XLIII. ИМПЕРАТОР КАРЛ V

Священная Римская империя достигла своего апогея в царствование Карла V, одного из самых выдающихся монархов Европы, уступавшего, как говорили, только Карлу Великому.

Это величие, впрочем, было создано не столько им самим, сколько его дедом, императором Максимилианом I (1459—1519 гг.). В Европе одни династии сражались за власть, другие ради нее погрязали в интригах, Габсбурги же прокладывали себе путь династическими браками. Максимилиан начал свою карьеру, владея австрийской Штирией, частью Эльзаса и некоторыми другими землями. Он женился на Нидерландах и Бургундии (имя наследницы не имеет особенного значения). После смерти первой жены большая часть Бургундии ускользнула из его рук, но Нидерланды удалось удержать. Затем Максимилиан пытался жениться на Британии, безуспешно. Унаследовав в 1439 г. императорскую корону от своего отца Фридриха III, он женился на Миланском герцогстве, а своего сына женил на слабоумной дочери Фердинанда и Изабеллы, покровителей Колумба, которые правили не только вновь объединенной Испанией, Сардинией и Королевством обеих Сицилий[36], но и всей Америкой к западу от Бразилии. Таким образом, его внук Карл V унаследовал большую часть Нового Света и от трети до половины того, что оставили в Европе турки. В 1506 г. ему достались Нидерланды, а после смерти своего испанского деда Фердинанда он по слабоумию матери стал фактическим королем всех испанских владений (1516 г.). Когда через три года скончался другой дед Карла, Максимилиан, его, несмотря на юный двадцатилетний возраст, избрали императором.

Этот белокурый юноша с простоватым лицом, толстой верхней губой и тяжелым подбородком, оказался в кругу молодых и энергичных деятелей. Среди них блистали французский король Франциск I, который вступил на престол в двадцать один год (1515 г.), и Генрих VIII Английский, который стал королем в восемнадцать лет (1509 г.). В Индии правил Бабур, в Турции — Сулейман Великолепный, оба выдающиеся личности, равно как и папа Лев X (1513 г.). Франциск вместе с папой пытались предотвратить избрание Карла на императорский трон, опасаясь сосредоточения чрезмерной власти в одних руках. И Франциск I, и Генрих VIII предложили курфюрстам[37] самих себя, но династия Габсбургов уже прочно установилась (с 1273 г.), а щедрые подарки окончательно решили дело.

Поначалу этот блестящий юноша оказался марионеткой своих министров, но вскоре стал проявлять себя как умелый правитель, вполне сознающий всю опасность и сложность своего высокого положения.

С первых лет царствования Карл столкнулся с проблемами, созданными проповедью Лютера в Германии. Поскольку папа противодействовал его избранию, у императора были основания объединиться с протестантами. Но он воспитывался в Испании[38] — самой католической из всех католических стран — и потому вступил в борьбу с протестантскими князьями, и прежде всего с курфюрстом Саксонским. Карл стоял перед угрозой раскола уже обветшавшего христианского мира на два противоборствующих лагеря. Его попытки воспрепятствовать расколу были энергичными и совершенно бесплодными. Германию охватила политическая смута, переплетавшаяся с сильнейшим религиозным брожением. Все это осложнялось нападениями на империю и на востоке, и на западе — со стороны его пылкого конкурента Франциска I, союзники которого, турки, неумолимо продвигались вперед, дошли до Венгрии и требовали дани от габсбургских владений. Хотя у Карла была испанская армия, собрать деньги в Германии оказалось чрезвычайно трудно.

Социальные и политические неурядицы осложнялись тем, что приходилось прибегать к разорительным займам.

Благодаря союзу с Генрихом VIII, Карл все-таки добился успехов в борьбе против Франциска I и турок. Главным театром военных действий была Северная Италия; стратегия обеих сторон оказалась не на высоте, наступления и отступления зависели от прибытия подкреплений. Вторгшиеся во Францию немцы не смогли взять Марсель, потеряли Милан и заперлись в Павии. Франциск долго и безуспешно осаждал ее, был разбит подошедшим немецким резервом, ранен и оказался в плену. Тогда папа и Генрих VII, которых страшило усиление Карла, выступили против него. Не получавшие жалованья немецкие наемники коннетабля Бурбона принудили своего предводителя напасть на Рим, штурмом взяли город и разграбили его (1527 г.). Пока шла резня и грабеж, папа отсиживался в замке Св. Ангела, потом за 400 тысяч дукатов откупился. Десять лет беспорядочных войн разорили Европу, но Карл все-таки победил в Италии, и папа короновал его в Болонье (1530 г.), — последняя подобная коронация германских императоров. Тем временем турки продолжали завоевывать Венгрию. Они убили венгерского короля (1526 г.) и захватили Будапешт[39], а в 1529 г. Сулейман Великолепный едва не взял Вену. Продвижение турок очень беспокоило императора, однако объединить германских князей было чрезвычайно трудно, хотя страшный враг стоял у самого порога. Франциск I по-прежнему не соглашался на мир, началась новая война с французами. В 1538 г., после опустошения юга Франции, Карл все-таки уговорил Франциска и они заключили союз против турок Тогда протестантские князья в Германии, решив окончательно порвать с папой, создали Шмалькальденскую лигу для борьбы с императором, и вместо того чтобы освобождать Венгрию, Карлу пришлось заняться Германией. Единственный выход он видел в оружии: разгорелась истребительная война, которая иногда затухала, переходя в интриги и дипломатические маневры. Этот мешок со змеями княжеских интересов так и дотащился до XIX века, снова и снова разоряя и обескровливая Центральную Европу.

Кажется, император так и не понял, какие силы породили грянувшую бурю. Для своего времени и положения он был исключительным человеком, и, однако же, как будто принимал раздиравшие Европу религиозные распри за плоды теологического разномыслия. В тщетных стараниях к примирению он собирал сеймы и советы, где вырабатывались всевозможные формулы и символы веры. Изучающему германскую историю приходится продираться сквозь дебри Нюрнбергского религиозного мира, договоренностей Ратисбонского сейма, Аугсбургского мира и т. п. Мы упомянули о них лишь как о подробностях беспокойной жизни самого могущественного из германских императоров. Вряд ли хоть один из всей плеяды правителей Европы действовал по искреннему побуждению. Глубокая религиозная смута, стремление народа к правде и справедливости, начавшееся распространение знаний становились пешками увлеченных своей хитроумной дипломатией игроков. Король Англии Генрих VIII (начинавший с книги против ереси и получивший за нее от папы титул «Защитника веры»), чтобы убрать свою первую жену ради юной Анны Болейн, а заодно и овладеть богатствами английской церкви, присоединился к компании протестантских государей (1530 г.). Швеция, Дания и Норвегия уже перешли на сторону протестантов.

Религиозная война в Германии началась через несколько месяцев после смерти Мартина Лютера (1546 г.). Не будем вдаваться в подробности военных действий. Саксонская армия протестантов была разгромлена при Лохау. Главного из противников императора, гессенского ландграфа Филиппа, заманили в ловушку. Туркам обещали ежегодную дань, и они отступили. В 1547 г., к великому облегчению императора, умер Франциск I, и все как-то само собой образовалось. Карл предпринимал последние попытки достичь мира там, где было невозможно никакое умиротворение. В Германии опять вспыхнула война, и только поспешное бегство из Инсбрука спасло Карла от плена В 1552 г. договор в Пассау создал новое неустойчивое равновесие…

Таков краткий очерк политической жизни в империи на протяжении тридцати двух лет. Интересно отметить, с какой маниакальной настойчивостью умы европейцев обращались к идее преобладания в Европе. Ни турки, ни французы, ни англичане, ни немцы не проявляли политического интереса к великому американскому континенту и не придавали никакого значения новым морским путям в Азию. А в Америке уже свершались судьбоносные деяния: Кортес с кучкой конкистадоров завоевал для Испании великую неолитическую империю — Мексику; Писарро преодолел Панамский перешеек (1530 г.) и покорил еще одну страну чудес — Перу… Но все это воспринималось не более как дополнительный приток серебра в испанскую казну.

После договора в Пассау у Карла все отчетливее стало проявляться новое настроение. Императорское величие ему вконец надоело. Ощущение невыносимой тщеты всех этих европейских соперничеств овладело им. У него всегда было слабое здоровье, он страдал от подагры. Карл решил отречься от престола и передал суверенные права в Германии своему брату Фердинанду, а в Испании и Нидерландах — сыну Филиппу, после чего удалился в монастырь в Юсте, стоявший среди каштановых лесов на холмах к северу от долины Тахо, где и скончался в 1558 г.

О его отречении много писали в сентиментальном духе: величественный и разочарованный титан удалился от света, чтобы обрести в одиночестве мир с Господом. Но его уход вовсе не был аскетическим отшельничеством — при нем оставалось сто пятьдесят слуг; в роскошных апартаментах недоставало разве что придворной жизни, а Филипп II был послушным сыном, для которого отцовский совет являлся непреложным законом.

Карл потерял интерес к европейским делам, но у него оставались другие, близкие его сердцу желания. Прескотт[40] пишет:

Чуть ли не в ежедневной переписке между Кихадой и Гастелу и государственным секретарем в Вальядолиде не найдется почти ни одного письма, которое так или иначе не отражало бы аппетит императора и его болезни. Подобные сюжеты редко занимают столь важное место в сношениях с государственными службами. Наверное, секретарю трудно было сохранять серьезное лицо при чтении донесений, где политика прихотливо переплеталась с гастрономией. Курьер из Вальядолида в Лиссабон по четвергам привозил рыбу для постного пятничного стола, поскольку местная форель казалась Карлу мелковатой. Рыба занимала почетное место на императорском столе, наряду с лягушками и устрицами. Он любил вареные анчоусы и жалел, что мало привез их из Нидерландов, но всему предпочитал пироги с угрями…[41]

Еда и лечение! Возврат к простейшему. У Карла V не было привычки к книгам, но ему читали за трапезой, как Карлу Великому. Он развлекался механическими игрушками, музыкой и проповедями, а также все еще доходившими до него государственными делами. Смерть императрицы, к которой он был очень привязан, обратила Карла к религии, принявшей у него мелочно-церемониальные формы: так, во время Великого поста он каждую пятницу до крови бичевал себя. Подобные упражнения, усугубленные подагрой, свидетельствовали о его ханжестве. Появление в Вальядолиде протестантского проповедника повергло Карла в бешенство: «Скажите от меня великому инквизитору и его Совету, чтобы все они были на своих местах, а секира разила бы корни зла, пока оно не распространилось…» При этом Карл выразил пожелание, чтобы в таком черном деле поступали без малейшего снисхождения, дабы «помилованный преступник не смог уже повторить злодеяние». В качестве примера он рекомендовал поступать как в Нидерландах, «где всех упорствовавших в своих заблуждениях сжигали заживо, а раскаявшимся отрубали головы».

Почти символической была озабоченность Карла своими похоронами, как будто он интуитивно предчувствовал смерть чего-то великого, нуждающегося в завершении и обозначении. Он не только присутствовал на всех совершавшихся в Юсте погребениях, но и велел служить заупокойные мессы по далеким и давно скончавшимся покойникам, например по своей жене. Более того, он совершил обряд собственных похорон:

Вся часовня была обтянута черным, сотни восковых свечей не могли рассеять тьму. Монахи и весь двор в глубоком трауре столпились вокруг громоздкого черного катафалка, стоявшего посреди часовни. Отслужили заупокойную мессу, и среди подвываний монахов вознесли молитвы о приятии отошедшей души в обитель блаженных. Присутствовавшие не сдерживали своих слез, представляя смерть своего повелителя или, возможно, побуждаемые к этому изъявлению слабости состраданием. Закутанный темным плащом, Карл с горящей свечой в руках стоял среди всех, как свидетель собственных похорон. Скорбная церемония завершилась тем, что он передал свечу священнику в знак предания своей души Всемогущему.

Через два месяца после этого маскарада Карл скончался, а с ним — и недолгое величие Священной Римской империи. Его держава была уже разделена между братом и сыном и продолжала борьбу за существование вплоть до эпохи Наполеона, но разве что подобно умирающему инвалиду. Однако и по сей день эта традиция отравляет политическую атмосферу.

Загрузка...