Кристиан

Глава IX, В которой вновь появляются на время упущенные из виду главные герои

Александрин Соланж де Вард приехала домой почти следом за супругом. Ее женственный теплый смех все услышали гораздо раньше, чем появилась она сама. Наконец дама вошла, и, передав служанке, засеменившей ей навстречу, веер, перчатки и шляпку, грациозно поправила локоны.

– О, Франсуа! Как я счастлива! Вы вернулись!

Мадам графиня подала супругу руку, и он, склонившись, коснулся ее губами. Никаких порывистых объятий и поцелуев на людях. Граф представил жене их гостью, и пояснил, что госпожа Хоши прибыла в Париж в поисках сбежавшей племянницы. Из раскосых очей японки словно сыпались звезды – так красиво они сияли в этот момент.

Александрин была очень доброжелательна и весела, как, впрочем, и положено быть даме из высшего света с посторонними. Но блеск любопытства в ее глазах с головой выдавал интерес к утонченной японке.

Шинджу окинула ревностным взглядом красавицу-француженку. А ведь перед ней стояла мать Ихары! Госпожа Хоши чуть заметно усмехнулась, ощущая некое превосходство над этой женщиной, ведь она знала то, что пока было неизвестно графине.

У мадам де Вард был тот самый типаж, из-за которого мужчины превращались в охотников, идущих на поводу у своих инстинктов. Голубые глаза смотрели с оттенком надменности, тонкие темные брови дерзко взмывали вверх, когда их хозяйка чему-то удивлялась или возмущалась, льняные локоны, собранные в прическу и падавшие из нее на пышную грудь, мягко мерцали под светом богатой люстры. Таких называли настоящими женщинами… И отнюдь не так представляла себе госпожа Хоши супругу французского дворянина. Нет, в Шинджу было не меньше яркости и той женской трогательности, которая в любом мужчине вызывает желание ее защитить. Но видит ли это Франсуа?

Граф видел. От него не ускользнуло, какими цепкими, изучающими взглядами обменялись дамы. Такие разные, в то же время они обе были красивы, женственны, обаятельны и избалованы роскошью. Но в данный момент Франсуа гораздо больше интересовал кое-кто другой. Вельможа повернулся к застывшим в стороне Софии и Ивону.

– Батюшка, шевалье де Жонсьер совершенно неожиданно заехал к нам в этот вечер, – сказала девушка.

Дипломат приподнял брови, словно ни при каких обстоятельствах не поверил бы в это.

«Трусиха.. Наивная… влюбленная дурочка», – раздраженно подумал Ивон, кланяясь его сиятельству и чувствуя на себе недоверчивый взгляд.

На ужин он все-таки остался. Дабы не позволить атмосфере накалиться, мадемуазель де Вард, видевшая, как недовольно глядит на ее гостя отец, почти не умолкала. Софи вновь вспомнила о случившейся у их дома странной потасовке.

– Это все, моя дорогая, говорит о том, что вам не следует выходить на улицу одной. Там небезопасно, – заметила Александрин.

– Разве она выходит одна? – нахмурился граф.

– Всего однажды! – Софи послала матери одновременно возмущенный и молящий взгляд.

Девушка именно этого и боялась, что та рано или поздно все-таки выдаст ее тайну. Удивительно, но женщина, подарившая ей жизнь, даже не пыталась ее понять. Как, в принципе, нередко и бывает.

– Может это схватили тех разбойников, что нам встретились, – задумчиво заметил Ивон.

– Каких еще разбойников? – повернулся к нему Франсуа.

– Один был высокий, с длинными волосами, – принялась вспоминать Софи. – А второй маленького роста, щуплый, как ребенок, и одет нелепо, словно вещи с чужого плеча и ему в них неудобно.

– У высокого было странное оружие, – добавил шевалье де Жонсьер.

– Да, которое нас напугало, – кивнула девушка.

– Только вас, – поправил молодой человек.

Никто не обратил внимание на то, как Шинджу и де Вард обменялись короткими взглядами.

– Бог с ними. Ваше сиятельство, – графиню порядком утомила эта болтовня, и она обратилась к мужу. – А где наш Паскаль? Вы потеряли его по пути из Гавра в Париж?

«Это я и сам хотел бы знать», – подумал Франсуа.

Граф не успел ничего ответить, поскольку его супруга неожиданно вспомнила, что давно мечтала заиметь платье из настоящего японского шелка.

– Какой именно вид шелка вас интересует? – осведомилась госпожа Хоши.

– Разве их несколько?

– Их много. Самый дорогой – риндзу. Это узорчатый атлас. У меня есть кимоно из такой ткани, я вам покажу.

– Ой, вы так смешно произносите слова! – мадам де Вард вдруг рассмеялась.

Японка залилась краской, чуть изменилась в лице и замолчала.

– Простите, я вовсе не хотела вас обидеть! – мягко произнесла Александрин и, будто сразу позабыв о своей оплошности, снова вернулась к шелку. – Граф, почему Франция не может торговать с Японией? Японские шелка – это настоящее чудо! Неужели его величество против того, чтобы у нас было все самое лучшее? Нужно обязательно сказать об этом Атенаис, чтобы она повлияла на короля.

Франсуа с жалостью поглядел на их гостью. За весь вечер Шинджу практически не сказала больше ни слова.

…Упавшая навзничь от чьего-то сильного удара, женщина ощутила во рту вкус крови, которая текла ей в горло. Выплюнуть соленую жидкость не было никакой возможности – мужские руки железной хваткой держали ее голову.

– А то будет кусаться! – пыхтя, заметил один из насильников.

Сколько их? Считать не было ни возможности, ни сил. Грубые руки держали ее предплечья, хватали за груди, уже не скрываемые под слоями шелковых одеяний. Когда на нее навалился первый, Шинджу извернулась и изо всех сил лягнула это грузное тело, но тут же ее тонкую лодыжку ухватили чьи-то пальцы, заставляя ногу вытянуться и придавливая к полу.

Тяжело дышащий, ранящий своими рваными движениями, мужчина, наконец, умудрился втиснуться между ее разведенных ног и смаху вонзился в неподвижное хрупкое тело. Зажмурившись, Шинджу лишь вздрогнула под ним, и стиснула зубы. Ничего кроме глухой боли от его ударов где-то внутри она не ощущала. Только бы быстрее закончилось!

Следующий насильник сменил первого, и пытка продолжилась. Ни открыть глаза, ни разжать стиснутые зубы Шинджу не могла. Каждая мышца казалась натянутой до предела и готовой разорваться. Но несмотря на удары по лицу и унижающие ее движения внутри того чужеродного и невыносимо жестокого, что причиняло ей боль, она не плакала. Вдруг в этом хаосе, смраде из пота, крови и запаха семени ей почудился какой-то свежий, необычайно легкий аромат цветов. Мотнув головой, женщина ощутила, как лица коснулся шелковый обрывок ее платья. Еще недавно она благоухала цветами, а теперь стала растоптанным бутоном в каплях пота, крови, слюны…Но настоящий ад был еще впереди.

– Мама! – этот визг заставил Шинджу распахнуть глаза.

Ясу, ее дочь, как щенка или куклу волокли несколько человек.

– Заткнись, сучка!

Девушку бросили на пол, и она застыла в оцепенении, в любой момент готовая к удару. Один из воинов стал на колени и резко потянул ее за ноги, заставляя опрокинуться на спину. Рука его скользнула под платье юной японки. Та попыталась схватить насильника за запястье, но получила звонкий шлепок по лицу. Разметавшиеся волосы закрывали ей глаза, в панике Ясу брыкалась и верещала, ударяя туда, куда могла достать. Но ее точно также как и мать почти пригвоздили к полу несколько пар рук. Сидевший у ее бедер мужчина теперь мог безнаказанно ощупать ее тело. Рот девушки был зажат чьей-то ладонью, но глаза выражали смесь из ненависти, ужаса и боли. Незнакомец, которому, кажется, доставляло удовольствие издеваться над беспомощной жертвой, убрал руку.

– Она девственница. Я буду первым.

– А я следующий!

Шинджу все видела…. Собственное унижение и боль уже не имели значения. Когда очередной насильник извлек из нее свою обмякшую плоть, она даже не ощутила этого. Женщина только теперь почувствовала, как что-то горячее щекочет ее виски. Слезы, смешиваясь с потом, исчезали в прилипших к коже, черных, как антрацит, волосах. Ясу уже не кричала, а лишь издавала какие-то хриплые болезненные стоны…

Когда среди всего этого гула, похожего на пчелиный рой, над ней возвысился человек, после короткого приказа которого державшие ее руки разжались, Шинджу порывисто поднялась и села на пятки. В обрывках шелка, почти обнаженная, с разметавшимися волосами, которые целомудренно укрыли ее, будто плащ, она вдруг почувствовала, как ото лба, огибая бровь и глаз, по щеке к подбородку струится несколько капелек. Будто в тумане поднесла руку к лицу и коснулась щеки – на пальцах оказалась кровь. Видимо кто-то из насильников рассек ей кожу у самой кромки волос кольцом или браслетом… Перед глазами все поплыло. Превозмогая тошноту, она смогла лишь пробормотать: «Моя дочь…» покачнулась, и, наконец, потеряла сознание.

«Отпустите! Отпустите мою Ясу!» – госпожа Хоши проснулась то ли от собственного полукрика-полустона, то ли от мужского голоса, доносившегося до нее словно сквозь толщу воды.Когда открыла глаза, вскрикнула, увидев над собой лицо, обрамленное темными волосами. От сильного прилива чувств сердце подскочило и ухнуло вниз, но в следующее мгновение наваждение отступило, и Шинджу осознала, что это был сон, а на нее в немом замешательстве смотрит граф де Вард. Он явно еще не ложился, поскольку оставался в костюме, лишь снял камзол.

– Мой кабинет рядом. Яработал над документами, которые должен завтра предоставить его величеству, и услышал, как вы кричите. Что случилось?

– Ничего.

Оба вздрогнули, когда рядом бесшумно возникла служанка. Шинджу приподнялась на локтях. Она ни то горела, ни то холодела всем телом, не смея ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Если вам плохо, вы больны… – снова заговорил Франсуа.

– Нет, все хорошо, прошу, оставьте меня.

– Но…

– Мне не нужно было останавливаться у вас.

Граф с полминуты молча смотрел на нее.

– Никому не говорите, прошу вас, – прошептала Шинджу, отводя взгляд.

Мужчина кивнул и, напоследок взглянув на японку, покинул ее комнату.

Служанка замерла у ложа в ожидании приказаний.

– Зажги, – бросила она девушке.

Чиркнув огнивом, та принялась зажигать свечив кованом канделябре на столике возле кровати. Потом задвинула плотные шторы на двух окнах в пол и ушла. Шинджу осталась одна. Перевернувшись на живот, молодая женщина подмяла под себя подушку, легла на нее грудью, чуть прогнувшись в талии, и задумалась, устремив отрешенный взгляд в пустоту. Ее халат из красного шелка с широкими рукавами был брошен на стул. Спину щекотали густые длинные волосы. Разве устоял бы пред ней хоть один мужчина? Госпожа Хоши со злостью прикусила губу.

Ее муж, богатый японский купец Хизока Кавагути, тогда спасший ее от издевательств наемников, на самом деле не знал о том, что супруга уехала в Париж с французом. Пока он был занят вопросами торговли, Шинджу покинула Гавр. За это Хизока наверняка избил бы ее, а возможно даже и лишил жизни. Но граф де Вард не догадывался ни о чем.

Хизока Кавагути давно желал свояченицу князя Иоири, восхищался ею и терзался из-за своих чувств. Потому и спас. Но никто не знал их тайну. Шинджу ведь так и не стала ему супругой, не согласилась. А родных, с которыми он мог бы заключить договоренность об этом союзе, после смерти семьи Иоири у женщины не осталось. Такие вопросы в Японии решались только кланово, и личное отношение супруги не имело никакого значения. Однако в данной ситуации никто не мог повлиять на госпожу Хоши. Поэтому для всех они были мужем и женой и на людях она, как истинная японка, была покорной и тихой, словно тень. Но правда не давала бывшему воину, а теперь купцу, покоя. То и дело Хизока заводил с ней речь о том, что живут в грехе. Но она оставалась непреклонна.

Все ее мучители один за другим погибли в сражениях или покончили собой. Ни один в живых не остался. А вот тот, кто первым надругался над ее дочерью, жил и здравствовал. Сколько раз она просила мужа казнить его!

– Угомонись, женщина. Его смерть твою дочь не вернет, а мне такой умелый воин необходим…

Шинджу посмотрела на себя в обрамленное серебряной рамой зеркало. Что осталось от той холеной, избалованной девушки с приятным овалом лица, копной роскошных волос и пухлыми губками, которой она была перед своим первым замужеством? Почти ничего. В зеркале она видела заострившиеся черты, пронзительный взгляд, надменные изгибы темных бровей. Мягкий свет свечей придавал коже теплый медовый оттенок, подчеркивая точеные плечи, ямочку у горла, изящные ключицы… Кимоно все это прятало под слоями ткани, делая силуэт почти прямым. Без макияжа, без высокой прически и украшений она была великолепна в этой первозданной красоте, похожей на красоту дикой кошки. И она ненавидела все то, что лицезрела в отражении… О, кто бы знал, как она презирала собственное тело, поруганное и больше ей не принадлежавшее. Ярость за то жестокое унижение поднялась в ней вновь. Закусила кулак, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Тот день она считала днем своей смерти.

Никогда не возвращаться в Японию, а если вернуться, то только для того, чтобы уничтожить сегуна, которому она желала самой страшной смерти – вот в чем заключалась цель женщины. Шинджу снова легла, зарываясь лицом в нежность батиста. Заставила себя думать о другом – о мужчине, одно присутствие которого дарило ей давно забытые моменты блаженства и защищенности. К горлу подступило противное чувство жалости к себе, и она сначала закусила губу, а затем все-таки разрыдалась.

Вот уже больше недели они жили в Париже. Истратили почти все украденные деньги, но так ничего и не выведали. Все расспросы ни к чему не привели. Во-первых, Ихара опасался спрашивать слишком много, во-вторых, простые люди лишь понаслышке знали кого-либо из дворян, а уж тем более не ведали, где может жить граф де Вард. Радовало одно – за это время юноша заметно освоился и уже вполне сносно говорил по-французски. А вот Мана чахла на глазах. То ли тосковала, то ли что-то еще ее гложело. Но Ихара всерьез опасался, что она заболеет. И даже задумывался над тем, чтобы отвезти ее назад. Японка, привыкшая тщательно следить за чистотой тела, очень печалилась от того, что не могла принимать горячие паровые ванны и втирать в тело ароматические масла. Не раз она в возмущении спрашивала у самурая, почему все эти люди почти никогда не моются и редко меняют одежду. Касэн пояснял ей, что у бедняков, в отличие от людей высших сословий, просто нет средств на обновки, а уж тем более на дрова для подогрева воды.

Кроме того, внешность Маны вызывала насмешки местной ребятни. Этого Ихара и боялся. Она молчала, лишь опускала глаза и поджимала губки, сталкиваясь с очередным смешком или обидным возгласом в свою сторону. А он ее защищал, разгоняя стайки мальчишек или демонстрируя им свое воинское умение, от чего они как зачарованные замирали, округлив глазенки. Самурай вызывал любопытство зевак и постояльцев этой дешевой грязной гостиницы своими трюками с двумя мечами, когда упражнялся во дворе. За проведенные здесь дни Касэн стал настоящей знаменитостью, и хозяин решил не брать со своих диковинных жильцов деньги за проживание и еду, поскольку похожие на танцы тренировки с мечами привлекали немало клиентов.

Мана тоже восхищалась своим спутником. Это у нее осталось с детства, а теперь лишь усилилось. Длинный густой хвост, в который были собраны его темные блестящие волосы, мягкая зелень глаз… Черты его лица еще не тронула та мужская резкость, которая появляется с возрастом. Когда Ихара спал, он и вовсе казался подростком.

А сейчас была ночь и именно он смотрел на нее спящую… В свои восемнадцать лет Касэн уже мог похвастаться многими любовными подвигами. Он испробовал не мало женщин, но еще ни одна из них не захватывала его так, как она, ни одна не тронула его сердце. Ихара ни разу не любил, хоть и по велению князя Иоири познал женщину в 13 лет. Мана тогда была еще совсем ребенком. А потом незаметно преобразилась, и все чаще он стал задерживать на ней свой взгляд, когда она пробегала мимо, или останавливалась, чтобы поболтать. Она не осознавала, как удивительно хороша с головы до пят. Он запрещал себе думать об этом, но невольно вновь и вновь возвращался к этим мыслям. Сейчас ее черные волосы разметались по подушке, ресницы чуть подрагивали во сне. А он глядел на это правильное личико, на это юное дивное тело, и любовался. Нескромному наблюдателю было видно, как сквозь тонкую ткань рубашки проступали бусины ее темных сосков, из-под покрывала виднелась красивая маленькая ступня и тонкая щиколотка. Хозяйка всего этого когда-то была избалованной праздностью и роскошью княжной. Почти принцессой. А теперь… Что он мог дать ей? Хотелось дотронуться, ласкать ее, целовать… Но он даже в мыслях не должен допускать этого. Иначе нарушит одно из главных правил – самурай, да еще и европеец, не смеет любить девушку-японку благородных кровей. А она не должна любить его.

Ихара поднялся и подошел к окну. Отодвинул потемневшую от пыли занавеску и посмотрел на улицу. Последние посетители таверны уже давно разошлись, никто не горланил песни, не дрался и не требовал еще вина. Юноша вновь задумался над волновавшим его вопросом. Как же ему отыскать свою семью? Каждый день он видел десятки, а то и сотни людей, неужели никто из них не мог ему помочь?