Красный Герцог

Глава 4 Встреча

Чем дальше от своего дома отъезжал Генрих, тем легче ему становилось. Вскоре конвой прибыл в город, где солдат заселили в пустующий отель. Находясь в незнакомой обстановке, Генрих пытался думать о чем-то хорошем. Вольфганг был прав насчёт Анны, её не было в доме, и возможно, она еще жива. Генрих должен как можно скорее узнать правду и найти её. Он лёг на мягкую кровать и попытался уснуть. Переворачиваясь с одного бока на другой, он пытался избавиться от всех посторонних мыслей. Сначала были попытки думать о чем-то нейтральном или хорошем, но вскоре все они блекли перед глазами.

Замкнувшись в самом себе, Генрих не заметил того как уснул. Осознание этого пришло только утром, когда в дверь его комнаты постучали. Он поднялся с кровати, когда к нему зашел водитель.

— Доброе утро, надеюсь вам спалось хорошо. Вам желательно собраться и спуститься вниз, — после завтрака нас ждут в штабе.

Генрих слегка был раздражен этим утром — он отвык от того, что его будят. Последний раз его будили несколько месяцев назад. Посмотрев в окно он обнаружил, что сейчас не ранее утро; после вчерашнего он проспал до полудня. «Не удивительно, что меня разбудили, наверное, потеряли» — подумал Генрих. Он быстро оделся и направился на первый этаж отеля. Во всем городе это было единственное туристическое заведение, которое имело на первом этаже столовую, где постояльцы могли благополучно подкрепиться. Другие похожие заведения могли предоставить только кров, именно поэтому оно было самым популярным в городе. Спустившись в огромный зал, наполненный белоснежными столами, стульями и красивой золотой люстрой на потолке, Генрих видел весь отряд; все давно уже проснулись и во всю заканчивали завтрак. В столовой были и водители грузовиков. Все сидели рядом друг с другом, как старые товарищи и о чем-то весело разговаривали.

Это была прекрасная картина идиллии и спокойствия, о которой когда-то мечтал Генрих. Ему никогда не нравилась обстановка, что царила в Керхёфе: все люди были на взводе, и у них просто не было возможности как-то расслабиться. Обстановка за офицерским столом отличалась тем, что они были защищены от возможности погибнуть в скором бою. Люди из отряда вдохновляли Генриха, и, при виде счастливых подчинённых он сам невольно улыбался. Чем ближе Генрих подходил к столам с едой, тем больше знакомых лиц поднимали на него глаза. Вольфганг, Фенриг, Франц, и многие другие, видя своего командира, поднимали руки в знак приветствия. Благодарные улыбки на их лицах свидетельствовали о том, что они рады оказаться вдали от мрачного и опасного Керхёфа. Когда же Генрих приблизился на достаточно близкое расстояние, то почуял прекрасный запах еды. Пища создавала столь сладкий и приятный аромат, что сердце забилось быстрее, а ноги невольно подкосились. Давно Генрих не ощущал такой прекрасный запах.

Ускорив шаг, он приблизился к столу. Для него было приготовлено особое место, где красовались невиданные десерты: заварные пирожные и красный чай, основное блюдо было похоже на жаренную картошку с мясом и сыром. Кто-то посмеялся над Генрихом и назвал это блюдо «мясом по-французски». Приступив к трапезе, Генрих наслаждался каждым кусочком, что исчезал в его рту. Каждое блюдо было уникально, это была еда наивысшего качества. От удовольствия он даже чуть ли не заплакал. Если бы в лагере кормили похожей едой, он был бы готов на любые ежедневные тренировки.

Во время завтрака, Генрих активно общался со всеми, кто сидел рядом. В шутку они обсуждали что, может быть, им стоит назначить это прекрасное здание своим штабом. Были предложения забрать поваров с собой и сразу же вручить все возможные медали и почести. Вид счастливых солдат успокаивал Генриха, и, находясь среди них, он сам был спокоен. Все страшные события прошлой ночи сняло как рукой; Генрих наслаждался приятным настоящим.

Завтрак закончился, и все начали медленно собираться. Выходя из отеля, Генрих встретился с управляющим здания, которого поблагодарил за столь тёплый приём. Управляющий в ответ, немного в замкнутой манере, пожелал им удачи. Генрих заподозрил что-то странное в его поведении, будто он и не был рад помогать представителям армии или делал это не по своей воле. Разбираться в этом у офицера не было времени. Все погрузились в машины и отправились в штаб. По дороге до места назначения у Генриха и Вольфганга произошёл небольшой разговор:

— Где начнём искать сестру? — спросил у своего друга Вольфганг. Он полночи не спал из-за того, что беспокоился за Генриха, и, боялся, чтобы тот ничего не забыл.

— Я не знаю… не представляю, куда она могла пойти. Скорее всего, это было до того… как умерла мама. Анна не могла никуда уйти. Возможно, её забрали. — От каждого слово в груди Генриха что-то неприятно покалывало.

— Зачем кому-то забирать чужого ребёнка?

— Я не знаю, Вольф! У меня есть предположение, что Диди знает.

— Кто такой Диди?

— Он вместе с Манфрэдом приезжал за мной. Он видел мою семью, и, возможно, что-то знает. Это моя единственная зацепка.

Собеседники сделали паузу, обдумывая возможные варианты развития событий. Пока они говорили, водитель молча сидел рядом и не обращал на них никакого внимания. Возможно, ему было плевать, или он не хотел отвлекаться от полупустой дороги. Генриху слегка не понравился этот момент, что кто-то слушает их разговор, но не пробует в нём участвовать. Водитель как солдат и местный, может тоже что-то знать.

— А что насчет твоей семьи? Я не видел твой дом. — Генрих вспомнил, что вчера вечером дом Вольфганг не находился на прежнем месте. Обычно Генрих всегда мог видеть большое деревянное строение, но вчера оно там отсутствовало.

— Я его тоже не видел. Боюсь, что могло случиться что-то нехорошее, но и боюсь это проверять. Я лучше буду думать, что с моей семьёй всё хорошо и они переехали из-за тоски.

Генрих понимал страх Вольфганга и желал самому себе не знать то, что случилось с его семьёй. Ведь вся эта потеря могла произойти и с его другом. Позже они приехали в штаб, Генрих увидел знакомое строение и вспоминал тот день, когда он впервые его увидел: Диди уходил относить договор, подписанный Генрихом, а Манфрэд пытался войти в доверие к юноше. «Как хорошо, что его больше нет. Может, он и не был настолько плохим человеком, а просто выполнял свою работу. Но своими поступками он сам решил свою судьбу».

Водители машин сообщили, что в штабе ждут каждого из отряда Генриха, — по их словам, все должны заполнить «важные» документы. Весь отряд направился в указанное здание, где на первом этаже были разделены. Генрих направился в сопровождении местного солдата на второй этаж, а его бойцы отправлены в кабинеты на первом. Генрих поднялся на нужный этаж и зашёл в офис командующих. Там находилось множество столов и красивые книжные шкафы. Помимо целых стопок документов, что были и в Керхёфе, здесь имелись учебники по истории, стратегии и искусству ведения боя. Приятный запах свежезаваренного чая создавал лёгкую атмосферу домашнего спокойствия. Генриха усадила на стул милая девушка в военной униформе. Она достала из стола личное дело Генриха, открыла на середине и начала что-то записывать.

Генрих ожидал дальнейшего развития событий. Он молча осматривал кабинет; ему нравилась местная обстановка, он бы даже с радостью остался здесь работать. За окном было слышно, как разъезжают машины и веселятся дети. Если бы всё пошло иначе, он был бы высокопоставленным лицом, работал в городе и каждый вечер возвращался домой к любимой семье. Юноша украдкой посмотрел на ведущую записи девушку — она показалась ему очень красивой. Несколько минут он смотрел на неё, и, она заметив это, покраснела. От такой реакции, Генрих почувствовал себя ещё более неловко, так как румянец только украсил сотрудницу штаба.

— Я должен был встретиться с лейтенантом Диди. Когда он придёт?

— Он прибудет, когда окажется здесь, ждите. — Девушка уставши покачала головой и вернулась к заполнению документа.

Пока Генрих ожидал долгожданной встречи, на первом этаже его солдаты парами входили в указанный им кабинет. Вольфганг вошел одним из самых первых. Внутри его спрашивали о событиях, что произошли в Керхёфе, и, о том, как он учился и служил во время службы. Вольф не сомневался в том, что в штабе заподозрят что-то неладное. Он, как соучастник, знал, как ответить на все вопросы, как высказать это так, чтобы все события были чередой случайностей и совпадений. Офицер, с которым он беседовал, лестно отозвался о успешной карьере и сказал, что завидует юноше. «Весной в Баварии самая прекрасная природа, а замок Норденхайн сам по себе великолепен» — говорил он. Вольфганг впервые услышал о том, куда они направляются. Ему изначально это было безразлично, лишь бы подальше от Керхёфа, идентичное мнение имели и остальные солдаты. Закончив беседу, Вольфгангу выдали его личное дело, где была описана военная карьера, медицинские данные и краткая характеристика. Папку он должен будет хранить, и, по прибытии в новое место, её заберут. Покинув кабинет он обсуждал с остальными солдатами то, куда они направляются. Все были заинтересованы жильем в замке.

После десяти минут ожидания, в кабинет вошёл знакомый Генриху человек: Диди открыл дверь, поприветствовал девушку и новоприбывшего офицера. Увидев его, Генрих сразу же вскочил со стула, чем напугал присутствующих. Он рывком направился к Диди, пытаясь узнать всё, что его терзало уже долгие часы.

— Скажите, вы знаете где моя сестра?! — Нервничая, Генрих не мог сдерживать свои чувства и почти кричал на лейтенанта.

— Генрих… — Диди был удивлён резким поведением юноши, но отодвинув того на более удобную дистанцию, успокоился и решил ответить своему гостю. — Да, Генрих. Твоя сестра содержится в приюте…

Услышав эти слова, Генрих моментально покинул кабинет и помчался на улицу. Позади себя он слышал доносившиеся из кабинета удивлённые крики Диди. Пробегая мимо своего отряда, он приказал Фенригу и Вольфгангу последовать за ним. Вместе они выбежали к машине, у которой курил водитель.

— В детский приют, быстро! — подбегая к машине кричал Генрих.

Удивившись спешке старшего по званию, водитель выкинул сигарету и неохотно сел в машину. Ему не поступали указания исполнять приказы этого офицера — он слушался только людей из штаба, но спешка Генриха сбила его с толку: крик и бешеный взгляд убрали желание противиться приказу.

В городе, к счастью, находился только один детский приют, именно туда водитель и поехал на своей машине. За пределами же города было ещё два аналогичных заведения, о чём собственно Генрих не мог знать. Водитель, не задавал лишних вопросов, только смотрел на дорогу и слушал, как рядом сидящий офицер нервно переводил дыхание, пытаясь успокоиться.

— Мы на месте, — сообщил водитель, когда остановился у незнакомого Генриху здания.

Офицер выпрыгнул из машины и быстрым шагом направился к входной двери, на которой красовалась вывеска «Дом Ангелочка». Вольфганг и Фенриг последовали за ним. Грубо оттолкнув двери, Генрих оказался внутри здания. Светло-розовые обои на стенах были усеяны различными рисунками, они находились на высоте не выше полутора метров. Рисунки были разноцветными и изображали людей, дома, животных и цветы. Иногда встречались закорючки, которые невозможно было идентифицировать. Генрих подошёл к первому же человеку, которого встретил внутри. Им оказалась женщина средних лет, что сидела в небольшом кабинете, где находилось окно со стороны входа.

— Скажите! у вас есть девочка по имени Анна Верлорен!? — Генрих пытаясь успокоить свои нервы говорил местами сбивчиво. Различные чувства кипели в его сердце, а в ушах появился уже знакомый гул.

— Минуточку… — Женщина за стойкой невозмутимо ответила незнакомому человеку и отодвинулась на стуле в сторону огромных стеллажей.

Несколько минут она смотрела на различные ярусы и коробки, то и дело переходя от одного места к другому. Профессионализм работницы приюта был на высоте: она даже не подавала виду, когда из окна доносился голос Генриха, с интонацией, похожей на отчаяние и печаль. Он просил её поторопиться всё чаще и чаще.

Найдя нужную папку, работница приюта подошла с ней к своему столу. Генрих пытался взглянуть на неё и посмотреть, что там написано. Женщина не допустила этого, закрыв надписи в папке рукой.

— Есть у нас такой ребёнок. Что именно вас интересует? — Работница приюта только закончила свои слова, как подняла взгляд и обнаружила, что Генриха уже нет на месте.

Услышав только первое слово, он моментально побежал по коридору вглубь здания. Пробегая мимо различных дверей, он во весь голос кричал имя своей сестры, пытаясь найти её. По всему дому каждую секунду разносился крик: «Анна!» Генрих уже не ощущал усталость, его кровь бурлила придавая ему энергию. Он был вынужден остановиться на развилке, где коридор уходил в две разные стороны и на второй этаж. Желая иметь максимальный обзор, Генрих остался на месте и продолжал звать свою сестру, то и дело осматриваясь, пытаясь увидеть её. Минуту спустя раздались звуки шагов сверху и справа. Генрих надеялся, что это Анна, и слышал, как шаги приближаются к нему.

Разрываясь между коридором и лестницей, он увидел, как на его этаже открывается дверь. Из неё вышла знакомая фигура: маленькая бледная девочка с тёмными волосами, одетая в слегка грязное тёмно-зелёное платье. Это была Анна. Их взгляды были направлены друг на друга. Они оба не верили в реальность этой встречи; им казалось, что всё это сон. Долгие дни они были одни, не зная о судьбе любимого человека, и сейчас он находился прямо перед ними. Генрих побежал к Анне, повторяя вслух её имя, словно прекратив это, она могла раствориться в воздухе. Анна также радостно побежала к своему брату, со слезами выкрикивая уже его имя. Они столкнулись на середине коридора, Генрих на бегу присел рядом с сестрой и обнял. Ощутив, что всё это не сон, Анну охватила новая волна слёз, она сильно вцепилась в мундир Генриха и вжалась лицом в плечо. Её брат был безумно счастлив, ведь его сестра жива и в полном порядке. Теперь он никогда её не бросит, ведь она — единственное, что у него осталось. Обнимая свою сестру и ощущая тепло, что от неё исходит, он погрузился в воспоминания об ужасной судьбе, что случилась с отцом и матерью. Теперь и Генрих начал плакать в этих объятиях. В отличии от Анны, его слёзы принадлежали горю. Он не хотел ей рассказывать всего, что произошло, он не желал причинить ей боль, что ощущал сам. Его новая задача — во что бы ни стало, защитить её.

Этот трогательный момент семейного воссоединения нарушил посторонний человек. Позади Генриха раздался незнакомый женский голос, пытающийся привлечь к себе внимание:

— Прошу прощения!..

Генрих обернулся и увидел строго одетую женщину с суровым видом. В своём тёмно-синем и длинном платье она походила на монахиню. Офицеру было безразлично кто это, но в голове всплыла мысль, что это смотритель приюта.

— Иди собирайся — мы покидаем это место. — Генрих, пытаясь успокоить себя и сестру осторожно погладил её по волосам.

— Хорошо, я мигом! — Вытирая слёзы, Анна с улыбкой на лице побежала в комнату, откуда вышла.

Генрих только смотрел ей вслед, улыбаясь и осознавая, что с ней всё хорошо. Он почти сразу забыл о том, что позади него стоит посторонний человек, который совсем недавно потревожил их. Смотрительница сразу напомнила о себе, сказав: «Кто вы, и что вам нужно?»

— Я забираю её.

— Это невозможно, её может забрать только официальный опекун. — Женщина отвечала ему высоко подняв голову, часто поправляя свои криво сидящие очки.

— Сейчас, я её «официальный опекун». — Генрих пытался игнорировать женщину, так как её присутствие мешало его счастью, но всё же она начинала его напрягать.

— Ха! Вы не можете быть её опекуном, я была вынуждена забрать эту бедную девочку из дома её матери. Я-то знаю, что у неё только мать и осталась, она сама мне сказала, что её отец и сын погибли! Пусть родитель придёт за ней.

Генрих от злости сжал кулаки, он не хотел вспоминать то, что случилось с его семьёй, не хотелось тонуть в море воспоминаний и ещё раз ощущать эту боль. Он был готов любыми способами заткнуть рот смотрительнице, лишь бы Анна ничего не слышала из её уст.

— Это невозможно… Я забираю её — и точка.

Когда они разговаривали, из-за угла к ним вышли Фенриг и Вольфганг. Они устали долго ожидать своего офицера у входа и решили проверить, нужна ли ему помощь. Встретив его они увидели, как Генрих продемонстрировал женщине рядом с собой удостоверение, где было написано, кто он такой. Смотрительница ознакомилась с информацией: перед ней стоял человек, носящий гордое звание офицера, его фамилия совпадала с фамилией воспитанницы, но подумав, что в любом случае предоставление ребёнка человеку с схожей фамилией и не официальному опекуну, является нарушением правил, она решила, что не отпустит девочку. В связи с этим, она была вынуждена отказать, пригрозив тем, что вызовет представителей порядка, если посторонние не покинут здание. Это стало последней каплей для Генриха, он достал из своей кобуры пистолет и направил прямо в лицо смотрительницы. Женщина была шокирована таким поведение, в её глазах моментально родился страх. Она не знала на что способен стоящий перед ней человек и испугалась, что он действительно сможет выстрелить и совершить преступление в детском доме, в самом безобидном и святом месте, которое может построить человек.

— Это не обсуждается, — сказал Генрих, теряя последние капли своего терпения. Получив надежду на дальнейшую счастливую жизнь, и возможность искупить свои ошибки, он не собирался так просто её терять.

Директриса была настолько напугана, что промычав в ответ что-то невнятное, рухнула на пол, — её ноги подкосились. Упав, она смотрела сквозь Генриха. Страх поглотил её разум, забрал из живого мира, оставив только пустую оболочку. Генриху показалось что он перестарался и случайно нанёс психологический вред человеку, который того не заслужил. Он был вынужден так поступить, ведь слова никак не могли помочь ему в этом деле. Частично ему было жаль бедную женщину. Только спрятав назад в кобуру свой пистолет, дверь в комнату Анны распахнулась, и оттуда выбежала сестра Генриха, держа в руке маленькую сумку. Подбежав к своему брату она обняла его и взяла за вспотевшую руку.

Уходя мимо сидящей на полу смотрительницы, Анна доброжелательно попрощалась с ней. С милой улыбкой на лице, она пожелала женщине всего наилучшего. Она также была рада видеть Вольфганга, который приветливо улыбался в ответ. Он тоже был рад видеть маленькую девочку, рад осознавать, что у них не всё так плохо. Он понимал, что Анна спасёт Генриха от внутренних терзаний и не даст ему пасть в бездонную пропасть самобичевания. Подходя ближе к выходу, Анна поинтересовалась у брата:

— Почему тётя сидела на полу?

Генрих не знал, что ответить и, попытавшись придумать что-то более-менее вразумительное, сказал:

— Она была настолько рада за тебя, что не смогла устоять на месте.

Этот ответ рассмешил Анну, из-за чего весь коридор наполнился звонким детским смехом.

Достигнув машины, Генрих заметил недоумевающий и неодобрительный взгляд водителя. Он очередной раз пытался курить, но снова был вынужден бросить сигарету, не выкурив и половины. В его голове крутилось множество мыслей от «зачем ему ребенок?» до «почему теперь он такой счастливый?» Но оставив их при себе, он принялся возвращаться к своим рабочим обязанностям. Не сказав ни слова вышестоящему, он завёл свою машину и интуитивно поехал в штаб. Спереди разместился Фенриг, сзади него сидел офицер, Вольфганг и маленькая девочка между ними. Солдат за рулем не знал, что происходит, но догадывался что девочка — сестра Генриха. Семейная драма показалась ему слегка нелепой и излишней, но он не рискнул сказать это вслух. Весь путь до штаба, Генрих никак не мог отойти от мысли, что рядом с ним наконец-то сидит Анна. Она в безопасности и ей ничего не угрожает. Всю дорогу он не веря происходящему крепко держал её за руку и говорил, какой красивой она стала. Ему было в тягость говорить с ней, держа лживую улыбку на лице. Только сейчас он смог присмотреться к ней: худая, с мешками под глазами и неухоженными волосами; впервые он видел свою сестру такой, и, ему было жаль, ведь он не мог приехать раньше. В его сердце была надежда, что никогда его сестра больше не окажется в таком состоянии.

Генрих говорил и пытался не делать паузы между темами, не хотел передавать сестре очередь в разговоре, ведь она могла спросить про маму или папу. Не зная, как утаить эту информацию, он говорил обо всём подряд, про город, природу и всё-всё вокруг. Местами пытаясь быстро подобрать тему для разговора, он говорил такие глупости, что все пассажиры машины косились на него.

Подъехав к штабу, Генрих был вынужден покинуть машину. У него оставались важные дела с лейтенантом Диди, которые он не мог отменить ради своей сестры. Анна никак не хотела расставаться с братом, один раз он уже ушёл, и, его уход принёс с собой множество бед. Она также не хотела оставаться одна, как и Генрих. Он успокаивал её что всё пройдёт быстро, даже сам не осознавая, насколько долгим будет разговор в штабе. Не выдержав возможной разлуки, Анна начала плакать, что вызвало еще большую печаль на сердце у Генриха. Он прямо сейчас причинял боль своей сестре, пытаясь сделать всё как можно лучше. Это были его болезненные грабли, на которые он наступал раньше, и никак не мог обойти их. Напоследок он сказал Вольфгангу:

— Пожалуйста, не говори ей ничего.

После этих слов, юноша был всё же вынужден удалиться. Войдя в здание, он ещё долго слышал плач своей сестры и то, как Вольфганг пытается её успокоить.

Проходя через первый этаж, Генрих заметил, что внутри не было других солдат из его отряда. Ему стало неспокойно от этой новости. Он надеялся, что его побег не восприняли как дезертирство, и, его солдаты не понесли за это никакого наказания. Поднявшись на второй этаж, он остановился у двери в кабинет Диди. Он стоял несколько минут, придумывая фразы с которых стоит начать диалог, чтобы его побег был оправдан и менее груб в своём представлении.

Пока различные мысли и ситуации проносились в его голове, дверь открылась без его участия. По ту сторону проёма стоял лейтенант. Неловкая пауза повисла между ними. Генрих не знал, что сказать и видел, как Диди ждал именно его начала.

— Я… — только промолвил юноша.

— … ушел за сестрой — я видел. Моя помощница в слезах вышла из кабинета.

— Прошу прощения, что мне пришлось вас срочно покинуть. — Генрих вошел внутрь по приглашению и присел на стул напротив стола лейтенанта. Он надеялся, что приказ о его переводе всё ещё в силе.

Главнокомандующий осторожно закрыл за Генрихом дверь, медленно прошёл в другую комнату и скрылся из виду. Пока он находился там, Генрих говорил ему всё, что он успел повидать и сделать в «Доме Ангелочка». Он признался во всем: от своего необдуманного побега, до угроз смотрительнице. Из соседней комнаты можно было слышать шум посуды, топот ног, звуки ударов по дереву и никакого ответа. Из маленькой коморки доносился только звон хрупких предметов. Позже оттуда вышел лейтенант с двумя кружками свежезаваренного чая. Одну он положил со своей стороны, другую предоставил Генриху. Юноша всё никак не мог привыкнуть к людям за пределами Керхёфа, — даже с новобранцами всё было сложно — они мало кому доверяли и почти не открывались ни коллегам по службе, ни начальству. В городе все были вежливы и приветливы, даже добродушный жест с угощением чая был хорошим знаком. Для короткого разговора чай не нужен, а судя по письму, Генриха ещё ожидал и инструктаж.

— Я понимаю твои мысли и действия: ты соскучился по сестре, однако твоя резкость даже меня удивила. — Диди принялся монотонно размешивать чай в своей кружке. — Я знаю, что ты человек не глуп, вспыльчив, но не глуп, добрый, прямолинейный, так что я внимательно рассматривал твою кандидатуру. Ранее я получил рекомендательное письмо из Керхёфа, и охотно готов пойти навстречу. Наверное, ты всё уже и сам знаешь: Норденхайн, Бавария, Фюссен.

— Так точно.

— Замечательно. — Диди осторожно отпил немного чая из своей кружки. — Говоря только между нами: приказ я подписал ещё до твоего приезда. Я проведу инструктаж, и завтра ты отправишься в путь.

Лейтенант осторожно рассматривал сидящего перед ним юношей. Он активно сравнивал то, каким Генрих был в их первую и вторую встречу, и каким он предстал сейчас.

— И… Смерть Манфрэда… печальна. — Поведение Диди слегка изменилось, он стал более осторожным, особенно когда заметил реакцию Генриха на упомянутое имя. — В последние месяца в Керхёфе происходят странные вещи. Странные вещи требуют особого разбирательства. Тебе что-нибудь известно об этом?

— Никак нет!

- «Никак нет» … Мне очень жаль, что на вас так много легло. Керхёф специализировался на том, чтобы взводы восполнялись молниеносно и занимали отвлекающие позиции. Основные силы были в другом направлении, когда…

— Но так нельзя! — вспылил Генрих осознавая, что все его друзья были лишь приманкой.

— Нельзя проигрывать, Генрих. Мы или умрём сами, или нас убьют.

Лейтенант тяжело выдохнул и открыл ящик своего массивного деревянного стола, откуда достал папку. Бежевый документ был крайне тонким и имел на себе гриф «совершенно секретно!» Диди перевернул этот документ к Генриху и, открыв, начал свой инструктаж. Он показывал на карте местоположение замка, прилегающие владения и деревню Фюссен. Дополнительно к карте были приложены фотографии, на которых Генрих мог увидеть красоты природы, деревни и самого Норденхайна.

— В данный момент из-за военного времени в деревне осталось чуть меньше сотни жителей, по той или иной причине освобождённых от службы. Как представитель верховной власти и государства, ты имеешь полное право распоряжаться ими. Для этого будут подготовлены специальные задокументированные разрешения, но люди там весьма суеверны, но к ним надо привыкнуть. Увидев тебя, как хозяина замка, могут принять за своего. Только, учитывая твоё положение в армии, ты скорее будешь являться избранным герцогом. — После этих слов, лицо Диди озарила лёгкая улыбка. — Сам Норденхайн должен будет содержаться в строгой охране. Мы перевезём туда с тобой некоторые важные — для нашей страны и победы — документы и вещи, для обеспечения их сохранности.

Генрих внимательно вслушивался в слова Диди, обдумывая возможные последствия и необходимые дела при первом посещении местности. Он хотел бы в первые дни навестить жителей Фюссена, представиться им и заручиться их доверием. Получив расположение населения не придётся бояться, что под носом будут строить козни. Фотографии, что юноша видел в документе, ему понравились. Если всё действительно так красиво, как было запечатлено на картинках, то он будет на седьмом небе от счастья. Анне тем более это понравиться. Выслушивая инструктаж, Генрих совершенно забыл о чае, — он сразу выпил уже остывшую половину кружки и, почуяв паузу в разговоре, решил задать важным вопрос.

— Скажите, пожалуйста, лейтенант. Могу я взять с собой сестру? — Генрих нервно сжал рукой штанину своего одеяния, надеясь на положительный ответ.

Услышав это, Диди задумался. Осмотрев Генриха, он посмотрел через окно у себя за спиной, прямо в окно, смотрящее на место где остановилась машина с Анной. Диди долго разглядывал что-то в окне и вскоре обернулся к Генриху.

— Можно. Ты имеешь полное право увезти с собой что хочешь и кого хочешь. Конечную ответственность несёшь ты. Но позволь спросить, зачем? Твоя сестра может остаться с матерью, — если её состояние позволяет. То, что ты предлагаешь, может быть опасно, ведь, мы не можем предугадать, что может произойти в следующий день. — Почёсывая свою короткую бороду, Диди открыто высказал своё мнение по этой ситуации, продолжая наслаждаться вкусом и запахом чая.

Генрих был удивлён незнанием Диди; офицер не понимал одной вещи: если Диди знал о содержании Анны, то почему он не в курсе про её мать? Именно этот вопрос Генрих и решил задать своему лейтенанту. Диди удивился, не меньше чем Генрих, вначале он даже не понимал, о чём идёт речь. В конечном итоге Генрих рассказал всё, что застал у себя дома.

— Это трагично, Генрих. Мне жаль это слышать. Я действительно ничего из этого не знал. После того, как ты отправился на поезде, я попросил своих солдат изредка навещать твою семью. Когда же я узнал, что твоя мать не справляется с ребенком, то попросил солдат забрать девочку и перевести в «Дом Ангелочка»: это было ближайшее место, где можно было её контролировать. Это могло помочь избежать возможных бед. Я также пытался уберечь и её мать, но Петра Верлорен отказывалась покидать дом веря, что вскоре вернётся её мужа и сына. — Диди присел обратно на свой стул и сложил руки вместе. В его взгляде читалось сожаление. Ему действительно было грустно от того, что случилось.

Эти слова стали последним ответом на целую гору вопросов. Из-за действий Диди, Петра погибла. Ощутив потерю второго ребёнка, она впала в столь глубокое отчаяние, что от горя потеряла последнюю причину жить — это объясняло сильное обезвоживание и худобу. Ведь именно в кровати своей маленькой дочери Петра лежала несколько дней без еды и воды, ожидая её возвращения. Эти мысли холодной тоской прошлись по всему телу Генриха. Он был зол, благодарен и одновременно сочувствовал лейтенанту. Если бы не его попытки помочь, всё могло закончиться более плачевно. В этом человеке Генрих увидел себя, такого же наивного глупца, который, пытаясь сделать благо, устроил катастрофу.

Между ними возникла неловкая пауза: Генрих погрузился в собственные мысли, а Диди не знал с какой стороны продолжить разговор. Он считал, что стоит открыть новую тему и смягчить печальную ношу на плечах юноши или продолжить инструктаж, как ни в чем небывало. Это неловкую паузу закончил Генрих.

— Я… пожалуй… пойду.

Юноша удалился из кабинета. Диди не стал его останавливать, он только посмотрел на чашку с недопитым чаем и принялся продолжать свою работу. Только перед этим он должен был сделать одну важную вещь, и для этого он достал пустой лист бумаги и принадлежности для письма.

Генрих покинул двери штаба, когда уже вечерело. Выходя на улицу, он не увидел у обочины дороги машину. Вместо неё на пустом месте стоял Фенриг. Генрих поспешил к нему, чтобы спросить куда все делись. Повторно потеряв Анну, он начал сильно нервничать не видя её на прежнем месте. Фенриг, увидев своего офицера, выпрямился и смотрел на то, как к нему приближается начальник. Он не выглядел обеспокоенным, но вид встревоженного Генриха его смутил.

— Где она?! Фенриг, где моя сестра?! — Генрих почти перешёл на крик, сразу как подошел к своему другу-солдату.

— Они… отошли ненадолго, Вольфганг хотел её успокоить. Они скоро должны вернуться. — Фенриг действительно был напуган поведением Генриха. Встретив свою сестру, офицер стал более нервным и вспыльчивым.

Услышав это, Генрих начал оглядываться по сторонам, он хотел скорее увидеть Анну и убедиться, что с ней всё в порядке. С одной стороны улицы была полная пустота, только вдали ходили одинокие люди, идущие по своим делам. Когда Генрих повернул голову в противоположную сторону, то ощутил облегчение. Вдоль улицы к нему шла Анна с Вольфгангом, в своих руках они держали рожки с мороженным. Вольф одной рукой держал белоснежный замороженный крем в вафельном рожке, другой он держал Анну за руку. Девочка радовалась, её рот застыл в широкой улыбке, и, местами он был испачкан замороженным кремом.

Тревога покинула сердце Генриха, он расслабленно выдохнул, и смотря на то, как его сестра счастлива, также невольно начал улыбаться. Мама говорила, что Анна светится, когда счастлива, и Генрих только сейчас осознавал, что это значит. Она была, как маленькое солнце: когда он смотрел на неё и был с ней рядом, ему становилось теплее. Стоило Анне увидеть своего брата, как она отпустила руку Вольфганга и побежала навстречу любимому родственнику. Разбежавшись, она врезалась в юношу и обняла его. Генрих был рад, что его сестра не обвиняет его во всех бедах, меньше всего он хотел, чтобы их отношения начали портиться. Он отодвинул Анну и, достав платок матери из кармана, начал вытирать её лицо. Анна лишь невинно улыбалась, когда брат чистил её бледное личико, будто мама-кошка вылизывала своего котёнка. Генрих делал это впервые, и оба были благодарны этому моменту.

— Ой, братик, я тебя испачкала! — Анна указала пальцем на пятно на кожаном мундире. Оно появилось от того, что она уткнулась лицом в плечо Генриха, оставив на нём немного мороженого.

Генрих посмотрел на небольшое пятно, и, глупо улыбаясь, сказал, что всё в порядке, и он потом его смоет. Так они впятером: Фенриг, Анна, Вольфганг, Генрих и пятно на мундире отправились в отель, где ранее ночевал весь их отряд. Исследуя пустые улицы, Генрих слышал, как Анна радостно рассказывала, какое мороженное вкусное, и как они с Вольфом ходили по городу. Генрих чувствовал себя спокойно, он был рад что Вольфганг справился со всем, он сделал даже больше необходимого, и Генрих был ему за это обязан.

Оказавшись в отеле они убедились, что весь отряд действительно вернулся на своё прежнее место. Сейчас был поздний вечер, солдаты уже заканчивали ужин. Группа вернулась как раз вовремя: они поспешили к столу и приступили к трапезе. Еда была так же вкусна, как и утром, — Анне она тоже понравилась. Закончив ужин и наблюдая за Анной, Генрих не знал, как ей сообщить что утром они не поедут домой. Переполненная удивительными событиями, Анна вовсе забыла о том, что когда-то придётся вернуться назад к семье.

После ужина Генрих отвёл сестру в свою комнату, где думал уложить спать. Вначале маленькая девочка залезла на кровать и прыгала на ней, как на батуте. После десяти минут безостановочного веселья её сломил сон, и, удобно устроившись на кровати, она почти сразу уснула. Убедившись, что Анна спит, Генрих удалился из комнаты. Его мучали сомнения и страх перед предстоящими переменами, он решил их обсудить со своим другом, желая получить поддержку и советы. Вольфганг ещё не спал: он сидел в дальнем кресле своего номера и разбирал свой автомат. Слабое уличное освещение, что касалось его лица, создавало из него какое-то нечеловеческое создание, пришедшее будто из неведомых далей. Приход Генриха его не удивил, и он спокойно встретил друга. Пока Вольф чистил и собирал автомат, Генрих, вспомнив о пятне на мундире, пытался его отмыть. Между юношами возник диалог, в ходе которого Генрих делился всеми своими переживаниями.

— Рано или поздно она всё узнает. Будет лучше, если ей скажешь ты. — Вольфганг то и дело прерывал свои дела, направляя взгляд на Генриха.

— Знаю… Я опасаюсь последствий. — Генрих был в тупиковой ситуации и не знал, что ему делать.

— Тебе не повезёт, как раньше, — удача итак часто была на твоей стороне.

— Да, удача… именно благодаря ей я жив до сих пор. Та встреча с кабаном; третий день в Керхёфе; кампания в городе; убийство Манфрэда; наш переворот. Всё это…

— Расскажи, что было у Манфрэда? — Вольф с интересом повернулся к другу — Генрих так и не рассказал всей истории. Он закрылся от неё и не желал ничего слышать, сейчас же он раскрывал события того ужасного дня, что перевернул его жизнь.

— Когда я был в его кабинете, и он целился в меня, в лагере подняли тревогу, только тогда я получил преимущество которым и воспользовался. — Генрих с печальным тоном рассказывал о происходящем, ведь вспоминая то, как он совершил месть, он невольно думал и о смерти отца.

— Я слышал об этом: в лагере действительно был посторонний. Говорят, он бродил по баракам, а потом просто исчез. Он ничего не взял, будто пришел просто посмотреть. А самое странное в этой истории то, что свидетели утверждали одну вещь: лазутчик носил совершенно неизвестную форму. — Вольфганг отвлекся от своего дела, смотря через окно на дальние дома города, пытаясь вспомнить всё в мельчайших подробностях.

Сердце Генриха забилось с большой скоростью, слова Вольфа могли означать только одно: автор желтого дневника не умер. Он нашел Генриха и забрал назад свою собственность. Генрих в самом начале ощущал что-то необычное и в самом человеке, и в его книге. Эти доводы были безумны, но никто другой не мог это совершить.

Нахлынувшее чувство беспокойства заставило Генриха вернуться обратно в свою комнату. Выходя из номера Вольфганга, он услышал, как тот советовал всё рассказать Анне. Генрих считал, что это действительно необходимо, но сейчас от этого будут только проблемы. Он лёг на кровать рядом со своей сестрой. Слыша её тихое и спокойное сопение, он быстро уснул, — это случилось почти моментально, стоило только закрыть глаза.

Генрих находился дома, в собственной комнате, она ни капельки не изменилась с его последнего в ней пребывания. Но юноша заметил нечто необычное: в центре помещения стоял посторонний сундук. Большой и деревянный объект имел на себе огромный амбарный замок, из скважины которого вытекала чёрная жидкость. Стоило только Генриху сделать к сундуку шаг, как он начал яростно трястись: внутри коробки стали разноситься пугающие звуки — что-то отдаленно похожее на совокупность криков большого количества людей. Испугавшись, что члены семьи могут проснуться, Генрих подскочил к сундуку и накинул на него плотное одеяло. Как только ткань полностью закрыла сундук, крики стали разносится еще громче. Страх охватил Генриха, ибо он заметил, как с обратной стороны одеяла что-то стягивало ткань. Юноша хотел уйти прочь, но сундук медленно начал скользить по полу в сторону двери. Вскоре он оказался вплотную к ней, полностью заблокировав выход. Вслед за этим что-то крошечное и теплое коснулось руки Генриха. Это прикосновение успокаивало его и, пытаясь прийти в чувство, Генрих спрятался за кровать. Сжимая своё запястье он попытался притронуться к этому теплу, обнять его. Он хотел найти в нём спасение от этого ужасного кошмара.

Генрих очнулся ото сна и сквозь лучи утреннего солнца видел, как рядом с ним лежит его сестра. С испугом в глазах Анна держала ладонь своего брата, её лицо было наполнено тревогой. Генрих поднялся с кровати, — этот сон был ужасно реалистичен; он действительно подумал, что оказался дома, и с ним было «нечто». Если рассматривать такие ситуации со стороны, то можно заметить множество противоречий и небылиц. Только сталкиваясь лицом к лицу с подобным явлением, страх полностью заполняет разум, мешая рождаться здравым мыслям. Именно из-за этих чувств Генрих не сразу смог отойти от тревожного сна.

Анна волновалась за своего брата, по её словам Генрих ворочался последний час и что-то бубнил себе под нос. Сначала она думала, что это дурной сон, поэтому взяла руку брата чтобы его успокоить, но позже она сама начала бояться чего-то неизвестного в голове юноши. Генрих успокоил её, говоря, что это всего лишь сон и что ей не стоит ничего бояться, особенно когда рядом наконец-то её брат. Собравшись, они отправились на первый этаж, где вскоре позавтракали. Хоть еда была той же что и вчерашним днём, она всё равно была изумительной. Генрих ел бы её каждый день, она попросту не могла ему надоесть. Иногда за приёмом пищи Генрих ловил на себе косые взгляды со стороны Вольфганга, который молча намекал ему о серьезном разговоре с Анной.

Закончив завтрак, они направились на улицу: Генрих собирался вернуться в штаб к Диди, чтобы продолжить инструктаж и отправиться, наконец, в Норденхайн, — ему не терпелось вживую увидеть этот замок. На выходе из столовой его встретил неизвестный солдат, что принёс с собой письмо от лейтенанта. Генрих открыл предназначенный ему пергамент и принялся его читать.

Ознакомившись с письмом, Генрих облегченно выдохнул, он успокоился что не стоит извиняться перед лейтенантом за вчерашний уход. Внимание Генриха привлекла фраза «подземелье», которая была особо подчёркнута несколько раз. Перечитав письмо, Генрих подумал, что нашел бы более удобное и приятное место, нежели старые тоннели замка. Также он был рад, что не нужно будет оставлять Анну одну, возвращаться в штаб и сидеть там неизвестно сколько часов. Уже сейчас он вместе со всеми может отправиться в Норденхайн. Выходя на улицу он обнаружил, что напротив дверей отеля действительно ожидает конвой из машин: одна легковая и несколько грузовиков, в некоторых из которых лежали массивные ящики.

— После того, как мы вас отвезём, нам придется вас покинуть, — произнёс один из водителей, что стоял недалеко от поставленных машин. Генрих узнал его, это тот самый водитель что вёз его с Фенригом и Вольфгангом.

За рулём легковой машины Генрих увидел знакомое лицо; довольствуясь своим положением и мягким сиденьем за рулем располагался Фенриг. Он осторожно поглаживал руль и осматривал интерьер.

— Фенриг? Что ты там делаешь? — спросил у своего подчинённого Генрих.

— Он сам вызвался водить этот автомобиль. Учитывая, что водителей у нас мало, а ему нужен опыт, я и разрешил, — сказал бывший водитель этого автомобиля. Генрих помнил, как оставил всех на улице уходя в штаб. Наверное, тогда Фенриг и записался в эту авантюру.

— Лучше пусть за рулем будет опытный человек, чем тот, кто…

— Генрих, пускай там останется Фенриг, — Вольфганг ворвался в разговор, настаивая на том, чтобы офицер не беспокоился неудобствами.

— Ладно, Вольфганг, уговорил.

Закончив со сборами, все солдаты поместились в машинах, и конвой тронулся. Всю дорогу, пока они ехали, Анна разглядывала окружающую природу, леса и поля. Её настолько всё впечатляло, что она почти и не говорила с братом. Генрих был доволен таким событием: было меньше риска, что начнется разговор про родителей. Сбежать Генриху от этого неловкого разговора было не суждено, — когда они проехали через знакомые для Анны дороги, то она поняла, что они с братом не возвращаются домой. Она с удивлением и легким испугом посмотрела на Генриха, желая поинтересоваться, куда они направляются. Сколько бы Генрих не думал о том, что ей говорить, он не пришёл к конечному варианту. Учитывая, что дальнейшее молчание или уход от ответа приведёт только к худшему исходу, он был вынужден соврать своей сестре, ради её блага.

— Мы переезжаем, Анна, я раздобыл для нас удивительный дом, и, родители скоро туда тоже приедут.

Анна немного поморщившись выслушала его ответ. Она подумала, что её брату нет смысла врать, тем более после столь длительной разлуки.

— Здорово!

Сразу после этого она продолжила наслаждаться видами. Её ответ успокоил Генриха, и, расслабившись на удобном сидении, он заметил, как Вольф, что сидел перед ним, пристально смотрел через зеркало и недовольно сверлил взглядом своего офицера.

Добираться до Норденхайна пришлось долго, весь путь должен был длиться около десяти часов. Конвой делал остановку для обеда, тогда все солдаты ели пищу из военных пайков. Генриху не понравилась такая еда, особенно после того что он ел будучи офицером в Керхёфе и в городе. Анна же сказала, что эта еда похожа на ту, которой их кормили в приюте. Иногда во время переезда Анна засыпала на несколько минут, пока машины не наезжали на кочки и ямы. От скуки она пыталась напевать какие-то неизвестные песенки и спрашивала у брата про то, куда он уезжал и что видел. Генрих не рискнул рассказывать ей всю правду, он рассказал только маленькую часть, и то сильно приукрасил события. Он видел много хороших людей, красивые виды и большой провинциальный город. Анне понравилось слушать его рассказы, под некоторые из них она снова засыпала, пока её не тревожила очередная помеха на дороге.

Когда они всем конвоем подъезжали к нужному месту, Анна первой увидела Норденхайн. Огромный замок на вершине большой горы, что была усеяна хвойными деревьями. Три высокие белоснежные башни, покрытые черной черепицей; изрядное количество широких окон делало замок издали похожим на белый сыр.

— Это он?! — Анна, почти с криком повернулась к Генриху, интересуясь действительно ли это тот самый дом. Генрих не сразу увидел его, но посмотрев в направлении руки своей сестры, заметил большой и красивый замок. Это был тот самый замок, что он видел на фотографиях в штабе, в жизни он был ещё краше, чем на фотографиях.

— Да, это он — замок Норденхайн, именно здесь мы и будем жить, — ответил Генрих, испытывая сильное возбуждение от увиденного.

Услышав эти слова, Анна сошла на сумасшедший писк — её радости не было предела. Теперь она могла быть как настоящая принцесса, живя в роскошном замке. Приближаясь к строению, Анна всё время смотрела на него с широкими глазами и открытым нараспашку ртом.

Вот они проезжают мимо деревни Фюссен. Генрих внимательно осматривал пролетающие мимо дома и людей, все они выглядели обычными, примерно также выглядела и семья самого Генриха, когда они жили до войны. Обычные семьи, местами в грязной и потрепанной одежде, старые деревянные дома, некоторые из них покосились под собственным весом, некоторые частично уходили под землю. Перед домами, почти по центру главной улицы стояло вековое дерево, которое, скорее всего, служило местной достопримечательностью и исторической легендой. Сама деревня нуждалась в детальной реконструкции: еще несколько десятков лет, и деревня просто не сможет существовать. Генрих обдумывал, что если он будет жить здесь достаточно долго, то может помочь жителям с благоустройством. Так он заслужит их признательность и поддержку. За некоторыми домами виднелись работающие в полях люди. Генрих наблюдал за тем, как люди в поте лица работали во время сезона сбора урожая, и, его внутренние часы фермера радостно щелкали. Вид этого приятного захолустья чем-то смутил Генриха: в глазах некоторых жителей, — малой единицы, — он видел недоброжелательные взгляды. Ненавидели ли они новоприбывших или недолюбливали городских, он не знал. Ему не хотелось, чтобы сразу по приезде между ними начались недоброжелательные отношения.

Чем ближе был замок, тем выше он становился. Под склоном горы строение выглядело колоссальным, и, Генриха тревожила возможная неприятная репутация самого здания. Мог ли жить в нём злой монарх, что терроризировал несколько поколений местных людей или какое-нибудь абсурдное приведение, зажигающее по ночам огни и бьющее стёкла? Тогда недоброжелательность со стороны населения была бы оправданной и, возможно, неизбежной.

Деревню от замка разделяли несколько километров, весь путь Генрих думал только о жителях населённого пункта. Когда они подъезжали по дороге к возвышенности, где-то сбоку послышался громкий рёв. Неизвестный звук для Генриха издали напоминал шум рабочего поезда, когда тот приезжал за людьми. Этот шум сразу уничтожил спокойную и тихую обстановку, словно разразившийся резкий оружейный выстрел. После того, как все обратили своё внимание на источник звука, из кустов сбоку выскочил на большой скорости трактор. Массивная, увешанная деревянными столбами и кусками металла, сельская машина неслась прямо на дорогу. Не разбирая пути и не сворачивая, она направлялась на конвой. Он целился именно в голову, — в легковую машину с Генрихом и Анной. Увидев надвигающуюся опасность, все принялись действовать. Каждый делал то что считал нужным: Генрих закрыл своим телом Анну, пытаясь уберечь ту от столкновения и подставив себя под удар. Вольфганг, достав свой автомат начал стрелять в место, где должен был сидеть водитель; он впервые видел трактор, но, разглядев его строение, определил, где должен быть человек управляющий им. Фенриг пытался свернуть с пути надвигающейся угрозы. Зажав тормоз, он выворачивал руль из всех сил. Столкновение было неизбежно. Была ли виной запоздалая реакция водителя или само событие было достаточно резким и идеально спланированным, но трактор достиг своей цели.

В следующие же секунды Генрих оказался в полёте. Закрыв собой свою сестру, он не дал ей сорваться с места. Когда произошел удар, собранный из подручных материалов трактор развалился: плохо закреплённые модификации отлетали в разные стороны, сохраняя опасную скорость. Осколки быстро нашли свою цель: один из них прилетел в Генриха, в его левый глаз. Осколок металлической пластины вошел вглубь на пару сантиметров. Такого ранения было достаточно, чтобы навсегда лишиться зрения. Если бы скорость снаряда была выше, то Генрих бы не пережил этой аварии. Не осознавая происходящего вокруг, он даже и не заметил, как приземлился на спину и прокатился полтора метра по земле. Поднявшись, он увидел под собой образующуюся лужу крови, а правым глазом видел что-то торчащее из лица. Осматривать свои ранение было менее приоритетной задачей, его волновало только состояние сестры. Машина, в которой они ехали, лежала на боку, до неё от Генриха тянулся небольшой след из капель свежей крови и частей машин. Подойдя ближе к месту аварии, Генрих заглянул внутрь транспорта, там, на дверце задних сидений лежала Анна. Девочка была без сознания. В ходе аварии она только получила пару незначительных ушибов. Оценив состояние своей сестры, Генрих посмотрел на первый ряд. Вольфганга там не было, но был Фенриг, — несчастный попал под самый удар, — импровизированные металлические шипы трактора пробили обшивку машины и вонзились в тело юноши. Фенриг был мёртв. Поднявшись в полный рост, Генрих высматривал местность за дымящейся машиной. Достав из кобуры пистолет, он был готов к чему угодно. Но никого не было видно, только со стороны кустов вдали слышался шелест, что с каждым мгновением становился всё тише. Поняв, что самое страшное позади, и атакующие отступили, а Анна не пострадала, Генрих взял её на руки и начал уносить с места происшествия.

— Вольфганг! — Генрих быстро осматривался, пытаясь найти своих ближайших подчиненных. Пока он выкрикивал их имена, из других машин начали вылезать люди. Они принялись осматривать место аварии и проверяли нет ли кого ещё рядом.

— Я здесь! — раздался крик Вольфганга с другой стороны машины.

Генрих пошел на встречу своему другу и обнаружил того с небольшими синяками на лице и слабыми царапинами на теле. Вольфганг держал раскалённый докрасна автомат и осматривал трактор; он проверял сидение где должен был быть водитель.

— Я попал! Я ранил гада! — сказал Вольфганг, показывая пальцем на кровь в кабине. Он не обращал внимание на своего друга, а лишь смотрел на то что смог причинить боль врагу, но когда обернулся на Генриха то обнаружил, что у того из глаза торчит металлический осколок.

Генрих испытывая сильное волнение за состояние своей сестры, и не обращал никакого внимание на то, что сам получил ранения гораздо хуже.

— Мы должны добраться до замка как можно быстрее, только там мы будем в безопасности. — Генрих отправился к другим машинам и залез в кузов грузовика.

Офицер держал маленькую девочку на руках, усевшись на пол, он бережно поглаживал её волосы, пытаясь успокоить и себя, и её. Каждый солдат, что увидел тяжелое ранение Генриха, испытывал неприятную боль, будто сам был ранен. Осознавая, что никто ещё не надумал продолжить путь, Генрих крикнул присутствующим:

— По машинам!

Вскоре, конвой продолжил свой путь. Пока они ехали, Генрих наблюдал, как сзади него остаётся груда металла, бывшая трактором и легковой машиной. Также там остался его верный солдат и друг, с которым он прошел через многое.