Кровавая ария

Глава 4 СТРАННЫЕ СВЯТИЛИЩА

Рика и эту ночь провела беспокойно. Не то, чтобы прежде ей не приходилось целоваться с парнями, просто поцелуй коррехидора оказался каким-то особенным. Она даже сама не могла объяснить, чем именно, и это чуточку пугало. Чародейка перевернула подушку и зарылась в неё лицом. «И самое противное во всём этом, — подумала она, злясь на саму себя, — что не подойдёшь же к Вилу и не спросишь: вы вчера поцеловали меня из-за минутного порыва, или же за этим стоит что-то большее?» Рика в очередной раз перевернулась на другой бок, велела себе выбросить все глупости из головы и спать.

В коррехидории её уже ждал Меллоун, который с потерянным видом маялся возле её кабинета.

— Тут, это, труп привезли, — сообщил он и запоздало поклонился вместо приветствия, — велели поскорее проделать все необходимые дела. К обеду желают забрать.

— Кто это велел? – прищурилась Рика, она не выспалась, у неё болела голова, и чьи бы то ни было повеления оказывались совершенно некстати.

Сержант, немного смутившись, сообщил, что Турада не то, чтобы велел, а скорее попросил о любезности. Экзальтированная девица, которую отверг возлюбленный, с дуру наглоталась настойки из кре́мведи – спиртовой настойки, ею мажут царапины и ссадины, чтобы не нагноились; и скончалась с собственной постели. Бедные родители приходились знакомыми семейству Турады, оттуда и просьба не затягивать со вскрытием и оформлением всех бумаг.

— Если, конечно, у госпожи чародейки сыщется подобная возможность, — закончил он, краснея.

— Надеюсь, жестокосердным возлюбленным оказался не наш охотник за вампирами, — не удержалась Рика.

— Нет, нет, — заверил Меллоун, — господин Турада даже знаком с бедняжечкой не был.

Рика пообещала содействие и захлопнула дверь кабинета перед носом сержанта.

Вскрытие было недолгим. Симпатичная высокая девушка семнадцати годов, действительно, самостоятельно ушла из жизни. Ожоги гортани и желудка, сгущение крови и отказ почек говорили о том, что агония была мучительной, но не особенно долгой.

— Дурочка, — проворчала Рика, зашивая тело, — свет клином не сошёлся ни на одном представителе рода человеческого, носящем брюки. Тебе бы жить, да жить, родителей внуками порадовать, а ты кремведь пить вздумала.

Когда она закончила и вышла из кабинета, Меллоун уже сидел в коридоре вместе с безутешной парой ещё нестарых артанцев, облачённых в траурные одежды. Чародейка отдала им необходимые для погребения документы и поспешила уйти. Она не представляла, какими словами можно выразить соболезнование в подобном случае.

Коррехидора она застала в компании Коки Нориты. Журналистка в элегантной мужской льняной паре пила чай вместе с четвёртым сыном Дубового клана, при этом весь его стол, обыкновенно очень аккуратный, был буквально завален разномастными бумажками. Одну из которых журналистка держала в руке и что-то азартно объясняла. Вид сидящей на её месте Коки с чашкой чая в свободной руке окончательно испортил настроение.

— Вижу, вы уже работаете вовсю, — сказала Рика, пристраиваясь на свободный стул.

— Кока пришла пораньше, вы были заняты, вот я и решил начать без вас, дабы не задерживать девушку сверх необходимого, — улыбнулся Вил, окладывая прочитанный документ.

— Что было весьма любезно, — тут же включилась Кока, — как и чай. А то у меня сегодня напряжённый график. Редактор прямо-таки наседает, Коринз темнит — скрывает, какую сенсацию в рукаве припас. Так что у меня хлопот полон рот.

— Хотите чаю? – Вил потянулся к пустой чашке на подносе.

— Пожалуй, откажусь, — холодно проговорила чародейка, — а вот чего я хочу, так это поскорее услышать, что такого любопытного удалось раскопать госпоже Норите.

— Вообще-то, раскапывал журналист Руко Нори, — не поленилась поправить Кока, — и, могу заявить без ложной скромности, он был успешен в своих изысканиях. Сенсация выдалась на загляденье.

Чародейка скептически хмыкнула:

— Сенсация – одно, факты – другое. Если бы мы в расследованиях руководствовались нашумевшими материалами из газет, добрая половина преступников Кленфилда и его окрестностей гуляла бы на свободе.

— Факты – моя сильная сторона, — хвастливо заявила чародейка, — вы позволите мне начать? – это вопрос был обращён к Вилу, и тот разрешающе кивнул, — итак. «Вечерний Кленфилд» в первый раз разместил статью о проклятии Королевского оперного театра в четырнадцатый год эпохи Светлой весны.

— Приблизительно лет сто пятьдесят назад, — пояснил коррехидор, заметив, как сжались губы чародейки, даже отдалённо не представлявшей, когда именно была эта самая эпоха Светлой весны.

— Да, да, — удивилась и обрадовалась журналистка, — а вы отлично знакомы с историей Артанского королевства, граф. Именно король Сти́нур после посещения материка решил построить оперный театр в Кленфилде.

— И, как я понимаю, несчастья начались прямо со строительства? – иронично вставила реплику чародейка.

— Нет, с чего вы взяли? Несчастья пошли с композитора Ибуро Санотти – автора «Слепого мастера», — покровительственно уточнила Кока, — по крайней мере его смерть первая, связанная с театром, упоминание о которой мне удалось обнаружить в архиве издательства.

— Однако ж, сам факт отсутствия статейки в вашей газете никак не отменяет варианта, что были и другие смерти, о которых «Вечерний Кленфилд» не написал по тем или иным причинам, — возразила Рика, — ибо даже ваша вездесущая газета не в состоянии объять необъятное.

— Возможно, но маловероятно, — парировала журналистка, — наша газета с самых первых дней делала ставку на широкий охват и освещение различных странных происшествий и таинственных историй. Не думаю, что жуткие беспричинные несчастные случаи, случавшиеся в только что открывшемся оперном театре, избегли бы внимания нашей газеты, — она с выражением мальчишеского превосходства поглядела на Рику.

— Ваша версия о некоем святилище, на месте которого театра был построен видится мне вполне состоятельной, — Вилохэд решил остановить перепалку девушек, — ещё в детстве я слышал похожую историю у нас в Оккунари. Один землевладелец разобрал старое святилище бога, ни имени, ни специализации которого уже не помнили даже старики, и построил свинарник. Этот поступок привёл к полнейшему его разорению и гибели скотины.

— Вот-вот, — обрадованно поддержала журналистка, — я покопалась в архивах, нашла похожие случаи, только вот по поводу святилища на месте Королевской оперы в точности сказать ничего не могу, но, — девушка подняла палец вверх, останавливая готовую вырваться у чародейки реплику с обоснованным возражением, — если строители, а строили оперный театр иностранцы, просто не придали значения кучке замшелых камней и прогнивших досок, никто и не узнал, что там было святилище.

Рика слушала журналистку с неприкрытым скепсисом: Кока совершала самую распространённую ошибку дилетанта – она ухватилась за первую версию, которая пришла ей в голову, а дальше приложила все силы, чтобы найти доказательства для подтверждения оной. При этом всё несоответствующие факты объявляются незначительными или просто отбрасываются. Прямая дорога к ошибочным выводам.

— Смерти, как вы убедились, все без исключения подходят под несколько признаков, — заливалась соловьём журналистка, — внезапность. Сам Санотти умер при не совсем понятных обстоятельствах. Ведь в эпоху Светлой весны вашего департамента просто не существовало, — кокетливый взгляд в сторону коррехидора, который откровенно говорил, мол, вы-то уж точно не оставили бы подобный случай без соответствующего расследования, — следующей жертвой проклятия стал артист драматической труппы. Мужчина, не бравший спиртного в рот, упился до смерти после премьеры.

— Смерть от пьянства вы приписываете проклятию! – воскликнула Рика, — да мне пару раз в месяц привозят подобных «проклятых». Кто замёрз, кто утоп, а кто просто влил в себя слишком много виски за один раз. Гляжу, ваше мифическое божество успело распространить своё проклятие на все столичные трактиры и забегаловки.

— Напрасно иронизируете, — нимало не смущённая Кока повернулась к чародейке, — вы, по всей видимости, слушали меня невнимательно, потому как упустили одну важную деталь: И́то Ка́ттер был убеждённым трезвенником, а тут вдруг выпил столько, что потерял сознание прямо за столом, а через несколько часов умер.

— Пока вы, госпожа Норита, описали типическую картину отравления алкоголем, — заявила Рика, — я безо всяких архивов и расследований могу изложить вам всю последовательность события. Этот ваш Ито Каттер переволновался перед премьерой и на банкете (ведь именно этим громким словом в театральных кругах называют пьянку в узком кругу артистов?) перебрал спиртного. Ему стало нехорошо, и какой-то доброхот предложил добавить ещё стаканчик. Тот последовал «доброму» совету. После чего с большой вероятностью побледнел до синеватости, потерял сознание и упал, извергая обильные рвотные массы. Острое алкогольное отравление, которое привело к последовательному отказу базовых рефлексов, в числе которых мог оказаться и дыхательный. Каттер умер от асфиксии с последовавшей остановкой сердца. Поверьте мне, никакого проклятия, кроме его собственной глупости, что иногда работает не хуже для того, чтобы упиться до смерти, не требуется.

— Но Каттер вообще не пил! – со значением проговорила Кока, — понимаете, совсем не брал в рот.

Чародейка позволила себе покровительственный взгляд на собеседницу.

— Ваши слова лишь подтверждают мою гипотезу. Ваш артист не пил, по крайней мере так выходит по словам его сослуживцев, — она состроила серьёзную мину, — однако, ни я, ни вы, ни почившие более ста лет назад сослуживцы бедолаги не знали, пил ли он ранее? Именно пьющие люди нередко умирают, когда после длительного воздержания прикладываются к бутылке. А встретить убеждённого трезвенника не так-то просто. И такие люди как правило не склонны нарушать своих принципов.

— Ваши сомнения вполне понятны, — свернула разговор журналистка, — но я пришла к господину полковнику вовсе не ради научных дискусов о последствиях алкогольных отравлений. В вашем распоряжении все материалы, которые мне удалось найти и которые легли в основу моей статьи «Проклятие за кулисами». И особое спасибо за восхитительный чай. Непременно надо будет поинтересоваться секретами заварки у вашего адъютанта.

Кока Норита встала, поправила волосы, поклонилась мужским поклоном и упругой походкой вышла за дверь.

— За что вы так невзлюбили бедную девушку? – усмехнулся Вил, — прямо спуску ей не давали.

— Вашей бедной девушке не занимать ни наглости, ни самоуверенности.

— Это необходимые качества для хорошего журналиста. У Коки есть хватка, она умна и не даёт сбить себя с толку.

— Понятно. Давайте лучше взглянем на остальные случаи проклятия, — проговорила чародейка, ловя себя на мысли, что ей неприятно садиться на стул Коки.

Вилохэд выудил из бумажной груды листочек, где уже успел записать целый список.

— После отравления, которое вы столь блистательно вывели из-под действия проклятия в банальную бытовую смерть, у нас есть падение с колосняков солиста оперы. При чём никому не известно, какого чёрта ему понадобилось там, наверху, — принялся читать он, — балерина, упавшая в оркестровую яму прямо во время спектакля, и в итоге — сломанная шея. Далее следует повесившийся в гримёрке молодой парень, на него возлагались большие надежды из-за неожиданно обнаружившегося баса. Потом следуют кончина от болезни – порезанный палец нагноился и вызвал гнилую лихорадку; простуда с неизлечимым осложнением, обрушение декорации прямо на артистку. Одна смерть от внезапной простуды в сезон дождей чего стоит! Словом, странные, необъяснимые несчастные случаи преследуют Королевскую оперу уже более ста лет.

— И всему виной разрушенное святилище! – воскликнула Рика, — ведь именно оно лежит в основе статьи.

— Не только. Кока также приводит в пример легенду о призраке оперы.

Рике никогда не доводилось слышать ни о чём похожем, но она кивнула, сделав вид, будто бы в курсе дела. Однако обмануть коррехидора ей не удалось.

— Желаете послушать, в чём, собственно суть дела, или я сразу перехожу к выводам? – спросил он.

— Начните с призрака.

— Призрак в данном случае является прозвищем, а не квалифицирующей видовой характеристикой. Однажды в одном известном столичном театре на континенте случился пожар. Солист попал в самое пекло и сильно обгорел. Коллеги посчитали его мёртвым и даже не попытались вытащить мужчину из огня. Но ему каким-то чудом удалось выжить. Изуродованный ожогами артист навсегда скрыл своё лицо под маской и поселился в катакомбах под театром. В течение двадцати лет Призрак (а именно так он называл сам себя в записках, оставленных на месте преступления) убивал всех тех, кто столь бесчеловечно бросил его погибать в огне. И эти двадцать лет ни один сотрудник театра не мог ощущать себя в полной безопасности.

— Понятно, любопытная история.

— Кока полагает, что и в нашем случае возможно нечто похожее. Это её вторая версия о театральных бедах. Артисты боятся говорить об этом, дабы не навлекать не себя гнева Призрака.

— Ерунда, — заклеймила версии Руко Нори чародейка, — типичный журналистский бред, навеянный желанием прославится. Хотите я камня на камне не оставлю от Призрака?

— Сделайте одолжение.

— Итак, — серьёзно начала Рика, — сначала о первоисточнике: Призрак выжил в самой гуще пожара? Крайне маловероятно, но возможно. Скрыл своё уродство под маской, тоже возражений не вызывает. Мог заказать, купить, случается. Затем – обитание в катакомбах целых двадцать лет. А что он там ел? Где жил? И главный вопрос: на что? Ведь после того, как человека объявляют погибшим, все банковские счета либо закрываются, либо передаются наследникам. Сам артист в маске или же без оной не имел ни малейшего шанса получить хотя бы сэн из своих сбережений. Так что легенда пускай остаётся легендой. Теперь об Артании. Никаких катакомб в Кленфилде нет, слишком уж часто у нас происходят землетрясения, — это раз. Даже двадцать лет скрываться по подземельям и вершить месть непросто, а в нашем случае речь идёт более чем о сотне лет. Ни один человек не может прожить столько – это два. Не говоря уже, об отсутствии пожаров, цунами и прочих катаклизмов, которые бы затронули Королевскую оперу. Таким образом версия мести некоего обиженного на весь белый свет Призрака тоже отметается.

— Эрика, вы великолепны, даже когда сердитесь, — улыбнулся Вил, — действительно, не оставили камня на камне от версии нашей приятельницы. Но сие не отменяет ни периодических несчастных случаев в театре, ни уж, тем паче, смерти Эйдо Финчи, о расследовании которой нам с вами в пятницу предстоит докладывать его величеству.

Рика задумалась и внезапно почувствовала стыд. Она поддалась личным чувствам к журналистке и принялась выискивать несоответствия в её статях. Статьях! «Тоже мне, — подумала с горечью девушка, — нашла подходящее занятие! Открыла в себе талант литературного критика вместо того, чтобы искать любые зацепки для расследования. Думай, Эрика Таками, думай! А что, если поискать рациональное зерно в подозрительно попахивающей выдумкой куче рассуждений Коки Нориты, что у нас есть?»

На ум в первую очередь пришла регулярность несчастных случаев, оканчивающийся смертью. Острый, тренированный разум некромантки мгновенно уцепился за неё. Как она могла не придавать значения сему наиважнейшему факту? Если добавить явный сговор молчания артистов (его, кстати, подтвердила и сама журналистка), впору подумать на некое магическое существо, которое свило себе гнездо в Королевской опере и раз в какое-то время собирает свою кровавую жатву.

Все эти соображения она и высказала коррехидору.

— Вы знаете, Эрика, — Вил восхищённо смотрел на раскрасневшиеся от возбуждения щёки чародейки, на её сверкающие зелёные глаза, — ваша версия меня устраивает куда больше, нежели наличие призрачного мстителя. Особенно после того, как я своими глазами видел появление болеглота в заброшенных доках.

— Не все потусторонние существа столь же безобидны, как наша знакомая из доков, — заметила чародейка.

— Естественно, мне давно не пять лет. Я отличнейшим образом помню тяготона, столь успешно ликвидированного вами в Оккунари, — коррехидор невольно поёжился от воспоминания, — и разрушенное святилище никоим образом не противоречит гипотезе о враждебном вторжении. Так ведь?

— Наличие разрушенного святилища ничем не подтверждается, — покачала головой Рика, — если уж ушлая журналистка не сумела нарыть никаких подтверждающих фактов, я склоняюсь к мысли, что их нет. Хотя сто пятьдесят лет – приличный срок. Кто теперь может сказать, как тогда фиксировались подобные случаи, да и фиксировались ли вообще?

— Мне вдруг вспомнилась одна любопытная подробность нашего последнего посещения оперы, — коррехидор подался вперёд, — вы ничего необычного не заметили в кабинете костюмерши?

— Ари Дару?

— У вас отличная память на имена, — улыбнулся Вил, — а вот я не могу похвастаться такой способностью, тем более что внешность этой самой Ару Дару настолько ниже моего порога привлекательности, что я даже не пытался запомнить её имя. Ведь в протоколе оно всё равно указывается. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Необычного?

Рика мысленным взором охватила довольно обширную комнату с обилием стоек с платьем, стенных шкафов с обувью и старинных сундуков, поставленных друг на друга. После этого память услужливо нарисовала миниатюрную фигурку девушки-дурнушки, имеющий привычку при разговоре скашивать рот на сторону. Что же привлекло внимание Вила. Внешность госпожи Дару отпадает. Костюмы? Вряд ли. Стоп. Чародейка зацепилась за воспоминание, вернее за эмоциональный отпечаток всплеска беспокойства. Эмоция была направлена на торцевую часть комнаты, где за торопливо задёрнутой занавеской скрылось маленькое домовое святилище. Пожалуй, если бы костюмер Королевской оперы столь стремительно не бросилась поправлять занавеску, чародейка приняла бы его за часть реквизита. А так…

— Святилище! – вы говорите о святилище, которое Ари Дару скоропалительно спрятала за занавеской.

— Да, — с ноткой разочарования протянул Вил, — когда вы сказали про потустороннюю сущность, спрятанное святилище как-то само собой пришло на ум. Что думаете? Бывает же люди поклоняются какому-то демону, ошибочно почитая его божеством? Тем паче, что театралы склонны ко всяческого рода суевериям.

— Бывает, — кивнула чародейка, — бывает, поклоняются, а бывает – устраивают камида́н, дабы защититься от злых духов.

— Поедемте снова в театр, — азартно воскликнул коррехидор, посмотрим на месте и порасспросим артистов, а ещё поглядим, сможем ли найти и другие алтари.

Когда Вил собирался припарковать свой магомобиль, прямо на выбранное им место лихо заехал другой водитель, оставив четвёртого сына Дубового клана ни с чем. Тот выругался себе под нос и поехал искать иное удобное место. Рике прекрасно было видно, как из дорогого магомобиля, сверкающего переливчатой краской. вышла стройная молодая женщина. Она куталась в соболью накидку вопреки погоде и здравому смыслу. Следом за ней резво выскочил крупный мужчина в дорогом континентальном костюме с галстуком-бабочкой и, удержав красавицу за руку, поцеловал в губы со страстной бесстыдностью. Женщина изящно вывернулась из медвежьих объятий и, заливаясь серебристым смехом, поспешила в театр. Изящество походки и особенная манера высоко держать голову выдавали в ней балерину.

— Вечером в антракте я у тебя, ангел мой, — громко пообещал ей вслед мужчина, оказавшийся молодым, с открытым простоватым лицом и претензией на элегантность. Претензия сия реализовалась в недавно вошедшей в моду манере прилизывать волосы, намазав их специальным бальзамом для гладкости, — обещание сюрприза остаётся в силе.

— Буду ждать с нетерпением, — откликнулась обладательница великолепной осанки и меховой накидки.

— Никакого понятия о приличиях! – возмутился Вил, и Рике подумалось, будто бы речь идёт о поцелуях посреди улицы, — столь нагло занять поставить свой магомобиль на место, выбранное древесно-рождённым лордом!

Чародейка прыснула, осознав, что именно задело коррехидора.

В театре их визиту никто не удивился: если Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя пришла, значит, им это нужно. Суета и неразбериха, перемежающаяся с возбуждённой руганью, уже нимало не задевали чародейку, ибо она знала: это – ни что иное, как самое обычное состояние людей искусства.

Пока они шли к кабинету костюмера (вёл их коррехидор, разум Рики оказался бессильным запомнить все эти хитросплетения коридоров и чёрных лестниц театрального закулисья), им на глаза попалось ещё один камидан, примостившийся в закутке тупичка заставленного декорациями коридора.

— Видите? – обрадовано спросил Вил, — я был уверен, что у госпожи Дару был не реквизит за занавеской.

Алтарь оказался довольно старым, но добротно сработанным. Хотя определить, кому он посвящался не представлялось возможным. В каменном стаканчике стояли сгоревшие ароматические палочки – сэнко, и это означало, что святилище не является забытым или заброшенным. Чародейка, понюхав пепел, определила, что возжигали ароматические палочки совсем недавно.

На их удачу из-за кучи декораций вынырнул администратор театра, господин Сайн.

— Ой-ой-ёй, — воскликнул он в фальшивой радости, — кого боги снова привели в нашу скромную обитель! Чем обязаны на сей раз?

Вилохэд поздоровался и, напустив на себя непроницаемость древесно-рождённого, процедил сквозь зубы что-то о долге перед Кленовой короной, расследовании и сборе дополнительной информации.

— Да, да, понимаю. А в здешние неудобья вы забрели по делу или просто с дороги сбились? У нас тут впору карты рисовать. Хотя, какая там карта! – воскликнул в сердцах администратор, — позавчера в крыле драмы здоровенный кусок потолка прямиком на лестницу рухнул. Перила обвалились, но сама лестница устояла. Хорошо, никто не пострадал. Так что у нас что ни день, то свой сюрприз.

— На занятное святилище мы тут случаем наткнулись, — словно бы невзначай заметил Вил, кивая через плечо на тупичок, — любите же вы своего Гезёками, коли к центральному камидану ещё и других местах алтари поставили.

— Гезёками у нас один камидан посвящён, — ответил Сайн, — тот большой, что в холле.

— А этот кому?

— Да никому, — махнул рукой администратор, — старьё. Выкинуть рука не подымается: авось, какое божество обидим. Вот так и стоит. Пускай себе дальше стоит, рису не просит.

— На алтаре свежие ароматические палочки, — со значением проговорила чародейка.

Если она и собиралась смутить шустрого администратора Королевской оперы, то ей это не удалось. Сайн на голубом глазу ответил с самым невинным видом:

— Конечно, жжём сэнко, вы видали, что у нас в театре делается? – широкий жест рукой словно бы предлагая охватить взглядом беспорядок, столь немилый его сердцу, — старьё, куда не плюнь, везде одно старьё. А от старых вещей запахи разные неносоприятные появляются. Вот и приходится сэнко сжигать время от времени. Театр сам тоже старый. Хоть мы и числимся громко в Королевских, но финансирования никакого давным-давно не видали. Латаем, чиним, приспосабливаем. Тут, — господин Сайн обвёл глазами потолок в разводах от потекшей кровли, — начать и закончить.

— Понятно, — сочувственно проговорил Вил, — я вас отличнейшим образом понимаю. У меня самого в коррехидории море проблем.

— Значит, у вас тоже?

— И не говорите, милейший господин Сайн, — перешёл внезапно на доверительный тон коррехидор, — один – в один. Крыша над левым крылом еле-еле держится, отопление на первых этажах барахлит. Вог, госпожа Таками не позволит мне соврать, — Рика, подыгрывая начальнику, серьёзно качнула головой, — оконные рамы в некоторых кабинетах рассохлись и плохо закрываются.

— Да, да, да, — всплеснул руками администратор, — про рамы мне даже ничего не говорите, умоляю вас! Оконные рамы – это самый больной вопрос. У нас у артистов в гримёрках вода зимой в кувшинах коркой льда покрывается.

— Ужасно, — посочувствовал Вил, — а старые вещи – та ещё головная боль. Сколько, вы говорите, у вас таких камиданов по театру разбросано?

— Я ничего такого не говорил, мой любезный граф, — покачал Сайн головой, — однако ж, замечу: лишними камиданы никогда не бывают. Коли просто так ароматические палочки по коридорам расставлять, растащат. У нас народ ушлый, глаз да глаз нужен. А так, у бога не возьмут, особенно, когда слух прошёл, будто бы камиданы эти бога успеха. Мне такое только на руку: сэнко никто не ворует. Вот я и молчу, что сам не знаю, кому, когда и зачем были алтари по всему театру расставлены. Есть, и ладно.

За разговором они незаметно пришли к кабинету костюмера. Госпожа Дару Ари встретила их с привычным для себя слегка испуганным выражением лица.

— А я всё сказала, — поспешила она заявить, не успели коррехидор и чародейка перешагнуть порог.

— Ой ли? – Вил уселся на единственный стул, — уверен, что имеется кое-что, что вы утаили от Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя.

Девушка закусила губу, и что-то обдумывала. Затем произнесла покаянным голосом:

— Я знала, что вам всё одно кто-нибудь расскажет, — рот отъехал влево, обнажая крупные ровные зубы, — никто не считает нужным держать язык за зубами. Вернее, наших хлебом не корми, дай пообсуждать ближнего своего за его спиной. Однако, раз вас уже просветили, я отпираться не стану. Да, мы с Финчи из одного городка. Есть на юго-востоке городок Аджма́я. Там я родилась и выросла. Там же родился и вырос Финчи. Да, мы знакомы с детства, ходили в одну школу и жили по соседству. И что из этого? Подозреваете, будто я из-за детской обиды подменила патроны в револьвере?

— Нет, что вы, — поспешил заверить девушку Вил. У неё в голосе явно начинали слышаться истерические нотки, — ничего похожего. Меня заинтересовал камидан у вас в кабинете.

— Ах, это? – Ари Дару успокоилась также внезапно, как и расстроилась, — реквизит от одного выпавшего из репертуара спектакля. Его тут оставили ещё до меня. А мне-то что? Не мешает. Пускай себе стоит.

— Но на алтаре кто-то возжигал благовония, — Вил с бесцеремонностью скучающего светского льва заглянул за занавеску.

— Да, возжигали, и этим кем-то была я, — просто ответила костюмерша, — у меня в кабинете просто дышать нечем от старья. Костюмы далеко не все постирать возможно, жгу сэнко, чтобы не задохнуться от запаха пота и пыли. Вынужденная, так сказать, мера.

— Понятно, — согласился коррехидор, — ведь театр старый, столько лет без ремонта…

— Именно, — обрадовалась пониманию собеседника девушка, — от старых вещей всегда запахи неприятные появляются. А палочки куда не попадя не поставишь, не ровен час, искры на эту груду тряпья попадут – и пиши пропало. Театр наполовину деревянный, загорится, подобно факелу. А в камидане удобно, там и каменная плитка сохранилась. Просто на столе или на подоконнике оставить, так ведь сопрут. Артисты – народ ушлый. Готовы гвозди из досок сцены поковыривать, не то, что горсть сэнко прихватить.

— Мне господин Сайн сказал, что у вас, вроде как, не одно такое святилище в театре имеется, — безразличным тоном протянул Вил, — они тоже бутафорские? Или среди них настоящие затесались?

— Если уж начистоту говорить, — снова рот госпожи Дару уехал в сторону, — моё тоже не совсем бутафорское.

— А кому в них поклоняются?

— Я ж говорю, ни-ко-му! Может, раньше, в старинные года, в камиданах нашего бога театра Гезёками чтили, а, может, и нет. Вот в холле настоящий камидан нашего любимого божества стоит. А эта мелочь – так, для удобства. Чтобы запахи неприятные перебивать. Другие, вроде как, имеются. Но вот где, не скажу, не особо меня сия тематика интересует. Спросите лучше у самого господина Сайна.

Вил задал ещё несколько вопросов для того, чтобы у Ари Дару не сложилось впечатления, будто бы их кроме алтарей непонятного бога ничего не интересует. Выяснил, что убитый рос положительным и старательным мальчиком, хорошо учился в школе, а в Кленфилд они с Ари приехали, потому как старший брат девушки поступил на службу в Королевскую оперу и составил им протекцию.

— У меня-то никаких талантов никогда не наблюдалось, — снова скривилась Ари, — разве что руки каким нужно концом растут, а вот у Эйдо с юных лет хороший голос был. Я ума не приложу, с чего он сперва в драму подался!

Камиданов в театре оказалось целых пять. Администратор, искренне недоумевая, показал их все на плане театра. План, а точнее, копию, что хранилась в сейфе Сайна на всякий пожарный случай, забрал Вил. Он заявил, что документ изымается в интересах следствия и будет возвращён в целости по окончанию оного.

Алтари в театре были разбросаны по самым разным, но всякий раз неприметным, местам. И самым интересным было то, что все они оказались действующими. На каждом имелся каменный стаканчик для сэнко, и на каждом обнаружились сгоревшие ароматические палочки. Последним они нашли алтарь в трюме.

— Удивительное дело, — проговорила чародейка, спускаясь по довольно крутой лестнице через люк в сцене и выпуская фамильяра, чтобы Тама освещала им путь, — я всегда думала, что трюм – это непременно на корабле. А тут вот, извольте ли видеть, в театре нижняя сцена тоже трюмом именуется.

— Я тоже не знал, — проговорил Вил и ойкнул, неожиданно ударившись головой о низко расположенные стропила, — а вот и он.

Тама с привычным для неё любопытством зависла над домашним святилищем-камиданом. Последнее оказалось самым большим и основательным, да и ароматических палочек в нём сожгли куда как больше.

— Странно, — сказала Рика, наклоняясь к пластине полированного оникса, на которой примостился ониксовый же стаканчик со сгоревшими остовами ароматических палочек.

— Что вы там увидели такого странного? – коррехидор, с опаской глядя на потолок, приблизился к камидану.

— Я не вижу, но явственно ощущаю следы каких-то странных ритуалов.

— Магия?

— Нет, — покачала головой чародейка, — не магия, это точно. Скорее, какое-то богослужение.

— Может, кто-то молил позабытых богов об успехе?

— С кровью? Не думаю. Для успеха принесли бы цветы, деньги, сладости на худой конец. Кровь тщательно стёрли, — Рика провела пальцем по, казалось бы, поглощающей свет каменной плите, — но я воспринимаю её следы и своеобразные эманации боли.

— Тут кого-то мучили? Приносили в жертву? – Вил тоже провёл пальцем по абсолютно ровной и гладкой поверхности оникса, и палец его остался совершенно чистым.

— Нет-нет, — почему-то смутилась чародейка, — здесь иное.

— Что иное?

— Какая вам разница?

— Вы не ответили и отвели глаза, — сказал Вил, — почему? Что такое вам удалось почувствовать? Поверьте, я выспрашиваю у вас подробности не из глупого любопытства. Вы ничего не должны от меня скрывать, я не сумею полноценно распорядиться информацией, коли вы приметесь скрывать её от меня. Что там не так с жертвоприношением и кровью? На всякий случай напомню, в Артании магия крови под запретом, её практиковать можно лишь со специальным разрешением. Что касается религиозных культов, то любые применения во время богослужений крови, исторгнутой через нарушение целостности кожных покровов, кровеносных сосудов, артерий и вен, попадает под действие статьи четыреста восемнадцать Уложений о наказаниях за деяния, направленные супротив Кленовой короны и артанского общества.

— Вы, действительно, жаждете услышать?

— Естественно, иначе не стал бы вам о этом говорить.

— Хорошо, — собралась с духом Рика, — те, кто отправляли здесь странный ритуал поклонения неизвестно кому, неизвестно зачем, действительно использовали кровь. Однако ж, кровь сия не была исторгнута из сосудов, вен, и так далее, и тому подобное.

— Они убили какое-то животное? Вы говорили об эманациях странной боли.

— Нет, — вздохнула чародейка, — на ониксовую плиту во время ритуала нанесли менструальную кровь.

Вил торопливо вытащил носовой платок и принялся оттирать палец, которым совсем недавно возил по плите.

— И боль, что отпечаталась в камидане имела ту же самую природу.

— Но зачем?

— Не могу сказать. Для того, чтобы определить, нужно видеть сам ритуал.

— Вот этого не получится. Здесь спрятаться негде, — заявил коррехидор, — а вы заметили, с каким упорством все говорили о незначительности камиданов и сжигании ароматических палочек в утилитарных целях уменьшения неприятного запаха в давно перемонтированном здании в окружении разного старья?

— Да, они практически слово в слово повторяли рассказ друг друга.

—Именно, — победно провозгласил коррехидор, — вы можете определить следы магии, а я могу определить ложь, одним из признаков которой является схожая или практически совпадающая лексика, касающаяся тех или иных событий. Так бывает, когда люди договариваются, а потом многократно повторяют про себя одни и те же фразы, касаемо вопроса, что они желали бы сокрыть.

— То, что здесь делали, — сказала чародейка, — было дня четыре назад. Видите, кусочки фруктов успели основательно подвянуть, да и аромат сгоревших палочек не слишком яркий. Похоже, палочки зажигают на всех алтарях одновременно, но главные события происходят именно здесь.

— Ритуалы с менструальной кровью, — Вил скривился, — мне в этом видится нечто извращённое.

— Возможно, — Рика расстелила на полу план театра, — видите, камиданы образуют некую фигуру. Скорее всего они концентрируют энергию ритуала и перенаправляют куда-то.

— Куда?

— Скажу позднее, нужно поколдовать, а у меня с собой ничего нет подходящего. Но вот узнать, что тут твориться, мы попытаемся.

— Как? – коррехидор оглянулся вокруг, — повторяю: не представляю, как тут можно спрятаться. К тому же, верховному коррехидору Кленфилда и чародейке его величества не удастся так просто затеряться в театре.

— А нам и не потребуется ничего подобного. Мы оставим соглядатая.