Краткая всемирная история

LI. РАЗВИТИЕ СОВРЕМЕННЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНЫХ ИДЕЙ

Установления, обычаи и политические идеи древних цивилизаций развивались очень медленно, веками, никто их не планировал и не предвидел. Только в великом VI веке до н. э., когда человечество покидало свое детское состояние, люди начали лучше понимать свои отношения друг с другом и не только подвергать сомнению общепринятые понятия, законы и способы правления, но и осознавать необходимость перемен.

Мы рассказывали о замечательном интеллектуальном расцвете Греции и Александрии и о том, как распад рабовладельческих цивилизаций, тучи религиозной нетерпимости и абсолютизма затмили это многообещающее начало. Свет бесстрашной мысли по-настоящему пробился сквозь европейские сумерки только в XV—XVI столетиях. Отчасти мы пытались показать значение арабской мудрости и монгольских завоеваний для постепенного очищения интеллектуального небосвода Европы. Сначала развивалось в основном материальное знание. Наука о человеческих отношениях, индивидуальная и социальная психология, экономические исследования не только сложны сами по себе, но и по своей природе неразрывно связаны с человеческими эмоциями. Прогресс в этих областях происходит медленно, с большим сопротивлением. Люди довольно спокойно относятся к воззрениям на природу звезд или молекул, но идеи о том, как нужно жить, затрагивают каждого из нас.

Подобно тому как в Греции смелые идеи Платона предшествовали изысканиям Аристотеля, направленным на познание действительности, в Европе нового времени первые политические учения появились в виде утопий, как непосредственное подражание платоновским «Государству» и «Законам». «Утопия» сэра Томаса Мора, своеобразное переложение Платона, стала в Англии одним из источников при создании закона о бедных. Более фантастическим и непрактичным оказался «Город Солнца» неаполитанца Томмазо Кампанеллы.

К концу XVII века возникла обширная политическая литература Среди ее зачинателей был Джон Локк, отец которого, ученый из Оксфорда и убежденный республиканец, заинтересовал его химией и медициной. Трактаты Локка о правительстве, веротерпимости и образовании показывают нам ум, вполне открытый социальным реформам. Несколько позже француз Монтескье (1689—1755 гг.) подверг глубокому и всестороннему анализу социальные, политические и религиозные институты и лишил магического престижа абсолютную монархию. Как и Локк, он развенчал множество ложных идей, мешавших сознательным попыткам преобразования общества.

На проложенный им путь в следующие десятилетия вступило новое поколение. Группа блестящих писателей, «энциклопедисты» (в большинстве своем люди бунтарского духа, вышедшие из иезуитских школ), взялась за планирование нового мира (1766 г.). Бок о бок с ними были «физиократы», занимавшиеся экономическими исследованиями производства и распределения продуктов питания и других товаров. Аббат Морелли, автор «Кодекса Природы», разоблачал частную собственность и предлагал коммунистическую организацию общества. Он был предшественником тех многочисленных и разнообразных мыслителей, которые стали называть себя социалистами.

Что такое социализм? Этому есть не менее сотни определений, а социалистических сект наберется с тысячу. В сущности социализм — это отрицание идеи собственности во имя общего блага. Вместе с интернационализмом социализм образует главную ось, вокруг которой вращается большая часть нашей политики.

Собственность возникает из агрессивных инстинктов человека; задолго до появления человека собственниками были обезьяны. Звери всегда готовы сражаться за свою собственность: собака — за кость, тигрица — за логово. Что может быть бессмысленнее теорий некоторых социологов о «первобытном коммунизме»? Стадный человек раннего палеолита заявлял о своем праве на жен и дочерей, на орудия, на окружающий его мир и, если чужак забредал в пределы этого мира, старался его убить. Как доказал профессор Аткинсон в своей книге «Первобытный закон», племена развивались благодаря постепенно возникавшей терпимости старших к младшим и признанию захваченных ими жен, охотничьей добычи и орудий. Человеческое общество росло на компромиссе прав собственников, компромиссе инстинктов, вызванном необходимостью прогнать чужое племя за пределы своего мира. Если холмы, леса и реки не были твоей или моей землей, то лишь потому, что они принадлежали всем нам. Каждый предпочел бы иметь свою землю, но из этого ничего не получалось, потому что в этом случае другие нас просто бы уничтожили. С самого начала общество устанавливало компромисс собственников. Среди животных и дикарей собственность проявлялась гораздо резче, чем в современном, цивилизованном мире. Она укоренена не столько в нашем разуме, сколько в инстинктах.

У природного дикаря и у отсталого современного человека никаких ограничений в сфере собственности нет. Добытое силой принадлежит победителю: женщина, пленник, пойманный зверь, лесная поляна — все что угодно. По мере развития общества возникали законы для ограничения кровавых междоусобиц, устанавливались простейшие способы разрешения споров. Собственность принадлежала тому, кто первый сделал, первый захватил, первый заявил о своем праве. Стало вполне естественным, что несостоятельный должник переходит в собственность заимодавца, равно как и то, что объявивший себя хозяином земельного участка мог требовать плату с тех, кто хотел его возделывать. Постепенно, по мере того как люди начинали понимать преимущества организованной жизни, им стали понятны неудобства такого рода неограниченной собственности. Уже при рождении люди попадали в мир, где все было давно поделено. Более того, они и сами оказывались чьей-то собственностью. Теперь трудно отыскать следы социальных конфликтов в первобытных цивилизациях, но из нашего рассказа о Римской республике можно видеть, как возникла идея об антиобщественной сущности долгов и неограниченного землевладения. И наконец, великий революционер из Назарета радикально осудил собственность. По его словам, легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Небесное. Судя по всему, в последние двадцать пять-тридцать веков осуждение собственности в мире неуклонно возрастало. Через девятнадцать сотен лет после Иисуса мы видим, что христианский мир считает недопустимым владеть людьми. Пошатнулось убеждение и в том, что «человек может делать с принадлежащим ему все, что пожелает».

Однако в конце XVIII века мир поставил перед собой большой вопросительный знак. Он так и не уяснил себе мотивов своих действий и хотел только одного: защитить свою собственность от корысти королей и высокородных авантюристов. Такова одна из главных причин Французской революции, которая вскоре вступила в конфликт с эгалитарной идеологией революционеров. Откуда возьмутся свобода и равенство, если у большинства людей нет куска хлеба и клочка земли, на котором можно встать обеими ногами, а владельцы кормят их только в обмен на непосильный труд? Эту загадку пытались разрешить первые социалисты — точнее, коммунисты, намеревавшиеся полностью «отменить» частную собственность. Единственным собственником может быть государство (демократическое, конечно).

Самые разные люди, стремившиеся к одним и тем же целям (свободе и всеобщему счастью), с одной стороны, абсолютизировали собственность, а с другой — собирались ее уничтожить. Только в XIX веке стало понятно, что собственность — чрезвычайно сложное явление. Огромное количество материальных явлений (железные дороги, машины, механизмы, дома сады, яхты) приходится рассматривать в каждом случае по отдельности, чтобы определить, в каком случае они могут быть частной собственностью, а в каком — сдаваться в аренду ради интересов всего общества Такого рода вопросы относятся к области политики, которая должна вырабатывать механизмы эффективного управления, при этом возникают проблемы, относящиеся к области социальной психологии. Критика собственности до сих пор остается скорее эмоциональным феноменом, чем наукой. На одном фланге находятся индивидуалисты, готовые защищать и расширять права собственности, на другом — социалисты, стремящиеся обобществить владения и ограничить возможности собственников. Мы имеем полный набор градаций, от крайних индивидуалистов, с трудом соглашающихся платить налоги и как-то поддерживать правительство, до коммунистов, отрицающих любую форму собственности. Современный социалист — это человек, которого называют коллективистом: он готов признать частную собственность, но хочет оставить в руках высокоорганизованного государства образование, транспорт, шахты, землю, основные товары массового производства и т. п. Сейчас как будто происходит постепенное сближение людей с разными взглядами в пользу планового социализма. Все более и более осознается, что непросвещенный человек — это неэффективный участник широкомасштабных предприятий и что каждый шаг при переходе от частного владения к государственному требует соответствующих образовательных программ и контроля со стороны общества. Пресса и политические структуры современного государства еще слишком грубы и неповоротливы для внедрения коллективистских программ.

В настоящее время противоречия между хозяевами и наемными работниками привели к широкому распространению очень жестокой и примитивной модели коммунизма, связанной с именем Маркса. Маркс основывал свои теории на том, что мышление человека определяется его материальными потребностями, что делает конфликт между работодателями и наемными работниками неизбежным. С развитием образования, вызванным потребностями промышленной революции, огромная масса людей обретает классовое сознание и сплочение в своем противостоянии правящему меньшинству. Маркс предсказывал, что рано или поздно рабочие, наделенные классовым сознанием, захватят власть и создадут социалистическое государство. Конечно, можно говорить о классовой борьбе, восстании и даже революции, но из всего этого еще не следует неизбежное появление нового социального государства, а разве что социально злокачественный процесс.

Маркс подменил противоборство наций классовой борьбой, и на основе его учения возникли Первый, Второй и Третий Интернационалы. Однако предпосылки современного индивидуализма также могут порождать интернациональные идеи. Со времен великого английского экономиста Адама Смита и до сих пор растет понимание того, что для всеобщего процветания необходима свободная торговля. Враждебный государству индивидуалист не приемлет ни таможенных тарифов, ни границ, ни каких-либо других ограничений. Интересно, что два столь противоположных по духу и смыслу направления, как воинствующий классовый марксизм и философия индивидуализма, несмотря на фундаментальное различие между ними, требуют нового понимания проблем человечества. Логика реальности побеждает логику теории. При всей противоположности своих начал индивидуализм и социализм пытаются отыскать универсальные социально-политические ценности, на основе которых возможна совместная деятельность людей. Этот поиск углублялся по мере того, как европейцы разочаровались в идеалах Священной Римской империи и объединенного христианского мира; этому же способствовало расширение их горизонтов от Средиземноморья к новым морям и континентам.

Становится все яснее, что тенденция человечества к объединению влечет за собой необходимость единого управления. Наша планета уже превратилась в одно экономическое целое, и поэтому разработка природных ресурсов требует рациональной организации, тогда как современному разрозненному и пронизанному внутренними противоречиями администрированию присущи расточительность и угроза безопасности. Глобальные проблемы порождает и финансовая деятельность. То же самое относится к распространению заразных болезней и к миграции населения. Огромная мощь сделала войну непомерно разрушительной и неэффективной даже в качестве грубого инструмента решения межнациональных споров. Все эти обстоятельства требуют всеобъемлющего и точного управления, на которое все прежние правительства оказались неспособны.

Из сказанного вовсе не следует, что решение проблемы сводится к созданию всемирного сверхгосударства путем завоевания или мирного слияния существующих. По аналогии с имеющимся опытом уже предлагалось создать Парламент человечества, Всемирный конгресс, должность президента или императора земного шара. Полувековые дебаты и споры скомпрометировали эту идею, на пути к реализации которой возникает слишком большое сопротивление. Теперь мысль обратилась в сторону создания специальных комитетов и организаций, наделенных всемирными полномочиями в таких областях, как рациональное использование природных ресурсов, улучшение условий труда, поддержание мира, валюта, народонаселение, здравоохранение и т. п. Но прежде, чем будет достигнут подобный уровень интеграции и преодолена патриотическая подозрительность, необходимо, чтобы умами простых людей овладела идея единого человечества, которую внедряли бы средства всеобщего образования.

Более тысячи лет дух великих мировых религий боролся за распространение идеи всеобщего братства, но племенная, религиозная и расовая вражда «довольно успешно» препятствуют распространению тех благородных побуждений, которые сделали бы каждого из нас другом всего человечества. Эта борьба продолжается, как это было в Европе, когда идея христианского мира пробивалась сквозь смуты VI и VII веков н. э. Распространение подобных идей происходит благодаря деятельности многих рядовых бескорыстных миссионеров, но пока никто не может сказать, сколько уже сделано для будущего урожая.

Социально-экономические проблемы неразрывно связаны с проблемами международными. В каждом конкретном случае решение может быть найдено благодаря тому творческому духу, который оживляет сердца людей. Подозрительность и эгоизм наций отражают свойства, присущие как отдельному собственнику, так и отдельному работнику перед лицом всеобщего блага. Жажда частной собственности проистекает из того же источника, что и ослепляющая алчность наций и императоров. Интернационализм — это социализм народов. Но мы способны создавать действенные миротворческие организации не более, чем люди 1820-х годов способны были построить электрическую железную дорогу. И все-таки мы уверены, что наша задача вполне реальна и, возможно, уже близка к разрешению.

Никто не может знать более того, что ему известно, и невозможно предсказать, сколько поколений еще не увидят великой зари всеобщего мира, на которую указывает вся история и которая изгонит прочь мрак разорительного и бессмысленного существования. Предлагаемые нам решения слишком грубы и неопределенны, но уже идет великая работа интеллектуальной перестройки. По мере того как наши понятия прояснятся, они будут все сильнее действовать на умы и чувства людей. Их нынешнее слабое влияние объясняется недостатком достоверного знания и тем, что они невразумительно преподносятся. В случае отчетливости и непротиворечивости новое видение мира очень быстро приобретет силу убеждения, после чего неизбежно последует великая перестройка образования, основанная на более ясном понимании мира.