Красный вагон

Глава семнадцатая

Ночью раздался стук в дверь.

— Кто такой? — спросил Лука, нащупывая в темноте выключатель.

— Я, открой...

В вагон, осыпанный с ног до головы снегом, вошел Георгий Лукич.

Снял с бровей сосульки, посмотрел на Сережу Ежикова и сказал:

— Ну и намело, Лука. Путеукладчик стоит, дороги забросало. Прямо не дай бог... Папиросы у тебя есть?

Георгий Лукич взял у Луки папиросу, закурил и снова посмотрел на Сережу.

Услышав разговор, проснулся Сережа. Открыл сначала левый, потом правый глаз и шумно зевнул.

— Ну и спать охота, просто как из пушки, — сказал он, сбрасывая одеяло. — Снова машины разгружать?

Сережа уже привык к ночным побудкам. Недавно в речку свалился с откоса бульдозер, а вчера и позавчера десятиклассники разгружали машины и прятали бумажные мешки с цементом, чтобы они не расквасились за ночь от снега.

Узнав, в чем дело, Сережа надел свой синий с «молнией» посредине комбинезон и начал не торопясь, по-хозяйски наматывать на ноги портянки.

Глеб знал, что Лука все равно никуда его не пустит, и поэтому даже не встал с кровати.

Лука и Георгий Лукич подождали, пока Сережа оденется, и ушли. Глеб бросил в печь несколько поленьев и снова полез в постель.

За окном бушевала метель. Ветер резко и отрывисто гудел в железной трубе красного вагона. На выщербленный пол лилась из дверцы узкая полоса печного света. Она то угасала, то снова вспыхивала неярким багрово-смуглым огнем. И тогда из темноты выглядывали разные, не видимые раньше предметы — уголок полосатого коврика возле кровати Луки, брошенный кем-то окурок и уже совсем крохотная белая щепочка.

Глеб долго смотрел на эту светящуюся точку. Потом глаза стали слипаться, голова потяжелела, и он уснул.

Утром буран утих.

Глеб позавтракал на скорую руку, взял сумку с учебниками и вышел на крыльцо.

Снегу за ночь намело до самых дверей вагона. Пушистые сугробы накрыли и высокую поленницу дров, и бочки с бензином, и черный замасленный трактор возле «конторы».

Вокруг — ни звука, ни шороха. Наверное, десятиклассники отправились в Ушканью падь, где работали теперь путеукладчик и бульдозеры.

Глеб подумал, что просеку сегодня рубить не будут. Какая тут просека — вон сколько снегу за ночь наворочало. Ни проехать, ни пройти.

И почему это десятиклассникам так не везет?

То одна неприятность, то другая, то третья...

Так и сыплются одна за другой.

Казалось, теперь-то у них все наладилось!

Недавно в газете «Магистраль» напечатали фотографию десятиклассников.

Получились все очень здорово — и Лука, и Сережа Ежиков, и Зинуля.

Глеб тоже хотел сняться вместе со всеми, но фотограф прогнал его, и поэтому на карточке вышли только левое ухо и краешек заячьей шапки.

Но все равно все сразу узнали, что это его ухо.

Варе, конечно, было очень завидно, но она тоже сказала:

— Это, Глеб, твое ухо. У тебя ухо на волнушку похоже.

И вот теперь, после снегопада все полетит вверх тормашками. Десятиклассники не выполнят норму, и Георгий Лукич снова начнет пачкать мелом красную фанерную доску...

Глеб посмотрел еще раз вокруг, вздохнул и начал примерять коротенькие, подбитые оленьей шкурой лыжи.

Таких лыж ни у кого не было — широкие, легкие, быстрые, как ветер.

Скрипнула дверь, и на крылечке «конторы» появилась Варя.

— Глеб, иди сюда, у меня, Глеб, необыкновенная новость! — крикнула Варя.

Но Глебу сейчас было не до новостей. Он наклонился и стал развязывать перепутанные крепления.

У этой девчонки всегда какие-нибудь новости.

Если ее посадить в погреб и погреб запереть железным замком, все равно что-нибудь разнюхает.

Удивленная таким поведением Глеба, Варя стала на лыжи и лихо подкатила к Глебову вагону.

— Ты, Глеб, почему не идешь? У меня, Глеб, новости.

— Знаю я твои новости! — буркнул Глеб. — И без новостей как-нибудь проживу.

— Не, Глеб, ты ничего не знаешь. Папа звонил по телефону директору леспромхоза.

— Ну и что?

— Ничего. Папа говорит: «У нас чепе[2], пришлите нам людей», а директор говорит: «У меня у самого чепе, у меня людей нет. Я сам задыхаюсь». Ты знаешь, Глеб, зря папа отдал Драндулета директору. Такой хорошенький был Драндулетик...

Глеб даже зубами заскрипел от злости.

Балаболка!

Даже смотреть на нее и то противно.

Глеб приладил крепления, взмахнул палками и пошел твердым размашистым шагом прочь.

— Глеб, ты зачем сердишься? — крикнула Варя. — Ты не сердись, Глеб!

Но Глеб пошел еще быстрее. Чш-ш, — шумел под лыжами снег, — чш-ш!

Он долго петлял меж деревьев и выбрался, наконец, на берег реки.

Справа, где кончалась гряда островерхих кедров и начинался редкий березняк, залегла меж снегов Ушканья падь.

Над сугробами виднелась решетчатая стрела путеукладчика, мелькали, будто горошины, крохотные фигурки строителей.

Глеб приложил руку к бровям, стал разыскивать Луку.

Но куда там — разве найдешь среди этих крохотных, абсолютно одинаковых горошин...

За холмами блестели на солнце лопаты. Слышалось глухое, прерывистое урчание. Видимо, рабочие заводили и никак не могли завести замерзший за ночь бульдозер.

— Глеб, подожди! Подожди-и, Глеб!

Расставив палки, будто крылья, Варя мчалась с пригорка. Мальчишеская шапка ее сидела на затылке, по ветру мотались из стороны в сторону прямые, светлые, как солома, волосы.

— Подожди-и, Глеб!

Варя обогнала Глеба и вдруг круто затормозила и стала поперек дороги.

— Ты, Глеб, зачем убегаешь? Убегать не надо! Я тебе хочу секрет рассказать, а ты убегаешь. Так, Глеб, товарищи не делают!

— Какой еще секрет?— уже чуть-чуть помягче, чем раньше, спросил Глеб. — Снова про Драндулета?

— Не, Глеб, теперь не про Драндулета. Я сама придумала...

— Ну?

Варя подошла к Глебу еще ближе и тихо, как выдают большую тайну, сказала:

— Знаешь что, Глеб, давай пойдем к директору школы?

Глеб ждал от Вари какой угодно чепухи, только не этого.

— Ты с ума сошла? — спросил он.

— Не, Глеб, я не сошла. Ты сам сошел. Сам ничего не придумаешь, а сам говоришь... Придем к директору и скажем: «Юрий Иванович, вы сами обещали повести всех на экскурсию. Давайте пойдем на стройку сегодня. У нас сегодня чепе». Ты думаешь, директор не поймет? Он, Глеб, все поймет. Он знаешь какой? Он у нас добрый...

Добрый! Лучше бы уж молчала.

Директор школы Юрий Иванович только недавно закончил институт.

Посмотришь на него со стороны и подумаешь: ну что это за директор — худенький, курносый, и на лице, совсем некстати для директора, — веснушки.

Но на самом деле директор был человеком серьезным. Даже чуть-чуть строже, чем надо.

Где что ни случится, директору все известно:

«А ну, зовите его ко мне в кабинет!»

Глеб уже был однажды у директора.

Глеб пристраивал к лыжам новые крепления и поэтому опоздал в школу на пятнадцать минут.

Из-за этих пятнадцати минут Юрий Иванович пилил Глеба целых полчаса.

Походит по кабинету, посмотрит на Глеба из-под своих круглых роговых очков и снова начнет:

«Твоя главная обязанность — учиться. Ты забываешь о своей главной обязанности...»

Глеб вспомнил «баню», которую задал ему директор, и наотрез отказался идти к нему.

— Ищи другого дурака, — сказал он.

Обошел Варю сторонкой и снова покатил вниз, к темневшим на изволоке избам села.

Но разве от Вари так просто отвяжешься?

Варя снова обогнала его и снова загородила дорогу:

— Ты, Глеб, трус. Я думала, ты не трус, а ты, оказывается, трус.

Тут Варя замахнулась на Глеба палками и наговорила таких вещей, после которых любая дружба треснет и рассыплется, как коробка с зубным порошком.

Но бывают же на свете такие штуки — Глеб простил Варе и палки и труса и помирился с ней.

Трудно сказать, почему все так произошло.

Скорее всего, у Глеба был такой сговорчивый характер. А к тому же Глеб подумал-подумал и решил, что он и в самом деле неправ. Не съест же их в конце концов директор!

Глеб и Варя вышагивали на лыжах и обсуждали, как все это у них получится.

Сначала в кабинет директора войдет Глеб, а за ним — Варя. Глеб поздоровается и начнет рассказывать грустным голосом про ЧП.

Директор выслушает, посмотрит на Глеба, на Варю и спросит:

«А вы не выдумываете, это в самом деле так?»

И тогда к столу директора подойдет Варя.

«Не, Юрий Иванович, мы не выдумываем, — скажет она. — Зачем нам выдумывать? Мы правду говорим...»

В общем, директор поверит, что они не врут, и дело будет в шляпе. А как же иначе? Иначе не может и быть!

С этими мыслями, чуть-чуть робея от предстоящей встречи с директором, и подошли Глеб и Варя к школе.

Но странное дело — вокруг не слышалось шума и гама, который стоит обычно перед началом занятий.

Глеб заглянул в первое попавшееся окно класса и увидел там учителя.

— Опоздали, — упавшим голосом сказал Глеб. — Это из-за тебя опоздали.

Но Варю это ничуть и не смутило.

— Он все равно в кабинете, — сказала Варя. — Раз у нас чепе, он ругать не будет. Я его знаю...

У забора стоял длинный ряд лыж — и охотничьих, и обыкновенных, покупных.

Глеб и Варя поставили свои лыжи и взошли на крыльцо.

Тут-то и случилась с ними совсем непредвиденная история.

Они открыли коридорную дверь и увидели уборщицу тетю Катю.

— Опоздали, голубчики? — спросила тетя Катя. — А ну, пошли, пошли... Нечего тут...

Тетя Катя подвела их к кабинету, открыла дверь:

— Юрий Иванович, прогульщиков привела!

Давно приготовленные слова застряли в Глебовом горле. Он стоял в кабинете директора и хлопал глазами.

— Я, мы... У нас чепе... У нас кругом снег, — выдавил кое-как из себя Глеб.

Директор отложил в сторону классные журналы, поправил пальцами дужку роговых очков.

— Бабкин Глеб, ты опаздываешь не первый раз. Снег выпал везде, но все вовремя пришли на уроки. Я буду говорить с твоим братом...

Директор хотел сказать еще что-то такое, но за спиной у Глеба вдруг послышались какие-то подозрительные иканья и всхлипывания.

— Варя, в чем дело? — недовольно спросил директор.— Почему ты икаешь? Пойди выпей воды.

— Не, я не икаю, — пробормотала Варя, не отнимая рук от лица, — это я так плачу...

Глеб не предполагал, что все закончится так скверно.

Директор назвал их лицемерами, выставил за дверь и сказал, что снова будет говорить с ними на перемене.

Глеб и Варя вышли из кабинета как палками побитые.

Нечего сказать, хорошенькую кашу заварили!

На уроке Глеб ничего не слушал.

Сидел и уныло смотрел в окно.

За окном светило зимнее солнце. На крыше сарая, оставляя на снегу цепочку следов, прыгала сорока. Прыгнет, клюнет что-то невидимое своим острым клювом и снова прыгнет— прыг-прыг, прыг-прыг...

На душе у Глеба было тяжело.

«Ну и пусть, — безрадостно думал он. — Ну и пусть...»

На перемену Глеб не пошел.

Сидел, как и прежде, не отрывая глаз от окна, и ждал каждую минуту беды.

И все случилось точно так, как Глеб предполагал.

Дверь класса распахнулась, и дежурный по школе отчетливо и как-то зловеще сказал:

— Глеб Бабкин, тебя вызывает директор!