Красный Герцог

Глава 6.1 Рождение герцога (Испытание)

Несмотря на то, что Генриху пришлось покинуть свою сестру и оставить её на попечительство Эльвире, он отправился на третий этаж. В его голове крутились мысли о том, что самостоятельно справиться с бунтарями из Фюссена не выйдет. Подходя к лестнице, Генрих бросил взгляд вниз, обдумывая, что подземелье всё же меньше всего подходит для хранения ценностей, ибо там нет никакого надзора, — мало того, что само место находятся вдали от жилых помещений, так и спуск туда не быстрый. Хотя, это не ему решать — это был приказ лейтенанта Диди, ему виднее. Поднявшись на нужный этаж, офицер зашёл в кабинет, который ранее присмотрел для себя. Это было то самое помещение, что находилось между умывальней и комнатой доктора. При дневном свете кабинет был более красивым чем то, что ночью видел Генрих. Широкий деревянный стол, огромные шкафы с книгами и пустыми полками, декоративно сделанные стулья и воинственный глобус в золотой сфере. Такой вид заставлял сердце юноши трепетать, никогда он не видел столь прекрасного кабинета. По сравнению с ним, кабинет лейтенанта был просто жалок и смешон.

Подходя к столу, Генрих прикоснулся к нему, одним лишь прикосновением ощутив вековую старость. Усевшись на кресло, юноша чувствовал, что это помещение чересчур светлое. Ответом на эту загадку было то, что потолок кабинета был усеян стеклянными пластинами, что отражали входящий свет и равномерно распределяли его по комнате.

Чтобы не сталкиваться с ещё большими неприятностями и секретами, Генрих подумал попросить помощи. Открывая ящики в столе, Генрих начал искать что-нибудь, что поможет ему написать письмо для лейтенанта Диди, в котором он изложит свои мысли и просьбу. Ему, как минимум, нужны будут данные о жителях Фюссена и, по возможности, новая исправная машина. В одном из ящиков лежали различные документы, которые из себя представляли собрание личных дел бывших жителей этого замка, датируемые более века назад. Различные часы на цепях, перстни, украшения и старинные монеты попадались во внутренностях стола. Генрих перебирал дорогие аксессуары, пока не нашёл нечто, что своим видом приковало к себе взгляд. Кинжал. Изделие с золотой рукоятью и ножнами было инкрустировано множеством драгоценных камней. Лезвие его было сделано из чёрного материала с маленькой выгравированной надписью: «Коль в смерти я найду покой, всегда навеки ты со мной». Хоть само оружие и выглядело довольно острым, но на первый взгляд выглядело скорее, как антиквариат. Надпись на лезвии погружала в уныние и тоску.

Как долго бы гибель родителей не изводила их сына, он должен жить дальше, ради последнего, что осталось от его семьи. Продолжив поиски принадлежностей для письма, Генрих нашёл чистые листы бумаги. Несмотря на их скомканный и неприглядный вид, они были единственным материалом, на котором можно было вести записи. Перо и чернила были в столе — несмотря на долгое неиспользование, пишущие материалы оставались в хорошем состоянии и, помучившись в написании пером, юноша составил письмо для лейтенанта Диди, где смог грамотно изложить всю сложившуюся ситуацию.

Закончив с посланием, офицер поднялся с кресла. Он направился в столовую, где ожидал встретить ещё не покинувших замок водителей грузовиков. Быстрым шагом проносясь мимо комнат первого этажа, Генрих слышал радостные возгласы Анны из библиотеки, — так он понял, что с ней всё в порядке. Водители ещё не покинули замок, они как раз завершали свой завтрак и готовились к отправлению. Генрих вручил одному из них письмо с просьбой отдать лейтенанту Диди лично в руки. Согласившись со всей сложностью сложившейся ситуации, водители пообещали незамедлительно всё сделать, как положено. В качестве охранника, и будущего водителя, с ними отправился Франц, — Генрих прекрасно помнил, что именно он спас жизнь своему офицеру в опустошенном госпитале. Несмотря на то, что Генрих был единственным офицером, который находился со своими солдатами в дружеских отношениях, другие командующие были против этого, — отношение Генриха к подчинённым было выше профессиональных ещё в Керхёфе.

Все надеялись, что возвращение Франца произойдёт без последствий. Проводя взглядом уезжающий конвой, все разошлись по своим делам. Приказов никаких не поступало, поэтому остальные солдаты стали гулять по замку и разглядывать его. Вольфганг осознавал, что нужно что-то делать и подошёл к Генриху.

— Мы должны найти виновников нападения и избавиться от них.

— Знаю, но в деревне проживает не один человек, но нас есть только пара зацепок — тягач и пулевое ранение. — Генрих уже обдумывал различные планы и идеи, но пока ни к чему не пришел.

— Для начала достаточно, предлагаю спуститься в деревню и осмотреться.

Генрих согласился с предложением своего друга, но попросил дать ему немного времени. С момента ночной встречи с полным комплектом стальных доспехов, глаз Генриха ужасно болел. Он ныл на протяжении всего времени, распространяя эти неприятные ощущения по всей голове. Генрих не желал их терпеть дольше положенного, ибо в начале он надеялся, что всё пройдёт само по себе.

Юноша знал только одного человека, который может ему помочь с этой задачей и, отчасти, Генрих был рад скорой встречи с Эльвирой. Находясь рядом с доктором его сердце посещали ранее незамеченные чувства, которые были очень приятны. Путь юноши лежал в библиотеку, откуда ранее он слышал смех своей сестры.

Проходя по знакомым коридорам, Генрих видел своих солдат, что отдыхали и разглядывали окружение. Он решил их не тревожить раньше времени, — ему ещё предстоит пройти через очередную дезинфекцию, а потом всех солдат ждёт вылазка в деревню. Остановившись перед дверью в библиотеку, Генрих слышал активный разговор между Анной и Эльвирой, где они обсуждали книжки и сказки. Стоя, как вкопанный, он не знал, как ему стоит войти. «Нужно постучаться? Может, просто, открыть и войти? Надо ещё раз здороваться?» — проносились бешеным потоком мысли в голове Генриха, он начал нервничать, не понимая причину столь сильного дискомфорта.

Этот поток прекратился, когда дверь в библиотеку раскрылась, и за ней стояла Эльвира. Это была такая же неловкая и резкая сцена, как этим утром, когда они все случайно встретились в коридоре. Девушка, открыв дверь, была удивлена увидев офицера, она даже дёрнулась от удивления. Затем, посмотрела на Генриха, и её лицо озарила краска.

— Мой глаз… — шепотом сказал Генрих, отходя от стыда за испуг девушки.

Услышав это, Эльвира напряглась, одобрительно кивнула и, пробежав под рукой Генриха, умчалась к медицинскому кабинету. Возможно, не сами слова её шокировали, а интонация, с которой говорил юноша, некий странный полушепот, будто умирающий солдат просит последний стакан воды. Анна, увидев это, невинно улыбалась, пытаясь всеми силами изобразить радость на лице. События вчерашнего вечера повторялись: она опять не хотела оставаться одна. Генрих понимал чувства своей сестры, и не думал уходить, пока кто-нибудь не присмотрит за ней. Проходили минуты, доктор задержалась в своем кабинете, возможно, она ожидала пока пациент сам придёт. Всё это время, Анна и Генрих молча смотрели друг на друга, девочка отвлеклась от чтения книги, она увлечённо смотрела на своего брата. Жесткие чёрные штаны, длинный кожаный мундир, фуражка с орлом на тулье, и глазная повязка на левой стороне лица. В мыслях маленькой девочки её брат не выглядел, как рыцарь на белом коне, он скорее походил на главаря лесных бандитов. Только его голубой глаз с добрым взглядом менял всю картину. Лесные грабители бы никогда не смотрели такими добрыми глазами. Он был для неё добрым принцем в виде грозного бандита.

Сзади Генриха раздались звуки шагов, он надеялся, что пришла Эльвира. Он не оставит Анну снова в одиночестве, и, за ней будут присматривать. Для него было удивительно, что пришел Вольф, который, слегка оттолкнув своего друга в сторону, вошёл в библиотеку. Генрих сразу понял замысел Вольфганга и был очередной раз благодарен ему за помощь. Офицер развернулся в сторону медпункта и ушёл. Сзади него доносились голоса его друга и сестры.

— Анна, давай я тебе почитаю, — спокойно проговорил он, точно говоря с своей собственной сестрой.

— А ты умеешь? — удивлённо вскрикнула девочка.

— Как это, умею ли я?!

Такой неловкий разговор, что разносился эхом по ближайшему коридору, вызвал у Генрих лёгкий смешок. Для Анны было довольно грубо так говорить со старшим, но это было комично. К тому же, Генрих уже догадывался, что именно Вольфганг научил девочку различным колкостям. Оставалось только надеяться, что она не возьмёт в привычку что-то ещё.

Генрих вошёл в медицинский кабинет, где его ждала Эльвира. Она, возможно, не понимала всей ситуацией с Анной, не знала, что её нельзя оставлять в полном одиночестве, даже и представить не могла, насколько это маленькое и уязвимое создание. Было бы неправильным обвинять доктора в том, чего она не может знать, — она врач, не няня.

— Был с сестрой? — спросила Эльвира, когда её пациент сел рядом с ней на стул.

— Да, — твёрдо ответил Генрих. — Её тяжело оставлять одну. Ей тяжело быть одной.

Доктор, состроив слегка виноватое лицо, принялась убирать повязку с глаза офицера, обнажив недавнюю рану. Она обнаружила, что повреждённый глаз слегка покосился в другую сторону. Его, видимо, хотели повернуть, но он застрял в определённом положении, и повреждённый нерв не смог исправить такую ситуацию.

— Ты слишком сильно напряг глаза, и он застрял. Его можно удалить или вернуть обратно, но при втором варианте всё может повториться, — говорила Эльвира, смачивая проспиртованной ватой рану и проводя дезинфекцию.

Такое предложение для Генриха было неприятным, он не желал лишаться своего глаза окончательно. Возможно, его мысли были глупы и наивны, но где-то в глубине души жила крупица надежды, что он когда-нибудь вернёт себе зрение. Юноша был вынужден отказаться от удаления.

Эльвира принялась вручную возвращать смещённый глаз в правильное положение. Взявшись двумя пальцами за яблоко, она осторожно поворачивала его, чтобы он встал симметрично второму. Вся эта операция была очень болезненной для юноши — последние два дня этот глаз доставлял ему огромную кучу проблем, даже всплыла мысль согласиться на его удаление.

— Почему ты стала доктором? — спросил Генрих, пытаясь отвлечься от боли.

Несмотря на попытки быть спокойным во время операции, юноша кряхтел в неудачных попытках сдержать себя. Его руки сжимали брюки с такой силой, что пальцы периодически пощелкивали.

Доктор осторожно проводила свою операцию, не обращая внимание на вопросы и другие внешние раздражители. Она хотела выполнить всё идеально. По окончании смещения яблока, она облегченно выдохнула и облокотилась на спинку стула. Только тогда она решила ответить на вопрос, который прозвучал больше минуты назад.

— У меня была подруга с необычной болезнью — саркоидоз. Он коснулся позвоночника забирал у организма все силы, — она неделями лежала в кровати и не могла пошевелиться. Никто ей не мог помочь, и жили мы далеко от крупных городов. Ради неё я и пошла учиться на доктора. У неё не было нормального и весёлого детства, поэтому я бы хотела создать его для Анны. — Эльвира говорила тихо, не поддерживая зрительный контакт с Генрихом. Она направляла свой взгляд куда-то вдаль, словно видела в стенах картины из своего прошлого.

— Тебе удалось вылечить её?

— Нет… — ответила Эльвира более печальным тоном, чем вела весь рассказ ранее. — После трёх лет учёбы, я вернулась с надеждой помочь, но она уже была мертва.

Генрих прекрасно понимал детский страх Эльвиры, они оба жили в идентичных условиях вдали от посторонней помощи. Он был рад, что Анна никогда не встречала никаких серьёзных болезней. Поднимаясь со стула, он попросил своего доктора заботиться о его сестре. Он высказал ей своё доверие, и, она была благодарная за это.

Генрих вышел из кабинета и направился обратно к библиотеке, где Вольфганг читал для Анны книгу. Покинув библиотеку, юноши направились во двор; по пути они отвели девочку в медицинский кабинет, где она будет не одна. Встретившись с несколькими своими солдатами, Генрих взял их с собой, и все они отправились к деревне. В замке остались только два повара, что сейчас выступали в роли охранников для оставшихся жильцов.

Солнце находилось в зените и согревало солдат, что шли по асфальтированной дороге. До Фюссена им придётся идти почти час, в начале их пути солнце спокойно согревало их через чёрные и серые мундиры, потом оно начало печь, и их поход становился всё труднее. Спустившись с горы, группа проходила мимо места аварии, Вольфганг заметил, как весь пролитый бензин выгорел и на дороге остались лишь покрытые копотью куски металла. «Стоило попросить водителей нас подбросить» — подумал Генрих. С другой стороны, он должен был изучить дорогу до деревни и обратно. Для офицера было удивлением то, что от разбитых машины, где они остались, исходило несколько кровавых следов, когда должна быть только пара. Значит, раненый водитель трактора возвращался к месту аварии.

Спустя некоторое время они достигли деревни. Ещё на большом расстоянии до неё, они смогли увидеть вековое дерево, что стояло в центре населённого пункта. По прибытии, они сразу встретили местную старую женщину. Она не выглядела радостной при виде гостей и солдат, наоборот, в её глазах читался страх и удивление. На неё был натянут старый выцветший сарафан и наполовину порванные, стёртые лохмотья. «Идеальная одежда для работ в огороде» — подумал Генрих, он сам носил похожую одежду изо дня в день. Только то, что было не жалко испортить или потерять.

— Добрый день, уважаемая. Мы, ваши соседи из Норденхайна. Скажите, у вас никто из жителей не терял ценные вещи? — Генрих начал говорить не прямолинейно, пытаясь не выдавать свои мотивы, но всё же не имел понятия, как правильно подступиться к незнакомому человеку. Его вопрос звучал резко, инородно, враждебно.

Женщине не понравилось то, что к ним пришли гости, и их интерес к различного рода пропажам.

— Нет, — коротко ответила она и начала уходить по своим делам. Генриху не понравилась её попытка уйти от диалога, и он осторожно остановил старушку, схватив её за плечо.

— Недавно произошла авария с участием тягача. Полевая техника может быть только здесь. — Генрих начал терять терпение, — зайти исподтишка не получалось, пришлось действовать в лоб.

— Вся техника у нас, никто ничего не терял, — ответила она, смотря своими старыми глазами на высокого юношу.

Опять же, попытка всё сделать правильно ускользнула от Генриха. У трактора должно было быть место, где он стоял. Обдумывая дальнейшие события, позади офицера раздался голос. «Вы не будете против, если мы осмотримся?», — эти слова принадлежали Вольфу, который также был не рад полученным ответам.

— Нет! Это наши дома! Вы чужие, вам нельзя! — старушка почти сошла на крик. Она агрессивно выказывала своё недружелюбие.

— Успокойся, бабушка, если они не будут без разрешения входить в дома, то всё в порядке. Мы всё же гостеприимные люди! — раздался звонким басом голос выходящего из-за одной избы крепкого мужчины. Густая борода, рельефные мышцы что блестели от пота на солнце, лысая голова в старых шрамах. Настоящий, крепкий рабочий.

— Да, всё верно, — ответил ему Генрих, одобрительно кивнув.

Мужчина кивнул в ответ, и, подхватив старушку за плечо, отвёл её в дом. Генрих приказал всем осмотреть деревню, но не создавать проблем. Они искали только то, что им нужно: место, где мог стоять трактор и раненного человека.

Генрих гулял между старыми хижинами, иногда мельком смотря в окна на внутренний интерьер. Отделка помещений напоминала его собственный дом, только его старая изба была другой. Это место, где жил юноша до ухода из семьи, за всё время пропиталось некой энергией, что витала внутри. Она окружала каждый угол и каждую дощечку. Стоило только хоть на мгновение увидеть что-то из дома, Генрих сразу ощущал спокойствие и чувство безопасности. Но ничего схожего он не ощущал, смотря через грязные окна на внутреннее убранство. Всё, наоборот, выглядело ужасно враждебным и унылым.

Дома не отличались друг от друга: дряхлые, пахнущие плесенью, сыростью и навозом. Покосившиеся и уходящие в грунт строения оставляли желать лучшего. Изначально Генрих думал, что мог бы помочь жителям, теперь он не был в этом уверен. Если ничего не предпринять, деревенские будут жить, как кроты под землёй. В окнах виднелся классический интерьер: сшитые вручную шторы и наволочки, чугунная и деревянная посуда, подсвечники и печи. Обычный быт для тех, кто жил вдали от современных городов. Единственное чудо техники для них — машины. Единицы жителей находились в домах, готовили еду или пили чай. На огородах работало больше людей: они копали ямы, чинили ограждения, собирали урожай и сажали новые семена. Ничего в них не было враждебного и подозрительного, даже те люди, что поднимали взгляд на чужаков, только недовольно отворачивались, некоторые и вовсе прятали своих детей. Для местных, незнакомцы были самым плохим знаком.

Закончив свой осмотр и придя к выводу, что дела идут не очень хорошо, Генрих решил испытать удачу и поговорить с одним из местных. Это был худощавый мужчина, который мотыгой выравнивал грядки. Он не заметил гостя и на одном из замахов чуть не ударил офицера по голове.

— Кто вы?! — вскрикнул мужчина, когда заметил постороннего.

— Генрих Верлорен, ваш новый сосед. Скажите, пожалуйста, у вас всё в порядке, ничего странного или необычного не происходит? — Генрих попытался слегка изменить темы разговора, начав поиск нужной информации издалека, и стараясь делать это более вежливо.

— Единственная тут странность — вы, — мужчина слегка опешил от своего гостя, но не сказал ничего лишнего.

Генрих ощущал на себе тяжелый взгляд этого мужчины, который источал страх. Офицеру был знаком этот взгляд, и его он очень сильно раздражал. Он уже начал думать, что нужно ещё раз попробовать применить угрозу. В прошлый раз, когда он говорил с директрисой, это сильно помогло.

Их разговор прервал крик: «папа!», что донёсся из дома. Обернувшись, они оба увидели маленькую девочку, которая стояла в дверном косяке и вопросительно смотрела на своего отца и рядом стоящего человека. Короткое светло-желтое платьице, маленькие родинки на слегка пухлых щёчках, длинные волосы, хрупкое на вид тело. Генрих увидел в ней ровесницу Анны, может, даже чуточку старше. Её отец жестом загнал ребёнка в дом, а затем повернулся обратно к юноше.

— Нам не нужны проблемы! Пожалуйста, уйдите! — Мужчина продолжал говорить, слегка боясь своего гостя, теперь же его голос заметно дрожал, а голова неуклюже вжалась в плечи.

Недовольно и уставши выдохнув, Генрих покинул компанию местного фермера. Он решил вернуться обратно к месту, где вся группа солдат разошлась на поиски. Генрих понимал, что без бумаг о жителях у него нет никакой возможности добиться ответов, каждый с кем он встретился упирался и не шел на контакт. Он мог бы силой взять своё, и у него есть ресурсы для этого, но это не был его путь. Генрих не жестокий, он не хотел бы им быть.

Встреча произошла спустя час после общей разлуки, солдаты воссоединились на месте, где и расстались. Никто не добился никаких результатов, они ходили по огородам и вокруг домов, не было подозрительных людей или следов от тракторов. Единственные экземпляры техники работали в поле, и они были на самом видном месте.

— Бесполезно, мы должны вернуться потом, — сказал Генрих, собираясь уже покинуть недружелюбную деревню.

— Постой! — раздался голос одного из солдат, — здесь не все.

Генрих осмотрелся. Действительно, из шести солдат что сюда пришли, — считая самого офицера, — сейчас их было пятеро.

— Не хватает Августа, — заметил Вольфганг.

— Кто-нибудь видел куда он ушёл?

Каждый начал вспоминать момент разлуки, — времени прошло немного, но усталость и ужасная погода давали о себе знать. Мысли собирались крайне плохо, мешая сконцентрироваться на нужных воспоминаниях.

— Туда, — сказал Сиги, показывая пальцем в сторону одного из дальних домов. Он был таким же старым и покосившимся, как все остальные.

Генрих взял с собой своего верного друга, и вместе они направились в заданном положении. В голове не было никаких негативных мыслей; скорее всего, солдат просто чем-то увлёкся или занялся допросом деревенских. Офицер плохо знал Августа, только помнил то, что они вместе были в городском госпитале. Одним из воспоминаний было то, что именно этот солдат отправлялся в тёмный подвал на поиски пропавших товарищей.

Зайдя за угол деревянного строения, юноши начали звать своего потерявшегося товарища, называя его по имени и постепенно повышая голос. Не было никакой реакции на зов: ни движения, ни оклика. Будто Вольф и Генрих звали того, кого не существовало вовсе. Также звали пастухи своих овец, которые давно были разорваны голодными волками. Зайдя уже за само здание, им открылась вполне обычная картина, классическая для любой деревни: небольшой огород с большим количеством растительности и старый колодец. Сооружение для добычи грунтовых вод было запечатано, на вершине каменной горловины красовалась плотная деревянная заслонка — ручная работа из старых досок и ржавых гвоздей.

Людвиг всегда опасался того, что его семейный колодец может пересохнуть, и все останутся без воды. Ему была страшна мысль того, что семья будет нуждаться в жизненно необходимой влаге, ведь создание нового колодца — работа ужасно долгая и сложная. Генрих с отцом обсуждали этот момент много лет; Людвиг учил своего сына тому, что может произойти в будущем. «Надо быть готовым ко всему» — твердил он. Неисправный колодец они бы закопали. Отцу не нравилась идея иного использования для такого сооружения, это было опасным местом для детей. Снести стены и поставить люк, который для красоты прикроют землёй — идея ещё хуже, ведь доски сгниют и рано или поздно кто-то провалится под них.

Генрих решил подойти к колодцу. По дороге к сооружению он видел на земле несколько свежих следов. «Возможно местных или наших». Водное сооружение выглядело ужасно старым, ему можно было дать несколько десятков лет, если не век. Деревянный оголовок был гнилым и дряхлым, казалось, что легкого толчка хватит, чтобы его уронить. Камни, что являлись опорой и стеной, были поцарапаны и полностью покрылись мхом. У самого подножья этой структуры на небольшом клочке земли был замечен свежевскопанный участок с множеством следов. Пытаясь подойти ещё ближе, Генриха остановили. Справа от него раздался неряшливый кашель, который насильно выдавили из себя. Сурового вида мужчина сидел на корявой табуретке. Свисающая кожа с рук, большое количество морщин, мешки под глазами и седина на усах. Человек находился на пороге старости.

— Что вам надо у моего колодца? — хмурясь спросил он, сердитым взором смотря на Генриха. Такой же неприятный, сверлящий и ненавистный взгляд, что был и у старушки.

Генрих сразу же забыл об Августе, — его внимание привлёк загадочный колодец и его враждебный хозяин. Внутреннее чутьё говорило ему, что это всё не просто так. Он несколько секунд смотрел на следы у колодца и на закрытую горловину деревянной крышкой.

— Почему ваш колодец запечатан? — спросил Генрих. Вольф только вопросительно посмотрел на своего офицера, не представляя зачем он интересуется такой информацией.

— Высох. Колодец высох. Какая тебе разница? Не твоё дело! — ответил мужчина в тени, не скрывая своей раздражённости.

— Высохший колодец стоит снести — опасно оставлять его так. — Генриху была интересна причина таких поступков, больше для самого себя, чем для поиска солдата. Говоря о чём-то знакомом, он как будто спрашивал не только своими устами, но и устами отца. Сразу же в голове юноши появилась некая скользкая мысль, будто он уловил кого-то на лжи, а сам прекрасно знал истину.

— Вот и снеси, а мне трудно.

— Вы здесь не видели нашего солдата? Молодой, в таком же обмундировании, должен был проходить мимо. — В разговор вмешался Вольфганг. Он перебил двух говорящих о колодце людей, считая такой разговор пустым и бессмысленным.

— Не видел я никого. Работал я, и работал бы дальше, если бы вы не пришли сюда топтать мои грядки. — Мужчина начал активно ворчать, будто за минуту разговора он успел состариться на целый десяток лет. — А если твои щенки везде шастают и теряются, то это твои проблемы!

— Извините, я… — пытался объясниться Вольф.

— Да мне плевать кто ты, я же вижу, что ты главный у солдатов, — по глазам всё видно. Но знаешь, что? На моём участке, я сам себе даю приказы, — начал возражать фермер, не давая Вольфгангу возможности что-либо ответить.

Генриха удивляла странная нервозность мужчины по отношению к колодцу. С самого начала разговора его собеседник вёл себя слишком агрессивно и обеспокоенно. Свои истинные чувства он удачно прятал за злобой и раздраженностью старого человека.

— Вы не против, если мы посмотрим внутрь? — спросил у своего собеседника Генрих, пытаясь глубже углубляться в вопрос о загадочном колодце.

— Хе! Смотри, только ты ничего не увидишь, — сказал фермер без промедления. Он ожидал этот вопрос и ответил на него, наперёд продумав диалог, всё ещё идеально скрывая свои настоящие мысли.

Генрих сдвинул крышку с колодца и посмотрел внутрь него. Солнечный свет отражался от стенок и уходил вглубь сооружения. Несмотря на солнечный день, света было недостаточно: можно было увидеть не глубже пяти метров, а дальше оставалась только кромешная тьма. Ничего, кроме тьмы. Пытаясь всмотреться в ничто, Генрих ждал. Ждал. Если многие старания людей окупаются, то эта попытка нелепо разглядеть что-то на дне колодца с самого начала была бессмысленной. О чем бы все рядом стоящие люди не думали, на что бы не надеялся офицер, ничего не происходило.

— Смотри, не свались! — выкрикнул фермер, гуляя от одной стороны своего помещения к другой. Его походка была дерзкой и лёгкой, он будто глумился над гостями. Он демонстративно смеялся над нелепым видом и действиями юношей.

Для Генриха ничего не осталось. Он вернул обратно крышку на колодец и покинул территорию недружелюбного фермера. Юноши вернулись к месту встречи. Августа по-прежнему не было. Остальные солдаты не встречали его, никто из других жителей не видел его, — он просто исчез. Бесследно. Также исчезают детские мечты, когда малыши узнают, что фей и сатиров не существует, что их опасения о злых колдунах неправда, и служили только для управления непослушными детьми. Отряд уменьшился на двух людей за два дня. Ужасное событие. Это выводило Генриха из себя. Остальные солдаты были в смятении и напуганы. Никто не знал, что делать и думать.

— Мы должны найти его, действовать! Может, его держат в плену и пытают! Нельзя оставлять его здесь, да хоть всех перебьём! — После непродолжительного молчания, Руди высказался на счёт того, что происходит. Он был самым нервным, но всё же грамотно озвучил то, что было у всех на уму.

— Может и стоит. Генрих, Руди прав, нельзя спускать это. Они уже начали нас вылавливать по одиночке! — Вольфганг вступил в разговор, поддерживая напарника.

— Только скажи, — добавил Цейс.

— Приказывай, Генрих, — почти выпрашивал Сиги.

Генрих молча смотрел в глаза своих подчинённых. За месяца работы с отрядом, он взрастил в них доверие к себе, полное, беспрекословное подчинение, и в то же время фамильярное отношение, как к другу. Офицер действительно мог устроить допрос, изрядно превышая свои полномочия, но в то же время пытаясь сохранить уважение к себе и спасти потерявшегося человека. Однако, он всё ещё не знал, кто и где его враг, сколько их, сможет ли отряд вернуться в замок, целыми и невредимыми. Быть может, начнётся затяжной конфликт, в ходе которого останется один-два солдата, если и останутся. Исход может быть самым непредсказуемым, самым суровым, жестоким, непоправимым. Это был риск. Потерять одного бойца или всех?

— Генрих, поступай правильно, пожалуйста. — Вольфганг видел на лице своего друга всю тяжесть выбора, и опасался, что могут быть совершены ещё большие ошибки, чем банальное бездействие.

— Мы возвращаемся в Норденхайн. Нам ничего не известно о врагах, ничего не известно о нахождении Августа. В лучшем случае, он задержался и вскоре вернётся назад. В худшем… нам нужна поддержка, и, для этого стоит ждать Франца, вместе с машиной, распоряжениями и возможными припасами. — Генрих окинул взглядом всех солдат. Он смотрел мрачно, точно опасаясь осуждения со стороны и готовый сам осудить любого встречного.

Кто-то облегчённо выдохнул, кто-то безнаказанно выругался, но всё же им пришлось покинуть Фюссен с поджатыми хвостами. Избитые деревенщинами и обмануты. Солдаты не могли ничего сделать, ведь любое враждебное действие будет рассматриваться, как преступление против человека, как превышение собственных полномочий. У солдат не было доказательств, не было двух людей, не было победы, счастья, надежды и ощущения безопасности. Они оказались в новом Керхёфе.

Вернуться в почти безопасное место удалось без каких-либо проблем. Хоть они все и находились за большими каменными стенами в нескольких километрах от людей, всё это не давало сильного чувства защищённости. Солдаты направились в обеденные залы и вошли в помещение для слуг. Даже Генрих присоединился к своим верным солдатам, оплакивая потерю. Несколько часов они вспоминали Августа, его поступки и стремление, — его уже похоронили, без какой-то надежды на спасение. По воздуху разносились резкие удары кулаков об стол с криками, что все виновные заплатят. Солдаты проиграли. Им удалось выйти живыми из осаждённого города и совершить переворот в стенах военного лагеря, но они не справились с горсткой деревенщин. Стыд разрывал их изнутри. Под руками не было алкоголя, что мог притупить мысли и чувства, дать желанного обманного спокойствия. Только чай, обычный чёрный чай, который был таким же горьким, как и проигрыш.

В отличии от своих солдат, у Генриха была возможность отвлечься, расслабиться и забыться. Он пошёл искать свою сестру, он знал лёгкий способ её найти — Эльвира. Анна должна быть рядом с Эльвирой.

Петляя через знакомые помещения, Генрих не мог найти девушек. Несмотря на некоторые проблемы в поиске, его не настигал страх или сомнения в том, что всё не в порядке. Он знал, что они где-то в замке. В какой-то момент он начал слышать музыку. Слабые, нежные ноты мелодии ласкали его слух. Ориентируясь только по звукам, он пошёл на встречу дивной музыки. Это был огромный зал с невообразимо массивной люстрой на потолке, с различными картинами на стенах, канделябрами и роялем в углу. Стены помещения состояли из разрисованной древесины, из-за чего вся комната переливалась множеством красок, сама комната внушала чувство спокойствия. В центре этого зала танцевала Анна.

Маленькая девочка в новом мягко-розовом платье кружила на месте, то и дело улыбаясь и смеясь. Уподобившись игрушечной юле, она не замечала происходящего вокруг, ею овладела музыка, что, подхватив ребёнка несла сквозь бурный поток эмоций. Эльвира сидела в стороне рядом со старым граммофоном. Небольшая деревянная коробка с лиственными узорами, которая крутила в себе чёрный диск. Из огромной трубы, что превышала маленькую коробку в два или три раза, раздавалась музыка. Раритетный инструмент вдохновил и Генриха: ранее он мог частично услышать музыку в радиоприёмниках, но сейчас для него будто сама история ожила и начала играть свою музыку.

Мелодия неожиданно прекратилась. Эльвира увидела офицера в дверях и остановила работу граммофона. Анна ещё кружилась некоторое время, но, заметив, что музыки нет, закончила свой танец. В зале нависла неловкая пауза, Генрих ощутил, что он вторгся на чужую территорию и помешал всем. На его лице была заметна тоска, и это видели все, только Эльвира решила поинтересоваться всё ли в порядке.

— Всё в порядке, просто устал. — Генрих говорил тихо, пытаясь не показывать свою обеспокоенность о последних событиях. Ему не хватало, чтобы в Норденхайне началась паника, которая перевернёт с ног на голову хотя бы мельчайшее спокойствие в старых стенах.

— Тогда, может, тебе следует отдохнуть? — сказала Эльвира. Вскочив со своего кресла, она направилась прямиком к вошедшему юноше.

Анна смекнула, что к чему, и, хихикая побежала к граммофону. Поставив иглу на диск и повернув рычаг для запуска механизма, начала играть мелодия. Такая же спокойная и пьянящая. Эльвира подбежала к Генриху, взяла его за руки и начала тянуть в центр зала. Она настаивала, а он не сопротивлялся. Они были в центре, кружили словно ветер, не обращали внимания на окружение, смотрели друг другу в глаза. Он не знал, как танцевать; Генрих никогда раньше этого не делал. Она ведёт, он ведом. Его посещали всё новые и новые чувства, ведь ему пришлось полностью отдать своё тело и движение другому человеку. Марионетка безумного танца, такого тяжелого и расслабляющего. Зелёные глаза Эльвиры, как бескрайние луга. Генрих уже думал об этом. И вот они уже среди цветов и голубого неба. Одни. Вот оно, его успокоение и счастье.

Пока солдаты скорбят за столом, их командир танцует с красивой девицей под огромной горящей люстрой. Прошли минуты, музыка на пластине закончилась. Пара продолжала свой танец, несмотря на тишину. И только аплодисменты со стороны граммофона остановили их. Вспомнив, что они не одни, пара остановилась. Их танец умер, покинул бескрайние зелёные луга. Девочка, что сидела у музыкального инструмента была в восторге. Она всегда была впечатлительной, но сейчас она воодушевлена прекрасным сочетанием цветов; чёрный и светло-голубой породили в вихре движений идеально синий, как небо.

— Время вечерней дезинфекции, — запыхавшись, проговорила Эльвира. — Анна, принеси бутыль!

Сестра Генриха выбежала из зала и скрылась в тёмном коридоре. Теперь ей не было страшно быть одной, она наконец осталась без сопровождения и стала чуть более самостоятельной. Без Генрих, без слёз. Эльвира развернулась к креслам и попросила Генриха присесть. Она не заметила, что до сих пор сжимала его руку, и, только когда между ними появилось легкое натяжение, отпустила её.

Офицер, уставши, сел на одно из кресел. Эльвира осторожно села рядом, но не так, будто готовилась к операции. «Сегодня, не я твой доктор» — сказала она. Генрих повернулся к двери, через которую с минуты на минуту должна пройти Анна, теперь она будет ухаживать за своим братом. Двери распахнулись, и из них вышла маленькая девочка с ватой и колбой медицинского спирта. Сев напротив юноши она начала внимательно слушать указания Эльвиры. Под указкой своего учителя, девочка начала процедуру. Когда повязка была убрана с глаза Генриха, Анна оцепенела, — она впервые увидела то самое ранение, которого стыдился её брат.

На девочку нахлынуло опасение, в глазах читалось извинение, — она чувствовала себя виноватой. Но взгляд Генриха, тот самые взгляд, которым он внушал в доверие и чувство безопасности успокаивал её. Как путеводная звезда, он вёл руку Анны. Нежными движениями, — более нежными, чем у доктора, — она осторожна проводила смоченной спиртом ватой по ране. Генрих испытывал такую же сильную боль, как и в прошлые разы. Он снова не смог сдерживать себя: сжимал кулаки, стискивал зубы и тяжело дышал. Анну это пугало, но ею двигало желание помочь брату, обезопасить его и спасти, поэтому она продолжала свою работу. Чувства, что были присуще только любимым.

Процедура закончилась, повязку вернули на промытый глаз. Генрих обнял свою сестру в знак благодарности за заботу. Капли спирта попали на мундир, но офицеру было всё равно, даже если весь мундир будет в грязи и источать вонь, он будет благодарен Анне за всё: за спасение, за помощь, за возвращение смысла жизни. Она — драгоценность, которую охраняет сказочный дракон. Его спокойный взгляд и добрая улыбка успокаивали девочку, даже после того, как она закончила дезинфекцию, она всё равно нервничала и боялась, даже несмотря на то, что всё прошло как нельзя лучше.

Время подходило к концу дня, и, Генрих спокойно порекомендовал своей сестре отправиться спать. Он не мог на неё кричать или говорить с ней приказным тоном, она, как красивый цветок, требовала осторожности и заботы. Её увела Эльвира, они вместе пошли спать, оставив юношу одного в зале. Он всё размышлял про доктора, про её поступки и мотивы. Ранее он никогда не получал что-то просто так. Будучи на поводу у офицеров или спасая кого-то, он заслуживал доверие. Сейчас Эльвира, не зная его, поступала так, как надо было для юноши. Она была для него загадкой.

Фитили на люстре тонули в расплавленном воске, заглушая свет. Зал постепенно уходил во тьму. Генриху тоже следовало уйти, ему нужны силы, чтобы сражаться и защищать Анну. По дороге к своей комнате, он обдумывал следующие дни, создавал план. «Если завтра вернётся Франц, то послезавтра мы отправимся в деревню и не вернёмся без победы» — рассуждал он. День отдыха был бы полезен для всех, надо перевести дыхание, собраться с мыслями, обдумать приоритеты. Не только самому Генриху, но и Вольфгангу, и остальным в замке. Если из штаба будут доставлены документы по Фюссену, это поможет в поисках полезной информации, что позволит легко копать глубже под жителей. Так они и найдут того, кто желает им зла. Отряд отомстит за всё: за Августа, за Фенрига, за раны и страх. Жители Фюссена посеяли семена смерти и боли, они их и пожнут.

Мягкая кровать, синие от света луны шторы, фигура в углу что теперь выглядит более дружелюбно; Генрих чувствовал себя спокойно в своей новой комнате. Широкий обзор позволял видеть всю комнату, а огромная кровать помогала каждой частице тела отдохнуть. Королевское ложе, для нового герцога этой земли. Сон настиг юношу так же быстро, как и осознание собственной беспомощности, когда пропал Август.

«Генрих… Генрих…» — звучал шепот откуда-то из тьмы. «Пришла пора сделать свой шаг». Генрих был в бездне, его не окружало ничего, кроме непроглядной черноты. Неизвестность была везде: вверху, внизу, по бокам. Юноша снова летел в никуда. Ему ранее снился похожий сон, когда оставалось только обдумывать свои мысли и действия, привыкнуть к собственной беспомощности и отдаться судьбе. Его падение замедлилось, это было заметно по тому как края мундира перестали беспорядочно трепаться на ветру. Они обогнули Генриха и оказались у него за спиной. Теперь юноша висел в воздухе. Бесконтрольное падение прекратилось. Незримые руки осторожной хваткой взяли офицера за мундир и начали медленно тянуть вверх. Пытаясь к ним притронуться, руки Генриха нелепо проходили сквозь, оставляя только ощущение легкого холода. Ему помогают не упасть, именно этого он и хотел в последние дни — чтобы ему помогли.

Очнулся Генрих очень уставшим. Мышцы ныли, а суставы никак не могли разогнуться. Пришлось поваляться в кровати некоторое время, перед тем как к телу придёт осознание пробуждения. Генрих будто пытался восстановится после тяжелой тренировки, — каждая часть его тела горела и просила отдыха. Несмотря на неприятные ощущения, у него всё же были обязанности, которые стоит выполнять несмотря ни на что. Генрих поднялся с кровати и, всё резко испарилось, будто ничего и не было.

Это новое утро было спокойным, даже слишком. Выйдя в коридор Генрих видел отдалённые дома Фюссена, в которых недавно исчез Август. Жив он или нет — неизвестно. Эта деревня выглядела слишком спокойной, и в свете дня, люди выглядели маленькими точками, что исчезали за домами. Они копошились, обсуждая свои действия и осуждая своих новых соседей, по крайней мере так думал Генрих.

Юноша умылся и направился в зал, где мог бы подкрепиться. Завтрак готовился, поэтому молодому офицеру пришлось немного подождать. Вскоре к нему присоединилась Анна и Эльвира. Вольфганг с солдатами удалились в зал для гостей. Те, кто вчера участвовал в походе, выглядели как живые мертвецы. Уставшие и печальные, они шаркали ногами по деревянному полу, исполняя свой проклятый марш.

Завтрак закончился, свежеприготовленную похлёбку пришлось подождать: Генрих хотел, чтобы она остыла перед употреблением. Диалоги между девушками проходили с разных концов стола, обходя стороной Генриха. Он выглядел слишком усталым, и его не хотели беспокоить. Следующая за завтраком дезинфекция была также проведена Анной, теперь её рука не дрожала, — она была более уверенной в своих действиях. Девочка ощущала тоску своего брата и хотела ему помочь. Она сообщила Генриху, что потом хочет ему кое-что показать. Дальше уже все начали заниматься своими делами, Эльвира пошла в медицинский кабинет, Анна спокойна читала сказки одна в библиотеке. Недалеко от неё горели поленья в камине, не давая девочке замёрзнуть. Вольфганг пришёл за своим офицером и предложил ему устроить собрание отряда для обсуждения дальнейших действий.

Прошли минуты, некоторых солдат потребовалось найти и подождать. В конечном итоге они все собрались в зале, где ранее Генрих танцевал с Эльвирой. Они вышли на балкон и, при открывшемся виде на деревню, начали обсуждать всё, что произошло.

— Август так и не вернулся, и, мы прекрасно знаем, что он никак не мог сбежать. Он не трус! Это всё те деревенщины, — они его поймали! — говорил Годрик, самый нетерпеливый. Он был с Генрихом в больнице. Как и все остальные, носил ящики, прикрывал в бою. Много силы и энергии, мало мыслей по делу. В начале делает, потом думает. По прибытии в Норденхайн, оккупировал кухню, занялся общей готовкой. Готовит лучше, чем мыслит.

— У нас нет доказательств. Может, он потерялся?

— Нет… потеряться в паре домов? Чушь! на него напал кто-то из местных! — Вольфганг рассуждал вслух, слушая голос разума.

— Согласен, только неизвестно кто напал. Там почти сотня людей живёт. — Генрих вступил в общее раздумье. Периодически он смотрел на деревню, ожидая чего-то, что даст ему знак или подсказку.

— Да почти кто угодно! Даже старуха что в начале на нас огрызалась. Женщины, дети — они все там заодно, — прозвучал голос из-за спин солдат. Снова Руди, — доброе сердце, умные мысли, тощее телосложение. Генрих ещё давно предположил, что у парня неустойчивые нервы и паника при малейшем шорохе. Было удивительно, как он оказался в рядах солдат. Потеря друга вызвала у него сильную паранойю.

«Будь нас больше, он бы помчался одним из первых в Фюссен и вырезал всех», — мысленно предположил Генрих. В отличии от него самого и Вольфганга, остальные парни были настроены более агрессивно и решительно. За них говорил гнев, вперемешку со страхом. Вольф с самого начала офицерской карьеры своего друга смотрел на Генриха, и первым делом начал учиться новым трюкам и уловкам, иногда удивляя самого Генриха своими способностями.

— Я с вами соглашусь, — они должны заплатить; мы должны узнать правду и предотвратить дальнейшие нападения. Франц отправился за подмогой, он вернётся — вернёмся и мы. — Генрих повторил план своим солдатам. Все его выслушали, они были вдохновлены тем, что их офицер готовится действовать. Сейчас за него не выполнял работу Вольфганг. Все согласились, что пытаясь что-то сделать вчера, они могли накликать беду. Вселяя надежду в сердца своих солдат, Генрих надеялся, что ничего не произойдёт с его посыльным. Иначе, все они окажутся в наихудшем положении.

— Но зачем им всё это? Мы ничего не сделали. Мы ведь просто приехали сюда, — паранойя Руди давала о себе знать. Его большие глаза начали расширяться, а голос дрожал как осенний лист. — А если не только они против нас? — он начал коситься назад, в сторону дверей.

Хоть он и не назвал имени, все сразу понимали о ком идёт речь. Они начали переглядываться между собою. Враг мог быть ближе, чем кажется.

— Исключено. Все вы видели мою рану. Если бы она, — Генрих указал в сторону закрытых дверей, — была не на нашей стороне, вы бы меня не видели в живых.

Все выслушали и согласились. Руди только немного успокоился, он облокотился на каменные перила и пытался дышать полной грудью.

— Сегодня отдыхайте, а завтра, с возвращением Франца, выступаем. Без победы не вернёмся! — сказал Генрих, сжав свой кулак и смотря солдатам прямо в глаза. Он демонстративно показывал свою решимость, и все её подхватили.