Следующие несколько дней я читала и перечитывала книги о шептуньях, вспоминала предсказания «ветра» и практиковалась в их отправке самой себе. Несколько раз пыталась нашептать себе прошлой что-то новое, чего не слышала, но каждый раз что-то не давало. То никак не получалось «почувствовать» момент своего прошлого, то меня отвлекали, то внезапное головокружение непрозрачно намекало, что пора сделать перерыв. Тем не менее у меня появилось главное, как мне казалось: чувство силы, так я это назвала. Я все-таки научилась отличать, когда мой шепот высвобождает пока непонятную и не слишком впечатляющую энергию, а когда нет.
Примерно через неделю я пришла к выводу, что нужно двигаться дальше и пробовать новое. Мне все еще казалось не совсем правильным целенаправленно воздействовать магией на окружающих, пусть даже и для поднятия им настроения. Одно дело – помогать исцелиться или использовать шепот не совсем осознано (как делала мама), а зачаровывать почти друзей в учебных целях – это совсем другое.
Но тренироваться было нужно, и я искала способ сделать это с меньшими потерями. Тогда-то мне и попался на глаза Глен. Как всегда бледный и болезненный, с ядовитой ухмылочкой на губах и недовольным голосом. И я решила, что это меньшее из зол: нашептать ему более позитивное настроение и добродушное отношение ко мне. К тому же в случае с ним будет проще понять, увенчались ли мои попытки успехом.
В этот раз я подошла к задаче более осмотрительно, помня о том, что мне советовал Шелтер. Я пряталась в давно разведанных местах, подкарауливая лакея, проходящего мимо, и монотонно шептала несколько коротких фраз, стараясь искренне желать подружиться с вечным букой, изводившим меня с первого дня появления в доме генерала.
Поначалу казалось, что ничего не происходит. Глен даже не обращал внимания на мой шепот, хотя я была уверена, что мне удавалось выпустить силу. Возможно, не получалось направить, поэтому я для верности несколько раз зашептала для него шоколад, когда варила его для всех обитателей дома.
Через несколько дней что-то начало получаться. Глен стал останавливаться посреди коридора и оглядываться по сторонам, когда я шептала свои «заклинания», как будто что-то слышал или чувствовал. Он перестал меня задирать, и я все чаще видела его не столько хмурым, сколько задумчивым.
Наконец в один из дней, столкнувшись со мной перед завтраком, Глен улыбнулся и поприветствовал:
– Доброе утро, Мира.
– Доброе утро, Глен, – улыбнулась я в ответ, испытывая непривычное ощущение восторженного триумфа.
У меня получилось! Это работало. И это означало, что скоро я смогу стать полезной для Шелтера, смогу помочь ему. Тогда правление Магистра закончится и все, о чем мы мечтаем, сбудется.
Едва заметная улыбка на губах Глена погасла, он нахмурился и поспешно ушел прочь, и мне пришлось поумерить свою радость. Предстояло еще много работы.
Я пока точно не знала, какие именно мои возможности пригодятся Шелтеру. Как оказалось, шептуньи не в состоянии воздействовать на события в целом. То есть я не могла просто сесть и шептать: «Шелтер свергнет Магистра», как не могла своим шепотом уберечь кого бы то ни было от ранения, даже саму себя. Но в книге было описано еще немало полезного: внушение на расстоянии, отправка сообщений другим людям, лечение и самое пугающее – злонамеренное шептание. Другими словами: проклятие на болезнь или смерть.
От последнего я пока предпочитала держаться подальше. Дотянуться шепотом до кого-то, кто находится далеко, не могла: никак не получалось почувствовать другого человека, даже просто чтобы передать сообщение, не говоря уже о внушении.
Оставалось лечение, и снова мне на ум пришел Глен. Не сразу, но я вспомнила, как Галия обронила однажды, что он такой вредный из-за болезни. Мол, ему самому все время плохо, вот и хочется сделать плохо другим. Подробнее она тогда не рассказала, а я была не в том состоянии, чтобы расспрашивать: побег волновал меня куда больше. И вот теперь я решила расспросить ее о болезни Глена.
Однако Галия не смогла сообщить мне никаких дополнительных сведений. Она лишь знала, что Глен часто плохо себя чувствует и ни в одном другом доме не смог бы удержаться на своей работе.
Пришлось подловить Глена во дворе, куда он уходил курить в одиночестве. Период красивой осени уже подходил к концу. Почти все листья облетели с деревьев, солнце показывалось все реже, зато дожди шли почти каждый день, отчего на заднем дворе грязи было, как выражалась Галия, «по колено». Лавка, на которой Глен обычно сидел, промокала, несмотря на то, что стояла под козырьком крыши, поэтому теперь приходилось курить, привалившись плечом к столбу, державшему тот самый козырек.
Я вышла на улицу через минуту после Глена, держа в руках две чашки с горячим кофе с молоком.
– Вот, возьми, – я протянула одну кружку ему. – А то замерзнешь, пока травишься.
После секундного колебания Глен принял у меня чашку и сделал осторожный глоток. Его напряженное лицо расслабилось, вечно сведенные брови разошлись. Кофе, конечно, тоже был соответствующим образом «зашептан».
– Спасибо.
– На здоровье, – отозвалась я и пригубила свой напиток, кутаясь в теплую шаль. – Насколько я понимаю, оно тебе нужно.
Глен бросил на меня быстрый, острый взгляд, сразу отвернулся и поднес к губам сигарету.
– Разболтали уже, – проворчал он недовольно. – Ну давай, пожалей меня.
– Не буду, – возразила я, дернув плечом. – Ты меня не очень-то жалел, почему я тебя должна?
Он недоверчиво покосился в мою сторону, но заметив, что я улыбаюсь, понимающе хмыкнул.
– Это серьезно? – тихо поинтересовалась я, боясь его задеть и спугнуть.
Глен снова поднес к губам вонючую сигарету, глубоко затянулся и на выдохе коротко ответил:
– Это смертельно.
– Ох… – не удержалась я. – Мне очень жаль.
– Вот видишь, – ухмыльнулся он, посмотрев на меня с осуждением. – Поэтому я и не люблю, когда люди узнают.
– Неужели ничего нельзя сделать?
Он безразлично пожал плечами, переводя взгляд на тлеющий кончик сигареты.
– Врачи совсем не смогли мне помочь, даже понять, что со мной. Маги нашли причину, но не берутся лечить.
– Почему?!
– Они говорят, что мое тело само себя убивает. Мол, это часть меня, ядовитая и агрессивная, которая пожирает живое изнутри. Маги не берутся такое лечить, потому что боятся. Магическое врачевание завязано на обмен жизненной энергией. Они как бы… подключают свою к энергии пациента, усиливают ее и побеждают. Но лишь тогда, когда болезнь приходит извне. Ранения или посторонние организмы… А если болезнь породило тело, то подключаться к моей энергии без толку. Велик риск, что болезнь перейдет на мага через обмен энергией. Может быть, я что-то не так говорю, но примерно так мне все это объяснял магистр Этьен.
Под конец своей речи он попытался изобразить улыбку, но я не смогла ее вернуть.
– И сколько же они отводят тебе времени? – спросила напряженно.
– Год в лучшем случае. Мне повезло, что я попал к генералу Шелтеру. По крайней мере, не буду подыхать где-нибудь в доме скорби в нищете. Здесь работы мало, а платит генерал хорошо. И он обещал, что не выгонит меня, даже когда я совсем не смогу работать. Сказал, что ему не жалко давать мне кров и стол. Я сейчас работаю в основном на обезболивающие зелья и откладываю на них на будущее. А больше мне ничего не помогает.
Он махнул рукой, выбросил окурок и сделал глоток кофе, после чего снова покосился на меня.
– Вот такая история. Ты прости, что доставал тебя поначалу. Просто иногда такая злость берет… Что вы все останетесь и будете жить, даже старик Юнт, а я…
Он снова махнул рукой, тяжело сглатывая, спрятался за чашкой. И я сделала то же самое, не зная, что сказать в ответ. Мне было жаль Глена, и теперь все его приставания и шпильки казались такой ерундой. Очень хотелось ему помочь, но тот факт, что местные маги не взялись его лечить, пугал. Я ведь толком не знала, как действует мой шепот. Не получится ли так, что пытаясь вылечить его, я заболею сама? И не трусость ли это: даже не попытаться, боясь пострадать?
Еще пару дней я снова вдоль и поперек изучала книги о шептуньях в разделах лечебного воздействия, пытаясь понять, может ли быть опасной для меня попытка воздействовать на болезнь Глена. Но ничего так и не нашла. Ни один, ни другой автор не знали механизм работы магии шепота настолько глубоко. У них не было возможности изучить его, они оперировали лишь предположениями и аналогиями. Об обмене энергиями они тоже ничего не писали, поэтому сделать какие-либо выводы я не смогла.
После примерно сутки мучилась сомнениями, взвешивая «за» и «против», а потом решилась.
Я могла попробовать хотя бы готовить Глену зашептанную на исцеление еду. Все, что он будет есть или пить, готовить самостоятельно, отдельно. Когда я сказала о своем желании Галии, не углубляясь в причины, она удивилась, но спорить не стала. Подозреваю, Шелтер успел оставить какие-то распоряжения на мой счет, велев давать мне полную свободу действий.
Глену я, конечно, ничего не сказала. И готовила ему все то же самое, что Галия готовила для остальных, чтобы он ничего не заподозрил. Я не знала, хватит ли такого опосредованного воздействия, и не хотела давать ему ложных надежд.
Примерно неделю не было видно вообще никаких изменений, но потом я начала замечать, что Глен стал реже выглядеть больным. Исчезли бледность кожи и круги под глазами, чаще появлялась улыбка, а он сам повадился шутить, и к тому же смешно. Еще через несколько дней между делом признался, что в последнее время стал чувствовать себя лучше: боли почти исчезли, улучшились сон и настроение, ушла усталость.
– Мне говорили, что теоретически такое возможно, – тихо сказал он, как будто боялся спугнуть удачу. – Что только мое тело само и может победить болезнь, если окажется сильнее. Я не верил. Но теперь думаю: а вдруг?
Я только улыбнулась ему, сглатывая вставший в горле ком. Потому что чем лучше чувствовал себя Глен, тем хуже чувствовала себя я. Появились головокружения, слабость, тошнота. Сначала я надеялась на переутомление: я так подолгу читала свои книги, что не всегда хватало времени выспаться. Потом грешила на легкое отравление, но по мере того, как симптомы учащались и усугублялись, я понимала, что допустила огромную ошибку, когда полезла со своим лечением туда, где побоялись вмешиваться опытные маги. Но, наверное, я бы не смогла спокойно жить, зная, что не попыталась помочь.
Оставалось надеяться, что болезнь не убьет меня слишком быстро и мои способности успеют помочь Шелтеру. А может быть, мне даже удастся вылечиться самой. На всякий случай я теперь каждое утро и каждый вечер шептала себе, сколько было времени, желая сил и здоровья. Но симптомы не уходили. Быть может, стоило бросить все это, но хотелось довести лечение до конца.
Поэтому я продолжала. Скрывала от всех недомогание и продолжала зашептывать еду Глена. Пока в один из дней не начала терять сознание прямо у плиты. К счастью, Галия вовремя заметила это, успела подхватить и усадить меня на стул. Она тут же засуетилась, наливая мне холодной воды, причитая и зовя попеременно то Глена, то Морроу, чтобы кто-нибудь сбегал за одним из тех магов, что продолжали охранять особняк Шелтера.
Однако на ее зов явилась лишь встревоженная экономка. Сквозь звон в ушах я слышала, как она расспросила Галию о случившемся, а та в конце рассказа добавила, что ей уже давно не нравится мой бледный вид, и повторила:
– Надо бы ей мага позвать. Заболела наша девонька, кажется. Уложить ее надо.
– Не надо, сейчас пройдет, – отмахнулась я. – И мага не надо, он все равно не поможет.
Арра с шумом выдвинула из-за стола соседний стул и села, попыталась заглянуть мне в лицо.
– Мира, что происходит? Что с тобой?
Я бросила настороженный взгляд на Галию: она-то не была в курсе моих способностей, и говорить о них в ее присутствии мне не хотелось.
Арра верно поняла мой взгляд и обратилась к кухарке:
– Действительно, надо позвать мага. Вы сходите, а я присмотрю пока за Мирой.
Галия недовольно насупилась и, кажется, даже что-то проворчала, но я не разобрала. Вытерев руки о полотенце, она, слегка шаркая ногами и переваливаясь с боку на бок, поторопилась прочь, прекрасно понимая, что ее просто спровадили.
Когда звук ее шагов стих, Арра снова спросила:
– Так что происходит? Это как-то связано с твоим шептанием?
Я кивнула и потянулась к стакану холодной воды, который мне налили. Казалось, только это сейчас может удержать желудок на месте.
– Я просто хотела помочь Глену с его болезнью. Думала, если зашептывать еду, то мне ничего не будет…
– Тебе плохо из-за лечения Глена? – ужаснулась Арра.
– Думаю, да. Все началось после того, как я стала шептать ему на излечение. Он говорил, что варнайские маги отказались от него, опасаясь, что его болезнь перейдет на них. А я подумала, что зашептывание еды не причинит мне вреда, но, кажется, ошиблась. Теперь я, должно быть, больна тем же.
Арра выглядела так, словно была готова собственноручно свернуть лакею шею в надежде, что это откатит случившееся со мной. Она наверняка знала, что болезнь Глена смертельна. Вероятно, она переживала не столько за меня, сколько за то, как моя болезнь отразится на Шелтере.
Сделав несколько глубоких вдохов, она взяла себя в руки и попросила:
– Так, давай поточнее. Какие у тебя симптомы? Может быть, это просто совпадение. Или какое-нибудь… магическое истощение, Оллин рассказывал мне про такое.
Я послушно, ничего не утаивая, пересказала ей все случаи головокружения, тошноты, сонливости и усталости. В глубине души затеплилась надежда: вот про магическое истощение я совсем не подумала, потому что даже не знала, что такое существует.
Арра внимательно меня выслушала, помолчала несколько секунд, а потом задала всего один вопрос:
– А когда у тебя последний раз была кровь?
Вопрос заставил смутиться. Я как-то не привыкла обсуждать подобное вслух, но это ощущение быстро прошло, потому что я вдруг осознала, что крови давно не было. Изучение магии шепота и тренировки способностей так увлекли меня, что я совсем потеряла счет дням. Напрягла память и удивленно выдохнула:
– Еще до ранения генерала.
– О… – только и воскликнула Арра, и в этом коротком звуке мне послышались облегчение, удивление и даже немного радости. – Тогда я не думаю, что ты заболела из-за Глена. Полагаю, в твоем недомогании виноват Оллин.
Я посмотрела на нее со смесью недоверия и ужаса. Арра лишь улыбнулась и кивнула.
– Полагаю, ты беременна, Мира.