Краткая всемирная история

LX. КРАХ ЛИГИ НАЦИЙ

С самого начала Лига наций была объединением стран-победительниц, и заявленная ею цель заключалась в сохранении границ, установленных Версальским договором при полном пренебрежении экономическими последствиями. Были наложены огромные репарации, а всегдашняя корысть французского и английского министерств иностранных дел едва скрывалась за изящной дипломатической фразеологией. Заморские территории Германской империи и многие области Турции, хотя и не подверглись аннексии в ее традиционных формах, но передавались «по мандату» победителям согласно решению Лиги наций. Но и среди победителей в отношениях между собой особого благородства не наблюдалось. Львиная доля досталась Франции и Англии. Амбиции Италии, Греции и Японии были далеко не удовлетворены. Неспособность либерального и социалистического движения в Англии и других странах честно взглянуть на реальное положение парализовала всю мировую прогрессивную политику на десять лет вперед.

В Англии, например, школьников учили тому, что Лига наций — это воплощение международного права и надежная гарантия всеобщего мира. С этой целью издавалось бесчисленное множество учебников. Но в странах, которые не удовлетворились той долей, что досталась им в Версале, детей кормили не столь сладкой умственной пищей. Уже через десять лет в немецких, венгерских, итальянских и японских школах внушалась необходимость силового пересмотра Женевских соглашений[77]. Поток ожесточения, обрушившийся со всей энергией легковерной молодости, год от года набирал силу, и уже никто, кроме дипломатов, не сомневался в неизбежности нового взрыва. Но министры иностранных дел с упорством держались за преимущества, полученные после Первой мировой войны.

Греческие вторжения в Турцию закончились разгромом (сентябрь 1922 г.), и греки были изгнаны Кемаль-пашой из Малой Азии и Фракии; Смирна сожжена и разграблена; тысячи людей убиты. Во время войны царская Россия сражалась за Константинополь, однако Советы не захотели ввязываться в этот конфликт. Древняя столица Византийской империи была оккупирована в 1921 г. войсками Антанты под командованием английского генерала Милна, но после изгнания греков и продолжительных переговоров ее возвратили туркам по Лозаннскому договору 1923 года. Под руководством Кемаля в Турции началась быстрая вестернизация. Султан, фески и затворничество женщин были отменены как символы старого порядка; Турция стала республикой; столицей, несмотря на возвращение Константинополя, осталась Анкара.

Годы, последовавшие за подписанием Версальского договора, для Германии были временем страшных бедствий. Побежденных принудили признать свою «вину» и выплачивать победителям огромные репарации. Получилось так, что весь народ осуждался на экономическое рабство ради того, чтобы победители воспользовались плодами его труда. Однако здесь скрывалась некая ловушка: огромное возмещение могло быть произведено только за счет экспорта; но поток экспортных товаров привел бы в полное расстройство промышленность стран-победительниц, которые во избежание этого установили заградительные тарифы. Поэтому, даже если бы немцы и согласились на непрестанный труд для выполнения навязанных им обязательств, они напрасно бились бы о тарифные барьеры.

20-е и 30-е годы были периодом тяжких усилий Германии и Австрии добиться сносного существования. Англия и Франция категорически не соглашались принимать во внимание эти непреодолимые трудности, а тем временем подрастало новое поколение немцев, накопивших огромный заряд ожесточения. Династия Гогенцоллернов[78] завершилась бегством последнего кайзера в Голландию в ноябре 1918 года, после чего последовали попытки республиканского устройства. В этой главе невозможно подробно изобразить конвульсии и неизбежное банкротство Германии и непоколебимую решимость Франции применять самые жестокие санкции, предусмотренные мирным договором. Немцев надо держать под каблуком — такой была идея президента Пуанкаре. Последовала карательная оккупация германской территории, и в Рур были введены сенегальцы. Под эгидой Франции пытались даже создать Рейнскую Республику. Кроме того, происходили коммунистические мятежи, а в Мюнхене на день-два установилась монархическая диктатура генерала Людендорфа. В столь напряженных условиях премьер-министр Штреземан (при президенте Эберте) пытался всеми силами удержать единство квазилиберального рейха.

Посреди смуты германских дел неожиданно послышался новый голос, пронзительный и рассерженный, который затронул чувства миллионов смятенных немцев и в первую очередь массы послевоенной молодежи. Германию обманули и предали; высшим напряжением сил, ценой любых жертв необходимо вернуть себе то достойное место, которое она занимала до войны, и даже более того. Германия не побеждена, потому что победить ее невозможно; ее предали изнутри, и в этом повинны евреи, интеллигенты и Коммунистический интернационал. Германия должна вернуться к своей расовой чистоте и суровой дисциплине предков, арийских тевтонских воинов. Голос австрийского художника Адольфа Гитлера обладал неотразимой привлекательностью для широких слоев молодежи, лишенной каких-либо надежд на будущее. Гитлер создал быстро растущую организацию — воинствующую политическую партию национал-социалистов.

Экономическая и социальная конкуренция со стороны космополитических евреев и их претензия на роль «избранного народа» выделяли этих людей не только как объект мести, но и как жертву для грабежа. Патологический тоталитаризм всегда начинает с нападения на евреев и коммунистов. В 1932 г. Гитлер стал рейхс-канцлером и вступил на порог высшей власти.

В Италии также происходили сходные события, хотя и с некоторыми отличиями (например, сначала там не было антисемитизма). Начавшись совершенно самостоятельно, оба движения по мере своего развития все больше влияли друг на друга Поначалу Гитлер мало что знал об итальянском вожде Муссолини, а тот, в свою очередь, о Гитлере. Позднее они с удивлением обнаружили свое сходство: оба были естественными продуктами социальной эволюции эпохи — оба организовали и дали возможность для самовыражения и деятельности потерянному и бунтарски настроенному молодому поколению, неизбежно появившемуся во всех экономически неблагополучных странах.

В начале своей карьеры Муссолини был социалистом-революционером и издателем социалистической газеты «Аванти». Он стал известен как смелый и энергичный лидер еще до войны. Разойдясь со своими «левыми» товарищами из-за вступления Италии в войну на стороне Антанты, Муссолини основал собственную газету «Иль Пополо дель Италиа». После войны в стране, не стяжавшей себе громкой военной славы, началось социальное брожение, сопровождавшееся стихийными коммунистическими выступлениями. Правительство было слабым и нерешительным, поэтому многие считали весьма вероятным коммунистический путч. Муссолини испытывал такое же патриотическое унижение, как и Гитлер, и начал создавать национальное фашистское движение «чернорубашечников», требуя от правительства твердой руки не только для народа, но и для финансовой и деловой элиты. Он получил поддержку со стороны промышленников и банкиров, вероятнее всего потому, что у них было преувеличенное мнение о способности красных революционеров экспроприировать их богатства и прекраснодушное убеждение в возможности управлять этим авантюристом. Они слишком боялись красных и недооценивали черных. Но ни на одном этапе своей деятельности Муссолини не проявил признаков служения капиталу. Его теория корпоративного государства подразумевала жесткий контроль над частным предпринимательством.

Фашистское движение возникло за несколько лет до гитлеровского, возможно потому, что молодые итальянцы среднего класса не были уничтожены на войне, как их немецкие сверстники. Террористическая волна нападений, убийств и избиений, совершавшихся «чернорубашечниками», вполне уравновешивала террор фанатиков «классовой борьбы». В октябре 1922 г. произошел фашистский переворот — «Марш на Рим», после которого началось быстрое и беспрепятственное возвышение Муссолини. Он стал диктатором на десять лет раньше Гитлера.

По всей Европе, а также в Китае и Японии одинаковые причины вызывали одинаковые конфликты и сходные результаты. Повсюду левые догматики разрушали старый политический и социальный порядок, ссорились друг с другом и тем самым расчищали путь милитаристам и диктаторам, «сильным людям», создававшим режим личной власти и ожесточенно преследовавшим свободу слова и политической деятельности. Теория мало что для них значила, будь то коммунизм или корпоративное государство, практический результат был один и тот же: отход от творческих и космополитических идеалов и возвращение к воинствующему национализму. Русская диктатура более других была склонна к миру, довольствовалась существующими границами и стремилась сотрудничать с хрупким и ненадежным механизмом Лиги наций. Германия, Италия и Япония относились к этой злополучной организации со все нарастающим пренебрежением.

Япония, как и большинство победителей, не думала разоружаться и готовилась отвлечь беспокойную энергию молодежи на раздираемый острейшими конфликтами Китай. Германия и Италия серьезно взялись за улучшение здоровья и дисциплины нового поколения и приоритетное развитие военно-воздушных сил. Немецкое вооружение противоречило Версальскому договору, но Италии это не касалось. В школах и в печати неустанно проповедовалась воинственная агрессивность.

В некоторых частях Европы определенные Лигой наций границы не соблюдались. Предназначенный Литве Вильно оспаривался русскими и поляками, которые не собирались его отдавать. В виде компенсации Литва захватила в 1923 г. занятый французским гарнизоном по мандату Лиги наций Мемель[79] и удержала его в своих руках.

Пренебрежение международными нормами проявилось и в убийстве итальянского генерала из пограничной комиссии на греко-албанской границе. Италия, не дожидаясь санкций, бомбардировала остров Корфу и потребовала возмещения. Конфликт был исчерпан лишь после признания правомерности ее действий.

Другой болевой точкой был город Фиуме[80], предназначенный для Хорватии. На него был совершен налет отрядом авантюристов под командованием итальянского поэта Д’Аннунцио (1919 г.). Город несколько раз переходил из рук в руки, но в 1924 г. окончательно стал итальянским. Эти сравнительно мелкие конфликты недвусмысленно предупреждали о недостаточном авторитете Лиги наций.

Вся нереальность осуществленного Лигой наций нового мироустройства особенно ярко проявилась на Дальнем Востоке. Никто из западных политиков и государственных деятелей, создавших Лигу наций, по-видимому, не имел отчетливого представления о проблемах четырехсотмиллионного сообщества, чье древнее политическое, социальное и экономическое устройство развалилось на глазах одного поколения. Для них Китай был одним из тех воображаемых юридических организмов, подобно Англии, Франции и Германии, которые могут участвовать в судебных разбирательствах, принимать обязательства, отвечать по долгам и т. п. Среди всеобщего беспорядка в кругах китайской интеллигенции возникла концепция Нового Китая, и после 1912 г. политическая организация, называемая Гоминдан, старалась поддерживать обновленный китайский патриотизм. При этом неизбежны были расхождения между теорией и жизнью в провинциях, да и самый обычный бандитизм. Общая ситуация ухудшалась тем, что Лига наций в нарушение своих же принципов передала провинцию Шаньдун, занятую перед войной Германией, японцам. Повторимся еще раз: в этой краткой книге мы не можем проследить за деятельностью всех вождей: реформатора Сунь Ят-сена, «христианского генерала» Фын Юй-сяна, монгола Чжан Цзо-лина, который нацеливался на императорский трон, равно как и за всеми перемещениями правительств между Пекином, Нанкином и Кантоном и попеременными интервенциями Советской России и Японии. Постепенно выяснилось, что главный агрессор в Китае — японцы, неуклонно стремящиеся к господству над всей Восточной Азией, следуя худшим традициям довоенного империализма. В 1932 г. Маньчжурия была отделена от Китая и фактически стала японским протекторатом.

Тем временем неуклонное развитие авиации заметно усиливало международную напряженность. Дипломаты старой школы не желали признавать, что характер войны принципиально изменился. Подводные лодки устаревали, уступая место скоростным бомбардировщикам. Теряли смысл и такие традиционные понятия, как «фронт» и «морские пути». Самым восприимчивым к этим переменам оказались реваншистские и агрессивные страны, которые скрытно и быстро наращивали военно-воздушные силы. Англия и Франция, сохранявшие на протяжении этих «безмозглых двадцатых» безоговорочное военное превосходство, в «испуганных тридцатых» внезапно осознали, что отстают в развитии авиации. Германия Гитлера и Геринга и Италия Муссолини становились сильнее и смелее. Они смотрели на западные страны все с большей самоуверенностью. Милитаристская японская клика расширяла агрессию на территории Китая. Захватив Маньчжурию, японские армии оккупировали провинцию Жэхэ (1932 г.), а в 1933 г. вышли к Великой Китайской стене.

Ни Англия, ни Франция, ни Россия — войны не хотели. Они могли все потерять и ничего от нее не выигрывали. Все три страны каждая по-своему были дезорганизованы финансово-экономическими трудностями. Зато три агрессора, перемежая реальные угрозы блефом, принялись окончательно затаптывать Версальский договор и Лигу наций.

В конце 1934 г. возник острый конфликт между Италией и Абиссинией, и к осени 1935 г. Италия уже вела полномасштабную захватническую войну. Применяя зажигательные бомбы и химическое оружие, она победила (май 1936 г.), но Абиссиния оказалась для итальянцев трудной страной для колонизации.

Осенью того же года в Испании, где республиканцы были ослаблены долгой борьбой с каталонскими националистами и радикалами-коммунистами, произошло восстание марокканских войск генерала Франко, тайно поддержанного Германией и Италией. Путч немедленным успехом не увенчался — испанцы сплотились вокруг правительства в Мадриде, и на полуострове целых два года бушевала варварская война, в которой все более открыто участвовали Германия и Италия[81]. Города подвергались беспощадным бомбардировкам, гибло огромное количество женщин и детей, хотя война так и не была объявлена. Германия и Италия оставались де-юре в мирных отношениях с Испанией, так же как и Япония с Китаем.

Весной 1938 г., захватив Австрию, Гитлер бросил открытый вызов Версальскому договору. Ему никто не сопротивлялся, ни в самой Австрии, ни за ее пределами. Гитлер (при пособничестве своего услужливого союзника Муссолини) все больше ощущал себя вершителем судеб мира, а нацистская Германия продолжала набирать силу. Страх перед нападением с воздуха — возможно преувеличенный — парализовал демократические страны. Началась бешеная гонка вооружений — куда более изнурительная, чем перед Первой мировой войной 1914—1918 гг.

Отсутствие ясной и твердой политики со стороны США, Англии и Франции можно понять только с учетом того, что каждая из этих держав страдала от болезней, связанных с переменами и запутанными экономическими отношениями.

В них тоже происходила коренная перестройка производства, приводившая к дисбалансу распределения, что нарушало спрос на рабочую силу. По мере того как подрастало молодое поколение, профессиональные кадры сменялись слоем недовольных безработных. В Соединенных Штатах подобная напряженность приводила к снижению потребления, а поскольку во время войны и в период послевоенной стабильности широко распространились инвестиции, это привело к обвалу ценных бумаг и финансовому кризису. В затруднительном положении оказалось множество американских банков. Последовала паника 1931—1932 гг., но стране повезло с президентом — Франклином Рузвельтом, который установил беспрецедентный контроль за банками и повернул страну от традиционного индивидуализма, связанного с накоплением богатств и разбазариванием ресурсов, к планируемой обновленной экономике. Эта политика получила название Нового курса. Для такой социализации не хватало подготовленных и образованных чиновников, и, кроме того, с самого начала президенту сильно мешали некоторые недостатки его слишком открытого характера, раздоры между министрами и сильнейшее пристрастие американской юстиции, начиная с Верховного суда, к частной инициативе. Кроме того, Америка начала осознавать опасность для своих океанских побережий в случае катастрофы с Британской империей, а угроза с воздуха увеличивалась по мере возрастания скорости и размеров самолетов. К тому же приготовления к войне могли снизить безработицу. Таким образом, по-прежнему цепляясь за миф об изоляционизме, США вслед за Англией и Францией включились в гонку вооружений.

Экономические трудности Великобритании возрастали, и она опередила Америку в протесте народа против власти богатых, что привело к введению чрезвычайных налогов на доходы, убийственных ввозных пошлин и пособий для безработных. Революционное напряжение удалось снять, однако довольно мало делалось для здравоохранения, правопорядка, образования и занятости молодежи. Частное богатство, частное предпринимательство и частный капитал были в Англии политически слишком сильны, чтобы допустить национализацию промышленности или природных ресурсов. В 1937 г. Великобритания осознала угрозу войны и вопреки своей воле вместе с остальным миром приступила к милитаризации страны.

Становилось все понятнее, что пока существуют суверенные национальные государстве и систематическая пропаганда расистского лжеучения, основанного на национальных и культурных предрассудках, пока продолжается присвоение источников богатства для извлечения выгоды, до тех пор нестабильность будет нарастать, а жизни и умам людей будут все сильнее угрожать несвобода, зависимость и страх перед разрушительной войной. Роду человеческому следует опасаться агрессивной истерии, которая шаг за шагом тащит его вниз, к жестокой и дегенеративной воинственности; к жизни, где мало что останется, кроме боли, ненависти и примитивных инстинктов, а из добродетелей сохранится разве что спартанская выносливость.

Но распознать тенденции легче, чем найти лекарство, а диагнозы социологов и экономистов и их рекомендации перед лицом всех настоятельных нужд не достойны даже презрения. Устраивались бесчисленные и никчемные конференции и конгрессы, делались заявления, исполненные лжи, общих мест, а то и бессмысленного бреда, тогда как крайне необходимы были координация действий и самопожертвование. Повсюду проявляется жажда того, что называют миром, но мало кто стремится к здоровой и созидательной жизни. В пацифизме слишком много вялости, и если люди в конце концов сумеют создать эффективную систему поддержания мира, это, несомненно, произойдет не на пути непротивления злу. Если Pax Romana[82] возник из завоеваний, то Рах Mundi[83] потребует для своего осуществления твердой решимости.