Банкир был дома. И уже не был так предупредителен, как раньше. Он не выкатывал столик с закусками. Он молча слушал извинения следователей. И не принимал извинений.
— К сожалению, в этой ситуации мы не могли ничего поделать. План операции был продуман очень хорошо Но сработала какая-то случайность Мы не знаем, какая случайность, но она сработала…
Но банкир не слушал объяснений. Он не хотел слушать объяснений. Потому что объяснениями ничего поправить было нельзя.
— Случайность? Какая случайность… — тихо говорил он. — Я же спрашивал вас, начальство спрашивал, возможно ли все это сделать незаметно. Мне обещали. Мне гарантировали. Говорили, что опыт… А теперь все насмарку. Теперь они могут пойти на крайние меры. Понимаете — НА КРАЙНИЕ! Которые… Зачем я связался с милицией? Зачем?
Жена банкира ничего не говорила. Жена банкира плакала.
— Я понимаю. Но в таких делах без помощи милиции обойтись все равно невозможно. Рано или поздно…
— Уйдите, пожалуйста. Уйдите из моего дома.
— Я, конечно, понимаю ваше горе.
— Уйдите! Оставьте нас в покое. И заберите наконец свои железки.
И банкир отбрасывал по столу магнитофон так, что отлетали соединительные провода.
— Заберите! И уйдите! Пожалуйста…
— Мы, конечно, уйдем. Но без этой аппаратуры мы не сможем установить местоположение преступников…
— Не надо нам устанавливать местоположение. Нам надо им деньги отдать. Там, где они скажут. И получить дочь. Живой получить. Вы понимаете! Живой!
Вторая, необязательная часть визита явно не задалась. Смягчить забросавшую кляузами высокое начальство потерпевшую сторону не удавалось. Впрочем, и не должно было удаться. Потерпевшая сторона имела право на эмоции. Она рисковала потерять не стулья. Она рисковала потерять гораздо большее.
Со второй частью можно было заканчивать. И переходить к обязательной первой…
Григорьев сгреб со стола бесполезный уже магнитофон, сбросил его в портфель, еще раз попытался извиниться.
— Мы постарались сделать все, что возможно…
— Я знаю, что постарались… — ответил как эхо банкир. Вторую часть фразы: «Только мотайте отсюда побыстрее», — он не произнес. И так все было понятно.
Григорьев вздохнул и встал. Но очень неудачно встал. Потому что зацепился за собственную ногу. И, падая, сильно наклонился в сторону банкира. И наверное, упал бы, если бы не уперся в него. Он уткнулся в банкира и постарался сгладить свою неловкость. Он попытался превратить банальное падение мордой в ковер в жест доброй воли.
— Мы сочувствуем вам. Держитесь! — сказал он и приобнял банкира за плечи, одновременно упершись ему лбом в грудь.
Фраза прозвучала фальшиво. А уж объятия…
Банкир двинул плечами, пытаясь стряхнуть с себя чужие руки.
— Извините. Мы сделали все, что могли. И мы вам действительно очень сочувствуем…
Банкир показал глазами на дверь.
— Там без замка. Одна щеколда.
Следователи вышли на уже знакомую им лестничную площадку. И спустились к машине. Все было, как несколько дней назад, когда прозвучал звонок вымогателя. Только теперь все было спокойно. И безнадежно.
— Ну как? — спросил Григорьев, садясь в машину.
— Мелодраматично. До слез. Ты, часом, в драмкружке не подвизался? — ответил Грибов.
— Я серьезно.
— Ну а если серьезно…
Грибов включил автомобильный приемник. И прокрутил шкалу настройки. Стали слышны голоса. Но не дикторов, заполняющих очередную музыкальную паузу. Стали слышны голоса банкира и жены.
— Ну успокойся. Успокойся, — монотонно твердил муж.
— Я не могу… Не могу… — всхлипывала жена.
— Я тоже не могу, — отвечал муж. — Так больше не могу. Достали они меня. Все говорят, обещают, клянутся, а толку — нуль. Еще одна такая неудача, и они убьют ее. Из-за них. Из-за того, что засадить пару мерзавцев за решетку им важнее, чем спасти жизнь нашей девочки! Миллион им хочется сохранить. И погоны генеральские… Грибов убавил звук.
— Если серьезно, то операция прошла успешно.
— Ну, значит, не зря обнимался, — сказал Григорьев.
Грибов запустил мотор. Отъехал в ближайший переулок. И заглушил мотор.
— Кто первый?
— Давай наудачу.
— Давай.
Григорьев достал монетку.
— Твой орел. Моя решка. Подбросил монетку. Поймал ее на руку. И открыл ладонь.
— Первый я. Остальные по порядку номеров…
— …Ну успокойся, успокойся. Больше они не придут, — бубнил голос в автомобильном приемнике. — Все будет хорошо. Только перестань плакать…
Григорьев перебрался на заднее сиденье, лег, поджав ноги, укрылся с головой случайным пледом. Затих. Но потом приподнялся и сказал героическо-киношным тоном:
— Если что случится, то… То меня не буди. Я в отпуске. Без содержания. И снова накрылся пледом.