Красное самоубийство

О чем писали и говорили

Выше, в этой же главе, уже цитировались воспоминания Яна Валтина «Из мрака ночи». Они впервые были изданы в 1941 году в США, книга тут же стала бестселлером, ее перевели на тридцать языков. У нас же ее издали только в 2000 году. Успех книги объясняется тем, что она является редкостным историческим документом, раскрывающим тайны кухни Коминтерна. Мне, например, другое аналогичное издание не попадалось. Немецкий коммунист, видный коминтерновец, он проходил специальное обучение у нас, в Ленинграде, в так называемом Коммунистическом университете. Вот несколько отрывков из книги Валтина.

«Центр этой большевистской академии находился во дворце, где когда-то размещалась Государственная дума. Огромные окна, мраморные колонны и лестницы, стенные гобелены и роскошные люстры – вся эта роскошь должна была убедить каждого в триумфе большевизма. Подумать только, от первых подпольных марксистских кружков до этого великолепия!..

В группы иностранных студентов включались и русские, готовившиеся для работы за рубежом. Это были тщательно отобранные молодые люди, каждый из которых владел, по крайней мере, одним иностранным языком. Программа была целиком посвящена проблемам классовой борьбы и революции в капиталистических странах. Чистая наука никого не интересовала. Все было подчинено революционной практике и тактике классовой борьбы. Революционные выступления прошлого и текущие события подвергались тщательному анализу – выявлялись ошибки и заблуждения, извлекались уроки на будущее. Кульминацией любой лекции было подтверждение ленинской идеи захвата власти путем вооруженного восстания и установления диктатуры пролетариата под руководством коммунистической партии.

В университете была специальная военная кафедра, на которой офицеры Красной Армии преподавали тактику уличных боев и стратегию гражданской войны. Имелось специальное отделение для изучения африканских проблем и региональных языков. И еще одно, особенно засекреченное отделение, где готовились кадры для зарубежных аппаратов ГПУ. Имелось несколько специальных групп, в которых русские девушки изучали иностранные языки. Их называли “активистками”, и они очень гордились этим титулом…

Большинство преподавателей были иностранцы, русские здесь составляли меньшинство… Иногда в университете выступали высокопоставленные деятели Коминтерна. Каждая лекция была coбытием. Это было похоже на массовые митинги, которые обычно проходили в большом зале, где раньше заседала Государственная дума. Наиболее значительной фигурой среди наших гостей, несомненно, был Осип Пятницкий, руководитель оргбюро Коминтерна. От него зависело, сколько денежных средств получит та иди иная зарубежная компартия. Он не стеснялся в своей критике иностранных коммунистов… Свою трехчасовую лекцию он закончил призывом: “Наше революционное Отечество, Советский Союз, находится в состоянии войны со всем капиталистическим миром. Только победа мировой революции может привести к окончанию этой войны». (Речь идет о зиме 1925/26 года – В. Н .)…

Специальная контрольная служба Коминтерна ни на мгновение не оставляла нас без внимания… Официальное наблюдение за студентами не ограничивалось детальным планированием графика наших занятий. Все наши разговоры, личные контакты, все, что мы читали, было в поле зрения ГПУ, которое имело своего информатора в каждой группе. Но мы, как убежденные коммунисты, видели в ГПУ лишь наших защитников. Мы были преданными друзьями Советского Союза, и нам нечего было скрывать…

Мы знали, что нас ожидало в будущем. Мы были молодежным отрядом мировой революции. Мы не ожидали милосердия и сами не собирались быть милосердными. Наша цель была – разрушение, полное и окончательное разрушение капиталистического уклада жизни, капиталистического государства, искоренение всех институтов, которые вырастали на основе принципов: моя земля, моя страна, мой завод, пароход, шахта или железная дорога!

Браки между молодыми профессиональными революционерами не поощрялись. Семейная жизнь плохо согласовывалась с бурной и иногда очень короткой жизнью профессионального революционера. Но мы не были монахами и затворниками. Мы, ребята и девушки, были молодыми, жизнерадостными, самой природой предназначенными для любви. Дебаты о достоинствах и недостатках “свободной любви” мы оставляли интеллигентам и загнивающим либералам. Мы были слишком целеустремленны и прямолинейны в своих отношениях, чтобы тратить время на флирт и ухаживания, которые были в моде у представителей “старого мира”. Мечты, грезы и прочая лирика считались недостойными революционера. Также недостойны были проявления ревности. Считалось недопустимым преследовать девушку, которая не склонна была отвечать взаимностью. Чувство “ложного” стыда было также недостойно революционера. Было в порядке вещей, когда наш студент, которому нравилась какая-то девушка, говорил ей напрямую: “Я хочу быть с тобой. Прошу стать моей подругой, пока это будет в интересах партии”. Если ответом была взаимность, то одной улыбки было достаточно для того, чтобы “формализовать” их отношения. Девушки могли на равных проявлять инициативу в этом вопросе и выбирать себе спутников. Нередко два или три молодых парня пользовались благосклонностью одной девушки, и никто не делал из этого секрета. Помещение клуба на первом этаже, где мы по вечерам играли в шахматы, танцевали и выпивали, к полуночи отдавалось в распоряжение любовников.

…Хозяева Кремля просто и мечтать не могли о лучших исполнителях своих грандиозных планов. Мы были целиком в плену призрачных идей и одновременно считали себя убежденными материалистами. Мы легко отмахивались от всех трудностей и бедствий, которые нас окружали, от человеческих трагедий, от милитаризма, который все больше охватывал все стороны жизни в Советском Союзе. Мы были глубоко убеждены в том, что идем вперед гигантскими шагами…»