Глава 15

Хаим Венцлер был странный человек, но он пробудил во мне дорогие моему сердцу воспоминания детства и не показался таким негодяем, каким его изображал агент Крэкстон. Я решил, пока Крэкстон не знает, где находится Андре, заняться именно им. Я подозревал, что агент ФБР говорил мне далеко не всю правду. На авиазаводе произошло что-то серьезное. Невозможно было поверить, что он взялся избавить меня от налогового управления только ради какого-то профсоюзного организатора. Я должен был разузнать, где скрывается Андре. Это была моя козырная карта. Но задача предстояла нелегкая.

Крэкстон проявил недюжинную сообразительность, выбрав меня, потому что ФБР нечего было и нос совать в негритянские районы. В те времена цветные весьма неохотно сообщали белым что-то, хоть отдаленно похожее на правду А в ФБР работали одни белые.

Я имел еще одно преимущество – знал Андре и его компанию.

У Андре была подружка, у которой от него родился сын. Я знал, она живет где-то возле Флоренс и не работает. Андре очень гордился своим малышом, поэтому удрать с Линдой он, возможно, решил не только из-за того, что ее внимание польстило его мужскому самолюбию. Наверно он надеялся выманить у нее какое-то количество долларов для своего сынишки. А кроме того, были неприятности, связанные с авиазаводом "Чемпион" и его знакомством с Хаимом Венцлером.

Муж Линды, Уинтроп Хьюз, от Хуаниты ничего бы не добился.

Все это меня вполне устраивало.

На следующий день я заглянул в грязный домишко Хуаниты. Она прикидывалась, будто умеет обращаться с иголкой и ниткой и зарабатывает на жизнь шитьем, но я прекрасно знал – это неправда. И тем не менее принес с собой какую-то рвань и спросил, не может ли она ее починить.

– Лучше бы ты все это выбросил, – сказала она, посмотрев на свет мои дырявые штаны. Через дырки можно было видеть птичек, сидящих на телеграфных проводах. – Напрасный труд.

– Может быть, тебе не нужна работа?

– Нет, это не так.

– А можно подумать, что именно так. Я принес тебе свои рабочие штаны, и такая работа, гляжу, тебя нисколько не интересует.

Она съежилась под моим взглядом.

– Я просто хотела сказать, ты мог бы купить себе кое-что получше почти за те же деньги.

– Я сам решаю, как мне тратить свои деньги, – сказал я.

Она казалась такой маленькой рядом со мной. Маленькая женщина лет восемнадцати, с небольшими глазами и худыми ногами. Она не была красива, но глаза ее излучали свет любви. Многие женщины обретают этот взгляд, когда у них рождается первенец.

Андре-младшему было около четырнадцати месяцев. Он уже ходил и начинал проявлять характер.

Я принял от нее мальчика и прижал его к груди.

– Давай-ка пригляжу за ребенком, пока ты будешь штопать мои штаны, – по-отечески строго сказал я. Теперь-то я понимаю, что был вдвое старше ее.

Маленький Андре и я прекрасно провели время. Я позволил ему сначала походить по мне, а потом и поспать у меня на руках. Я даже подогрел его бутылочку с едой, попросив Хуаниту проверить, не слишком ли горяча. Сначала Хуанита робко мне улыбалась. Она сидела за кухонным столиком, зашивая мои штаны, а я расположился напротив нее на мягком стуле. Но она просто засияла, когда я сменил малышу штанишки, посадил его на столик рядом с ней и развлекал, как мог. Он даже не пикнул за все время.

Я продемонстрировал ей, что знаю, как смазывать ребенка кремом, чтоб у него не возникло опрелостей. Пока я втирал ему крем в попочку, Хуанита облизала свои серебряные губы и спросила:

– Ты не голоден, Изи?

И прежде чем я успел ответить, она продолжала:

– Я просто помираю с голоду.

Мне казалось, я делал все как нужно.

У Хуаниты не было близких родственников, и ей приходилось почти все время находиться неотступно при Андре-младшем. А всем известно, что лепечущий младенец способен довести до отчаяния человека с самыми крепкими нервами. Лучшее, что я мог сделать, это составить ей компанию, дать почувствовать, что рядом мужчина.

Я купил бифштексы, кукурузный хлеб, зелень и сам приготовил еду, потому что Хуанита, по сути дела, не умела и стряпать. После ужина она уложила Андре-младшего в картонный ящик на столе рядом с кушеткой и принялась стелить постель.

Потом Хуанита достала пузырек вазелина и показала мне, на что она способна. Ей было лет восемнадцать, и она не знала многого из того, что происходит в этом мире. Но Хуанита была воплощением любовной страсти и обладала способностью пробудить во мне ответное чувство.

Она затащила меня в постель, обвила руками и прошептала все; о чем мечтала с тех пор, как Андре-старший ее покинул.

Среди ночи ребенок заплакал, и Хуанита встала к нему. Потом она прошептала мне что-то, и я опустился на колени и молился на нее, как будто она была одновременно храмом и жрицей.

* * *

Я проснулся снова в четыре утра и даже не сразу понял, где нахожусь. Все нежные места моего тела ныли, и, когда я взглянул на спящую рядом женщину, нет, не женщину, а скорее девочку, меня охватило чувство, похожее на благоговейный ужас.

Занавески на окнах были сорваны. Свет уличного фонаря падал на личико спящего ребенка, он чмокал губами.

Я огляделся. Даже в темноте было заметно, какая вокруг грязь. Хуанита никогда не мыла ни полов, ни стен. Здесь было грязно до нее, такая же грязь сохранится и после.

Взглянув на ящички кухонного стола, я вспомнил, зачем сюда пришел.

В нижнем ящике под рулонами оберточной бумаги лежала пачка конвертов, стянутая широкой резиновой лентой. Почтовый штемпель, который почти нельзя было разглядеть в тусклом свете, был из Риверсайда. Имя и адрес Хуаниты написаны почерком ученика начальных классов средней школы. Я оторвал верхний левый угол одного конверта и задвинул ящик.

– Тебе что-нибудь нужно, Изи?

– Захотелось пить, но я не стал зажигать свет, опасаясь разбудить тебя, – пробормотал я, поднимаясь.

– Ты искал воду на полу?

– Ушиб палец, будь он проклят! – Я попытался изобразить досаду, чтобы она поверила.

– Стаканы в шкафчике у тебя над головой, милый. Дай мне тоже попить.

Когда я вернулся в постель, Хуанита протянула руку к пузырьку с вазелином.

– Я немного устал, малышка, – сказал я.

– Ничего, Изи, я тебя взбодрю.

Через несколько часов в комнату пробился солнечный свет. Хуанита сидела в изголовье постели. Вид у нее был такой, как будто она все поняла. Ребенок у нее на руках сосал свою бутылочку.

– Как давно исчез отец Андре? – спросил я.

– Слишком давно.

Я зажег сигарету и предложил ей.

– И ты ничего о нем не знаешь?

– Да нет. Он просто исчез, вот и все. – Она улыбнулась мне. – Не беспокойся, милый, он сюда не придет. Его нет в городе.

– А я думал, ты даже не знаешь, где он сейчас.

– Я слышала, он удрал.

– От кого?

– Просто удрал, вот и все, – сказала она, изобразив презрение на лице.

Я взял в руки ее ступню и поглаживал до тех пор, пока она не улыбнулась.

– Ты хочешь, чтобы он вернулся? – спросил я.

– Нет, – сказала она, но слова ее звучали неубедительно. Сначала она взглянула на ребенка, а потом дала мне понять, что хочет освободить свою ступню.

Я встал и надел брюки.

– Ты куда? – спросила Хуанита.

– Должен встретиться с Мофассом ровно в восемь.

* * *

Я отправился домой и вздремнул там пару часов, а потом поехал в Риверсайд.

В те времена Риверсайд был в основном сельским районом. Переулки и дорожные знаки там отсутствовали. Мне пришлось заехать на три заправочные станции прежде, чем я узнал, как добраться до Андре.

Мне пришлось торчать возле их дома до сумерек, прежде чем я увидел наконец уинтроповский "плимут" бирюзового цвета.

Линда была женщина крупная, крупнее, чем Этта-Мэй, и рыхлая телом, с чувственным лицом. Ее муж, Шейкер, он же Уинтроп, в свое время прельстился скорее всего золотистым цветом ее кожи. Весь облик Линды источал сладострастие и похотливость, а у бедного Андре был такой вид, что он того и гляди рухнет под тяжестью ее руки, обвивавшей его плечи. Выбившаяся из брюк рубашка развевалась на ветру, шнурок правого ботинка развязался и волочился по земле. У Андре было желтокожее лицо с глазами навыкате. Он был не толст, но в теле. Выглядел вполне добродушным, но всегда пребывал в некоем нервном напряжении; он мог трижды пожать вам руку за один вечер.

Я наблюдал, как они ковыляют по грязной дороге к дому. Линда пела, а Андре едва удерживался на ногах, поминутно рискуя сесть в грязь.

Я мог бы немедленно обнаружить свое присутствие, но мне важно было с ним поговорить. А для этого нужно было его как следует напугать, но сделать это должен был кто-то другой. Поэтому я вернулся в Лос-Анджелес, в один маленький, хорошо знакомый мне бар.

Загрузка...