Кремлевский заговор

ПРОЛОГ

Ответственный дежурный 9 отдела КГБ в Крыму[1] Василий Кравец нес обычную службу. Дел хватало. Из Москвы позвонили от Бориса Пуго. Министр внутренних дел, улетая в столицу, забыл две легкие куртки в санатории «Южный» и просил отправить их в Москву с председателем палаты национальностей Верховного Совета СССР Рафиком Нишановым, который отдыхал с ним в одном санатории. Еще одно высокопоставленное лицо из «Южного», член Совета безопасности СССР Евгений Примаков собрался в гости в соседний дом отдыха. Дежурный заказал машину для него.

Когда средь этой повседневной суеты тревожно замигал красный сигнал радиостанции «Альтернатива», Кравец не поверил своим глазам. Авария на линии связи с дачей президента СССР! Такого никогда не было!

Кравец не мешкая связался с дежурным 21 отдела КГБ в Крыму[2]. Тот ответил: «Разберемся». Красная лампочка мигала все отчаяннее. Кравец вновь связался с дежурным. «Связь повредил горный оползень, начались восстановительные работы», — ответил тот.

Часы показывали 16.32 московского времени. Было воскресенье 18 августа 1991 года.

«ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА»

В этот момент, минута в минуту, ворота дачи президента СССР, значащейся в документах КГБ СССР как «Объект «Заря»», распахнулись перед пятью «Волгами».

Появление их было полной неожиданностью. Обычно о всех визитах к президенту предупреждают заблаговременно. На этот раз о том, что будут гости, никто не говорил.

Охрана не пропустила бы автомобили. И милицейский пост, расположенный на ближних подступах к даче, не убрал бы лежащий поперек дороги «скорпион» — ленту с устрашающе острыми шипами. Но из головной «Волги» вышли начальник Службы охраны КГБ СССР Юрий Плеханов[3], начальник эксплуатационно-технического управления КГБ генерал-майор Вячеслав Генералов и начальник 9 отдела КГБ в Крыму полковник Лев Толстой, а из остальных машин — несколько высокопоставленных руководителей из Москвы.

— И все-таки мы насторожились, — рассказывает дежурный личной охраны президента Сергей Гоман, — узнав, что в ворота въехала колонна автомобилей, о прибытии которой нас никто не предупреждал, мы с Игорем Авосиным, тоже дежурившим в гостевом домике, взяли на всякий случай автоматы. Генералов, увидев нас с автоматами, закричал: «Вы что?! Немедленно уберите оружие!» И понес про Румынию. Не забывайте, дескать, чем все кончилось, когда там охрана вздумала вступиться за президента.

Ничего понять не можем. При чем, думаем, здесь Румыния? Там свергли президента, охрана вступилась за него, пролилась кровь. Но у нас-то, вроде, все слава Богу…

Приехавшее начальство — секретарь ЦК КПСС Олег Шенин, глава военно-промышленного комплекса Олег Бакланов, герой афганской войны, заместитель министра обороны, Главнокомандующий сухопутными войсками СССР Валентин Варенников, руководитель аппарата президента Валерий Болдин — в сопровождении Плеханова начальника Службы охраны, направились к дому Горбачева.

А странности все множились. С постов докладывали: «Пропала телефонная связь». Из автобуса, прибывшего вслед за «Волгами», вышла группа столичных офицеров из Службы охраны КГБ. Москвичи заняли посты у въезда на дачу.

— Я охранял хозяйственные ворота, — рассказывает прапорщик Валерий Шах, — в тридцати метрах от меня — еще одни ворота во внешней ограде, их охраняют пограничники. Обычно в дневное время эти ворота распахнуты. Вдруг их закрывают. И, что еще более удивительно, прямо перед носом машины, в которой в Ялту направились ребята из личной охраны президента. Они, конечно, возмущаются: «Что, не видите, кто едет?! Своих не узнаете?» А пограничники в ответ: «Приказано никого из «Зари» не выпускать». Ко мне тем временем подошел полковник Толстой. Запирай, говорит, и свои ворота, а ключ отдай вот этому офицеру из Москвы, и показывает на плотного мужчину с «дипломатом». Потом, когда Толстой ушел, москвич-офицер достал из «дипломата» автомат, сказав, что службу по охране ворот будем нести вместе…

Из протокола допроса М. Горбачева:

— …Я сидел, работал над выступлением на церемонии подписания Союзного договора. Самолет на завтра был уже заказан, договорились, кто полетит. Раиса Максимовна тоже решила лететь со мной. Днем, примерно в 11–12, разговаривал с вице-президентом Янаевым. Он спросил меня, когда я завтра точно прилетаю. Я ответил, что вечером. Он пообещал меня встретить.

От работы меня оторвал начальник личной охраны Медведев. Он зашел ко мне с известием, что приехала группа товарищей. Я спросил, что это за визит, не согласованный со мной? Как эти люди здесь оказались, ведь охрана не имеет права их пропускать? Говорит, что с ними Плеханов и Болдин, руководитель аппарата президента. Вижу, что состояние самого Медведева необычное. Ну, хорошо, говорю, пусть подождут. Беру трубку, чтобы позвонить Крючкову, узнать, что это за миссия. Странно: уезжаю завтра, и вдруг какая-то группа. Телефон не работает, беру другой — то же самое. Снял трубку внутреннего телефона — не работает. Все проверил — беру красный телефон — и он «мертв». Посмотрел на часы — 16.50…

Страна еще не знала, что поставлена на грань величайших потрясений, что в Крым прибыла группа представителей ГКЧП с целью склонить президента ввести в стране чрезвычайное положение, а в случае его отказа захватить власть.

О том, чем это все закончится, не было известно ни президенту, ни тем, кто явился к нему с ультиматумом. Впрочем, незваные гости, видимо, предполагали, что Горбачев вряд ли согласится с их требованиями. Иначе зачем, еще до начала переговоров, было осуществлять его изоляцию?

Стояла обычная тишина. Ни выстрела, ни шума яростной рукопашной схватки — вообще ничего, что говорило бы о захвате президентской дачи заговорщиками.

Легкость, с которой был лишен свободы человек, столь, казалось бы, могущественный и тщательно охраняемый, у многих, когда события стали известны, вызвала недоумение.

Действительно, охрана была мощной, глубоко эшелонированной и многочисленной. В Форосе покой президента берегли около пятисот, хорошо вооруженных и отлично обученных людей. Только на территории дачи существовали три рубежа охраны. Ближе всех к президенту находились его телохранители во главе с генерал-майором В. Медведевым. Подразделение так называемой выездной охраны несло круглосуточный караул на шести постах. По внутреннему периметру дачи располагалось пять постов 9 отдела КГБ — один из них на господствующей высоте. А за двойной оградой посверкивали стеклами биноклей 34 пограничных наряда. Кроме того, «Заря» находилась под надзором людей из Группы «Альфа», спецподразделения КГБ по борьбе с терроризмом.

И были еще три эшелона морской охраны. На рейде свинцом отливали строгие силуэты четырех военных кораблей. От подводных диверсантов президентский пляж берегла сверхчуткая система сигнализации, реагирующая даже на проплывающих дельфинов. Ее в том сезоне подстраховывали еще десять водолазов.

Во время морских прогулок президента охраняли пограничные корабли, а сверху акваторию патрулировали вертолет «МИ-8» и самолет «АН-24».

Вдоль трассы, по которой Горбачев следовал на какой-либо объект в Крыму, несли службу 90 сотрудников КГБ с радиостанциями, а сам объект брали в кольцо 50 пограничников. Продукты, поступающие в «Зарю», проходили специальную проверку. Тропинки, по которым собирался прогуляться президент, непосредственно перед моционом обследовались служебными собаками, а во время самих прогулок вдоль тропинок скрытно присутствовала охрана.

Парадокс, однако, заключался в том, что все это множество людей, чей профессиональный долг заключался в защите президента даже ценой собственной жизни, фактически не подчинялись ему. Все, кто нес службу на «Объекте «Заря»», даже миловидные горничные, получали зарплату в КГБ, и самым большим начальником для них был Крючков, а вовсе не президент. Сами того не сознавая, они не охраняли, а стерегли Горбачева. Форосская дача была комфортабельной ловушкой, готовой захлопнуться в любой момент.

18 августа отдежурившую смену с «Зари» не выпустили. Помощник президента Анатолий Черняев собирался вернуться в санаторий «Южный», где он жил, но и ему ворота не открыли.

Ловушка захлопнулась…

«В ОТСТАВКУ!»

Сопоставив неожиданный визит с беспрецедентным отключением всех видов связи, личностями «гостей» и настроениями, царившими в последнее время в его окружении, Горбачев заподозрил неладное. Вероятнее всего, подумал президент, они хотят в очередной раз нажать на меня. Причем, самым серьезным образом. Быть может, даже отстранить от власти.

Горбачев поднялся наверх, к семье. Поделился своими опасениями с Раисой Максимовной, дочерью Ириной, зятем Анатолием. Потом пошел к визитерам.

Из протокола допроса М. Горбачева:

…Вопрос:

— Скажите не произошло ли за время Вашего отпуска каких-либо изменений в стране, которые бы потребовали принятия срочных чрезвычайных мер?

Ответ:

— Процесс, как всегда, был не безоблачный. Но поводов для особой тревоги не существовало. Разговаривал с товарищем Назарбаевым, другими: — «Давайте договариваться, как направлять жизнь, кормить людей, решать другие вопросы». 14 или 15 августа мне позвонил Борис Николаевич Ельцин (перед его поездкой в Казахстан)… Я ему высказал свою точку зрения: — «Надо придерживаться избранной линии на подписание Договора, не допускать колебаний, иначе позиций не удержать».

Вопрос:

— Когда Вы находитесь на отдыхе, выполняет ли кто-либо обязанности президента СССР? И наделяется ли это лицо всеми конституционными полномочиями?

Ответ:

— Нет, полномочиями обладает только президент. Подобная процедура не предусмотрена, и никогда ничего подобного не делалось. Вице-президент, как и премьер-министр, действуют лишь в пределах своих полномочий.

Уезжая, я высказал пожелание, чтобы Крючков и Язов находились на месте, так как этим людям я доверял полностью. В этот раз я, словно что-то предчувствуя (но это так, к слову), попросил быть на месте и Ельцина.

Вопрос:

— Непосредственно перед отъездом в Крым у Вас были контакты с кем-либо из будущих членов ГКЧП? Не показалось ли Вам их поведение необычным?

Ответ:

— Да, встречи были, но самого обычного рабочего порядка. Кроме того, они практически все провожали меня на отдых.

Вопрос:

— Ваш отдых в Форосе был организован как всегда?

Ответ:

— В Форос со мной прилетел Плеханов. Пробыл два дня, проверял, как объяснил, организацию охраны. Это бывает каждый год. На второй день Медведев мне сказал, что Плеханов свою работу окончил и ждет моих указаний. Я пригласил его вечером. Втроем — я, он и Раиса Максимовна — попили чай на балконе. Я расспросил, как и что. Я особенно в эти дела не вникал. Есть Медведев, Плеханов — люди, которым поручено. Ничего не заметил. Никаких подозрений не было.

Вопрос:

— В Форосе, до 18 августа, разговаривали Вы с будущими членами ГКЧП? Не поступало ли от них предложений о введении чрезвычайного положения?

Ответ:

— Разговаривал по нескольку раз, а с Крючковым, по-моему, каждый день.

Вопрос:

— А каково было Ваше здоровье?

Ответ:

— У нас с Раисой Максимовной такой порядок: каждый день, независимо от погоды, мы проходим до шести километров в хорошем темпе. И в один из походов вдруг меня дернуло с левой стороны. Обычный радикулит. Сделали укол — вот и все.

Вопрос:

— Как проходила встреча с представителями ГКЧП?

Ответ:

— Они поднялись на второй этаж сами — сидят, ходят весьма бесцеремонно…

Первым, по плану заговорщиков, разговор с Горбачевым должен был начать секретарь ЦК КПСС Олег Шенин, а потом каждый добавил бы свое. Но Горбачев перехватил инициативу. Решив, что Бакланов здесь старший, спросил его, с чего они объявились в Форосе?

Задуманный порядок нарушился. Бакланову пришлось начинать первым. Он, а вслед за ним Олег Шенин, от имени ГКЧП предложили президенту передать временно свои функции вице-президенту Геннадию Янаеву «с целью навести порядок в стране».

Из протокола допроса М. Горбачева:

…Вопрос:

— Они документов никаких не представили?

Ответ:

— Нет, документы мне не предъявлялись. Чувствовали они себя неуютно. Я определился — это же предатели. Разговор с моей стороны шел с ними жесткий, эмоциональный. Начали уговаривать, что я устал, у меня много работы, заговорили о здоровье — эту тему продолжил Бакланов.

Я напомнил, что на 20 августа назначено подписание Союзного договора. Последовал ответ: — «Подписания не будет».

Вопрос:

— Это сказал Бакланов?

Ответ:

— Да, Бакланов. Он же сказал: «Ельцин арестован». Потом поправился: «Будет арестован в пути». Это был, наверное, элемент шантажа, давления. Бакланов мне заявил примерно следующее: «Михаил Сергеевич, да от Вас ничего не потребуется. Побудьте здесь. Мы за Вас сделаем всю грязную работу».

Молчал долго Болдин. Стоял у окна, у меня за спиной, а затем тоже вышел вперед, высказался. Вижу: договоренность была — все должны сказать, все должны быть повязаны.

Я еще раз повторил, что ни на какие авантюры не пойду, никому полномочий не передам, никакого Указа не подпишу.

Варенников сидел напротив меня: — «Подайте в отставку!» Я ответил, что этого не будет. Он стал кричать…

Свидетельствует Валентин Варенников:

— …Беседа, с нашей стороны, проходила корректно. Михаил Сергеевич же допускал в своей лексике непарламентские выражения. Для меня это было странным. Но затем я все это отнес на счет того, что беседующие люди были близки друг к другу, хорошо усвоили традиции и поэтому общались так, как это было заведено.

Мною первоначально было принято решение — отсидеться и отмолчаться, тем более, что мне никто никаких конкретных задач по этой встрече не ставил, но беседа сложилась так, что я был вынужден подать реплику, а затем и предоставить президенту широкую информацию о высказываниях офицерского состава. Офицеры, в частности, спрашивают, почему проект Союзного договора не отражает результаты референдума, проведенного в стране, а также требования съезда народных депутатов СССР о сохранении Союза? Почему сепаратистским, националистическим и всех видов экстремистским силам позволено действовать так, как они считают нужным? Почему военнослужащие во всем ущемлены, особенно в связи с выводом наших войск из Восточной Германии? Почему у нас не выполняется Конституция СССР, хотя президент на ней присягал перед всем советским народом?

Михаил Сергеевич сказал: — «Я все это уже слышал»…

Вопрос:

— Уточните, при каких обстоятельствах закончилась встреча в Форосе?

Ответ:

— Когда встреча закончилась, Горбачев сказал, и эта фраза была обращена ко всем членам группы, что «работа с вами вместе после того, что случилось, невозможна.»...

Из протокола допроса М. Горбачева:

— …Мое итоговое суждение было таким: — «Возвращайтесь и доложите мою точку зрения. И передайте, что если возникла такая ситуация, то немедленно надо собирать Верховный Совет или съезд. Они поняли, что задуманное не проходит. Стали прощаться. Я еще раз повторил: «Уезжайте и доложите немедленно мою точку зрения».

Вопрос:

— Вы попрощались с ними за руку?

Ответ:

— Да. Я все же считал, что после такой встречи, после этого «душа», доложат все и взвесят, обдумают. Потому что разговор мой с ними был очень резкий…

На выходе им встретилась Раиса Максимовна. «С чем пожаловали?» — поинтересовалась она. «Мы ваши друзья.» — не вдаваясь в подробности, ответил Бакланов и протянул на прощанье руку. Но Раиса Максимовна руки не подала…

СВЯЗЬ ТОЛЬКО ПО ПАРОЛЮ

СПРАВКА НА ЛИЦО, ПРОХОДЯЩЕЕ ПО ДЕЛУ О ЗАГОВОРЕ С ЦЕЛЬЮ ЗАХВАТА ВЛАСТИ.

Сторожить Горбачева на «Заре» оставили Генералова. Трудно было найти более подходящую фигуру. Генералов знал «Зарю» как свои пять пальцев, каждый год готовя дачу для отдыха Горбачева.

По характеру служака. Выступая перед сотрудниками охраны «Зари» после отъезда заговорщиков, он так выразил свое отношение к случившемуся: «Если мне скажут: «Стоять смирно!» — буду стоять смирно. Если скажут: «Стоять еще смирнее!» — буду стоять еще смирнее». Он умел угождать начальству. Сотрудники охраны рассказывают, что не раз становились свидетелями такой картины: шеф Службы охраны Плеханов ходит, покуривая, по своему кабинету, а следом за ним с пепельницей семенит Генералов.

И еще одно важное обстоятельство определило выбор в пользу Генералова: он был специалистом по связи. Не лишним был его глаз за связистами, перед которыми стояла задача лишить Горбачева контактов с внешним миром.

Генералова нашли в субботу 17 августа на личной даче в Подмосковье. Водитель привез его в Кремль. Задача была поставлена Плехановым сначала в общих чертах: «Завтра полетите на «Зарю»». На следующий день он ее конкретизировал: «В Форос с целью убедить Горбачева уйти в отставку отправится группа высокопоставленных лиц. Если Горбачев откажется принять ультиматум — придется его изолировать на даче».

Генералов связался по телефону с начальником 9 отдела КГБ СССР в Крыму полковником Толстым. Чтобы избежать утечки информации, сказал, что завтра прилетит группа по подготовке отдыха в Крыму председателя кабинета министров Валентина Павлова. Надо ее встретить. Заместителю начальника управления правительственной связи Александру Глущенко и нескольким его подчиненным, поднятым по тревоге, не сказали и того. Срочная, мол, командировка, а про остальное — молчок. Лишь на борту самолета они узнали, куда летят и зачем. И то не сразу.

Свидетельствует генерал-майор Александр Глущенко:

— Примерно через час полета меня и полковника управления правительственной связи Виктора Пузанова, а также Генералова к себе в салон самолета, в котором, помимо нас, летели Бакланов, Шенин, Варенников, Болдин, вызвал начальник Службы охраны Плеханов. Он поинтересовался у меня, сколько времени понадобится для того, чтобы отключить все виды связи у президента в Форосе. Я ответил: «Минут десять — пятнадцать». На это Плеханов ничего не сказал. Лишь на подлете к аэродрому «Бельбек» он снова вызвал меня и поставил конкретную задачу: «В 16.30 у Горбачева должны быть отключены все виды связи». Уже при заходе на посадку мы, офицеры-связисты, составили документ о том, что получили приказ оставить Горбачева без связи, и все под ним подписались…

На даче у президента было много способов для общения с миром, он мог осуществлять его даже через космос. А два дублирующих друг друга кабеля особой связи отличались сверхнадежностью, потому что обеспечивали контакт президента с министром обороны по глобальному вопросу безопасности, проще говоря, они были и замком и ключом президентского «ядерного чемоданчика». Однако для профессионалов не составило труда вмиг сделать президента «глухим» и «немым». Они просто вынули из гнезд контакты на правительственных коммутаторах в Крыму. Станция космической связи была обесточена, взята под стражу — и всякие разговоры «среди звезд» стали невозможны.

Свидетельствует старший техник-телефонист коммутатора «Мухалатка» Тамара Викулина:

— …Я только собралась соединить Горбачева с его помощником Шахназаровым — вдруг откуда ни возьмись за моей спиной появились офицеры правительственной связи. Сейчас, говорят, отключим связь с Горбачевым. Я в ответ: «Только что сообщила Горбачеву, что соединяю его с Шахназаровым. Неудобно теперь не соединять». Как только разговор с Шахназаровым закончился, связь тут же пропала. Следующим должен был с Михаилом Сергеевичем Горбачевым говорить председатель Верховного Совета Белоруссии Дементей. Но офицеры — они уже распоряжаюсь на коммутаторе — посоветовали ему положить трубку и больше не беспокоить президента звонками…

Коммутаторы перешли на ручной режим работы. Теперь по «автомату» никто не мог бы дозвониться с «Зари», если бы даже каким-то образом восстановил связь. Все разговоры в процессе ручного режима становились подконтрольными. На правительственном коммутаторе в Ялте, через который со своим начальством в Москве должен был общаться Генералов, место дежурной телефонистки занял офицер КГБ. Он получил указание предоставлять связь только радиостанции «0254», установленной в автомобиле Генералова. И только по паролю. Пароль был «Марс».

ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ

СПРАВКА НА ЛИЦО, ПРОХОДЯЩЕЕ ПО ДЕЛУ О ЗАГОВОРЕ С ЦЕЛЬЮ ЗАХВАТА ВЛАСТИ.

Плеханов Юрий Сергеевич, генерал-лейтенант, начальник Службы охраны КГБ СССР, член коллегии КГБ СССР. 1930 года рождения. Русский. Образование высшее. Закончил в 1960 году Московский государственный заочный педагогический институт по специальности преподаватель истории. Член КПСС с 1957 года. До службы в органах КГБ работал в комсомоле и КПСС. Последняя партийная должность — секретарь секретаря ЦК КПСС. В органах КГБ начал службу в 1967 году с должности старшего офицера приемной председателя КГБ СССР. С 1983 года начальник 9 управления КГБ СССР, позже переименованного в Службу охраны КГБ СССР. Награжден шестью орденами и большим количеством медалей. Личный номер — «Б-682123».

Из служебной характеристики:

…Делу Коммунистической партии Советского Союза и социалистической Родины предан. Как член Коллегии КГБ СССР много внимания уделяет вопросам приведения деятельности органов и войск в соответствие с современными требованиями ЦК КПСС…

Бакланов, Болдин, Шенин возвращались с «Зари» на той же самой машине. Водитель 9 отдела КГБ Юрий Аркуша отметил, что настроение пассажиров резко изменилось. К Горбачеву ехали, о погоде рассуждали, обратно едут злые, раздраженные, перебрасываются короткими фразами.

Плеханов — он ехал в головной машине — по радиотелефону продолжал операцию по изоляции президента. Экипаж самолета «ТУ-154», оборудованный специальным пунктом управления Вооруженными Силами, получил распоряжение готовиться к отлету в Москву. Эта крылатая машина несла круглосуточное дежурство на аэродроме «Бельбек» в связи с пребыванием в Крыму президента. К ней был придан вертолет «МИ-8». В случае необходимости он должен был доставить Горбачева с «Зари» к самолету. Командир вертолета тоже получил распоряжение отправляться в Москву.

Президента лишали еще одного атрибута власти.

Полковник Толстой получил задание после прибытия на аэродром отправить водителей на «Зарю» и оттуда не выпускать. Генералов должен был проконтролировать эвакуацию в Москву операторов «ядерного чемоданчика».

В 19.30 «Ту-154», принадлежавший министру обороны СССР, взял курс на Москву.

Внешне этот самолет мало чем отличался от самолетов подобного типа. Он имел обычную «гражданскую» окраску. Но экипаж полностью состоял из военных.

Когда самолет взлетел, Плеханов связался с Крючковым и сообщил ему, что Горбачев отказался ввести ЧП.

Стол накрыли на скорую руку: овощи, сало, большая бутылка виски. К концу полета в ней не осталось ни капли…

Оставшийся на земле Валентин Варенников проводил совещание с командующими военными округами: Киевским — генерал-полковником Чечеватовым, Прикарпатским — генерал-полковником Соколовым, Северо-Кавказским — генерал-полковником Шустко, командующим Черноморским флотом — Хронопуло, начальником ракетных войск и артиллерии сухопутных войск СССР — маршалом артиллерии Михалкиным. Он сообщил прилетевшим в Крым по распоряжению министра обороны СССР генералам, что в стране вводится режим чрезвычайного положения и что «в связи с ухудшением состояния здоровья» М. Горбачева обязанности президента переходят к Геннадию Янаеву.

— Говоря о состоянии здоровья Горбачева, — вспоминает маршал артиллерии Владимир Михалкин, — Варенников употреблял выражения: «очень болен» и «что-то там у него не в порядке внутри»…

В это время за тысячу километров от затерявшегося в Крымских горах военного аэродрома «Бельбек», в далекой Москве Геннадий Янаев оторвался от застолья в кругу своих друзей, чтобы отправиться на экстренное совещание в Кремле. До часа, когда он подпишет Указ о своем вступлении в обязанности президента, было много времени. Еще сам Янаев до конца не решил — возложить ли на себя обязанности президента, а главком сухопутных войск Варенников говорил об этом, как о само собой разумеющемся. Знал: согласится Янаев.

В 21.35 самолет министра обороны приземлился на военном аэродроме «Чкаловский» под Москвой.

— После посадки, — свидетельствует командир корабля Павел Бабенко, — к нам, в кабину пилотов, зашел Плеханов и потребовал предоставить список пилотов для их поощрения за образцовое выполнение задания. Он был пьян…

По дороге в Кремль у автомобиля, везшего Шенина, Болдина и Бакланова, пробило шину. Случилось это неподалеку от «Матросской тишины» — следственной тюрьмы, которой вскоре суждено было принять под свою крышу ГКЧП! Но пассажиры, не придав значения мелкому происшествию, пересели в следовавшую за ними машину, и помчались в Кремль, где их уже ждали.

«СБОР В КРЕМЛЕ. В 20.00.»

День 18 августа для ГКЧП был полон хлопот.

В 8.00 Язов провел совещание с высшим военным руководством, на котором сообщил о возможном введении ЧП в стране. Предстоит, говорил Язов, взять под охрану воду, продовольствие, госучреждения, поддерживать общественный порядок. Командующий Московским военным округом генерал Николай Калинин получил задание быть в любой момент готовым ввести в Москву войска 2-й гвардейской мотострелковой дивизии и 4-й гвардейской танковой дивизии, командующий воздушно-десантными войсками Павел Грачев — подготовить к вводу в Москву 106-ю Тульскую воздушно-десантную дивизию. Ввод войск, сказал Язов, может произойти уже сегодня.

В 9.00 из Свердловска в Москву прилетел будущий член ГКЧП президент Ассоциации государственных предприятий промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, генеральный директор научно-производственного объединения «Машиностроительный завод им. М. И. Калинина» Александр Тизяков.

В 11.00 министр внутренних дел Борис Пуго вылетел из Крыма, где отдыхал. В Москве он был в 13.30.

В 11.00 председатель КГБ СССР Владимир Крючков сообщил собравшимся у него заместителям, начальникам управлений, что в стране вводится ЧП, распорядившись, чтобы начальник Третьего Главного управления (особые отделы КГБ СССР в Вооруженных Силах) вице-адмирал Жардецкий, начальник управления «3» (защита конституционного строя) Воротников сформировали и отправили в Эстонию, Латвию и Литву группы сотрудников КГБ.

Заместитель председателя КГБ Лебедев из рук Крючкова получил список лиц, за которыми было необходимо организовать слежку, а в случае необходимости арестовать. Начальник 7 управления Расщепов должен был обследовать обстановку вокруг дачи Бориса Ельцина, куда тот, судя по имеющейся в КГБ информации, собирался прибыть после прилета из Алма-Аты.

Заместитель начальника ПГУ (разведка) Жижин сел писать выступление Крючкова на ТВ в связи с введением ЧП.

В 12.30 председатель кабинета министров Валентин Павлов позвонил в Тульскую область еще одному будущему члену ГКЧП — председателю Крестьянского Союза СССР, председателю колхоза им. В. И. Ленина Василию Стародубцеву и попросил его завтра прибыть в Москву.

В интервале между 12.00–15.00 Павлов дважды разговаривал с председателем Верховного Совета СССР Анатолием Лукьяновым, отдыхавшим на Валдае.

С 15.00 до 17.30 Крючков находился в министерстве обороны у Я зова.

В 15.20 к ним примкнул министр внутренних дел Борис Пуго. Язов и Крючков ввели Пуго в курс дел, в том числе рассказали, что в Форос для переговоров с Горбачевым вылетела группа ГКЧП. Договорились, что встретятся в

20.00 в Кремле в кабинете Павлова, куда должны были прибыть после возвращения из Крыма Бакланов и другие.

В 15.35 Янаев отправился в гости к своим друзьям в дом отдыха «Рублево».

Там его в 16.30 по радиосвязи разыскал Валентин Павлов. Янаев пообещал быть на вечернем совещании в Кремле без опозданий, минута в минуту.

В 16.45 адъютант министра обороны Курочкин по указанию Язова вылетел на двух вертолетах «МИ-8С», принадлежащих авиаотряду особого назначения 269 полка, с подмосковного военного аэродрома «Чкаловский» на Валдай, где отдыхал Анатолий Лукьянов.

В 17.20 Владимир Крючков позвонил еще раз Янаеву, напомнил, что в 20.00 в Кремле состоится совещание.

В 17.30 Крючков позвонил министру иностранных дел Александру Бессмертных в Белоруссию, где тот отдыхал, и попросил его срочно прибыть в Москву, сказав, что самолет командующего Белорусским военным округом для него уже заказан.

В 20.00 заговорщики были в сборе. За Лукьянова можно было не волноваться, он уже находился в Москве, звонил Крючкову из машины, что едет. Задерживался только Янаев. Вице-президент объявился с получасовым опозданием, причем, изрядно навеселе. В 20.40 пришел Анатолий Лукьянов — он успел побывать у себя в кабинете, взял там Конституцию СССР и Закон о ЧП.

За столом, покрытым зеленым сукном, собралась вся президентская рать…

Еще за полгода до августа 1991 года мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак в своей книге «Хождение во власть» написал:

«Мы часто повторяли это выражение «команда президента». Но по сути у Горбачева никогда не было своей команды. Большую часть своей политической карьеры периода перестройки он вынужден был бороться с партийными функционерами уже отжившей эпохи. Эта борьба была весьма драматична: заключая вынужденные соглашения с одними, он избавлялся от других. Подчас за бортом политической лодки в результате таких маневров оказывались целые группы противников нового курса.

Горбачев умело маневрировал между рифами, действуя всегда в меньшинстве и проявляя чудеса изобретательности. Но в тот момент, когда его стали окружать по-настоящему умные, сильные и независимые и весьма компетентные люди, пользующиеся уважением всей страны, он, привыкший работать и действовать среди временщиков партийной пирамиды, не смог понять качественного изменения в своем ближайшем окружении, не смог опереться на опыт и мудрость своих соратников и советников.

Яковлев, Шеварднадзе, Бакатин, Шаталин, Петраков… Именно они первыми увидели отступление президента, если не сказать прямо — его откат от им же начатого дела. И они — один за другим — оставили президента, ибо понимали, что любой компромисс возможен лишь до определенного предела…»

Но президент, словно не слышал многочисленных предостережений, словно не желал видеть очевидное — то, что места вытесняемых, изгоняемых реформаторов в его ближайшем окружении занимают люди, у которых есть немало серьезнейших оснований для того, чтобы выступить против него.