Красные пески

Глава 25

На этот раз у меня все получилось: не прошло и трех дней, как в газетах появились сдержанные сообщения о том, что Магистр планирует «поход отмщения». Было видно, что редакторы пока не понимают, стоит ли им преподносить это как свидетельство мощи Магистрата или как полного помешательства его главы. В столице решением Магистра были недовольны, потому что он собирался увести за собой не только всю оставшуюся армию, оставив лишь небольшие воинские части, что пребывали в основном на завоеванных территориях для поддержания порядка, но и Верхнюю ложу магов в полном составе. Кроме последнего принятого – то есть, Этьена – которого оставляли временным исполняющим обязанности главы Магистрата.

Все, как я нашептала.

Несколько дней господин Нейб ходил напряженный, но довольный. Он ждал того славного момента, когда Магистр с армией пересечет границу Красной Пустыни, и все боялся, что что-то или кто-то в последний момент его остановит. Ведь магистры Верхней ложи могли переубедить его или просто самостоятельно сместить с должности, лишь бы не отправляться с самоубийственной миссией в самое гиблое место континента. Или армия могла взбунтоваться.

Однако вера в величие и благоразумие Магистра оказалась сильнее опасений. Если кто-то их и испытывал, то сопротивляться его воли не посмел. Ни военные, ни гражданские, ни маги.

– Теперь я могу вернуться в Оринград? – спросила я Нейба, когда газеты сообщили о том, что армия Магистрата пересекла границу пустыни.

– Мира, ты так и не бросила эту затею? – всплеснула руками Арра. – Почему ты не хочешь остаться здесь? Разве тебе плохо в этом доме? Разве когда-нибудь тебе было здесь плохо?

Мне было больно видеть ее огорчение. Сначала она потеряла названного брата и своего покровителя, а теперь собиралась уехать я, но даже ради нее я не готова была остаться.

– Нет, это прекрасный дом, – честно ответила я, взяв ее за руки. – Но это его дом, Арра. Все, что я могу делать здесь, – это оплакивать его. А там у меня будет любимое дело.

– Но это же опасно, – возразила Арра, сжимая мои ладони. – Подожди хотя бы год, пока подрастет Алина. Господин Нейб, скажите ей!

Однако Нейб не торопился меня разубеждать. Он выглядел довольно отстраненно и равнодушно. Для него я выполнила свою роль, а потому, скорее всего, больше не представляла интереса.

– На самом деле, в Оринграде для Миры сейчас может быть даже безопаснее, – неожиданно для нас обеих возразил он. – Через пять дней, как условлено, начнутся волнения на завоеванных Шелтером территориях. Магистрат начнет разрывать на части, в столице пойдет новая волна недовольства. Если ситуация выйдет из-под контроля, Варнай все равно скатится в гражданскую войну. Но Оринград волнения не затронут. Шелтер еще год назад договорился с Сираном, что Оринград в любом случае останется территорией Магистрата. Там никакого восстания против угнетателей не будет, а местный варнайский гарнизон тоже не станет делать резких движений без прямого приказа. Шелтер оставил там капитана умеренных политических взглядов. Он ни во что не полезет, будет лишь стремиться сохранять порядок на вверенной ему территории.

– Почему Оллин так сделал? – удивилась я.

Нейб пожал плечами и вперил в меня свой проницательный, но сейчас абсолютно равнодушный взгляд.

– Очевидно, он предполагал, что однажды ты захочешь туда вернуться. По той или иной причине. И хотел иметь возможность контролировать эту территорию.

После такого заявления у Арры не осталось аргументов. К тому же Глен, как только узнал о том, что я уезжаю, изъявил желание меня сопровождать.

– Тебе наверняка понадобятся там мужские руки, – заявил он. – Я не только подносы таскать умею и приборы на столе раскладывать.

Я не ожидала такого предложения, а потому была несколько обескуражена им. Заметив мое смятение, Глен улыбнулся и подмигнул мне.

– Не бойся, Мира, я не претендую на место в твоей постели. Но для твоих узколобых соотечественников могу сыграть роль мужа, если понадобится. Тебе чуть меньше проблем будет.

– Зачем тебе это? – настороженно уточнила я, не понимая причин такой самоотверженности.

Глен слабо улыбнулся.

– Когда я был болен и слаб, генерал Шелтер взял меня в свой дом и дал возможность честно зарабатывать на жизнь, а не побираться как калеке. А потом ты исцелила меня… Не отнекивайся! Я не знаю, как ты это сделала, но знаю, что это была ты, я же не идиот. Помочь тебе сейчас – единственное, что я могу сделать, чтобы отплатить вам обоим. Потому что для самого генерала я уже ничего сделать не могу.

Как и всегда, когда кто-то вспоминал Оллина добрым словом, у меня перехватило горло, но в то же время радостно забилось сердце. Видеть человеческую благодарность всегда приятно. А видеть, что его продолжают любить и уважать, было для меня приятно вдвойне. Это словно объединяло нас, как адептов какого-нибудь местечкового культа.

Господин Нейб лично отвез нас в Оринград на повозке генерала Шелтера, нагруженной вещами так, словно я ехала в пустыню. Каждый раз, когда нас останавливали для проверки, у меня замирало сердце. Но военные смотрели на мои документы, а потом на документы Алины, и лица их менялись. Нас пропускали, а некоторые офицеры даже подносили руку к козырьку фуражки, как когда-то делал Шелтер.

Увидев впереди ворота города, я испытала странную смесь эмоций. Когда-то я мечтала вырваться отсюда, а теперь по собственному желанию ехала обратно, отчаянно пытаясь восстановить внутреннюю гармонию. Но даже когда мы оказались на знакомых узких кривых улочках, ощущения возвращения домой не возникло. Я лишь чувствовала, что сейчас это правильное место для меня. Сама не знаю почему.

Когда повозка остановилась напротив нашей шоколадницы, моя уверенность на мгновение пошатнулась. Еще в прошлый свой визит я заметила, что окна заколочены досками, но изнутри не было видно, что снаружи на этих досках где-то начерчено мелом, где-то нацарапано гвоздем, а где-то даже выведено краской: «шлюха», «дом шлюхи», «здесь жила шлюха» и все в таком роде. Сердце больно стукнулось о ребра. Как бы ни был Оринград далек от Варная, а слухи о том, что я оказалась наложницей в доме варнайского офицера, сюда дошли.

– Вот мерзавцы, – процедил Нейб, заглушив мотор.

– Я эти доски за пару часов отдеру и сожгу дотла, – пообещал Глен.

– Ты уверена, что хочешь остаться здесь? – игнорируя его, уточнил Нейб. – Еще не поздно вернуться.

– Вы же сами говорили: мне сейчас здесь безопаснее всего, – напомнила я.

– Это было до того, как я увидел твой родной город во всей его красе.

– Не волнуйтесь, господин Нейб, – ответила я с уверенностью, которой на самом деле не испытывала, – я справлюсь.

– Тогда давайте выгружаться, – вздохнул он.

На самом деле все наши вещи выгружал и перетаскивал в кафе Глен, а мы с Нейбом стояли у повозки. Я держала на руках Алину, которая сонно таращила глазки и судя по выражению лица находилась в процессе решения важного вопроса: заплакать ей или воздержаться. Я пыталась ее укачать, надеясь, что она еще немного подремлет, и мы успеем хотя бы немного обустроиться, прежде чем придется ее снова кормить и переодевать. Я делала вид, что не замечаю, как на нас таращатся редкие прохожие.

Нейб же нарочито равнодушно осматривал шоколадницу, поглядывал на окошки квартиры над ней, изучал малолюдную улицу. Когда Глен в очередной раз нырнул в кафе с тяжелой коробкой в руках, он уточнил:

– Ты ведь забрала то ожерелье, что Шелтер тебе подарил?

Я кивнула. Конечно, я его забрала. Оно лежало в специально сшитом мешочке из плотной ткани среди моих вещей вместе с птичкой-свистушкой. То немногое, что осталось мне на память об Оллине. Ожерелье, свистушка и кольцо, которое надела на палец, как только получила документы, подтверждающие, что я свободная гражданка Магистрата. Ничто из этого я не собиралась ни закладывать, ни продавать, как бы ни было тяжело.

– Хорошо, тогда возьми еще вот это.

Нейб протянул мне толстую пачку варнайских банкнот, свернутых цилиндром и стянутых лентой. Я испуганно замерла, поскольку и без пересчета становилось понятно, что сумма там внушительная.

– Бери-бери, это деньги Шелтера, не мои. Вам сейчас они пригодятся. Как только все успокоится, я пришлю еще, но на первое время должно хватить. Этой халупе нужен серьезный ремонт, а вам надо будет что-то есть, пока кафе не заработает снова.

– Спасибо, – поблагодарила я, пряча деньги в карман платья.

– Да не за что, я просто выполняю распоряжения своего нанимателя. Он еще после первого своего отпуска велел обеспечить тебя в случае его гибели.

Глен вернулся к повозке и забрал из нее последний чемодан с вещами, поэтому Нейб вздохнул и, поклонившись мне на прощание, залез обратно на сиденье возницы.

А меня вдруг болезненно ужалила совесть. За всеми своими переживаниями, за бесконечными попытками нашептать Магистру я совсем забыла о важном деле. Неблагодарная девчонка!

– Господин Нейб, – позвала я прежде, чем он успел захлопнуть дверцу.

– Да?

Я подошла ближе, чтобы не кричать, и поинтересовалась:

– Что вы думаете об Арре Холт?

– Я? – удивился он.

– Да. Я знаю, что ей Оллин не мог обеспечить свободу, поэтому завещал вам. Вы ведь не будете ее обижать, правда?

На его лице промелькнуло оскорбленное выражение.

– Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь? За варнайца? Я очень ее уважаю. Честно говоря… я думал предложить ей тот вариант с Замбиром, что Шелтер готовил для тебя, раз уж вам он не пригодился. Но если все получится, то он не понадобится. Рабство в Варнае будет отменено, и госпожа Холт будет вольна строить свою жизнь, где захочет. Шелтер просил меня обеспечить и ее.

– Она никуда не поедет, – заметила я, внимательно следя за выражением его лица. – Без вас она никуда не поедет. Вы все, что у нее осталось.

Возмущение на его лице сменилось сначала удивлением, а потом недоверием.

– Что за глупый вздор? – проворчал Нейб. – Какой резон ей оставаться рядом с угрюмым калекой вроде меня? Она молодая, красивая женщина. Немного свободы и личных денег – и она заживет новой жизнью, в которой мне не будет места.

Я покачала головой, с трудом сдерживая улыбку.

– Какие же вы, мужчины, порой бестолковые. Она покалечена сильнее вашего, господин Нейб. Ей нужны не свобода, не деньги и не новая жизнь. Ей нужны человеческое тепло, забота и любовь. И ей нужны вы.

Он только тихо фыркнул, пробормотав снова что-то вроде «глупый вздор», и захлопнул дверцу. Несколько секунд сидел неподвижно, потом все же бросил на меня быстрый взгляд сквозь стекло, как будто хотел что-то прочесть на моем лице. Прочел или нет, я не знаю, но следом взревел мотор, и повозка тронулась с места.

Я проводила ее взглядом и даже не заметила, как ко мне подошел Глен.

– Давай Алину мне, у тебя уже, наверное, руки свело ее держать, – предложил он.

Спорить не стала, передала ему дочку, которая все же снова задремала. Глен понес ее в дом, а я ненадолго задержалась посмотреть на море, поблескивающее в лучах заходящего солнца. Где-то внизу привычно шумел порт и кричали чайки, пахло соленой водой и летом.

За спиной раздался громкий лай. Я едва успела обернуться, как тут же мне на платье поставили две грязные лапы, отчаянно виляя хвостом.

– Бардак!

– Гав-гав!

Я не стала ни ругаться, ни огорчаться по поводу испачканной одежды, лишь потрепала бродячего пса по загривку.

Еще один круг замкнулся. И вот теперь я все-таки почувствовала себя дома.

Как и следовало ожидать, Оринград не принял меня с широко распростертыми объятиями. Первое время я почти ничего не замечала: слишком много дел. Все мое время оказалось поделено между наведением порядка в кафе и квартире и Алиной. В промежутках я едва успевала приготовить что-то для нас с Гленом, хотя чаще мы перебивались холодной едой, и поспать. Только теперь я по-настоящему оценила то, что приехала сюда не одна. Хотя Нейб оставил мне очень приличную сумму денег, нанять на нее работников или помощников я не смогла бы. Но это я поняла позже.

Пока шла работа, меня навещала лишь Анна, но это не вызывало у меня удивления: я и раньше не могла похвастаться большим количеством близких друзей, они были в основном у отца. Собутыльники. А то, что Бардак практически прописался у наших дверей и часто лаял на кого-то, воспринимала больше как спектакль с его стороны: теперь я кормила его регулярно и полагала, что он так демонстрирует свою полезность. Мне не приходило в голову, что он разгоняет мальчишек, пытающихся закидать каким-нибудь мусором мое крыльцом, пока один из них не изловчился и не выбил камнем стекло.

Стекло Глен заменил. Заново покрасил весь фасад, в том числе ставни. Починил дверь и вставил новый замок. Поправил мебель, какую можно было поправить. Выгреб и вынес невообразимое количество мусора, оставшееся после моего отца. Он делал еще много всего, даже не знаю, как я собиралась справиться без него.

За покупками мы ходили по очереди, но первое время я постоянно была уставшей и не выспавшейся, а потому почти не обращала внимания на окружающую реальность. Лишь когда дело дошло до покупки нового текстиля и посуды для кафе, заметила, что продавщицы в лавках косо смотрят на меня. Но я никогда не торговалась и покупала много, потому что твердо решила сменить все, раз есть деньги, и они не гнали меня: жадность побеждала предрассудки.

А вот когда я пришла к нашим прежним поставщикам, чтобы договориться о возобновлении закупок, выяснилось, что для кого-то мои деньги недостаточно хороши.

Стоун, у которого мы заказывали практически все, ограничился тем, что бегло взглянул на мой список и заявил, что у него все кончилось, хотя я прекрасно видела соответствующие мешки и банки. Когда я указала на это, он лишь пожал плечами и ответил, что все это уже заказано, просто он не успел доставить.

Арчер Вранак, специализирующийся на заморских товарах, оказался куда прямолинейнее.

– Как тебе вообще духу хватило явиться сюда, подстилка варнайская? – рявкнул он, едва я переступила порог его лавки. – Что, любовничек твой кровавый подох в Красной Пустыне, тебя и поперли со сладкого места, где всей работы – ноги раздвигай по команде? Пошла вон отсюда, шлюха. И лучше убирайся из города, пока тебя не спалили вместе с твоим притоном. Ни один уважающий себя оринградец не переступит его порог.

Даже не знаю, что меня выбило из колеи больше: оскорбления в мой адрес или то, как он говорил о Шелтере. Только ответить я не смогла. Просто не нашла слов, молча повернулась и ушла, думая лишь о том, как не расплакаться прямо там.

Получилось. Расплакалась я, переступив порог кафе. Или того, что им когда-то было, потому что кафе без еды не бывает.

Глен напоил меня мятным чаем, выслушал лаконичный рассказ и велел дать ему список и деньги.

– Они же все равно будут знать, что это для меня, – слабо возразила я.

Конечно, все уже знали, что Глен приехал со мной, хоть и не могли пока понять, кем он мне приходится. Полагаю, решили, что еще один мой любовник, что говорило не в мою пользу. О том, что мы живем в разных комнатах, никто, конечно, не знал.

– Я… справлюсь с ними сама.

Просто мне потребуется время: нашептать обоим мужчинам другую точку зрения, но этого я не стала говорить вслух. Все еще предпочитала не распространяться о своей силе.

– Уверен, что справишься, – кивнул Глен. – Но позволь мне сделать это для тебя.

Он ушел и вернулся уже полчаса спустя с двумя расписками, в которых и Стоун, и Вранак обещали в указанные сроки доставить согласованный перечень товаров. Не знаю, что Глен им сказал, но сработало это быстрее шепота.

Всего две недели спустя после моего возвращения в Оринград кафе-шоколадница снова открыла свои двери, соблазняя прохожих запахом свежей выпечки и горячего шоколада.

Однако Вранак оказался прав в своем предсказании: мне просто-напросто объявили бойкот. Утром ко мне не спешила прислуга из богатых домов, а ближе к полудню не заглядывали пожилые пары после прогулки. И уж, конечно, было глупо рассчитывать, что кто-то приведет невинных детей в дом варнайской шлюхи.

В первые четыре дня работы ко мне упрямо ходила только одна клиентка. Из прежних. В былые времена госпожа Киран заглядывала не чаще раза в неделю, потому что чашка горячего шоколада со свежей булочкой для ее кармана были настоящей роскошью.

Она была такой старенькой, что едва ходила, сгорбившись и опираясь на палку. Я и раньше всегда делала ей скидку и бесплатно угощала печеньем, если оно оставалось со вчера. В этот раз и вовсе не стала брать с нее денег, а когда она пришла и на третий день, насыпала ей с собой конфет.

– Все равно придется выбросить, – призналась с грустью, когда она попыталась отказаться.

Старушка вздохнула, взяла у меня кулек и похлопала по руке.

– Ничего, дочка, образуется все, – пообещала она. – Я еще к твоей матушке ходила, потому что вкуснее вашего шоколада нет ничего не свете. Мне кажется, я до сих пор скриплю только благодаря ему. Так что они сдадутся рано или поздно, потому что выпечкой твоей пахнет на всю улицу.

Я поблагодарила ее и, пока она ковыляла к двери, тихонько шептала ей вслед пожелания здоровья и счастья.

– Они просто хотят тебя выжить, – объяснила Анна, заглянув ко мне на следующий день. – Думают, что если никто не будет к тебе ходить, то ты прогоришь и уедешь. Мира, подумай, может быть, так будет лучше? Ты ведь можешь держать такое кафе где угодно.

Я могла, конечно, но хотела держать его именно здесь. Все эти дни я зашептывала и конфеты, и печенье, и слоеные завитки, пытаясь изменить для начала хотя бы отношение к себе. А потом я могла бы нашептывать что-то еще, чтобы люди в Оринграде брали от учения Тмара лучшее. Ведь оно проповедовало любовь, доброту, заботу, скромность, воздержанность и верность – ничего плохого, если задуматься. Мне хотелось напомнить об этом моим соотечественникам и изменить Оринград к лучшему. Уехать легко. Но Шелтер в свое время не уехал, не выбрал простой путь, не сбежал. Наверное, я хотела быть похожей на него. Насколько могла.

Но чтобы мой план сработал, люди должны были приходить ко мне и есть то, что я приготовила. А они этого делать не хотели. Даже когда я выходила на улицу и пыталась угощать прохожих бесплатно, они шарахались от меня, как от заразной.

К концу первой недели я была близка к отчаянию. Кроме всего прочего, заканчивались деньги, оставленные Нейбом, потому что на ремонт и обновление интерьера мы их не жалели. Да и Алине постоянно что-то требовалось. Но все равно я упрямо продолжала вставать рано утром, чтобы напечь к открытию свой обычный набор.

А где-то там далеко разваливался Варнайский Магистрат. Армия Магистра пропала вслед за армией генерала Шелтера, а на завоеванных территориях вспыхнули восстания. В Оринграде начали поговаривать о том, что скоро правление захватчиков будет сброшено, но как всегда, никто и не думал выступать против местного варнайского гарнизона самостоятельно. Все надеялись на Сиран. Но пока в отдельно взятом городе продолжали действовать законы Магистрата, я могла хотя бы спать спокойно, не боясь, что меня сожгут вместе с кафе. На это здесь просто ни у кого не хватит смелости.

Когда в то утро зазвонил колокольчик и открылась дверь, мое сердце на секунду замерло. Потому что я увидела, как в кафе входит высокий, темноволосы варнайский офицер. Пусть совсем ненадолго, но мне показалось, что это Шелтер, хотя этого не могло быть.

Но потом я поняла, что у мужчины и форма не совсем такая, и лицо совсем другое. Следом за ним вошли еще трое варнайцев, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы улыбнуться, приветливо поздороваться и поинтересоваться:

– Что желаете, господа?

– Говорят, у вас тут вкусно угощают, – улыбнулся темноволосый, что шел первым. – Горячим шоколадом, кажется, да?

Его спутники скептически оглядывали пустое кафе.

– Все верно, – кивнула я. – А еще есть булочки, печенье и конфеты. Что вам подать?

– А дайте нам немножко всего. И четыре горячих шоколада.

– Послаще или более терпкий? Более или менее густой?

– Терпкий и не очень густой, – решил мужчина за всех.

Я наложила на тарелки слоеных завитков, печенья и конфет, офицеры забрали это к себе на столики (им пришлось занять сразу два, за одним не поместились), а темноволосый остался стоять за прилавком, пока я готовила горячий шоколад.

– Сегодня у вас тихо, – заметил он с улыбкой, как бы между прочим.

Но я теперь хорошо знала такой взгляд: настороженный, изучающий. Он следил за моей реакцией и сказал это не просто так.

– Мы недавно открылись, – пожала я плечами. – Кафе долго простаивало. Клиенты пока не привыкли ходить к нам снова.

– Да, я слышал. Вы ведь Мирадора Торн, правильно?

– Мира, – поправила я. – А вы меня знаете?

– Я слышал о вас, – лаконично отозвался темноволосый. – Меня зовут капитан Астер Бонк, я комендант варнайского гарнизона, размещенного в Оринграде. К вашим услугам. Мы следим здесь за порядком и соблюдением законов Магистрата. Поэтому если будут проблемы, можете смело обращаться ко мне.

– Я запомню, – пообещала я, разливая шоколад по чашкам. – Но боюсь, что с моими проблемами вы помочь не можете.

Он вопросительно приподнял брови, и я с улыбкой пояснила:

– Не думаю, что в Магистрате есть закон, обязывающий его граждан ходить в шоколадницу.

За окном в тот момент как раз проходила пара местных женщин, которые замедлили шаг, увидев, что в шоколаднице кто-то есть. Но стоило Бонку повернуться и посмотреть на них, они моментально шарахнулись в сторону и поторопились пройти мимо.

– Понимаю, – кивнул он, доставая из кармана купюры. – Сколько с меня?

Мы рассчитались, и я помогла ему отнести за столики чашки с шоколадом. Приятели Бонка уже вовсю дегустировали выпечку, да и тарелка с конфетами успела полегчать.

Со второго этажа спустился Глен, который обычно присматривал за Алиной, пока я крутилась в кафе, и подменял меня внизу, когда ее надо было покормить или переодеть. Сейчас он с удивлением посмотрел на наших гостей, потом перевел вопросительный взгляд на меня. Я только пожала плечами и знаком дала понять, что все хорошо и мне не нужна помощь. Он кивнул и поднялся обратно.

Варнайцы съели и выпили все заказанное, в процессе заметно развеселившись и ударившись в воспоминания о сладостях и детстве. А перед тем, как уйти, капитан Бонк снова подошел к прилавку и попросил:

– А заверните мне оставшиеся у вас конфеты, булочки и печенье, – попросил он, снова доставая деньги.

Я замерла от удивления, а потом, догадавшись, что он просто хочет помочь мне, растеряно пробормотала:

– Вы не должны этого делать…

Бонк криво усмехнулся.

– Это вы так думаете. А у меня там сотня человек в казарме скучает. Сейчас эти придут, начнут рассказывать, как вкусно было, а другие завидовать. А потом ссоры, драки, поножовщина. Оно мне надо? Другим гостям свежее приготовите. Сколько за все?

Я понимала, что это всего лишь предлог, едва ли комендант обязан кормить весь гарнизон сладостями, но больше перечить не стала: не в том я была положении, чтобы отказываться от милости. Я принялась упаковывать все, что у меня было, и считать, сколько это будет стоить. Трое офицеров, сопровождавшие Бонка, забрали свертки, попрощались и вышли на улицу, а он сам задержался, чтобы расплатиться. Когда я уже дала ему сдачу, он вдруг сказал, пряча деньги в карман:

– Знаете, Мира, шесть лет назад в Замбире полковник Оллин Шелтер спас мне жизнь. Мне и еще пятнадцати бойцам. Прикрыл нас своей магией во время атаки. Поэтому не стесняйтесь просить о помощи, если она будет вам нужна. Вы можете на меня рассчитывать. И что-то мне подсказывает, что мои офицеры и солдаты в ближайшее время очень полюбят ваше кафе.

– Я буду рада и им, и вам, – кивнула я, чувствуя, как горло привычно сдавливает, а на сердце теплеет.

Капитан Бонк надел фуражку и поднес к козырьку кончики пальцев, салютуя мне.

С того дня варнайцы заглядывали ко мне ежедневно в несколько заходов, группами по два, три или четыре человека, не больше. Иногда в форме, иногда в гражданской одежде. Они приходили, пробовали разные варианты горячего шоколада, особенно любили слоеные завитки и почти всегда брали с собой небольшое количество конфет.

Проходящие мимо оринградцы все чаще замедляли шаг, заглядывая в окна. И наконец сдались.

Первыми вернулись посыльные из богатых домов. Им было проще всего: они люди подневольные, хозяин послал – надо идти за выпечкой, а их хозяева и вовсе съедали все дома за завтраком, ни перед кем не отчитываясь. Потом порог моего «притона» переступила первая пожилая пара, заметив сидящую за столиком у окна госпожу Киран.

Постепенно гостей стало больше. До прежних оборотов шоколаднице было, конечно, далеко, но на плаву мы теперь могли удержаться. К тому же волнения в Магистрате быстро улеглись, и господин Нейб прислал еще денег.

Этьен прочно занял кресло Магистра и строго придерживался плана Шелтера. Он собрал новую Верхнюю ложу и успокоил взбунтовавшиеся территории, вернув им свободу. Варнайцы, конечно, были не очень довольны этим, но на фоне грозившего им разорения восприняли это как меньшее из зол. Поскольку прежний Магистр так и не вернулся, Варнай сейчас оставался крайне уязвим, лишь возвращение всех военных частей с завоеванных территорий давало хоть какую-то защиту. Сокращение протяженности границ тоже способствовало безопасности, поэтому варнайцы возмущались не очень сильно. Вероятно, считали, что это временное отступление. А Этьен тем временем уже завел речь о полной отмене рабства на территории Варная, мотивируя это тем, что свободные люди и работают лучше, и живут дольше, и опорой для чужого вторжения стать не смогут.

А вот Оринград варнайский гарнизон покидать не торопился. Сиран же не торопился его отвоевывать, потому что Этьен предложил им просто пользоваться портом, как и раньше, а контроль города оставить за Магистратом. Сиранцев это полностью устроило: они никогда не претендовали на управление Оринградом и им всегда было плевать на то, по каким законам мы живем. Моим землякам пришлось смириться.

Лето перевалило за половину, стояла самая жаркая его пора. Я держала двери шоколадницы открытыми до тех пор, пока не сгущались сумерки и на небе не появлялись звезды. Вот и сегодня все медлила, не желая задергивать шторы, запирать замок и переворачивать табличку на двери, хотя последний гость ушел еще до шести.

Я вышла на крыльцо, подставила лицо ветру, закрывая глаза и прислушиваясь. Сегодня он снова дул с востока, со стороны Красной Пустыни, и я по старой привычке надеялась услышать в нем предсказание, хотя теперь знала, что сама их себе отправляла. Но может быть, будущей мне еще есть что сказать? Я не переставала на это надеяться.

Прошел месяц с моего возвращения в Оринград. Мне уже начинало казаться, что я отсюда никуда и не уезжала. Наверное, если бы не Алина – живое напоминание об Оллине Шелтере – мне бы постепенно удалось убедить себя, что он и весь последний год мне приснился. Но Алина была, она уже радостно улыбалась мне, когда я брала ее на руки, и в темных глазах я каждый раз видела отражение ее отца.

– Я заварил нам мятного чая, – раздался за моей спиной голос Глена.

А я и не услышала, как он вышел, видимо, слишком глубоко погрузилась в свои мысли. Протянутую чашку взяла с удовольствием, принюхалась к ароматному пару. Да, мятный чай – это то, что сейчас было нужно.

Глен отошел в сторонку и достал из кармана портсигар.

– Мне кажется, пора закрываться. Тебе нужно отдохнуть.

– Да я не устала. Работы ведь по-прежнему почти нет. По крайней мере, по сравнению с тем, что было раньше. Если бы не деньги, которые присылает господин Нейб, мы бы уже прогорели.

– Тогда хорошо, что он их присылает, – хмыкнул Глен. – И можно не надрываться. Мира, я понимаю, почему ты решила вернуться сюда и снова заняться этой работой. Когда есть, чем занять голову и руки, всегда немного легче. Но какой смысл держать кафе открытым допоздна? Лучше бы отдохнула, погуляла, с дочкой понянчилась…

– Ты считаешь, я уделяю ей мало внимания? – нахмурилась я.

– Нет, я совсем не про это. Ты бегаешь вверх-вниз как ошпаренная, но могла бы ведь просто закрывать дверь в шесть и все.

Я поднесла к губам чашку, как будто прячась за ней, но слова жгли язык, поэтому я не удержалась:

– Ты знаешь, как мы с Шелтером познакомились? Это было зимой. Я в тот день долго не закрывала кафе, хотя клиентов не было. Просто все ждала чего-то. Потом ко мне забежал Бардак, я попыталась его выгнать. И пока я с ним возилась, зазвонил колокольчик. Я вернулась в зал и увидела их. Морана и Шелтера. Они оба были такие молодые, красивые и чужие, но смотрела я только на Шелтера. Я еще не знала, кто он на самом деле, но уже глаз от него отвести не могла…

Я замолчала, побоявшись не справиться с голосом. Старалась не плакать при Глене лишний раз. Окончание рассказа повисло в воздухе, но он и сам понял, к чему я вела.

– Он не вернется, Мира, – слова прозвучали тихо, но уверенно.

– Я знаю, – на стала я спорить. – Но мне сейчас немножечко легче жить, представляя, как однажды снова звякнет колокольчик, еще один круг замкнется, и он войдет в эту дверь. Никто ведь не видел его мертвым. Они… исчезли. Потерялись. А вдруг найдутся? Я ведь могу позволить себе какое-то время надеяться и ждать. Там, в его доме, эта надежда практически умерла, но здесь… Здесь я ждала его восемь лет. Даже не зная, кем он будет и когда придет. Теперь я хотя бы знаю, кого жду.

Я хотела сказать что-то еще, но не смогла. Закрыла лицо рукой, пытаясь спрятать слезы, которые все же полились по щекам, и в ту же секунду из раскрытого окна над нами послышался плач Алины.

– Ну вот как она это делает, а? – сквозь слезы удивилась я. – Как маленький магический артефакт. Стоит мне заплакать, тут же повторяет за мной.

Глен выбросил сигарету и удержал меня, когда я попыталась войти в кафе.

– Я успокою ее, – пообещал он. – А ты сначала сама успокойся, а потом приходи к нам. Тебе просто надо иногда позволять себе выплакаться.

Я благодарно сжала его руку, и Глен скрылся за дверью. А я снова повернулась и подставила мокрое от слез лицо ветру.

– Оллин, если ты жив, – прошептала, отправляя сообщение в никуда, – пожалуйста, дай мне знать… Если он вернулся однажды, пожалуйста, скажи мне.

Второе сообщение было обращено ко мне будущей, хотя книги ничего не говорили о возможности отправлять послания в будущее.

Летний вечер ответил тишиной. Даже порт сейчас дремал.

Я вздохнула, снова вытерла лицо рукой, велела себе успокоиться. Пропихнула вставший в горле ком парой глотков чая. Пора было идти к дочери, поэтому я повернулась и шагнула к двери.

Где-то на окраине сознания успела промелькнуться мысль: «Странно, что Бардака нигде нет поблизости». А в следующее мгновение чья-то сильная рука перехватила меня поперек туловища, а другая прижала ко рту и носу тряпку, пропитанную каким-то резко пахнущим зельем. Я успела взбрыкнуть, услышать, как ударилась и зазвенела, разбиваясь о крыльцо, чашка, а потом все в одно мгновение погрузилось в темноту.