Крепость Луны

Свиток второй Сила клятвы

На следующий день в сыскном отделе меня встретили как победителя. Товарищи, искренне обрадованные тем, что я раскрыл такое сложное дело, хлопали по плечу и намекали на скромную пирушку на 50 человек, не больше; мои немногочисленные недруги сдержанно кланялись при встрече, и, кажется, я слышал, как скрежещут их зубы. В неописуемом волнении ерзал на стуле при оформлении дела мой писарь Митя, некрасивый и сутулый, всегда смотревший на меня, как на божество, которому служат все без исключения силы мужского обольщения. Начальник (имя его не имеет значения в нашей истории) поздравил с раскрытым делом, тоже подмигнул насчет застолья и взял на себя оформление наградного листа, а ещё предложил раньше обычного уйти домой. Предложение это, так вовремя высказанное, я сразу принял, поскольку чувствовал легкое недомогание после вчерашних приключений. Не считая возможным бороться с любопытством товарищей, я вынужден был вкратце поведать им кое-что по части раскрытого дела, всю же историю обещал рассказать на вечере, которому, увы, не суждено было состояться. После я ушел.

Едва часы пробили одиннадцать, я уж был на пороге. Меня встретили с удивлением и беспокойством на лицах и сразу же забросали вопросами о самочувствии. Много сил ушло на то, чтобы успокоить Эсфирь Юмбовну и Ермилыча. Обретя душевное равновесие, они в одни голос заявили, что, коли я успел на завтрак, чего раньше не бывало, мне во что бы то ни стало нужно подкрепиться. Голоден я не был, но меня всё равно усадили за стол.

Эсфирь Юмбовна намекнула, что после завтрака желает «услышать все-все об ужасах вчерашнего дня». Она отличалась настойчивостью и, в сравнении с другими представителями женского пола, иногда прямо-таки поражала храбростью. Я даже возымел привычку делиться с нею подробностями раскрытых преступлений, подчас довольно кровавых. Однако на этот раз у меня не было желания делиться впечатлениями ушедшей недели, но отказать я не смог, и после полудня мы вдвоем расположились в гостиной. Хозяйка дома взялась за вязания, а я стал возле окна, поглядывая в светло-серое небо, застывшее над городом.

— Надеюсь, я не очень тревожу вас тем, что заставляю вспомнить пережитое? — спросила Эсфирь Юмбовна.

— Вовсе нет, — быстро солгал я.

Старджинская улыбнулась и морщинистыми, но еще сохранившими женскую прелесть руками взялась за спицы.

Я совладал с пробиравшим меня холодком, но следующее происшествие даже подтолкнуло к рассказу, так как придало ему своеобразную, что называется, изюминку: в гостиную вошла Агния Парамоновна. Бледность покрывала лицо, подбородок заострился, губки поджаты, и в целом выражение было такое, словно, после жесточайшей борьбы с собой, она всё же решилась кого-то убить.

Эсфирь Юмбовна с едва заметным удивлением посмотрела на дочь, а та грациозно опустилась в кресло и тоже взялась за спицы.

Я заворожено следил за немым сражением двух женщин.

— Душенька, ты зря сюда пришла: Николай Иванович великодушно обещал утолить мое любопытство о его вчерашнем деле, — пропела старшая Старджинская.

— Правда? — голоском невинного дитяти спросила Агния Парамоновна. — А вы разрешите мне остаться? — обратилась она ко мне, заразившись от матери смелостью.

— Конечно, — кивнул я и не позволил Эсфири Юмбовне сделать свой ход, азартно хлопнув в ладоши. — Итак, начнем?

Старджинская бросила на меня красноречивый взгляд: мол, я еще разберусь с вами, но позже. Я сделал едва заметный поклон (мол, а я не боюсь) и начал:

— Жил-был почтенный, впрочем, звания невысокого, чиновник шестидесяти лет по имени Лазарь Мироныч Хлебов. Долгие годы семейное положение его расценивалось как вдовец с покушениями на популярность, ибо состояние его не стремительно, но уверенно росло и крепло. Не взирая на слух, что он поклялся умершей жене до конца жизни остаться ей верным, вокруг него вилось достаточное количество представительниц женского пола, причем, некоторые из них были весьма знатны и уважаемы. Такая странность объяснялась довольно-таки симпатичной физиономией оного чиновника. Но год проходил за годом, а сердце его принадлежало покойной супруге. Так продолжалось до тех пор, пока на пути, как часто бывает с мужчинами, не встретилась прекрасная особа. У неё-то и оказалось достаточно очарования и сил, дабы украсть и сердце, и покой нашего чиновника. Минуло месяцев семь-восемь, и округ наш едва не пал от грома внезапного известия: вдовец решил жениться. Слухом это уже не было. В доме невесты все только и говорили, что о предстоящем событии. Наконец, день был назначен. Прекрасная невеста в знак согласия подарила Лазарю Миронычу кольцо с камнем. Я же принимал участие в этой истории по той простой причине, что Лазаря Мироныча на следующее утро нашли мёртвым в своей собственной квартире, а кольцо, как выяснилось далее, исчезло.

Я сделал паузу.

— Так вот. Служанка Зоя пришла как обычно, чтобы убрать квартиру. Только в этот раз ей никто не открыл. Она пошла по делам, а когда вернулась, около дверей Хлебова уже находилось порядочное количество граждан, ожидавших его. Сами понимаете, свадьба — это бесчисленные хлопоты. Служанка была обеспокоена и позвала квартального, с помощью, а главное, с разрешения которого взломали дверь Хлебова и нашли, как я говорил давеча, лишь его бездыханное тело. Через час на место убийства прибыл я.

Почему говорю «место убийства»? Сразу я решил, что наш чиновник мог умереть в кресле от апоплексического удара, после которого не смог подняться. Обычное удушье исключалось по причине отсутствующих на шее следов, зато не исключалась вероятность удушья пищей. Но одна деталь весьма беспокоила меня: на лице покойного чиновника читался такой ужас, какого я раньше и не видывал. Пустой взгляд вылезших на орбиту глаз был направлен на потухший камин, словно из него вылезло какое-то чудище.

Агния Парамоновна была бледна, но держалась, хотя вязать у неё уже не получалось.

— Вам не дурно? — обратился я к девушке.

— Ни капельки, — отвечала та, пряча от матери взгляд.

— Тогда продолжайте, мне очень интересно, — торопила меня Эсфирь Юмбовна, как бы назло своенравной дочери.

— Продолжаю. Тело Хлебова увезли, чтобы им занялся эксперт, называемый также патологоанатомом. Я принялся изучать квартиру и вскоре пришёл к выводу, что данный случай никоим образом не связан с кражей. Все вещи были на месте — это тут же подтвердила Зоя, весьма охотно отвечавшая на мои вопросы. Надо сказать, девушка очень примечательная. Несмотря на пережитое, сохранила ясность мысли. Именно благодаря ней, я спустя пару часов полностью отверг версию о краже. Разумеется, отказ от этой версии не прибавил ясности делу, а наоборот. Квартира была заперта изнутри ещё с вечера (это подтвердил приехавший родственник соседей, который по ошибке дёргал дверь Хлебова, и та не поддалась).

Между тем, события начали разворачиваться стремительней. По причине отсутствия каких-либо вестей, невеста сама приехала к Хлебову. Представляете себе, сколь сильным ударом было для девушки известие о смерти жениха. Но тут-то и выяснилось одно весьма интересное обстоятельство, а именно — пропажа того самого кольца, которое невеста дарила давеча жениху. С помощниками мне пришлось обыскать ещё раз квартиру Хлебова, но результатов повторный поиск не дал. Все вещи, по словам Зои, остались на месте, и только кольцо исчезло. Я попросил её в подробностях описать, как выглядело кольцо. Лгать этой девушки не имело смысла. К тому же две служанки в доме невесты согласно кивнули головами, когда я показал своею рукой набросанный эскиз кольца и спросил, похоже ли оно на пропавшее.

Вечером того же дня патологоанатом сообщил, что вскрытие проведено и что никаких следов удушья и признаков удара не обнаружено. Однако я не разделяю точку зрения людей, которые утверждают, что иные граждане умирают просто, словно душа их вдруг собрала скромный багаж грехов и добродетелей и махнула в небеса, предоставив тело алчному тлению.

Тут госпожа Старджинская усмехнулась:

— Ох, и язык же у вас, Николай Иванович!

— Какой есть, уважаемая Эсфирь Юмбовна. Так вот, я попросил эксперта, как моего друга и давнишнего знакомого, посмотреть ещё раз тело Хлебова. Впрочем, он и сам был недоволен результатами вскрытия и соглашался со мной в невозможности смерти без причины.

Дело моё, однако же, остановилось на два дня и повергло меня в уныние. А потом приехала сестра покойного, госпожа Прокофьева, и развеяла тлетворную мглу над моей головой.

Это дама солидная, в летах, с особыми взглядами на жизнь. Я уж готовился к обеду, думал, что времени хватит перекусить, пока её будут выводить из истерики, но не тут-то было. Она весьма побледнела, опустилась на стул и несколько минут сидела, не двигаясь и глядя в одну точку. Потом посмотрела на меня испытующим взглядом и попросила описать обстоятельства, которые я тут же изложил ей с той краткостью, на которую только был способен. Она выслушала и вдруг сказала:

— Я была против его брака с Тамарой.

— Простите, — очень мягко заметил я, — невесту зовут Ириной Олеговной Епанчиной.

— Тамара — это его первая жена.

— Покойная, — вставил я.

Она странно усмехнулась.

— Тут слово «покойная» едва ли подходит.

— Почему же?

— Тамара была ведьмой.

Извольте знать, Эсфирь Юмбовна, я даже подскочил. Нынче ведьмы по мостовым не расхаживают.

— Ведьмой? — уточнил я взволнованным голосом.

— Да, ведьмой. Об этом мало кто знал, но я-то, уж поверьте, господин Переяславский, я-то смогла узнать о ней правду. Она была ведьмой, поэтому я была против этого брака. Я знала, что ни к чему хорошему он не приведёт.

— Какие же отношения были между Тамарой, хм, простите, отчества не знаю, и Лазарем Миронычем?

— О, брат был без ума от неё, впрочем, это вполне естественно при её способностях. Но я не могу, конечно, отрицать, что и она его любила. Между ними пылала настоящая демоническая страсть. Я боялась этой страсти и хотела спасти брата, сделав невозможной свадьбу. Но… я оказалась слабее ведьмы.

Мне было очень интересно и полезно знать такие подробности, однако начинало казаться, что беседа о первой жене уводит нас в сторону.

— Простите, Кристина Мироновна, но каким образом смерть вашего почтенного брата связана с тем обстоятельством, что его первая жена была ведьмой?

— Вы правы, не было бы никакой связи, если бы не маленькая моя догадка. Она относится к тому дню, когда умирала Тамара. Мне кажется, брат мог дать клятву хранить верность.

— Дать клятву ведьме! — воскликнул я, весьма поражённый.

Кристина Мироновна горько усмехнулась.

— Глупо, не правда ли? Давать клятву ведьме нельзя ни при каких обстоятельствах. Но… но Лазарь был слишком влюблён, чтобы понять эту истину. Я полагаю, он так долго и тщательно избегал близких знакомств с женщинами лишь потому, что в свое время дал клятву. Иначе объяснить эту обособленность от женского пола я не в силах. После смерти Тамары он стал скрытным, а со мной так и вовсе оборвал всякую связь.

— Что же из всего этого следует?

— Ну, молодой человек, — хохотнула дама, — причины и следствия положено устанавливать именно вам, а не мне, потому что вы сыщик. Я лишь поделилась своими соображениями. Вы, конечно, не поверите в то, что Тамара ведьма, но, боюсь, ваше дело уже зашло в тупик.

— Я бы так не сказал…

— Что ж, вы бы не сказали, а я сказала. Мой брат мёртв, но среди живых вам едва ли удастся найти убийцу. Всего доброго, господин Переяславский.

И она ушла, оставив меня в большой растерянности.

Дело, между тем, никуда не двигалось. Свидетелей не было, каких-либо улик тоже. Казалось, что преступление совершил какой-то злой дух. Помните, как у меня горела всю ночь свеча? То я не спал, всё думал и думал о преступлении, которого не могу раскрыть. Прежде такого со мной не случалось. Наконец я, пересилив себя, написал отцу письмо, где подробно рассказал о деле и спросил совета. Представьте себе, он шлёт телеграмму: «Ищи родственников Тамары». Я был в ужасе. Даже мой отец мне толком ничего не посоветовал! Однако ж родственников Тамары я начал искать. Четыре дня ушло на поиски, на такую беготню по слякоти и холоду, что я едва не потерял ноги. Но сестру Тамары я всё-таки нашёл в соседней губернии.

— Не сомневалась, — хмыкнула Эсфирь Юмбовна.

— Конечно, нет сомнений в том, что я молодчина и всё такое. Но найти сестру Тамары оказалось лишь половиной предприятия. При первой же попытке заговорить с ней, Наина так шикнула, что я решил, что она уже навела на меня сглаз. Я не сомневался ни минуты — она тоже ведьма.

— Тем не менее, как я полагаю, вы сумели выведать у неё всё, что вам нужно.

— Да. Меня потому и не было два дня. Я не стал лукавить, не стал ничего преувеличивать или преуменьшать. Я рассказал честно от и до, а она, как ведьма, поняла, что я говорю сущую правду. Смягчилась и пригласила на чай. По правде говоря, у меня до сих пор мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю о том ужине в её одинокой избе. Свеча на столе да треск в печи. Но я знал, зачем она меня пригласила на ужин. Она хотела меня соблазнить.

— Только лишь хотела? — поинтересовалась Старджинская, и на её щеках я заметил алые пятна.

— Вы понимаете, я не мог сопротивляться чарам…

— Как! — воскликнула Эсфирь Юмбовна так, что в голосе её мне почудилась ревность. — Как?! — воскликнула она ещё раз, но тише. — Вы провели ночь с женщиной только для того, чтобы получить от неё сведения, необходимые для раскрытия вашего дела?

— Не я это сказал, — пожал я плечами и тут вспомнил, что, кроме меня и хозяйки, в комнате находится девушка, в меня влюбленная. — О, простите, Агния Парамоновна! Ваша мама говорит ужасные вещи.

Девушка была краснее иного вышитого платка. Она тяжело дышала и не могла попасть спицей в петельку.

А Старджинская оказалась так поражена моей выходкой, что не нашла слов для ответной колкости: просто вспыхнула и грозно поджала губы.

— Если я не ошибаюсь, я остановился на том, хм, что Наина подтвердила, что Хлебов дал клятву её сестре.

— Ещё бы она не подтвердила, — тихонечко буркнула Эсфирь Юмбовна.

Как же я мог не улыбнуться?

— Узнав правду о клятве, я опять прибывал в растерянности. Конечно, Наина добавила массу интереснейших сведений о жизни Лазаря Мироныча и Тамары. Благодаря этим сведениям подтвердились слова сестры Хлебова о том, что и Тамара любила его, что их любовь была взаимной, а не строилась лишь на ведьмовских заговорах и зельях. Наина поделилась несколькими потрясающими вещами, например, женитьба на ведьме — это не просто соединение судеб. Ибо душа ведьмы — это проданная тёмным силам душа, следовательно, супруг тоже должен стать ведьмаком, тоже должен продать душу. А Тамара хотела, чтобы Лазарь остался человеком. И когда наступил роковой час, она посмела выступить против клана. А такое не прощается. Спустя несколько лет её убили.

Невольная пауза длилась около минуты.

— Значит, ведьма отдала жизнь, чтобы любимый остался человеком? — тихо переспросила Старджинская.

— Да. Именно так и было. Я полагаю, что знание этой тайны и подтолкнуло Лазаря Мироныча дать ей клятву вечной верности. Клятву, которую он не сдержал.

— И вы догадались, что Хлебов умер из-за клятвы?

— Потом мне пришло это в голову. Сразу я был потрясён историей.

Эсфирь Юмбовна задумалась.

— Если причина гибели Хлебова — клятва, значит, убийца — ведьма? Кто-то близкий Тамары или сестра?

— Вы были бы хорошим сыщиком, Эсфирь Юмбовна, — засмеялся я.

— Ах, оставьте! Не время для смеха. Так что же вы думали в тот час?

— Я расспросил соседей, не надеясь на их показания. И действительно, соседи не общались с Наиной и боялись такого неудачного соседства, хотя Наина, как они сами утверждали, ничего плохого им не сделала. Словом, никто не смог точно указать, где была Наина в ночь гибели Хлебова. Мне пришлось на свой страх и риск в тот же вечер спросить у неё самой напрямую, кто может подтвердить, что она была здесь и никуда не отлучалась. Она чуть меня не съела, хотя, судя по всему, я ей понравился… Пардон… — Я покраснел под взглядом Старджинской. — В общем… того… я понял, ведьмы быстро забывают своих любовников. Она была рассержена, но и я не уступал, делал вид, что не боюсь. Наконец, она захохотала и сказала:

— Вниз по улице спустись, отсчитай от правого края четвёртую избу. Там ты найдёшь порядочного семьянина с пятью детьми. Спроси у него, хороша ли я была в ту ночь.

Она ещё раз хохотнула мне в лицо и скрылась в сумраке избы. Я отправился искать ночлег с твёрдой мыслью, что Наина не соврала, а значит, она не замешана в убийстве.

— Вы поверили ведьме? — вскричала Эсфирь Юмбовна. — Вы точно сумасшедший!

— Из дальнейшего моего рассказа вы сможете заключить, что, поверив ведьме, я оказался прав. Она не имела никакого отношения к происшедшему.

— Как же? Ведь кто-то же убил Хлебова!

— Да, убил, прежде испугав его чуть не до потери сознания. И ответ я нашёл там же, где ночлег, а именно у старика, оказавшегося очень просвещенным. Я не вправе разглашать дело каждому встречному, но в ту минуту что-то подтолкнуло меня, и я рассказал ему всё, что знал. Старик покряхтел и, представьте себе, выложил мне одну из глубочайших тайн магии ведьм. Слушайте. Агния Парамоновна, вы не желаете выйти? Нет? Продав душу тёмным силам, ведьма как бы живёт, но это лишь «как бы». Детей у ведьм не бывает, а если есть ребёнок, значит, ведьма не настоящая. Потому что мать и отец вкладывают при зачатии душу в дитя. А ведьме дать нечего, посему они бесплодны. С потерей души же, тело ведьмы переходит в особое состояние вечного отчуждения. И когда хоронят умершую ведьму, тело её исчезает вовсе, становясь частью земли. Душа же, находясь во власти тёмных сил, сама становится тёмной силой и способна приходить в мир в образах, причём, весьма реальных.

Рассказ старика потряс меня. Я спросил, откуда он это знает, но он не ответил. Более того, когда утром я проснулся, старика нигде не было. Я побродил по огороду и с изумлением обнаружил окна заколоченными, хотя я точно помню, как ночью в них светила луна. Потом я обратил внимание на плевелы в пояс и решил, что дом в запустении. Признаюсь вам, со страхом я зашёл в тёмную избу, где полчаса назад всё было освещено солнцем, и забрал поскорее свои вещи. Оглянувшись у калитки, я увидел заколоченной и входную дверь. Кто был тем стариком, что рассказал мне историю о ведьмах, я не знаю и по сей день. Возможно, это был призрак. Но щи, признаюсь, он готовит изумительные.

Я остановился и посмотрел на Агнию Парамоновну. Старшая Старджинская опередила меня, заявив голосом, не терпящим никаких возражений:

— Агния, выйди и не возвращайся. Я не хочу, чтобы ты мучилась бессонницей неделю кряду.

Девушка безмолвно повиновалась и, дрожа всем телом, выплыла из комнаты.

— Еще дитя, — покачала головой Эсфирь Юмбовна. В ее собственном голосе я слышал хорошо скрываемые нотки страха. — Продолжайте.

— Вернувшись домой, ободрённый вашим тёплым приёмом, я вновь занялся расследованием, которое дальше мистики продвигаться не хотело. Всё те же обстоятельства, то же отсутствие каких-либо улик. В голове бродил из часу в час разговор с загадочным стариком. Постепенно, от страстного желания довести дело до конца у меня появилась мысль, что Хлебова могла убить не какая-нибудь обидчивая родственница первой жены, а она сама.

— Как?! Покойная?

— В этом случае слово «покойная» не очень подходит, — с усмешкой повторил я выражение Кристины Мироновны.

— Да какая разница, что подходит, а что нет! — воскликнула, не поняв шутки, Эсфирь Юмбовна. — Я говорю о вашем диком предположении, что убийцей Хлебова, реально существующего человека, могла стать умершая почти двадцать лет назад ведьма. Вы точно сумасшедший!

— О, — я воздел палец к небу. — Точно так же обо мне отозвались мои коллеги, когда я поделился с ними намерениями раскопать могилу Тамары.

— Так вот вы что копали… — проговорила, совершенно выбитая из колеи, госпожа Старджинская. — Я думала, вы шутили…

— Вовсе нет, я не шутил. Я действительно решился раскапывать могилу для того, чтобы найти в ней пропавшее кольцо. И вчера кольцо было найдено.

— В могиле?…

— Да. Признаюсь, очень трудно было найти людей, которые помогли бы раскопать могилу. Те, что нанялись сначала, когда узнали, что копать нужно будет могилу ведьмы, с безумными глазами бежали прочь, так что, позвольте знать, пятки сверкали. Другие тоже отказались, сославшись на ценность собственной жизни и наличие дорогих и горячо любимых детишек. Ну, а те, кто всё-таки помог мне совершить это предприятие, отличались особой любовью не к бренному телу, а к хорошо выдержанному вину. Каюсь, мне пришлось довольно-таки напоить их, чтобы они взялись за лопаты. Но потом дело пошло на лад. Не буду скрывать, я очень рисковал и прежде всего своей репутацией, ибо моё намерение копать могилу произвело пребольшой переполох в сыскном отделении. Но теперь мною взят весь банк!

— Предлагая вам квартироваться у меня, я сразу поняла, что вы любите рисковать.

— Если честно, не очень люблю. Но приходится. Мы быстро нашли могилу. Плита была вполне приличная, ничем не отличавшаяся от прочих. Для уверенности в том, что мне всё это не сниться и что действительно нужно копать могилу ведьмы, я пересмотрел разрешение начальства с подписью ближайшей родственницы, то есть Наины.

— Она дала согласие?!

— Я же не зря полагаю, что понравился ей, — улыбнулся я. — Она пожалела меня, так как знала, что без её помощи я не смогу раскрыть преступление. О чести же умершей ведьмы мало беспокоятся. Итак, я очередной раз проверил существование разрешения, ибо ощущение реальности покидало меня и происходящее казалось сном. После этого мы аккуратно сдвинули плиту и стали рыть. Несмотря на игру вина в голове моих помощников, смеха или шуток я не слышал. Даже слов звучало на удивление мало. Мы всё глубже зарывались в землю и всё страшнее нам становилось. Когда вырыли яму в половину человеческого роста, я вдруг подумал, а не бросить ли нам эту затею. Я не знал, что случится с нами после того, как мы потревожим прах ведьмы.

— Жуть какая, — прошептала бледная Эсфирь Юмбовна.

— Так и оставили бы работу, если бы я не подумал: «Чёрт возьми, я же не кто-нибудь, не какой-то там Замухрыжкин Идиот Прибабахович, я Николай Иванович Переяславский из древнего и славного рода Переяславских! В нашем роду все мужи были доблестны и смелы, но, несмотря на это, жили и здравствовали, а значит, мне ничего не грозит. За дело Переяславский!» И я спрыгнул в могилу и сам взялся за лопату. Скоро мы почувствовали, что наткнулись на что-то более твёрдое, чем промёрзшая земля. То было дерево гроба. Унимая дрожь, я начал счищать землю с крышки гроба, а помощники, хлебнув по полбутылки, начали высвобождать гроб с боков. Через час мы вытащили его на поверхность. Мне ещё тогда показалось странным, что гроб целёхонький. «В каком же она виде?» — подумал я, но тут же поторопился избавиться от этой мысли, ибо по спине и груди уже текли потоки холодного пота. Сам гроб был очень лёгким. Наконец, мы вытащили гвозди и, вдохнув больше воздуха, приподняли крышку.

Эсфирь Юмбовна дрожала.

— Вам плохо? — я подскочил к ней, коря себя, что раньше не заметил плохого самочувствия госпожи Старджинской.

— Нет, нет, всё хорошо. Принесите, пожалуйста, воды. И рассказывайте дальше. Оч-чень интересно.

Я побежал за водой и вернулся меньше, чем через минуту.

— Если вам не по себе, я не буду рассказывать, уверяю вас. Или расскажу в другой раз.

— Нет, нет, — женщина судорожно глотнула воду. — Мне уже лучше. Впечатлительной стала. Продолжайте.

— Вы уверены? — обеспокоено переспросил я.

Эсфирь Юмбовна устало улыбнулась.

— Честное слово, мой мальчик (простите, пожалуйста, что я вас так называю), честное слово, если бы Агния была умнее и взрослее, я ничего на свете так не желала бы, как то, чтоб вы стали моим зятем. В вас столько доброты…

— Не хвалите меня так, — смутился я, — иначе я испорчусь.

— Ох, испортить вас трудно! Жаль, что Агния такая, с ней вам будет скучно. А так как вы красавец и храбрец, вам нужна женщина эффектнее. Вот как та ведьма, с которой вы провели ночь. Простите.

Мои щеки тронул румянец. Разговор метил в непонятную даль, тяжёлую для меня, поэтому я спросил:

— Если вам лучше, я продолжу.

— Да, да, — лукавая улыбка скользнула по губам Старджинской.

— В общем, мы достали гроб, собрались с силами, вытащили гвозди и приподняли крышку. Из образовавшихся щелей хлынул чёрный, как смоль, туман. Те, кого туман обдал, в ужасе стряхивали с себя сажу. В сутолоке крышка свалилась на землю и нам стали видны вещи, перепачканные небольшим количеством чёрных хлопьев, похожих на те, что витают в воздухе, когда жгут камыш. Среди тряпья отливало золотом кольцо. Но тут я и зашёл в тупик. Что делать? Брать кольцо или оставить так, лишь описав находку и сделав заключение? Конечно, я предполагал, я ведь и затеял раскопки с тем расчётом, что в гробу будет кольцо, но из-за сковавшего меня страха я не подумал о том, чтобы пригласить саму владелицу кольца, то есть невесту Хлебова. По ведьмовским законам и принципам оно, возможно, и Тамаре принадлежит, но по нашим — Епанчиной, значит, она и должна решить, что с ним делать.

Я бросился к Епанчиной. Она встретила меня в чрезвычайном смятении, а когда услышала, что я раскопал могилу и обнаружил кольцо, чуть не потеряла рассудок. «Я не понимаю, почему кольцо оказалось у ведьмы, которая убила моего будущего мужа. Понимаю, почему убила, но почему кольцо у неё, не понимаю. Оно моё. Возьмите его, проведите все необходимые сыскные действия, а потом продайте, а деньги раздайте нищим. Так будет лучше». Я закивал с грустной физиономией. Епанчина, заметив, спросила, что не так. Я и говорю: «Всё хорошо вы решили, да только когда мне, сыщику, раздавать деньги нищим?» Она задумалась. «Тогда, говорит, отдайте кольцо мне. Я его сама продам, а деньги употреблю на благое дело». Я удивился смелости женщины, которая не споткнулась в своих размышлениях о том маленьком факте, что кольцо забрала ведьма, наверняка, с имеющимися на то причинами.

— По-моему, это называется женской логикой, — ввернула Эсфирь Юмбовна.

— Пожалуй, — согласился я и продолжил рассказ. — Я вернулся на кладбище и рукой, одетой в перчатку, забрал кольцо. В сыскном агентстве описал его и отвёз Епанчиной, которая в последний раз расписалась, что кольцо это некогда принадлежало ей, но было подарено покойному Лазарю Мироновичу Хлебову. Таким образом, впервые за мою практику, а как потом признались коллеги, и за практику отделения убийцей был признан усопший, в данном случае, усопшая.

— Браво, Николай, — склонила голову Эсфирь Юмбовна. — Из вас получился отличнейший сыщик, не хуже отца.

— Ну вот, вы снова хвалите. Я ухожу.

— Подождите. Вы узнали, почему на лице Хлебова запечатлён такой ужас?

— Я догадываюсь, что причину надо искать в образе явившейся ведьмы. Возможно, у неё был демонический облик.

— Да… — протянула Эсфирь Юмбовна.

Что значило это «да», для меня так и осталось загадкой.