, потом в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Получив докторскую степень, преподавал в Голландии. В семидесятые годы допустил какой-то промах и был лишен лицензии.

— Что именно он сделал?

— Не знаем. Факультет, где он преподавал, замял дело. Один старик из отдела нравов кое-что припомнил. Форстер соблазнял красивых студенток — силой личности и особыми методами убеждения, весьма эффективными, вроде сеансов тантрической йоги с употреблением «стимулирующих напитков», понимаешь, о чем я?

Анита понимала.

— Продолжай.

— Вот, собственно, и все. Его не осудили, родители забрали жалобы, и Форстер скрылся на другом конце света, в Южной Африке.

В Южной Африке? Кажется, Кеслер тоже жил какое-то время в Южной Африке?

— Да, — продолжал Спаак, — Кеслер оттуда же. Я на расстоянии слышу, как ты скрипишь извилинами.

— Копай дальше, — оборвала шутку Анита. — Еще что-нибудь?

— Ничего… Только разные сведения о… как бы это назвать…

Следующая монета.

— Финансовая сторона дела, понимаешь? Я связался со своим старым приятелем из налоговой службы, и у нас состоялась весьма любопытная беседа… М-м… У тебя есть еще пара минут, это в двух словах не расскажешь?

Анита взвесила горстку мелочи в кармане.

— Вперед, Петер.

— Хорошо. Галактика Кристенсен — это тебе не шуточки. Напомню, что нам было известно. Итак: компания по производству рекламных роликов и видеоклипов здесь, в Нидерландах, с филиалами в Германии и Франции. Финансовая компания, зарегистрированная в Швейцарии. Фирма по оказанию услуг в области международной торговли, снова у нас — в Роттердаме, но со штаб-квартирой в Люксембурге. Есть еще фирма в Бельгии по импорту-экспорту электронного оборудования широкого потребления, хай-тек, видео и прочая фигня, а еще холдинговая компания, созданная — догадайся где? В Барбаде. К этому добавь инвестиционную группу в Юго-Восточной Азии, зарегистрированную в Гонконге.

— Неплохо для начала.

— Угу. Помимо всего этого Кристенсен входит в совет директоров трех или четырех других компаний, например: компания по капиталовложениям в Германии и фирмы по выпуску музыкальной продукции в Лондоне, а также в фирмы, доставшиеся Брюннеру по наследству. Я не стану упоминать десятки банковских счетов, открытых в разных странах мира.

— Скажи-ка, — у Аниты возникла неожиданная догадка, — она, случайно, не владеет какими-нибудь оздоровительными центрами или институтами талассотерапии здесь, в Португалии?

— Центры? Подожди, посмотрю в списке… Нет, ничего такого не вижу, но ты сейчас поймешь…

Пауза. Шелест перелистываемых страниц. Анита воспользовалась передышкой и опустила очередную монету.

— Анита? Вот что мне объяснил Купере. Многие из этих фирм, особенно финансовые компании, могут иметь долю в других предприятиях. Как русские матрешки. К тому же она вполне может пользоваться подставными лицами — те управляют ее компаниями. Настоящий лабиринт. Куперс показал мне, как швейцарская фирма владеет акциями многочисленных компаний во всем мире, и это не обычные пакеты акций. Завтра мы опять зароемся в это дело… Скажи, ты уверена по поводу этого центра талассотерапии?

— Пока не знаю… Петер, проверь, не мелькнет ли где-нибудь имя Ван Эйдерке?

— Ван Эйдерке, наш малыш-голландец? — Да. Он новый директор Каса-Асуль, бывшей виллы Кристенсен в Сагреше. Сейчас здесь центр талассо… не знаю, Петер, может, это ложный путь, но ничего серьезнее у меня пока нет. Следующая монета.

— Ван Эйдерке. Каса-Асуль. Я посмотрю. Еще что-нибудь?

Анита рассказала о своих дневных поисках, потратила еще две монеты и, пожелав Петеру удачи, повесила трубку.

Она четко осознавала, что расследует по-настоящему грязное дело.

Хьюго довольно быстро сообразил, что долина в верховьях Зезери — настоящая ловушка. Между Каштелу Бранку и Ковилья было слишком мало объездных путей, только на запад, а дальше — совсем плохо, к Сьерра-Эштрела до самой Гуарды.

Следовало как можно скорее съехать с этой дороги и найти другой путь, чтобы спокойно добраться до Фару. Крюк в пределах разумного.

Он выпил две таблетки амфетаминов. Оставалось одно — вернуться в Испанию. Объездными путями. Взглядом он искал пути к отступлению по лежавшей на сиденье карте. Хьюго хотел объехать Гуарду, крупный приграничный город, они там сегодня уже побывали, оба. Он нашел маленькую дорогу, которая вела от Белмонте к Сабугалю через безлесье с развалинами сторожевых башен, сохранившимися со времен испано-португальских военных стычек. Сабугаль находится на полпути к Испании. Лучше, чем ничего.

Необходимо было решить неотложные дела, в первую очередь — сменить номера. Он свернул на каменистую дорогу, уходившую направо от шоссе в сторону виноградников и оливковых деревьев. Там он занялся делом, говоря самому себе, что скоро станет экспертом в этом деле.

Вернувшись на дорогу, он вспомнил о второй проблеме: нужно срочно придать Алисе человеческий облик, помыть, сменить одежду, выкинуть линзы и вернуть волосам природный цвет.

Сабугаль, небольшой городок с населением в две тысячи человек, располагался на одном из холмов над долиной Коа. Хьюго увидел замок тринадцатого века на вершине, у подножия протекала маленькая речушка. Он нашел глинистую дорогу, ведшую вдоль реки, остановился на берегу, выключил мотор и обернулся к Алисе:

— Сначала отмоем тебя. Потом займемся ранами.

Он вышел из машины, пошел к багажнику за аптечкой, заметил, в какой напряженной позе сидит девочка, но списал это на ее эмоциональное состояние. Рядом с ней зверски убили двух человек.

— Придется все это сделать… Иначе мы не сможем ехать дальше — нас тут же поймают, понимаешь?

Она кивнула, но не сдвинулась с места. Он протянул ей руку:

— Давай, последний рывок…

Но она упорно отказывалась двигаться. Черт побери, какая муха ее укусила?! Внезапно его осенило. Придется принять во внимание, что Алиса Кристенсен — девочка из высшего голландского общества. Она так просто не разденется перед незнакомцем. Даже если он только что спас ей жизнь.

Особенно если этот незнакомец с такой холодной жестокостью расстрелял двоих людей. Ошеломленный Хьюго понял, что его поступок воздвиг между ними глухую стену. Для нее он перешел во вражеский стан! На сторону ее матери. Вписал свою страницу в Кровавую Книгу. Оказался убийцей.

Что-то взорвалось в его душе, словно разлетелась какая-то гниль. Сцепив зубы, чтобы скрыть эмоции, рвущиеся наружу, он бросил аптечку на сиденье и вернулся к багажнику. В чемодане нашел большое банное полотенце из тирольской гостиницы, черную водолазку и широкий армейский ремень из Боснии. Молча положил вещи рядом с Алисой. В полотенце был завернут кусок мыла, прихваченный из гостиничного номера. Тороп проверил сигареты в кармане и отправился прогуливаться на природе.

После операций в Центральной Боснии и Сараеве они вернулись в Сплит, в глубь хорватской территории. Маленькая гостиница была переполнена журналистами и походила скорее на крупный центр международного туризма, где собрались группы гуманитарной помощи, журналисты, военные и гражданские представители ООН, туристы. Среди них были чиновники посольств и государственные секретари по европейским делам. Однажды Хьюго пригласили на вечеринку, которую устраивал один местный чиновник. Людович, молодой хорватский бандит, принес несколько приглашений. Наверняка получил от какого-нибудь журналиста в обмен на фотографии или интервью. В запасе у Людовича была масса историй «корреспондентов» и «спецкоров» — конечно, если те были кредитоспособны.

В девять часов они втроем — Хьюго, Бешир и Людо — поднялись на пятнадцатый этаж гостиницы, где приглушенный шум голосов смешивался со звоном бокалов. На приглашениях было указано «вечерний туалет», так что Хьюго не оплошал: в чемодане, который он оставил в камере хранения гостиницы перед отъездом в Сараево, лежал и великолепный английский смокинг и лакированные туфли. Он поклялся себе надеть его и выпить шампанского после возвращения в Дубровник, а потом сжечь его на пляже, следуя ритуалу, смысл которого он и сам не понимал.

Беширу и Людо было гораздо сложнее подобрать одежду, но возможности хорвата оказались неограниченными, пусть даже Беширу костюм был маловат.

Охранник у входа в огромный конференц-зал окинул их зорким взглядом, изучил приглашения. Глядя на Бешира, он недоуменно приподнял бровь, и тот широко улыбнулся в ответ в свои роскошные усы.

В свое время Бешир был полицейским в Сараеве. Как он говаривал, когда война закончится, они с Людо снова окажутся по разные стороны баррикад. А пока приходилось признать, что их тандем — лучший. С шайкой бандитов и группой безумных иностранцев, вроде Хьюго Торопа, они сколотили неплохую команду. Генерал Радко Младич знал это не понаслышке.

Для страны, ведущей войну, птифуры были просто великолепны. Правда, у посольств и всех этих чертовых международных организаций неисчерпаемые запасы ликеров и разных деликатесов. И они могут мгновенно доставить их в любую точку земного шара. Хьюго начал немедленно пожирать сладости и пить шампанское, ничуть не стесняясь.

Вечер, естественно, оказался скучным, и в какой-то момент они втроем подошли к небольшой группе людей, жарко обсуждавших что-то за столом.

Молодой англичанин. Французы. Французов было полно в Сплите. Особенно представителей государственных организаций, которые «покрывали» войну. А что же, в Сплите не было погребов, где распинали девочек.

Знание обоих языков позволило ему освоиться с франглийским эсперанто, на котором говорили в группе.

Он понял, что хорватское контрнаступление в Крайне являло собой угрозу переговорам по мирному процессу в Женеве. Хорваты не играли по правилам.

«Да уж, — думал Хьюго, — они отвергают правила, не согласны с разделением народа и никогда не согласятся признать сербские завоевания, пусть даже их благословило Международное командование миротворцев ООН».

Разговор перешел на давление европейцев, желающих немедленного вмешательства.

— Знаете, — говорил молодой английский функционер, — у нас многие тоже выступают за вторжение, Франция не одинока.

Великолепный университетский французский. Почти безукоризненное произношение.

— Разумеется, — отвечала молодая блондинка в дорогущем брючном костюме, — но именно у нас больше всего проблем из-за этого хренова воинствующего пафоса… Эти мне интеллектуалы… Кабинетные бунтари…

«Ну надо же, — подумал Хьюго, — воинствующий пафос…»

— Знаете, — вступил в разговор один из французов и тут же перешел на английский (более светский). — Нам придется пережить кучу протестов, демонстраций, требований, они постараются надавить на нас, заставить разработать операцию против сербов. Ничего, как говорится — собака лает, ветер носит… Мы продолжим работу по восстановлению мира.

«Черт возьми, „собака лает“, — думал Хьюго. — Неплохо сказано…»

— Вы правы, — вежливо отвечал по-французски англичанин. — Но вы не можете не согласиться, что если и сербы уйдут с переговоров в Женеве…

— Не уйдут, поверьте мне, — вступил в разговор третий собеседник. — Осталось только унять боснийцев и заставить их согласиться на разделение территорий…

— Вы, как и я, знаете, что они никогда на это не пойдут, — возражал с безнадежной убежденностью англичанин.

«Это точно!» — почти вслух произнес Хуго. Ситуацию взорвала блондинка:

— В конце концов они вынуждены будут внять голосу рассудка… страна залечит раны… разделеие территорий… поверьте, они согласятся… поверьте мне.

Рупор доброй воли… Глоток шампанского, на шее вздрогнуло жемчужное ожерелье.

— Простите, но… — Хьюго вмешался в разговор так непринужденно, как будто интересовался временем или адресом. — «Разделение территорий» — это что, эвфемизм? Замена слову «апартеид»?

Он произнес эти слова по-французски, без малейшего намека на какой-либо акцент. Десять округлившихся от изумления глаз уставились на него.

— Кто вы такой? — первой заговорила женщина, остальные молчали, опустив носы в бокалы с шампанским.

Хьюго залпом допил содержимое своего стакана, взглянул женщине прямо в глаза и ответил:

— Я? Я как раз один из патологических воинственных интеллектуалов, которые никогда больше не согласятся, чтобы шушуканья на конференциях заглушали вопли и стоны.

Женщина взглянула на него холодно, высокомерно, со скрытым гневом.

— Ясно, — буркнула она.

Четверо ее спутников тщетно пытались сконцентрироваться на своих птифурах. Англичанин пытался сделать глоток из пустого бокала.

Взгляд блондинки остановился на значке, который Хьюго всегда носил в петличке. Венок из лавра и роз, в его основании — земной шар, наверху — пустоглазый улыбающейся череп, который поддерживают с двух сторон два престарелых борца за мир образца Гражданской войны в США. Эмблема первой колонны «Колокола свободы» — «Отряда борцов за свободу». Сотня людей, похожих на него самого, десятеро из которых уже погибли, а дюжина других лежат в каком-нибудь заштатном госпитале.

— Я слышала о вас в посольстве, — продолжила разговор женщина. — Молодые бездельники, искатели приключений, срывающие все попытки добиться длительного мира…

— Ага, — съязвил Хьюго, — я уже недавно слышал где-то это слово — «мир»… на похоронах тридцати школьниц, в районе Травника, по-моему… Длительный, говорите?

И тем же небрежно-светским тоном спросил:

— А вы-то что здесь ловите?

Женщина медленно сделала глоток шампанского, глядя на Хьюго все с тем же ледяным спокойствием. Но теперь в глубине ее глаз плескался гнев.

— Нас, мой дорогой, — она обвела рукой троих своих коллег, — прислало сюда французское правительство… Ознакомительная миссия секретариата Европарламента. Господин Дэвис выполняет ту же работу для британского правительства… Мы стараемся разобраться в ситуации и представить как можно более полный и точный отчет…

— Тогда вам следовало бы отправиться в другое место…

Она собиралась возразить, но Хьюго не дал ей такой возможности, протянув свой стакан Беширу, который наполнил его до краев. (Он знал всего несколько слов по-французски и мало что мог понять в их диалоге, но почувствовал, что Хьюго необходимо «дозаправиться».)

— Так что же вы здесь изучаете? Женщина с трудом сглотнула, но голос ее прозвучал все так же уверенно:

— Лично я занимаюсь проблемой сексуального насилия. Необходимо составить точный отчет о систематической практике такого насилия в лагерях и оккупированных селах…

— Систематическом… — задумчиво произнес Хьюго. — Если это то, что случилось с Медихой Османович, тогда я понимаю.

— Медиха?.. Что вы хотите сказать? Кто такая Медиха Османович?

Она едва заметно напряглась.

— О, вы ее не знаете, — процедил Хьюго, между двумя глотками шампанского. — Девочка лет пятнадцати-шестнадцати. Я нес малышку на руках до машины «скорой помощи» после освобождения ее родной деревни. По мнению врачей, ее насиловали каждый день в течение целого месяца… Она выжила, как это ни странно… Несмотря на сотню скотов в мужском обличье… и приблизительно столько же псов…

Боковым зрением он следил за реакцией элегантной чиновницы и по исказившемуся лицу понял, что попал в болевую точку. Когда боснийский офицер упомянул собак, он тоже испытывал нечто такое…

Скрытое бешенство во взгляде женщины уступило место буре чувств — отвращению, жалости и — это точно — ненависти. Она взглянула на него с невероятным напряжением:

— Вы… вы просто грязный негодяй… — Даже хуже, — поддержал он разговор.

— Я знаю людей вашего сорта… — Голос блондинки звучал на повышенных тонах.

В уголках ее глаз он угадывал близкие слезы. Черт, неужели даже чиновников по европейским «делам» можно взволновать? Люди в зале начинали коситься на них.

— Да, знаю… — Она почти кричала. — Вы умеете только разрушать… да… да… вы любите убивать, вот так-то.

Ее слова упали в тишину зала с тем же звуком, с которым на дипломатическом обеде шлепается на белоснежную скатерть кусок камбалы под соусом тартар.

Хьюго поставил стакан рядом с собой на столик. Пора было смываться.

— Не думаю, что люблю это так сильно, как вы полагаете…

Он обошел ее, слегка задев рукой.

— Потому что иначе я бы с огромным удовольствием замочил всех вас…

Его последняя фраза прострелила гробовое молчание, царившее вокруг них, Хьюго шагнул к выходу. Бешир и Людович шли впереди него.

Лицо блондинки распадалось на части, четверо ее спутников явно мечтали оказаться за сотни километров от ресторана.

— Чтобы утешить вас, — Хьюго решил поставить жирную точку в разговоре, — признаюсь, что в какой-то момент эта мысль все-таки посетила мой мозг.

Заходя в лифт, он с удивлением понял, что сказал чистую правду.

Вернувшись к машине, Хьюго увидел, что Алиса уже умылась и переоделась. Старая одежда грудой валялась у ее ног. Драную спортивную сумку она поставила рядом на сиденье, сверху положила кошелек, фальшивый паспорт и еще кое-какую мелочь. Она словно проверяла размеры. Одежда была ей велика размера на два, бинты она смотала и убрала в аптечку.

— Я потеряла почти все деньги, когда падала… Хьюго окинул взглядом разложенные вещи: паспорт на месте, это главное.

— И я потеряла фотографию…

— Ты обработала раны? Девочка молча кивнула.

— Хорошо… но я только что понял, что забыл одну важную вещь: надо перекрасить волосы.

Он достал из бардачка обесцвечивающий шампунь.

Алиса безропотно позволила ему вымыть ей голову в реке. Хьюго методично лил ей на волосы обесцвечивающую жидкость, краска линяла быстро. Сине-черные пятна медленно уплывали вниз по реке. Естественная скандинавская блондинистость постепенно проступала в пене после каждой очередной попытки. Потом Хьюго проделал то же со своими волосами, и девочка улыбнулась ему, как сообщница.

Их действия — такие банальные и обычные, дали им передышку в экстраординарной ситуации.

Встав на ноги, Хьюго взглянул на свое отражение в воде: вытравленная шевелюра приобрела платиново-стальной отлив.

Он протянул Алисе полотенце, и девочка начала сушить волосы, стоя у кромки воды.

Он был смущен совершенно женской чувственностью движений — она старалась не спутать длинные золотистые пряди. Черт возьми… Слишком широкая одежда скрывала тело подростка, но через несколько лет она станет необыкновенно красивой женщиной.

«О-о-о нет», — подумал он. Отведя взгляд, Хьюго забросил на середину реки порванную одежду, потом медленно вернулся на берег.

— Выкинь линзы в воду, — велел он Алисе. Он все время спрашивал себя: «Старик, а ты сам-то, не того?»

Сев за руль и поставив кассету, Хьюго прогнал дурные мысли и терпеливо ждал, пока Алиса займет привычное место на заднем сиденье.

Солнце медленно заходило на западе, справа от них. Алиса шла к нему по берегу, окруженная золотым сияньем. Дверца открылась на вступлении к песне Луи Рида, что как нельзя лучше соответствовало моменту.

— Отлично! — подвел он итог, разворачиваясь на пыльной тропинке. — А теперь подыщем тебе более подходящую одежду.

От Сабугала к испанской границе вела проселочная дорога. Первым делом следовало купить шмотки.

Хьюго не без труда нашел магазин одежды на другом конце городка, прямо под стенами замка. Этот пережиток прошлого держала сухая как палка старуха. Специально для подростков ничего не было, но Хьюго откопал испанские джинсы, бледно-розовый свитер и серо-голубую парку — не слишком красивую, но она хоть не напоминала модель из каталога периода правления Салазара. Он попросил упаковать все покупки в пакет, расплатился дорожным чеком на имя Бертольда Цукора и помчался к машине, припаркованной в нескольких метрах от магазина на углу безлюдной улочки.

Теперь можно было ехать к границе.

— Переоденься прямо здесь, — через плечо бросил он Алисе на выезде из города.

Он сделал над собой усилие, чтобы не смотреть в зеркало.

Два часа спустя они выехали на шоссе № 630 в Испании.

Огромный красно-оранжевый шар солнца падал за горизонт.

Хьюго выпил очередной порошок и поехал прямо на юг, в сторону Севильи и Бадахоса.

Позвонив в Центральный комиссариат, Анита узнала, что инспектор Оливейра вернется в районе половины восьмого. Она сказала, что будет не позже восьми, попросила, чтобы он ее дождался, и помчалась в Фару.

Когда она добралась, еще не было восьми. Оливейра сидел в своем кабинете. Он вскочил и протянул ей руку поверх стола, заваленного папками с делами. Анита энергично встряхнула его ладонь, садясь в кресло.

— Здравствуйте, инспектор, как прошел день? Он ответил открытой и дружелюбной улыбкой. Анита кисло ухмыльнулась.

— Садитесь же, прошу вас, — продолжал Оли-вейра. — Расскажите…

Анита умостилась на сиденье с тяжким вздохом:

— Итак, я узнала кое-какие подробности о Тревисе, его корнях, окружении, жизни… Но ни на йоту не продвинулась в его поисках… понимаете?

Оливейра пробормотал что-то утешительное. Сцепив пальцы в замок под подбородком, он внимательно и сосредоточенно смотрел на Аниту:

— Что именно вы узнали?

— Судя по всему, он наркоман. Те местные типы, о которых вы давеча говорили, дилеры?

— Не все. Многие — да. Остальные — скорее связные сицилийской мафии… но все его встречи с этими людьми носили эпизодический характер — например, в ночных клубах, понимаете? Мы ничего против него не смогли найти. Ничего конкретного. Я даже не знал, что он употреблял…

— Он окончательно втянулся не здесь… Он жил в Барселоне, с женой и дочерью. Когда вернулся сюда, уже увяз по шею… Но в конце концов потихоньку выбрался… Он совершеннейший кремень…

Кстати, вы можете назвать мне тех в округе, кто напрямую замешан в торговле наркотиками?

— Да… я сохранил кое-какие документы…

Оливейра встал и подошел к огромному металлическому шкафу, выкрашенному в зеленый цвет, открыл дверцу, покопался в папках, вытащил коричневое увесистое досье и вернулся на свое место, листая на ходу страницы.

— Вот… Да, именно это… Торговцы порошком. Кокаин, героин. Много денег, шикарные машины. Тревис посещал те же модные ночные клубы в Испании и Португалии, возил их на своей яхте по Средиземному морю. Мы проверяли, не использует ли он корабль для транспортировки наркотиков, но ни одного доказательства не нашли. Когда родилась малышка, он бросил клубы, а вскоре вообще уехал из страны вместе со всей семьей… Вот, имена дилеров: Франко Эскобар, испанец из Севильи. Я знаю, что он погиб два года назад в самой заурядной автокатастрофе. Превышение скорости — передозировка кокаина, естественно. Так, дальше — Нуно Перейра. Мы его поимели и засадили на шесть лет в тюрьму. Остались Рикардо Альварес, Джулио-младший Пикоа и Тео Андропулос, по прозвищу Грек. Все по-прежнему в деле.

Оливейра говорил, как пожарный, перечисляющий очаги пожара, который предстоит затушить.

— Вы знаете, где их можно найти?

— В это время суток, конечно, нет, — ответил он, бросив взгляд на часы. — Они могут сидеть в любом ресторане на побережье, в любом казино на территории отсюда до Лиссабона или до Барселоны… Но…

Анита встрепенулась.

Оливейра полистал старую записную книжку, улыбнулся и схватился за телефон. Набрав номер, он прикрыл на всякий случай трубку рукой и объяснил:

— Один знакомый. Дилер, помогает мне. Трубка глухо трещала.

— Токио, это я, Васко… Нужно встретиться в обычном месте.

Пауза. Снова треск.

— Через полчаса, годится?

— Хорошо, хорошо, через час…

Он повесил трубку и закрыл книжку:

— Через час. Вы подождете меня в машине… У нас как раз есть время перекусить.

Анита приняла приглашение как дар небес. Во-первых, она хотела есть, во-вторых — с Оливейрой все идет как по маслу. Он всех здесь знает. Это его территория, его город, его страна. У него полезные связи, он знает планы преступников, умеет дернуть за нужную ниточку.

На этот раз они ели филе рыбы-меч в другом ресторанчике, где инспектор был завсегдатаем. Анита поняла, что Оливейра вывел ее в свет, потому что ему хотелось похвастаться в квартале.

Аниту удивила собственная снисходительность. Оливейра не хвастался, не выставлялся.

Просто «Привет, ребята, будьте повежливей с дамой», а не «Смотрите, какую штучку я привел сегодня». Все это улучшало вкус рыбы и вина.

Поели они быстро. В девять Оливейра взглянул на часы, давая понять, что пора двигаться.

Они сели в машину, выехали из города и через пятнадцать минут остановились рядом с огромным пляжем, на котором были понатыканы бело-голубые кабинки, блестевшие под луной.

Небо стало глубоко-синим — такой цвет появляется перед наступлением кромешной тьмы.

На противоположном конце пляжа стояла машина. Водитель, заметив их, проехал метров пятьдесят им навстречу и остановился. Фары мигнули три раза, потом погасли. Оливейра ответил тем же и открыл дверь.

— У меня всего десять минут, — сказал он, вдыхая ночную прохладу, и нырнул в темноту. Фонарь — единственный на пляже — освещал капот машины. Водитель вылез и направился к Оливейре.

Анита видела, как они разговаривают у каменного парапета над дюнами. Кончики горящих сигарет мелькали в воздухе, как светлячки. Вот оба бросили окурки на песок похожим жестом и разошлись в разные стороны — не пожав друг другу руки, не кивнув на прощанье. Оливейра подбежал к машине, открыл дверцу, сел, довольно ворча.

— Рикардо уехал на Лазурный Берег — казино, салоны красоты, он это любит. Где Джулио-младший, он не знает… но Грек… он здесь.

Инспектор вставил ключ в зажигание и завел мотор.

— Недалеко, между Фару и Эворой.

«Сеат» ехал на север по шоссе Н2. Анита догадалась, кого они собираются навестить.

Грек и Тревис познакомились в море. В отличие от других торговцев, Грек не был богат. Он продавал только травку, редко — кокаин, и то маленькими дозами. Зато ремонтировал двигатели скутеров. Оливейра методично сообщал ей подробности:

— Так они и познакомились… Он привел Грека в один испанский ночной клуб, куда наведывались остальные. Так он расширил дело, стал больше зарабатывать, но никогда не догонял ни Рикардо Альвареса, ни Нуно Перейру.

— Как будем действовать?

— Беспокоиться не о чем… Грек меня знает… Он ответит на все вопросы. Мы просто скажем ему чистую правду — что ищем Тревиса, что в его интересах сообщить нам все…

— Куда именно мы едем?

— В район Алентежу, к югу от Бежа. Несколько лет назад Грек купил небольшой участок и своими руками выстроил дом. Он пробудет там еще несколько дней…

Анита в который уже раз позавидовала Оливейре — осведомитель у него был действительно классный!

Они ехали по холмам к северу от Фару, по отрогам Сьерра-ду-Кальдейран. Путь был неблизкий — не меньше ста километров.

Они остановились у обочины, метрах в двухстах от погруженного в темноту дома. Стояло простое строение квадратной формы. На склоне холма с одной стороны к нему примыкали заросли олеандров, оливковых деревьев и неизвестных Аните экзотических кустов.

— Гаскинда сеньора Андропулоса, — произнес Оливейра, презрительно скривив рот.

Часы на приборной доске показывали без четверти одиннадцать. Прямо перед ними на горизонте тянулись изломанные вулканические массивы горных хребтов.

Полицейские одновременно вылезли из машины.

Дом окружала невысокая каменная ограда, Оливейра обратил внимание Аниты на большую зеленую машину, стоявшую позади дома:

— Он здесь…

Оливейра перепрыгнул через стенку, помог Аните преодолеть препятствие, и она бесшумно приземлилась рядом с ним.

Он с удивлением покачал головой, потом направился к двери и решительно позвонил. Резкий звук разнесся по всему дому. Анита встала за спиной инспектора, на всякий случай положив руку на рукоятку револьвера. Оливейра еще раз нажал на кнопку звонка, будя темный дом.

— Эй, Грек! — закричал он. — Это я, инспектор Оливейра, из Фару… Полиция! Открывай!

Он снова позвонил. Внутри была гробовая тишина. Анита шагнула назад — взглянуть, не зажегся ли свет в одном из окон. Нет, темно. Она решила обойти дом вокруг. Позади дома стоял «ниссан». Анита обогнула машину, увидела, что стеклянная Дверь в кухню приоткрыта, различила силуэт огромного холодильника. Она вошла, постучала три раза. В доме царил мрак. Анита направилась к полуоткрытой двери слева по коридору. Он заканчивался небольшой аркой, ведущей в гостиную. Из гостиной другая арка вела к входной двери с витражами из матового стекла, за которой виднелась тень Оливейры, орудовавшего с замком. Анита побежала, чтобы открыть ему дверь изнутри.

— Это я, Анита, — шепнула она, поворачивая ключ.

Оливейра любезно улыбнулся и вошел.

— Ну что? — тихо спросил он.

— Не знаю, в доме как будто никого, — ответила она. — Либо он страшный соня, либо сидит в подвале и не слышит.

По коридору они дошли до винтовой лестницы, ведшей на второй этане прямо через гостиную.

— Обыщите первый этаж, — прошептал Оливейра, — а я поднимусь туда.

Он вытащил оружие — французский пистолет «Манхурин-357». Анита достала свой тридцать второй калибр, вошла в комнату, огляделась, вышла в коридор, ведший, судя по всему, на кухню. Дверь оказалась справа. Анита неслышно подошла, толкнула ногой створку.

Комната была залита лунным светом. В односе-кундье Аниту охватила смертельная тоска: здесь царил ад.

Войдя, она не заметила, что все здесь перевернуто вверх дном. Кровь повсюду — на полу, стенах, холодильнике, даже на столе.

Источник — голое мертвое тело, привязанное к ножкам массивного деревенского стола. Человека пытали. Из огромной раны на шее стекала темная липкая жидкость. Гениталии изуродованы, истерзано все тело. По кухне разбросан мусор — грязные тарелки, бутылки из-под вина и пива, рваные пакеты. Дверцы шкафчика распахнуты, пакеты с рисом и макаронами выпотрошены, крупа рассыпана. На бортике раковины — остатки роскошного ужина.

Анита не сделала ничего, что могло бы нарушить картину хаоса, царившего на кухне, не зажгла свет, не ступила на заляпанный пол. Она полетела к лестнице, крича во все горло:

— Оливейра? И еще раз:

— Оливейра, я нашла его… вы слышите, Оливейра? Я нашла его, внизу…

Он что-то отвечал, поднимаясь к ней, стуча каблуками по лестнице.

Потом звучный бас загрохотал совсем рядом:

— Анита? Вы что-то сказали? Вы его нашли?.. Шаги на лестнице.

Фигура инспектора на повороте.

— Спускайтесь, это здесь.

Голос Аниты прозвучал слабее, чем ей самой хотелось.

Пятью минутами позже, когда Оливейра бежал к своей машине, кухня в задней части дома осветилась слабым желтым сиянием.

В комнатах лампы дневного света высветили жуткую отталкивающую картину.

Обезумевшие мертвые глаза смотрели в какую-то точку над желтоватым потолком. Лицо — вернее, то, что от него осталось, — было обезображено.

Анита обошла кухню, стараясь ни к чему не прикасаться.

Она с опаской приблизилась к развороченному во многих местах телу Грека. От трупа исходила чудовищная вонь. Анита прикоснулась к руке, чтобы определить температуру, и с удивлением поняла, что кожа еще теплая. Труп не успел окоченеть… Боже мой… Они разминулись с убийцами самое большое на полчаса.

Анита обошла вокруг стола: на полу и на тарелках валялись недокуренные косячки, виднелись и остатки кокаиновых дорожек.

В углу, между раковиной и стеной, у помойного ведра, полного мусора, она заметила открытый ящик. Он лежал на большом мокром полотенце.

Анита заглянула внутрь: остатки травки, пустые пластиковые пакетики, в некоторых — остатки белого порошка. Запасы Грека.

Его запытали до смерти, чтобы он выдал свой тайник. Анита толкнула ногтем ящик, закрывая его. К ручке было прикреплено проржавевшее кольцо. Ящик казался абсолютно непроницаемым.

Оливейра вызвал полицейских из Бежа, и оттуда немедленно прислали патруль, двух инспекторов из отдела убийств, «скорую помощь» и судмедэксперта.

Стоя в дверях, он молча обозревал сцену действия:

— Этот кончил еще хуже остальных…

Анита вышла на улицу — старый добрый «Кэмел» поможет ей хоть немного расслабиться.

Сама не зная почему, она заинтересовалась колодцем, который заметила в углу у ограды. Люк был открыт, цепь поднята. Она пошла к нему, двигаясь, как в замедленной съемке, глянула вниз, увидела цепь со ржавым крюком на конце. Да, здесь и был тайник Грека. Герметичный ящик, обернутый тканью и привязанный к цепи, хранился на дне колодца.

«Нет… это не работает… — думала она. — Никто не терпит смертных мук из-за наркотиков. Даже если в тайнике несколько килограммов… Из-за этого люди не умирают, как скоты».

Может, убийцы обкурились и просто решили слегка развлечься? Сегодня все может быть. Одновременно они пировали и оттягивались, мочась под себя и швыряясь отбросами.

НЕТ. Тоже не складывается. Больше в доме ничего не тронули. Все убрано, расставлено по своим местам, чисто, как будто туда никто не заходил. Не вяжется с поведением голодных наркоманов или дилеров из конкурирующей группировки — те перевернули бы вверх дном весь дом…

Да, странноватое впечатление производит этот островок ужаса и насилия внутри нетронутого дома.

Прибыл патруль. На пороге появился Оливейра. Полицейские быстро осмотрели дом и вышли покурить в ожидании инспекторов из Бежа.

Минут через двадцать послышался вой сирены — примчались люди из убойного отдела. Следом, в древнем раздолбанном «фиате», приехал шестидесятилетний эксперт доктор Пиньеро. Один из инспекторов сфотографировал кухню маленьким японским аппаратом со вспышкой.

Труп перенесли в «скорую помощь» под присмотром судмедэксперта. Явились два пожилых усталых эксперта и сняли отпечатки пальцев по всему дому. Потом они стали рыться в мусоре на кухне, сложили окурки и соломинки для нюхания кокаина в пластиковые пакеты. Они тоже сделали нужные им для работы снимки стареньким фотоаппаратом гадзеровского производства.

В соседней деревушке, до которой было не больше километра, в окнах некоторых домов начал зажигаться свет. Вой полицейских сирен разносился в горах, как крик ночных электрических птиц.

Оливейра взял Аниту за руку, прервав ее раздумья.

— Идемте, — сказал он, — нам здесь больше нечего делать…

— Не факт… — Она покачала головой. — Мне бы хотелось еще раз осмотреть второй этаж… Я буду очень осторожна, дождусь, пока не уйдут эксперты…

— Что вы хотите найти? Не думаю, что это как-то связано с вашим делом… У Грека забрали его загашник. Он поплатился жизнью за наркоту… Вот и все.

— Знаю, — отвечала Анита. — Они хотели, чтобы мы в это поверили… но мне все-таки кажется, что дело в Тревисе…

Оливейра удивленно поднял брови.

— Сегодня мне сообщили, что еще кто-то ищет Тревиса. И если мои подозрения подтвердятся, все детали сложатся в единую картину. Методы — крайняя жестокость и острый ум. Голову готова прозакладывать — вы найдете очень мало отпечатков! Даже на кухне…

— Думаете, тот или те, кто ищет англичанина, узнали о связи Грека и Тревиса? Что они встречались или…

— Возможно, Грек снабжал Тревиса, и они это узнали — уж не знаю как…

— Подождите-подождите… ничто на это не указывает, вы сами это понимаете… Может, это просто банда наркоманов, которые решили: есть пустой дом на отшибе, скупой Грек и полным-полно травки на крупную сумму…

— Ну да, — перебила его Анита, — все возможно, но тогда объясните, почему остальные комнаты не тронуты, а?

Оливейра готов был отвечать немедленно, но воздержался, решив подумать.

— Да, это действительно странно… Они не выходили из кухни?

— Нет, только достали из колодца ящик… У них не…

— Ящик, из колодца? С чего вы взяли, что он там был?

— Так… догадка… Ладно, смотрите: они сидят на кухне и выходят только за ящиком. Кто-то должен был им приказывать, командовать операцией.

— О чем вы? Кто-то… Но кто?

— Все было спланировано, причем профессионалами. Это вам не буйные наркоманы… Вы заметили — немного травки, чуточку кокаина… Только чтобы взбодриться… никаких шприцев… сожженных ложек и прочей наркоманской херни… И еще одна деталь…

— Да?

— Даже худший скряга на свете не смог бы долго сопротивляться таким пыткам… Но они ведь не остановились и после того, как…

— Еще бы — они же хотели оттянуться после «работы»!

— Вы правы, есть и другой вариант: сначала тайник, потом — главное задание: узнать, где скрывается Тревис.

— Но почему им было не начать с главного? Раз уж они за этим приехали?

— Не знаю… Чтобы сжечь все мосты. Скажите, а вы ничего особенного не заметили в комнатах? Ну, там, вещи не на месте, мебель сдвинута…

— Мне не хватило времени, чтобы все осмотреть… Ладно, хотите туда вернуться?

— Да, конечно, если вы не против.

— Не беспокойтесь, инспектор Ла Паз — мой старый приятель. Он даст нам взглянуть.

— Спасибо, — просто ответила Анита и пошла следом за Оливейрой в дом.