Красный Герцог

Глава 7.1 Последствия (Утрата)

Маленькие и пустые комнаты, завешанные старинными и иссохшими тряпками окна. Каждое следующее помещение походило на другое как две капли воды, огромное пространство и все детали сливаются в одну сплошную картину, только многолетняя пыль и маленькие тусклые лучи света добавляли хоть какое-то разнообразие. Каждый шаг сопровождался омерзительным скрипом половицы; отвратительный запах гниющего дерева въелся в нос. Каждая минута нахождения в старинном доме заставляла все части тела кричать в надежде быстрее покинуть это злополучное место. Окончить осмотр пришлось раньше, чем хотелось бы: второй этаж не таил в себе ничего полезного. Вольфганг спустился ниже, где последний раз разделился с Генрихом. Никого рядом не было, и из пустых комнат не доносился шум, — в доме было тихо как в склепе. «Скорее всего он вышел на улицу», — промелькнула мысль в голове юноши.

На улице ждал скучающий отряд Генриха. У машины стояли все. Все, кроме самого офицера.

— Где Генрих? — спросил вышедший из здания Вольфганг.

— Вы же вместе вошли в дом, — удивлённо заметил Зигфрид.

Смутные мысли появились в голове Вольфа. После полученного ответа, он бросил сомнительный взгляд на заброшенный дом и решил вернуться в него. Возможно, он просто не заметил Генриха, или тот бесшумно стоял в одной из пустых комнат, когда его друг проходил мимо. Проверяя все помещения первого этажа, Вольфганг не нашёл ни следа. Каждая комната, которую он обыскивал, была пустой и совершенно идентичной комнатам второго этажа. В доме находилась ещё одна дверь, но та была полностью заколочена досками и, как оказалось, выходила на задний двор, где когда-то был огород. Вольф знал, что Генрих не смог бы покинуть дом будучи незаметным, ему незачем так поступать, и, он попросту физически не смог бы осуществить такой фокус.

В одной из комнат Вольфганг увидел открытый деревянный люк в полу, который вёл вниз. Рядом с ним лежал непримечательный ковёр, настолько покрытый толстым слоем пыли, что легко мог слиться с таким же по цвету полом. Всмотревшись в люк, Вольф не увидел ничего кроме темноты. Просачивающегося через щели и стёкла света было недостаточно, чтобы хоть что-то увидеть. Единственное, что было видно благодаря ему — пара дряхлых ступеней лестницы, уходящей вглубь погреба.

— Генрих! — Вольфганг позвал своего друга достаточно громко, чтобы его можно было услышать из подвала.

Никто не ответил.

Вольф повторил попытку позвать Генриха, но ничего не изменилось. Никто не выходил из темноты; никто не отзывался. Вольфганг был один во всем доме, он опустил голову и посмотрел вдаль темного подземного помещения. Под собой он заметил, что из-за света слабо заметны свежие следы на пыльных ступенях. Желания спускаться в неизвестность не было, — был риск не подняться обратно. Темнота по другую сторону люка окутала юношу странным чутьём, которое начало щекотать его нервы.

У Вольфганга была при себе зажигалка, которую он носил с собой не первый год. Он начал благодарить себя за старую привычку курить, которая оказалась полезной в самый подходящий момент. Осознавая, что света от неё будет слишком мало, он поднял пыльный ковёр и стряхнул с него пыль. Несмотря на старость и влажность, изделие из пряжи начало гореть очень бодро. Когда небольшое пламя начало расти и распространяться, а пальцы стали ощущать грубое прикосновение языков огня, Вольф кинул ковёр вглубь подвала. Пока он летел, то смог осветить собою небольшой участок внизу. Голые стены и пол показались из темноты, в них не было ничего примечательного. Самый обычный, незаурядный подвал. Когда импровизированный факел рухнул на пол, то развалился, и, несколько его частей разлетелись по углам, продолжая догорать. Вольфганг начал спускаться вслед за брошенным освещением. Ему был виден странный поворот вдали подвала, и, присматривая за ним, Вольф спускался лицом вперёд, желая не терять зрительный контакт с возможным местом западни. Одна из хлипких ступеней, на которые он наступал, сломалась под весом человека. Потеряв опору, юноша полетел вниз. Часть ступеней, находящихся ещё ниже тоже сломались. Пролетев полметра, он осторожно приземлился на ноги, находясь прямо под люком. Его падение с приземлением звучали достаточно громко, и, не веря в то, что Вольфганг находится в безопасности, он застыл на некоторое время, продолжая всматриваться в глубь подвала. Прошла минута, и ничего не случилось. Облегчённо выдохнув, Вольфганг направился дальше. Проходя мимо странных железных пластин, которые облокотившись стояли у стены, он готовился к любой встрече. Больше всего он хотел встретить Генриха.

Никого. Абсолютно никого не было вдали нового открывшегося перед юношей коридора. На другом конце тоннеля виднелись силуэты какого-то стола и стула. Между юношей и мебелью на земле находилась лужа, которая слишком сильно выделялась среди остальной обстановки. Это была странная тёмная жидкость, походившая на чистую нефть; она была слегка багровая из-за слабого света, но всё же была ближе к чёрному, словно сама ночь. Рассматривая странную лужу, в нос ударил слабый запах железа. Этот запах начал дурманить старого охотника, особенно после убийства кабана; этот запах нёс с собой страх и победу. От лужи исходили маленькие капли, которые исчезли через метр от неё. Вся эта картина и причина, по которой Вольфганг спустился вниз, все эти краски создавали из себя ужасную картину возможной судьбы Генриха. Пропажа, тишина, кровь. Вольф долго смотрел на лужу, пока всё помещение медленно уходило в привычную для неё темноту. Ему было страшно, для него всё происходило слишком резко. Кровь могла быть не Генриха, только тогда он сам должен быть здесь, но его нет.

Подвал исчез, вместе с ним исчезла и мебель в конце земного коридора. Всё вернулось в привычную тьму. Остался только Вольфганг. Каждая секунда нахождения в темноте нагоняла новую волну страха. «Может, так и пропал Генрих?» — промелькнула мысль в голове солдата. Нужно было уходить как можно скорее; что-то незримое тянуло свои лапы к нежелательному гостю, обвивая своими крупными щупальцами сырые стены и лакая свежую кровь. Оно было тут, в тени, за каждым углом, под каждым шагом. Это могло стоять вплотную к Вольфгангу, могло быть и в нескольких метрах от него. Холодное дыхание прошлось по его шее, будоража кожу и сводя с ума. Прозвучал скрип старых досок со стороны входа в хижину. Вольфганг обернулся, и сбоку послышался гул ветра, что всё время циркулировал по подвалу. Сейчас этот слабый гул звучал как-то иначе, как-то более враждебно, словно звериный рёв — последнее предупреждение перед смертоносным прыжком. С бешеным стуком сердца в груди, Вольф вслепую искал путь назад. Он быстро смог добраться до лестницы, ориентируясь по остывающему пеплу на земле. Поднялся вверх он гораздо быстрее, нежели, когда спускался. Ещё одна ступень треснула и обвалилась вниз. Из-за большого желания сбежать, Вольфганг зацепился за край пола и смог себя подтянуть вверх. Он был спасён, сбежал от него.

— Вольфганг?! Генрих?! — звучал призыв со стороны снесённой двери.

— Я тут! — крикнул в ответ Вольф. Он пытался быстрее достичь выхода и выбраться из проклятого дома.

Минув опустелые комнаты, он выбежал на улицу, испугав при этом человека, что звал его ранее. Все были удивлены таким поведением сослуживца, — Вольфганг выглядел крайне встревоженным. Грязный и запыхавшийся, его мятый и слегка ободранный мундир был весь в пыли. Маленькими шагами, юноша достиг машины и рухнул возле неё на землю. Он пытался отдышаться после резкого бега и нескончаемых клубов пыли, что застряла в его горле от слишком сбивчивого дыхания. В это время вокруг него вместе с тучами собирались и солдаты. Между ними в окнах домов виднелись люди, что вопросительно смотрели на толпу гостей. Все члены отряда спрашивали у Вольфганга о Генрихе, но тот никак не мог им ответить. Каждое дыхание отдавало болезненными ощущениями в груди. Наконец собравшись силами, юноша смог подняться.

Дыхание восстанавливалось, легкое напряжение в груди ослабевало, вокруг собралась толпа вопросительных взглядов. «Где Генрих?» — твердил каждый из них. Сами солдаты уже не открывали рты, чтобы задать вопрос, который и так был понятен Вольфгангу.

— Он исчез… — не веря себе сказал Вольфганг. Все ожидали эти слова, и боялись их услышать.

— Как «исчез»? Вы же вдвоём вошли в дом! — начал паниковать Руди. Все стали опасаться за дальнейшие события — теперь они потеряли и офицера. Три человека за четыре дня, это была наихудшая ситуация из возможных.

— Мы разделились… Он, должно быть, спустился в подвал, а там я нашёл только кровь, — продолжал говорить Вольфганг, словно отчитывался сам перед собой. И правда, он не мог себе простить то, что так легко позволил другу исчезнуть.

— Его?

— Рядом никого не было…

Этот ответ озадачил всех, оставшиеся солдаты начали гадать куда делся их офицер. Если тела не было, то всё же была надежда на то, что Генрих ещё жив.

— Надо ему помочь! он ранен! — вступил в разговор Годрик. Он не хотел мириться с ещё одной смертью, так как каждый солдат начнёт чувствовать себя беспомощным и ненужным.

— Его больше нет! нет тела! нет Генриха! — Вольфганг выпрямился и начал злобно скрести зубами. Он испытывал самый сильный прилив ярости в своей жизни. — Они за это ответят!

Вольф оглядывался и смотрел на рядом стоящие дома. Он хотел выловить кого-нибудь из местных. Приближался вечер, перед домами никого уже не было. Все могли быть только внутри, так как заканчивался день работ в поле. Вольфганг чувствовал, что отойти от отряда будет крайне опасным поступком, он не повторит ошибку своего офицера. Солдаты только смотрели на своего нового командующего, и, на то, как он бешеным взглядом метался между домами. Все были напуганы от этого не меньше, чем от потери Генриха. В какой-то момент в поле зрения Вольфа попала старушка. Женщина, — которую они встречали ещё в день исчезновения Августа, — вышла из своего дома и направилась вдоль всей улицы. Вольфганг пошёл к ней, он переставлял ноги быстро, почти бежал, и не мог позволить своей жертве скрыться из виду. Не замечая ничего вокруг, он громко топал, как здоровый лось, и тяжело дышал. Старушка услышала это и, обернувшись к источнику звука, пришла в ужас. Прямо на неё мчался вооруженный солдат, который крепко сжимал автомат и сверлил её взглядом наполненным нечеловеческой злобой. Этих ужасающих глаз было достаточно, чтобы убить испуганную женщину на месте.

Инстинктивно сделав пару шагов назад и наивно подняв руку в знак защиты, старушка упала на землю. Она оступилась, и теперь была не способна скрыться от надвигающейся угрозы. Вольфганг схватил её свободной рукой за плечо, вцепившись крепкими пальцами в слабое тело и, подняв на ноги, поволок обратно к машине. Женщина начала истошно кричать, боль и страх разрывали её рассудок на части. Всеми силами она пыталась оторвать от себя руку более сильного человека. Упираясь в землю слабыми ногами, она пыталась замедлить своего похитителя, надеясь задержать его и дождаться спасения. Крик её не останавливался даже несмотря на то, что пожилая женщина начала хрипнуть, — она кричала всё громче и громче, в ней словно открылась вторая глотка. Постепенно на страшные звуки начали выходить и другие жители. Они стояли на шатких верандах и с ужасом наблюдали за страшной картиной перед ними.

Жертве похищения ничего не оставалось, она лишь смотрела в глаза своих соседей и друзей, моля их о помощи, но они ничего не могли поделать. Они испытывали такой же страх, что приковал их к месту. Старые друзья и родственники оставили бедную женщину одну. Её бросили. Десятилетия поддержки и дружеского отношения испарились за считанные секунды. Не получив желанной помощи, старушка подтянула себя к юноше, что волок её по земле и вцепилась в него зубами. Укус был слабым для взрослого человека, но старые и неухоженные зубы сделали своё дело. Укусом она смогла разорвать кожу на запястье Вольфганга. Вскрикнув от сильной и резкой боли, он кинул старушку в сторону машины. Укус задел латеральную вену, и из раны пошла кровь.

Расстояние до машины составляло чуть больше метра: старушка пролетела весь этот участок и ударилась головой о дверь автомобиля, оставив небольшую вмятину. Удар был громким и болезненным, вслед за ним, женщина взялась руками за голову и начала плакать от боли. Через слёзы и собственные стоны, она смогла услышать хорошо знакомый для неё звук. Подняв глаза, она увидела своего мучителя, что приволок её сюда. Мокрой от крови и слюны рукой, он передёрнул затвор автомата и направил его прямо на пожилую женщину. Теперь в его глазах была видна настоящая бездна ненависти.

— Где он?! — крикнул Вольфганг. Направляя своё оружие прямо в лицо старой женщины.

— К-кто?! — Старушка была в панике, она продолжала плакать, держась за свой ушибленный затылок. Она осознавала, что, возможно, её убьют. Она прекрасно понимала, что больше никогда в своей жизни не сможет видеть своих любимых, и эта мысль сильно притупляла разум.

— Здесь был наш человек! он зашёл в дом и исчез! Где он?! — Вольф продолжал свой допрос, повышая голос.

— Я не знаю! не знаю! Отпустите, пожалуйста! я не знаю! — Старушка перестала смотреть в глаза своего похитителя и, не переставая плакать, уткнулась лицом в землю, молясь, чтобы всё закончилось.

Каждое новое слово, каждый вздох и всхлип выводил Вольфганга из себя. Он целиком и полностью трясся от ярости. Он находился на границе между поступками, которые разделяют последние отголоски трезвого разума и слепой злобы. Юноша выстрелил.

Три выстрела из автомата заглушили своим шумом старческое нытьё. Старушка затихла.

Ни одна пуля не задела её, они прошли рядом с ней, перед самой макушкой и сбоку. Женщина была осыпана грязью, что поднялась от стрельбы в землю. Сарафан, что она носила, теперь был покрыт осевшей пылью, что испачкала некогда красивое платье. Страх поглотил её, и она замерла, её сознание окончательно перестало что-либо понимать. Ей повезло сойти с ума и, наконец-то, сбежать от всего этого ужаса.

— Пожалуйста, прекратите! Отпустите её, она ничего не сделала, — раздался грубый голос человека, выходящего из ближайшей хижины. К солдатам вышел молодой человек, который был одет в грязную рубаху. Его глаза излучали страх, он также был встревожен поступками солдат. Подняв руки перед собой и показывая, что он безоружен, ему пришла мысль начать сокращать дистанцию до вооруженных людей, надеясь забрать женщину домой. Его грязные и покрытые мозолями руки беспорядочно тряслись. Эти монотонные движения слегка гипнотизировали и привлекали много внимания.

— Стоять! — предупредил его Вольфганг.

Солдат осознавал, что чем больше здесь будет людей, тем быстрее будет утерян контроль над ситуацией. Теперь приходилось следить не только за старушкой, но и за мужчиной.

— Пожалуйста, отпустите её! Я не знаю, что у вас случилось, но давайте мирно во всём разберёмся! — Второй деревенский житель проигнорировал приказ юноши с автоматом и продолжал медленными шагами сокращать дистанцию.

— Тебе сказали «стоять»! — прозвучал очередной крик, это был Годрик. Он тоже начал осознавать, что ситуация выходит из-под контроля. Вслед за своими словами, он поднял своё ружьё и направил его на надвигающегося мужчину.

Этих действий хватило, чтобы вышедший наружу человек остановился. Он хоть и прекратил попытки подойти ближе, но всё ещё продолжал умоляюще смотреть на агрессивно настроенных солдат. Теперь двое деревенских были напротив дул огнестрельных ружей: женщина и мужчина. Вольфганг не хотел сдаваться и решил продолжить свой допрос.

— Где. Мой. Друг! — громко повторил он, полностью лишив интонацию вопросительного звучания.

— Я не знаю кто это, если он потерялся, то я готов помочь искать. — Голос жителя Фюссена дрожал, он почти начал плакать, осознавая своё плачевное положение и собственную беспомощность. Пытаясь выйти на компромисс и стать героем, он только рыл себе могилу. — Давайте пройдём внутрь, успокоимся, обдумаем…

— Ложь! Вы все пытаетесь нас убить! Почему, когда мы второй раз к вам приходим кто-то исчезает?! — перебил его Годрик.

После этих слов мужчина затих, он не знал, что сказать. Вольфгангу не понравилось то, что Годрик так же нервничал, как и сами деревенские, каждую следующую минуту он мог совершить роковую ошибку. Однако продолжительное молчание нового допрашиваемого было плохим знаком для всех. Все, как один, посчитали, что он что-то знает. Человек, что пытался договориться с солдатами, продолжал молчать, он панически быстро пытался подобрать в своей голове необходимые слова, которые идеально подойдут для того, чтобы разбавить напряженную обстановку и успокоить возбужденных людей. Для него их диалог представлял из себя опасное скалолазание, где каждый камень, за который можно зацепиться, мог обвалиться и отправить спортсмена в смертельный полёт.

Вольфганг начал нервничать, образовавшаяся тишина не успокаивала его, наоборот, в ней он ощущал затишье перед бурей. Бросив быстрый взгляд на Годрика, он приказал ему поместить мужчину в машину. Он надеялся отвести его в замок и провести более длительный и эффективный допрос. Он не мог просто взять и уехать ни с чем.

Годрик продолжал держать мужчину на мушке и медленно направился к нему. Заметив понимающий взгляд в ответ, он облегчённо вздохнул осознавая, что тот не настроен на сопротивление. Годрику тоже хотелось как можно быстрее покинуть это ужасное место, отдохнуть и узнать о судьбе своего офицера. Солдат сократил дистанцию до пленного и, приготовившись отвести его в машину, потянулся к нему рукой.

Раздался знакомый для всех грохот, и солдат попятился назад. Он плашмя рухнул на землю у машины. Никакого движения, сопротивления, криков или стонов, он просто упал, как тяжёлый, набитый камнями, мешок. Ситуация начала меняться стремительным темпом: не определив откуда произошёл выстрел, оставшиеся члены отряда начали прятаться за машину, они надеялись найти там укрытие. Вольфганг только успел бросить быстрый взгляд на своего лежащего товарища, который только судорожно успел моргнуть пару раз, оставив глаза открытыми. Он тоже не сумел обнаружить позицию стрелка и ринулся к своим друзьям. Когда Вольфганг начал поворачиваться назад, то ему удалось заметить, как старушка, что лежала на коленях, начала быстро подниматься и убегать в сторону зданий. Притворялась она в своей беспомощности, или громкий звук вернул ей рассудок, сейчас она желала уйти подальше от боя. В отличии от неё, другой, что выходил из дома, лёг на землю и прикрыл руками голову — надеялся, что его чудом не заденут. Именно их поведение сыграло большую роль в дальнейшем. (Виновный пытался скрываться от своего наказания, а невиновный смиренно ожидал конца.)

Задержавшись на одно мгновение, Вольфганг смог выстрелить несколько раз вдогонку убегающей жертвы. Каким бы сильным не было желание у старушки выжить, она не была быстрее пули. Её жёлтые и синие цветы на платье начали приобретать красный оттенок.

Закончив свою расправу, Вольф метнулся за машину; он сделал это вовремя, так как в следующую же секунду рядом пролетела другая пуля, что была в смертельной близости от своей цели. Все, кто сидели за машиной, никак не могли безопасно выглянуть из-за неё, они не хотели получить пулю в лицо и распрощаться с жизнью. Заметив, что Вольфганг вернулся к ним живым и здоровым, они все приободрились. Солдаты сидели и переводили дыхание, пытаясь собраться мыслями и успокоиться.

— Мы должны отсюда выбираться! Иначе нас всех перестреляют! — прокричал паникующий Руди.

— Нет! я не оставлю здесь Генриха! Они за всё заплатят! — воскликнул Вольфганг. Сейчас он не испытывал страх за возможную гибель, старые опасения неожиданно исчезли, и, он просто забыл, что был также смертен, как и Годрик. Вольф выглянул из-за машины и моментально открыл огонь по одному из домов. Ему было безразлично, находился в нём стрелок или нет. Он хотел лишь отомстить кому угодно, как угодно. В следующую же секунду его повалили на землю; оставшиеся люди, которым он не был безразличен, убрали своего друга с линии огня.

— Мы все умрём!

— Они просто не знают, с кем связались.

— Если они и выбрали войну, то мы им покажем, кто здесь умеет воевать!

— Вольфганг, у нас есть всё, чтобы отомстить, но не сейчас. Сейчас мы, как утки в озере — перестреляют на раз-два.

За машиной разносилась ругань и споры, Вольфа отвлекали от перестрелки и пытались успокоить горячившегося юношу. Никакие уговоры не давали результата, и Вольфганг пытался подняться обратно, в надежде выпустить ещё пару обойм в дома. Стоило только приподняться на пару сантиметров, как его тут же повалили вниз; спустя несколько безуспешных попыток, кто-то ударил его по лицу. Крепкий, резкий и неожиданный удар заставил Вольфганга отвлечься от своих обеспокоенных мыслях. От удивления юноша замер, словно животное, что пытается притвориться мёртвым перед хищником.

— Вольф! нам надо уходить! — сказал Франц, открывая дверь машины.

Вольфганг смотрел вслед Францу и наблюдал как остальные солдаты пытаются лёжа залезть в машину. Один, двое, трое. Теперь он один остался вне безопасной машины. С таким раскладом он точно не сможет дальше вести бой. Проглотив свою гордость, он всё же залез ко всем. Солдаты лежали плашмя друг на друге. Пол и сидения были забиты людьми, что пытались не попасться на глаза стрелку.

— Мы не можем бросить Годрика… — сказал кто-то хриплым голосом.

«Действительно» — подумал Вольфганг, — «нельзя здесь никого бросать, он может ещё быть жив. Есть надежда, за которую стоит держаться».

Задняя дверь машины открылась и ловкими движениями четверо солдат смогли затащить внутрь своего подстреленного напарника, который по-прежнему оставался в неподвижном положении. Солдаты положили его сверху себя, и кое-кто смог ощутить на своей коже падающие капли крови.

Так они и уехали оттуда. Полностью вслепую Франц смог покинуть пределы деревни и скрыться за холмами. Когда появилось ощущение подъёма машины по знакомому склону, все смогли немного расслабиться. Когда появилась возможность осмотреть подстреленного Годрика, все сразу потянулись к юноше, чтобы помочь. Только Франц следил дальше за дорогой, пытаясь безопасно и быстро добраться до Норденхайна. Годрик не дышал, в его груди находилось пулевое ранение, из которого медленно вытекала кровь. Никто уже не продолжал осматривать тело, они лишь закрыли открытые глаза покойника. В этих мёртвых глазах читалось осуждение за то, что Годрика никто не спас.

Вольфганг посмотрел в сторону удаляющегося Фюссена и начал проклинать его и его жителей. Ранее он был готов ко всему, но даже в таком «боевом» состоянии могли быть ситуации, выходящие за пределы всех ожиданий. События, о которых никто не рискует подумать, которые кажутся чересчур невозможными. Именно такое и произошло. На плечи Вольфганга легла новая, тяжелая ноша, которая была непосильна даже для его друга, который прошел через ужасные моменты своей жизни. Вольфганга ждало тёмное будущее, таинственное и страшное. С каждым метром, что машина поднималась по дороге к заветному убежищу, погода становилась всё хуже и хуже. Вольф заметил надвигающиеся тучи, когда выбежал из дома, сейчас все они уже царили над ним.

Машина въехала во внутренний двор замка, звук плотно закрывающихся массивных ворот ознаменовал конечную остановку. Теперь, вернувшиеся солдаты были в безопасности, но всё же страх проник в сердце каждого. Никому из отряда раньше не приходилось держать оборону внутри старых крепостей, они и не знали, смогут ли справиться с такой задачей, когда на то будет необходимость. Все робко смотрели на массивные ворота стены, и не могли предположить, что ещё может их обезопасить.

Годрика положили на холодной каменной дороге, машину загнали в конюшню. Отряду нужно было найти место, где можно будет сделать кладбище, они должны будут проводить их товарища со всеми почестями. Могильник должны были сделать ещё на самой первой смерти, Фенрига, чтобы где-то под рукой был надгробный камень, рядом с которым можно было постоять. Прошел ни один день, но никто так и не спешил реализовывать эту затею, даже после исчезновения Августа. Теперь же, когда ещё двое погибли, оттягивать неизбежное было никому не под силу. Руди приглянулся небольшой пустой закуток, который уходил вдоль стены. Эту заросшую кустами тропинку скрывал угол здания, и его было сложно заметить, ещё сложнее можно было предположить, что тропой раньше пользовались.

Никто не был против такой идеи, никому не хотелось спускаться к склону горы и хоронить Годрика рядом с Фенригом — всеми овладел страх ужасной мести жителей Фюссена, которая могла нагнать сбежавших в любой момент. Пока пара солдат пыталась расчистить тропинку в кустах, разрубая ветви ножами и лопатами, остальные поднесли тело покойного друга к будущей могиле. Никто из оставшихся в замке не вышел встречать вернувшихся бойцов, и это было хорошо. Вольфганг как можно дольше хотел держать в тайне судьбу Генриха, он не знал, как на это сможет отреагировать Анна. Вспоминая разлуку сестры и брата после приюта, он думал, что она не переживёт этого и умрёт от потрясения. «Пожалуйста, не говори ей ничего» — всплыли слова Генриха, — точно также он говорил у штаба. Вольфганг не сможет долго скрывать трагичную участь Генриха, как не смог бы это делать и сам офицер, пытаясь утаить от сестры судьбу их родителей. Маленькая девочка осталась одна. Возможно, Генрих не зря медлил с тем, чтобы сказать сестре правду, — если она потеряет в один день отца и мать, а на следующий брата, то может произойти что-то ужасное, что-то непоправимое… Пусть лучше девочка потеряет одного, в надежде встретить остальных.

— Прости… — сказал в никуда Вольфганг. Хоть он и сказал это почти шепотом, но все вокруг услышали его. Солдаты посчитали, что их товарищ извиняется перед погибшим, они думали, что он ощущает на себе вину за его гибель.

Все были повергнуты в печаль, но в отличии от Августа, они знали, что Годрик не мучился. Постепенно начал проявляться дождь. Солдаты смогли это заметить, только когда их покойный друг стал постепенно мокнуть, и из его глаз будто бы струились скорбные слёзы, Сами солдаты даже не реагировали на какие-либо раздражители — все копали могилу для своего товарища, кто-то ушёл к дендрарию собрать цветов. Никто не остался без дела, если кого-то покидали силы, его тут же заменял другой. В течение десяти минут могила была готова. В неё положили Годрика, и, стоя под дождём ещё несколько минут, его сослуживцы прощались с ним, вспоминая все светлые моменты. За каждый такой счастливый момент, что погибший смог подарить своим друзьям, Вольф представлял, как будет карать виновных.

— От лица всего отряда благодарю тебя за службу, — произнёс Вольфганг и отдал честь. Остальные последовали примеру. Закончив со своим прощанием, Вольф первый начал закапывать покойного. Сначала земля попадала на ноги, постепенно поднимаясь вдоль тела, чтобы остальные тоже успели проститься. Пока все они работали лопатами, дождь не прекращался, постепенно набирая силу. Раздался гром, и, все резко замерли. В самом начале им показалось, что прозвучал очередной выстрел. Никто не рисковал повернуться или поднять голову, только через минуту единственный шум дождя успокоил их. Яма была зарыта, сверху погрузили шесть цветков синей орхидеи. Кто-то остался дальше стоять у могилы, кто-то ушёл внутрь замка. Каждый прощался с погибшим так, как мог, так, как хотел.

Вольфганг покинул могилу последним — вместе с Годриком он похоронил и Генриха. Он чувствовал то, что его друг погиб. Его тело лежит где-то в Фюссене, спрятанное от всех. Вольфганг найдёт его и похоронит, не позволит ему лежать там, где он встретил смерть. Сейчас Вольфу требовались силы, ведь нужно сообщить о смерти офицера оставшимся людям.

Полностью промокший, Вольфганг шёл по голому деревянному полу туда, где надеялся отдохнуть и восстановить силы, а позже, рассказать всё как есть. Подъём по каменным ступеням винтовой лестницы дался с большим трудом. Юноша почти выдохся, но оказался на нужном этаже. Его клонило вбок, веки слипались, но он сумел дойти до своей спальни. Не закрыв дверь, позабыв о личном пространстве и безопасности, он упал на мягкую кровать в полностью промокшем обмундировании. Вольфганг закрыл глаза и мгновенно уснул.

Сон закончился так же резко, как и начался. Вся кровать Вольфганга была мокрой от дождевой воды, у него было ощущение, будто он спал в луже. Для него это был крайне неприемлемый вид, и, переодевшись в сухую одежду он вышел из своей комнаты. После мокрой одежды, всё вокруг ощущалось неприятно тёплым, и на то было основание — от воды, кожа юноши была смертельно холодной. Лишь чудом он не отморозил себе органы и не простыл.

Ступая по коридору солдат видел, что почти наступила ночь, но Анна и Эльвира ещё не находились в своих покоях. Вольфганг догадывался, что они были в уже привычной им библиотеке: другого места попросту не существовало, почти что их личное гнёздышко. Ступая в сторону лестницы, внимание Вольфганга привлекло странное явление: за окнами он видел, как со стороны Фюссена поднимался дым. Чёрный и хаотичный столб возвышался выше замка, постепенно растворяясь в воздухе. «Так вам и надо» — подумал Вольф, надеясь, что одна из молний ударила в деревянный дом, устроив опасный пожар. Вместе с этой надеждой появилась и мрачная мысль, что деревенские сжигают тела Генриха и Августа. Эта мысль была настолько резкой, дикой и ужасной, что Вольфганг не сдержал всю свою злость на этих людей и в порыве ярости ударил кулаком в стекло, точно целясь в чьё-то расплывчатое лицо. Этот удар образовал собой паутину из трещин, в центре которой идеально отображался маленький свет пламени. Столь отдалённый и столь раздражающий.

Вольфганг начал спускаться вниз, желая встретить нужных ему людей — Анну и Эльвиру. В сухой и новой одежде он смог бесшумно передвигаться по замку, не издавая отвратительных и неприличных хлюпающих звуков при ходьбе. Вскоре он добрался до библиотеки. Вольфганг подошел к двери и, как ожидал, услышал за ней знакомые голоса. Он приоткрыл большие двери и увидел, как на диване располагались девушки. Анна и Эльвира увлечённо читали книги, попутно что-то обсуждая между собой. Их освещал мягкий свет, исходящий от камина, из открытой двери потянул горячий воздух, позволяющий юноше хоть ненадолго согреться. Поток казался каким-то душным, зловещим, но девушкам внутри это никак не мешало, им, казалось бы, от этого было только лучше.

Вольф смотрел на маленькую девочку, что радостно тыкала пальцем в книгу и о чем-то активно говорила с Эльвирой. Он смотрел на лицо Анны и не мог представить на нём горе от потери брата, не хотел его представлять, не хотел его видеть.

— Эльвира, — произнёс Вольфганг, всё же собравшись силами обратить эту идиллию в прах. — Можно на минуту?

Вольф изначально не собирался вести себя как-то изнежено с этой девушкой — она была для него безразличное, не более чем мебелью. Да, она жила в замке, но не убиралась, не готовила, а была лишь сиделкой. Даже к её услугам врача никто не прибегал… кроме Генриха. В начале он и заметил её сверкающие, полные жизни и энергии глаза, но он прекрасно видел и другие, такие же, в Керхёфе, и те, и эти глаза рано или поздно станут серыми и безжизненными. Эта жизнь вызывала отвращение. Он мог бы прервать беседу в библиотеке, потребовав аудиенции, не просив, но всё же, он чувствовал вину за смерть Генриха, за то, что дал ему исчезнуть. Для него это было не просто потерей члена состава, а личным ударом, как другу, так и солдату. Потеряв Генриха, он был оскорблён, за то, что не смог спасти друга, не смог отомстить за товарища, не смог помочь начальнику. И вместо того, чтобы перед кем-то высказаться, Вольфганг слегка виновато попросил у Эльвиры отойти «на минуту».

Девушка удивлённо посмотрела на юношу и, медленно встав с дивана, направилась к нему. Раньше она с Вольфом только здоровалась, и, по большей части он был чёрств и малообщителен, очень редко переглядывались друг с другом, сейчас же он звал её на прямой разговор. У Эльвиры было плохое предчувствие. Анна, увидев знакомое лицо, радостно помахала ему. Вольфганг смог только натянуть фальшивую улыбку и кивнуть в знак приветствия.

— Что-то случилось? — спросила Эльвира, стоя в дверном косяке.

Внутреннее чутье било тревогу, из-за чего девушка не решалась покинуть мнимо безопасную библиотеку. Она находилась на своей территории.

— Не здесь, — ответил Вольфганг, медленно начав пятиться в сторону выхода.

Юноша начал отходить, Эльвира направилась за ним, не задавая лишних вопросов. Её начало охватывать лёгкое напряжение от резкости и непривычности данной ситуации. С самого отъезда отряда она так и не увидела Генриха, и, то, что её уводят подальше от ушей ребёнка, не намекало на что-то хорошее. В добавок ко всем, с ней заговорил фактически незнакомый человек, после того как весь отряд отправился в деревню, откуда в прошлый раз не вернулся один боец. Каждая эта мысль образовывала большой ком, что застрял в её горле, не позволяя свободно дышать.

Вольфганг прошёл обратно через весь главный коридор и вышел к арке, что выходила во двор. Он остановился на лестнице под козырьком здания и принялся смотреть на капли дождя. Разговор начался не сразу, вначале юноша пытался подобрать подходящие и менее грубые слова, чтобы рассказать всё что случилось. Эльвира наблюдала за дождём и ощущала, как растёт напряжение.

— Генрих не вернулся.

Вольфганг сказал это с сильной тягой, прямо в лоб, не подготовив, не подведя к самой мысли об этом. Грубо, ужасно, резко, именно так, как и сам пришел к этому выводу. Он стоял всё также в стороне, не отрывая глаза от каменного пола. Однако, после того как он высказал всё, что собирался, неожиданная лёгкость обхватила его, такая заметная и приятная на фоне недавних событий. Стоя боком к девушке, он чувствовал на себе вопросительный и испуганный взгляд с её стороны, и прекрасно всё понимал.

— Что случилось? — дрожащим голосом спросила она.

— Мы обыскивали старый дом, и он спустился в подвал. Я пришёл за ним позже, но обнаружил большую лужу крови. — Вольфганг обернулся к девушке, пытаясь держать зрительный контакт для попытки морально её поддержать и успокоить.

Эльвира долго смотрела в глаза своего собеседника, пытаясь прочитать в них ложь, но собеседник ей не лгал. Она положила руку на грудь; её сердце начало колоть от страшных мыслей.

— Я… не знаю, как сказать Анне… — добавила Эльвира. Сблизившись с ребёнком, она прекрасно научилась её понимать. Не стоило читать медицинские трактаты и изучать человеческую психологию, чтобы знать наверняка — девочка не переживёт эту новость; горе если не убьёт её, то сведёт с ума. Эльвира не могла этого допустить. — Она не сможет это пережить…

— Мы не сможем это скрывать, рано или поздно она об этом узнает. А если узнает о смерти брата, то догадается и о родителях. — Вольфганг направил свой взгляд вдаль зала, смотря прямо на двери библиотеки, пытаясь представить возможные последствия. — У нас нет выбора.

Эльвира направила свой взгляд вслед за юношей, присматриваясь к дверям библиотеки и надеясь, что оттуда не выйдет Анна.

— Нам нужно подготовиться, обдумать всё и сообщить максимально деликатно. — Для Эльвиры эта задача казалась невыполнимой, и это пугало её.

Их размышления о проведении самой рискованной и опасной для здоровья операции были прерваны посторонним звуком за пределами закрытых ворот. Помимо падающих капель дождя, они услышали громкий скрип ржавых петель и звук того, как огромные деревянные балки скребутся по каменному полу. Обернувшись к источнику шума, пара увидела, как открываются массивные ворота. Их обоих охватил сильный страх, они не ожидали, что кто-то придёт в замок, никто не должен был. Вольфганг опешил от мысли, что за ними пришли жители деревни, пришли прямо к порогу дома, злые и вооруженные. Потянувшись к поясу он понял, что пистолет остался в спальне. Стоя на месте и вслушиваясь в скрежет, солдат примечал, что не было криков с другой стороны ворот, только полная тишина, таинственный звук неизвестного.

Ворота распахнулись, и за ними показалась тёмная фигура. Одна. Пройдя через открывшийся проход, фигура начала медленным шагом приближаться к Вольфгангу и Эльвире. Сильный шум дождя скрывал звук шагов гостя, будто призрак ступал своими нематериальными ступнями по земле. Отсутствующий свет и наступившая темень скрывала лицо незнакомца, и он подходил всё ближе и ближе, уверенной походкой, будто ступал по своему дому. Поднявшись на первые ступени и подняв свою голову, он сильно напугал молодую пару.

Прямым и лёгким взглядом Генрих смотрел на своего друга и доктора. Его лицо было спокойным и бледным, ещё заметна была усталость в глазу и маленькая улыбка. На лице оставалась ещё маленькие, едва заметные красные подтёки со лба.

— Я бы не отказался поесть, — сказал гость, проходя мимо пары, полностью игнорируя их недоумевающие лица.

— Стой! — сказала Эльвира, взявшись крепкой хваткой за мундир Генриха. — Что с тобой случилось?

Генрих остановился, повернувшись к девушке и другу он заметил, как на их лица растёт сильное удивление и шок. В глазах доктора читались забота и желание помочь, Вольфганг вовсе будто увидел призрака наяву.

— Меня ударили по голове… вот, что случилось.

— Я был в подвале, тебя там не было. — Вольфганг наконец нашёл в себе силы заговорить, он точно никак не ожидал того, что его друг окажется жив.

— Спрятали. Я очнулся и выбрался оттуда. — Генрих показал большим пальцем через своё плечо в сторону обеденного зала. — Знаете, я действительно не отказался бы от еды…

— Ты в порядке? — перебила его Эльвира, наконец-то отпустив рукав кожаного мундира.

— Конечно! — Генрих снял свою фуражку и продемонстрировал мокрые от дождя и крови волосы. Проведя по ним рукой, доктор не смогла обнаружить никаких повреждений. Не было ни малейшего намёка на удар по голове.

Подойдя к библиотеке, Генрих поднял свою руку перед открытием двери, ему хотелось проверить свою сестру, но он был вынужден остановиться. Его глаза привлекло неприятное зрелище на руках: он потянулся к ручке двери обожжённой перчаткой, почти полностью сгоревшей, и, под ней виднелась бледно-светлая кожа, со всё ещё свежими ранами. Сняв перчатку, Генрих видел бинты, что ранее обвивали его пальцы и ладонь; они почти сгорели и свисали вниз. Протерев мокрый и окровавленный лоб оставшимися бинтами, Генрих открыл дверь.

Библиотека выглядела самым привычным образом, почти всегда там была Анна. Заметив своего брата, она подбежала к нему и на бегу обняла. Резкий толчок сильно пошатнул юношу, но он смог удержаться на ногах и погладил свою сестру по голове.

— Голодная? — спросил её Генрих.

— Я бы покушала.

Офицер сбросил с себя на пол жёсткий мундир, чтобы он не приносил неудобства ребёнку. После этого, когда длинные края одежды не скрывали его ноги, показались обгоревшие штаны и почти расплавленная обувь. Оказавшись сверху в одной лёгкой рубашке, он поднял свою сестру на руки и направился в обеденный зал. Ему повезло что девочка не заметила его изуродованные руки. Эльвира пошла вслед за ними. Вольфганг долго смотрел вдаль уходящего друга, и потом обратил внимание на плащ офицера. Подойдя к одежде на полу, он почувствовал резкий запах дыма, словно Генрих находился в эпицентре большого костра. Будучи ещё более удивлённым от увиденного, и почувствовал лёгкую головную боль, он отправился в свою комнату. Он не знал, что думать. Увидев своего друга, в голове крутились мысли, что он бросил Генриха среди врагов.

Еда была приготовлена недавно, оставшийся последний повар усердно приготовил особую трапезу для всех — грибной суп. Имея в кладовке огромное количество различных ингредиентов, он выбрал те, что были любимыми для Годрика. Генрих не сразу ощутил исходящий жар от супа, почувствовал его только тогда, когда прикоснулся губами к наполненной ложке. Ощутив неприятное жжение, он опустил столовый прибор обратно в чашу и принялся остужать блюдо. Этот ужин проходил тихо, никто не разговаривал друг с другом: Эльвира осторожно наблюдала за Генрихом, Анна нервно крутилась на своём стуле, и это было сильно заметно её брату.

— Что-то случилось, Анна? — спросил он.

— Генрих, я хочу посадить в саду семена тысячелистника, чтобы мама могла ухаживать за ними, когда приедет, — ответила ему девочка, после чего успокоилась и села смирно.

Услышав это, по спине Генриха прошелся заметный холод; рано или поздно ему придется рассказать сестре про родителей, и он хотел бы как можно дольше тянуть с этим моментом, даруя сестре беззаботные, светлые дни. Натянув лёгкую улыбку, юноша ответил:

— Конечно, теперь это и твой сад.

Анна начала сильно улыбаться, услышав это. Она быстро опустошила свою тарелку и бегом покинула зал. Такие события начали беспокоить Генриха, Анна готовилась к приезду родителей. Чем дольше будет длиться её подготовка, тем болезненнее будет открытие правды. Стоит ли дальнейшая ложь такого большого риска? Генриху вскоре не понравилась мысль, что Анна будет много находится в дендрарии, куда могут проникнуть дикие животные, откуда она может опять уйти. Брат предоставит сестре свободу, но позаботиться о её защите. Сами цветы, о которых говорила Анна, их вид, название и запах болезненно напоминали о доме и о странном сне, что юноша видел в Керхёфе. Если каждый раз цветы дендрария будут напоминать о прошлом, то Генрих не сможет его больше посещать, боясь навсегда погрузится в пучины воспоминаний и горя. Как бы Генрих не хотел сбежать от печального прошлого, оно продолжало его посещать.

Эльвира и офицер проводили девочку взглядом. После небольшой паузы девушка наблюдала за Генрихом. Она видела все его сомнения и переживания, только потом она смогла продолжить высказывать своё беспокойство о состоянии офицера.

— Ты точно в порядке?

— Да, всё хорошо.

— Бинты почти спали, надо перевязать.

— Завтра. Они мне не мешают, и к тому же, всё не так уж и плохо. — Генрих продемонстрировал доктору свою руку, где на месте недавних ссадин оставался свежий обескровленный след и местами проглядывались свисающие частицы кожи. Эльвира увидела обнажённое мясо, но не заметила старых или свежих кровоподтёков. Не было заметно и образование струпа, рана юноша выглядела одновременно старой и новой.

Закончив свой ужин, девушка встала из-за стола и, пожелав Генриху спокойной ночи, удалилась. Офицер остался в зале совершенно один, он ещё долго размешивал свой суп, собираясь с мыслями и странным потоком ощущений. Когда он приступил к употреблению пищи, еда успел остыть, и, закончив ужин, Генрих отправился в свою комнату.

Проходя по пустым и тёмным коридорам, офицер наслаждался тишиной и одиночеством. На протяжении последних дней он часто ловил на себе сочувствующие взгляды, при виде его ран. В начале он относился к этому спокойно, потом это начало быстро раздражать. Вернув себе мундир, он направился на этаж со своей спальней, по пути он заметил треснувшее стекло. Присмотревшись к нему, он видел в центре трещин горящий дом, и, на его лице образовалась довольная улыбка от проделанной работы. Находясь по другую сторону окна, и на большой дистанции от очага возгорания, Генрих по-прежнему ощущал на себе его жар и невыносимую боль в груди при каждом вдохе и выдохе. Тот маленький огонёк, что возвышался на несколько метров над землёй был гипнотически прекрасен, манящий обратно в свои адские чертоги.

Ещё дальше он увидел дверь в комнату Анны, которая теперь была увешана цветами, точно так же, как дома. Юноша не смог долго смотреть на эту картину и отвернулся. Через минуту он уже оказался в своих покоях.

Свободно разлёгшись на своей кровати, Генрих облегчённо выдохнул, смотря на тёмные узоры в потолке. После всего, что с ним случилось в деревне, он не чувствовал себя сильно уставшим, наоборот, он не чувствовал никакого прилива или убытка сил. Подняв руку, Генрих начал тереть свои пальцы друг об друга, постепенно ускоряя их движения, при этом вырабатывая заметное тепло. Сейчас все ощущения твердили, что он не спит. Закрыв глаза, юноша начал воссоздавать картину случившегося, чтобы разобраться во всем. Он хотел разложить всё по своим местам и, сориентироваться в том, что было и чего не было.