Кровавая ария

Глава 6 ПРИЗРАК ОПЕРЫ

Фибс, и правда, знал толк в избавлении от похмелья, пускай даже магического. Проспав как убитая до семи часов вечера, Рика проснулась и с удовольствием обнаружила, что неприятные ощущения испарились безо всякого следа: голова была ясная, чародейка чувствовала себя полностью отдохнувшей и восстановившейся. Она подумала, что способ камердинера младшего сына Дубового клана стоит взять на вооружение. Естественно, Рике, как, собственно, и любому человеку с способностями к магии, с детских лет вбивали в голову прописную истину об опасности из-за перенапряжения во внутренних магических цепях, но временами потомственная некромантка пренебрегала этим золотым правилом и оказывалась в весьма плачевном состоянии.

Подойдя к зеркалу, Рика не без удовольствия отметила, что и выглядит она уже лучше. Она смочила ладони водой и придала своим коротким, вьющимся от природы волосам некое подобие причёски, а затем пошла искать коррехидора.

Обнаружился он в библиотеке. Библиотека в резиденции Дубового клана вызывала у чародейки сложное чувство, ведь именно тут произошла её первая встреча с отцом Вила, Дубовым герцогом. Встреча сия стала из-за ряда причин весьма нелицеприятной и завершилась отменным скандалом, во время коего взбешённая чародейка наговорила всякого разного сэру Гевину. Хорошо ещё, что досадный инцидент было решено забыть.

Вил расположился в отцовском любимом кресле и просматривал газеты, в руках у него был «Вечерний Кленфилд» — та самая газета, на плохонькой, желтоватой бумаге которой печаталась Коко Норита под своим мужским псевдонимом. И то, что младший Окку может прямо сейчас читать её писанину, совершенно не радовало чародейку.

— Вижу, вы в полном порядке, — коррехидор отложил газету, — моя матушка любит говорить, что для женщины красота и здоровье – как двое сестёр-близнецов. При отсутствии одной, страдает и другая.

— Какие новые откровения вышли из-под неутомимого пера нашей бойкой знакомой? – поинтересовалась Рика.

— Не знаю, — пожал плечами Вил, — я проглядывал светскую хронику. Ну как, готовы к ночным приключениям? Или отложим до завтра?

Мысль, что просмотреть ритуал, запечатлённый её соглядатаем под сценой оперного театра, придётся нескоро, показалась чародейке еретической, и она заявила о полнейшей собственной готовности.

— Мне только нужно будет на всякий случай подготовить несколько боевых заклятий, — сказала она.

— Ваша сумка доставлена из дома с величайшим бережением, а достопочтенная госпожа Призм предупреждена, что вы сегодня всю ночь будете заняты на службе в связи архиважным расследованием.

Девушка кивнула. Ей ужасно хотелось есть, но она не знала, как сказать об этом, не уронив своего женского достоинства. Эни Вада настаивала, что благовоспитанная девица никогда в присутствии мужчины не должна даже упоминать столь прозаические вещи, как голод и всё остальное, что хотя бы отдалённо связано с функциями организма. «Иногда можно протянуть, что ты умираешь от жажды, — говаривала подруга, — но вот есть ты не можешь хотеть никогда. Будет лучше, если они (под «они» девушка подразумевала всех мужчин скопом) никогда не увидят, как ты с аппетитом уплетаешь обед. Лучше поесть в своей комнате, а потом прилюдно, словно бы нехотя, отправлять в рот малюсенькие кусочки блюд. Клевать, как райская птичка». И вот в данный момент чародейка ощущала себя скорее голодной волчицей, нежели райской пташкой.

— Какие ингредиенты вам потребуются? – спросил Вилохэд, посчитавший, будто чародейка замолчала, обдумывая будущие заклятия.

— Сначала нужно поглядеть, что есть у меня в саквояже.

— Я, конечно, далёк от магии, — проговорил Вил, вставая, — но убеждён, что колдовать на голодный желудок чародейке строго не рекомендуется. Нас ждёт обед. Да-да, и даже не пытайтесь мне возражать. Доктор Фибс строжайшим образом наказал мне накормить вас обедом, а уж потом все остальные дела.

За столом, сервированным с обычной широтой и разнообразием, принятым в Дубовом клане, чародейка отбросила советы подруги и от души налегла на разные вкусности. Вина не пила, и велела Вилу также обойтись глайсом.

— Заклятие соглядатая, если выпить спиртное, способно создавать странные эффекты, — пояснила она.

Фибс, прислуживавший за столом, умильно взирал на кушающую с аппетитом девушку и старался, подложить ей на тарелку добавки. Рика не возражала, магия забирала сил даже больше, чем физические упражнения.

После обеда Рика и Вил уединились в его кабинете, где были приготовлены несколько заготовок для боевых заклятий. Привычный спазм боли, парализация, расщепление (чародейка предполагала встречу с существами из духовного плана, и парализация могла на них не сработать) и, в качестве вишенки на торте – булавка с головкой из жадеита, которая в случае чего должна была помочь сфокусировать магическую неромантическую энергию в тугой луч. Процедура весьма неприятная для колдующего, зато безотказно действенная. За сими полезными занятиями промелькнул весь остаток вечера и начало ночи. После того, как часы пробили половину двенадцатого, Вил велел собираться. Рика заявиша, что им понадобится бутылка белого виноградного вина, непременно кислого.

— Ночь, бутылка белого вина и красивая девушка в моём магомобиле, — вскинул бровь Вил, — прогулка становится многообещающей. Только оперный театр в ней лишний. Может, проще остаться у меня со всеми этими компонентами?

— Не обольщайтесь, — вспыхнула чародейка, — вино мне нужно для соглядатая. Надеюсь, в резиденции Дубового клана найдётся подходящее вино?

Вино, естественно, нашлось. Если камердинер и удивился, то не подал виду, он невозмутимо обернул бутылку белоснежным полотенцем и поместил в корзину с крышкой. Однако, горлышко с пробкой предательски высовывалось оттуда. Чародейка потребовала добавить бокалы.

Ночью Королевский оперный театр нависал над улицей тёмной, мрачной громадой из серого камня. Все магические огни, освещавшие афиши, стоянку, лестницу и фасад были уже погашены, светилась лишь скромненькая табличка с надписью «Вход». К ней коррехидор подошёл уверенным шагом и повернул ручку звонка. Видимо в этот самый момент где-то внутри звук дверного звонка распался разномастным эхом по пустому зданию, но снаружи ничего слышно не было. Вил позвонил второй раз, уже более требовательно и долго.

— Вы полагаете, нам откроют? – чародейка скептически поглядела на тяжёлую дверь.

— Уверен. Ночной сторож в театре просто обязан быть. Ещё покойный отец короля Элиаса издал специальный эдикт по поводу ночных сторожей. Сие требование добавило рабочих мест и способствовало значительному сокращению ночных краж в Кленфилде. Если только окажется, что в Королевском оперном экономят на ночных сторожах, завтра же пошлю им предписание и выпишу такой штраф в пользу Кленовой короны, что мало не покажется.

Однако ж угрозе коррехидора не суждено было претвориться в жизнь, дверь приоткрылась ровнёхонько на ширину дверной цепочки, и наружу высунулась мужская крепкая рука с магическим фонарём.

— Чего надо? – без дружелюбия поинтересовался обладатель руки и фонаря – рослый детина простоватой деревенской наружности с сонно моргающими глазами.

— Полковник Вилохэд Окку, младший сын Дубового клана, — представился Вил и, показав кленовый лист амулета, добавил, — Верховный коррехидор Кленфилда.

— Коли вы, господин полковник, нa собрание, то сегодня никого нету, — сторож потёр глаз, — вчерась собиралися, опоздамши вы. До другого разу подождать придёца.

Выгорор парня с проглатыванием окончаний выдавал в нём уроженца горных селений запада, именно там ещё сохранялись подобные речевые привычки.

— Так вот я по этому поводу и пришёл, — доверительно поговорил коррехидор, — я вчера был на нашем, как ты выразился, собрании и по рассеянности позабыл в театре свою трость. Имею желание забрать сей предмет, который имеет для меня большую ценность, поскольку является подарком, — на этих словах скульптурные губы Вила тронула улыбка, позволившая предположить, что подарок сделан небезразличным ему человеком.

Парень поглядел на коррехидора, затем на чародейку, кивнул, прикрыл дверь и загремел основательной цепочкой. После чего пригласил войти.

— Только я это, как пойтить к месту собраний не знаю, слыхал, вроде бы со сцены, — развёл он свободной от фонаря рукой, — мне господин Сайн строго-настрого наказывали, из подсобки не выходить, ни на кого из гостей не глазеть, и рот держать на замке. Это я с вами, коли вы уж сами из энтих будете, говорю.

— Мы прекрасно найдём дорогу, — заверил коррехидор, — и ещё, — он остановился и сверху вниз поглядел на сторожа холодным взглядом младшего отпрыска Дубового клана, — есть вероятность, что мы с моей спутницей задержимся на месте собраний. Это вопрос сугубо личного свойства, он касается ритуалов, о коих непосвящённому знать не следует.

— Господин Сайн ничего такого мне не наказывал, — несмело попытался возразить сторож, — да и вас, господин хороший, я тоже вроде как раньше не видал, — его взгляд остановился на корзине для пикников из которой выглядывала бутылка вина.

— Так ты мало того, на гостей глазеешь, так ещё и древесно-рождённому лорду возражать пытаешься, выражая сомнения в его словах? – коррехидор повысил голос, — а о праве непреднамеренного убийства в вашей деревне не слышали?

— Да, я чего, — отступил к стене парень, — я просто за ночным порядком в театре служить поставлен.

— Вот и следи, а в дела, что выше твоего разумения, не суйся. И чтоб из каптёрки своей носу не казал, пока не позову.

— Понял, ваше сиятельство, понял, — сторож поклонился самым низким поклоном, — фонарь вам нужон? Могу свой отдать.

— Нет, — бросил Вил, — обойдёмся.

Рика, подыгрывая ему, небрежно засветила на руке небольшой шарик, пульсирующий зеленоватым мертвенным светом.

— А если нарушишь приказ господина коррехидора, — пообещала она сладким голоском, от которого у сторожа пробежали по спине мурашки, — я наложу на тебя такое заклятие, что потом век помнить меня будешь.

Перепуганный парень опрометью кинулся прочь.

— Значит, всё-таки Сайн, — негромко проговорил коррехидор, когда шаги сторожа стихли вдалеке, — и кто приходит на их с позволения сказать «собрания» сторож не знает.

— Вот мы своими глазами всё и увидим, зря я что ли соглядатая оствляла? — Рика убрала огонёк, который хоть и выглядел эффектно, света почти не давал, и вызвала Таму.

Череп весело покружился вокруг Вила, лизнул призрачным язычком в ухо и после шиканья хозяйки словно бы вздохнул, остепенился и послушно полетел в двух шагах впереди, освещая дорогу.

Запах благовоний коррехидор почувствовал сразу, как только они открыли люк в трюм. Он был тяжёлым, сандалово-сладковатым. Видимо, вчерашней ночью не поскупились на сэнки. И действительно, в ониксовом стаканчике в камидане их стояла целая горсть.

Чародейка поднялась на цыпочки и принялась щупать рукой бревно, поддерживающее доски сцены. Вил усмехнулся, вспомнив, как приложился о него головой в первый раз, когда они сюда спустились. Зачарованный кусочек сахара за минувшие сутки как-то усох, потемнел и походил скорее на случайно завалившийся под сцену камешек. Рика попросила Вила откупорить бутылку, после чего растёрла соглядатая в маленькой ступке и высыпала в бутылку с вином. Оттуда раздалось шипение и потянулся странно пахнущий дымок. Девушка прочла над вином соответствующее заклинание, хорошенько потрясла содержимое бутылки и разлила в два бокала, один из которых протянула коррехидору:

— Пейте смело.

Вино из белого превратилось в странно коричневую жижу, пить которую не возникало ни малейшего желания. Вил осторожно понюхал содержимое бокала: пахло жжёным сахаром, плесенью и древесиной.

Рика уже почти поднесла свой бокал к губам.

— Лучше не нюхайте, — посоветовала она, — многие зелья и на запах, и на вкус не очень. Давайте сразу, глотка четыре хватит.

— Постойте, — проговорил Вил, — что будет после?

— Ничего особенного. Просто мы с вами своими глазами увидим то, что происходило здесь вчерашней ночью.

— Не уверен, что жажду стать свидетелем ритуалов с менструальной кровью, — заявил коррехидор.

— Придётся. Речь не идёт о ваших желаниях. Мы не развлекаемся, подглядывая за своими ближними и дальними, а расследуем убийство, — серьёзно произнесла чародейка, — вы должны увидеть то же, что и я. Потом обсудим и сведём увиденное и запомненное воедино. Только так картина станет более объективной. Кто упоминал намедни о докладе его величеству в пятницу?

Вил устыдился собственной слабости и сделал первый глоток. От белого вина в зелье не осталось ровным счётом ничего, разве что кислый вкус. Весь ароматный тонкий букет был напрочь забит вкусом плесени и влажного дерева. Второй глоток чуть не вырвался назад, и коррехидор поспешил сделать ещё два.

Земля подсценья столь стремительно ушла из-под ног, что он на потерял всяческую ориентацию в пространстве, в глазах потемнело, дурнота сбила дыхание. Полегчало резко и как-то враз. Вил, к своему полнейшему ужасу, осознал, что не может ни двигаться, ни говорить. И ещё у него как-то сразу прибавилось росту: потолок трюма, являвшийся по совместительству полом сцены, был прямо перед глазами, а камидан – где-то внизу. Странным стало и освещение. Вернее, его не было вовсе, однако всё вокруг виделось вполне чётко и ясно. «Похоже, я вижу всё так, словно стал кусочком сахара с нарисованным глазом,» — сообразил он и пообещал сказать чародейке пару ласковых за то, что не потрудилась как следует разъяснить, что им предстоит.

Он ничего не слышал, будто бы его уши плотно забили хлопком, от этого было немного дискомфортно, как и от полной невозможности шевельнуть хотя бы пальцем. Единственное, что оставалось во власти четвёртого сына Дубового клана, так это возможность двигать глазами.

Свет фонарей показался раздражающе ярким, а отсутствие звуков превращало увиденное в жутковатый сон. В трюме появились люди. Во главе процессии шёл администратор Сайн в некоем чудном балахоне, его голову украшал венок из виноградных листьев. Бутафорский или настоящий было не разобрать. Следом спустились шестеро мужчин и женщин, все в масках. Маленькую костюмершу коррехидор узнал по телосложению и забранным в хвостик волосам, остальных же идентифицировать он не сумел. Слишком мало знал труппу оперного театра. Двое последних притащили внутрь большую корзину и медный поднос. На алтаре камидана были вожены палочки-сэнко, а все присутствующие замерли в торжественном ожидании. Сайн («А как правдоподобно прикидывался этот проныра!» — подумал Вил) воздел руки к небесам и разразился торжественной речью или молитвой, а все остальные по временам тоже вздымали руки и вторили ему. Потом участники «собрания» образовали круг и затянули песню. Их беззвучное пение в полной и абсолютной тишине производило угнетающее впечатление. Пение снова сменил речитатив, который завершился разложением на внушительном подносе разных деликатесов, среди коих коррехидор увидел жареный бок барашка, фрукты, вино, сладости и свежий хлеб, и стопку газет. Затем те же двое парней осторожно взялись за поднос, а администратор шустро подошёл к той самой стене, куда попадало средоточие магической энергии камиданов театра, и нажал на одну из досок. Действие это открывало банальную потайную дверь: часть глухой стены просто отъехала в сторону. То, что он смотрел через взгляд соглядатая, позволило Вилу разглядеть в темноте провала уходящий вниз каменный свод со ступенями. Туда и направился важный администратор, освещая фонарём путь себе и двоим своим сопровождающим с дарами.

Они отсутствовали некоторое время. Оставшаяся тройка участников расслабленно уселась прямо на пол, и вскочила, когда по всей видимости в подземном ходу раздались шаги. Артисты приняли соответствующие уважительно-строгие позы и склонили головы. Администратор с пылающими щеками утирал пот со лба, один из удостоившихся чести спуска вниз тащил пустой поднос, второй же выглядел чуточку пришибленным. Последовало ещё одно беззвучное песнопение, после коего все дружно дважды хлопнули в ладоши, поклонились, попятились задом к лестнице и благополучно покинули трюм. Только тлеющие не алтаре ароматические палочки-сэнко напоминали о недавнем действе.

Вилу показалось, что он вдыхает терпкий дым, от которого невыносимо зачесалось в носу. Он чихнул и чуть не упал, снова оказавшись в своём теле. Рядом отчаянно чихала чародейка, утирая нос и слёзы.

— Так и знала, что они жгли усьму! – возмущённо бормотала она, — терпеть не могу это эфирное масло. оно, словно на зло, входит в состав множества ритуалов. Просто какие-то усмапоклонники из чистого человеконенавистничества напридумывали такого!

— Могли бы и предупредить, разъяснить, в чём суть вашего соглядатая, — сердито прервал тираду об усьме Вил. После вынужденной глухоты собственный голос показался ему чересчур громким и каким-то неестественным, — мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что именно со мной происходило.

— Извините, — ответила шмыгающая носом девушка, — всё время забываю, что вы – не чародей. Хотя в этом есть и ваша доля вины.

— В том, что я родился без магических цепей?

— Нет, — улыбнулась чародейка, — просто вы столько всего знаете, и столь свободно рассуждаете на самые разные темы, что порой складывается впечатление, будто вам и объяснять-то ничего не надо.

— А вы всё же возьмите на себя этот труд.

— Ещё раз прошу прощения, — покраснела Рика.

— С вас штраф, — усмехнулся Вил, — поцелуй. Только не сейчас и не в этом грязном подвале.

— Давайте лучше займёмся делом, — чародейка подошла к стене, — примитивный подземный ход за фальшивой обшивкой. А мы-то с вами ломали голову, куда направлены потоки!

— Погодите, — остановил её коррехидор, — не стоит так вот запросто соваться в тайные ходы. Мы ведь не знаем, кому предназначалась обильная еда на подносе, что столь любезно была оставлена внизу. Неужели Кока оказалась права, и мы имеем дело с призраком оперы? Ведь кого-то же подкармливает многоуважаемый господин Сайн. Просто подарок судьбы для нашей журналистки, сенсация, которая воплотилась в реальность.

— Конечно, наш Руко-Кока мог бы праздновать победу, если бы не одно «но»: скрывающемуся от правосудия преступнику не нужны камиданы, богослужения и торжественные церемонии. Довольно было бы обычных пакетов с едой. Тут же прямо-таки пиршественный стол на подносе накрыли.

— Задабривают, чтобы поменьше убивал, — подмигнул коррехидор, и Рика поняла, что он просто подначивал её с призраком оперы и Кокой Норитой. А если серьёзно, кого кормят в Королевской опере? Демона театра? Чудовище, забредшее из духовного плана? Божество, коему поклонялись до эпохи Светлой весны?

— Постойте, постойте, господин полковник, не валите всё в одну кучу, — подняла руку чародейка, — чудовищу, даже из духовного плана не требуется сервировать стол, — это раз. Сомневаюсь, что божество, пускай даже младшее, нуждается в еде и питье, а уж тем паче – в свежих газетах. Обычно ка́ми питаются эмоциями верующих и духовной силой жрецов.

— Тогда остаётся демон, — покачал головой Вил, — мне как-то не хочется пересекаться с таким существом ещё раз. Встреча у доктора Эрнста ещё не изгладилась из моей памяти. Надеюсь, амулет из перепелиной яшмы успел перезарядиться?

— Успел, успел, — заверила Рика, — я поколдовала над ним на следующий же день. Только уверена, он нам не понадобится, — и встретив вопросительный взгляд собеседника, продолжала, — демонам нужны кровавые жертвы, алкоголь не входит в их меню.

— Тогда кто? Кто скрывается в катакомбах под оперным театром?

— Не знаю, — пожала плечами чародейка, — если Сайн со товарищи с великолепным спокойствием спускается в подземный ход, вход которого закрыт самыми обыкновенными досками, навряд ли там мы пересечёмся с что-то страшным и опасным. Такое закрыли бы решётками и заклятиями. Давайте сходим туда и посмотрим.

— Да, пора уж, — коррехидор посмотрел на часы, — мы с вами тут уже около часа. Проверьте на всякий случай свой боевой арсенал. Я тоже револьвер прихватил. Понимаю, против волшебных тварей он по большей части бесполезен, но хоть отвлеку в случае чего.

— Не скромничайте, — ободрила его Рика, — в ритуале с нефритовой ласточкой ваша пуля сыграла решающую роль.

Коррехидор кивнул и вытащил револьвер.

Доску, куда следовало нажать, чтобы открыть потайную дверь, они нашли быстро. Первой, правда, оказалась Рика – натренированная на сложных фигурах заклятий зрительная память сделала своё дело. Как и показал соглядатай, отменно замаскированная деревянная панель бесшумно съехала на сторону, открыв знакомый тёмный зев прохода в катакомбы.

Тама, сперва с любопытством сунувшая свой нос в подземелье, пулей вылетела назад и прижалась к плечу чародейки.

— Ну, ну, — беспокоиться не о чем, — проговорила Рика, ласково поглаживая лобную кость черепа, мы с тобой. Давай же, посвети нам. Ведь моя любимая девочка не хочет, чтобы её хозяйка вывихнула себе лодыжку?

Фамильяр забил крыльями бражника, рассыпая на платье своей госпожи вполне себе материальную пыльцу, затем расхрабрился и уже с осторожностью поплыл над каменными ступенями, что вели вниз, в непроглядную темноту. Его неяркий свет позволил увидеть светильники на стенах.

— Да тут, похоже, всё оборудовано, — заметил Вил и пригнул голову. Вход явно не рассчитывали для столь высоких людей.

Рика шла первой. На пятой ступеньке разом вспыхнули все светильники.

— Новомодная штучка, — коррехидор вытянул шею, чтобы рассмотреть, куда ведёт спуск, — у моего дяди Джека в доме такие же. Удобно: пока никого в комнате нет, они не работают, но стоит войти – сразу зажигается свет. Правда, светильники поначалу и на кошек срабатывали, пришлось вызывать чародея, чтобы настроил, как надо.

— Недёшево, похоже, обошлось, — Рика протянула ладонь к матовому стеклянному шару, внутри которого ровно горел магический голубоватый огонёк, — а Сайн нам плакался о нищенском финансировании, о нехватке средств на ремонт. Тут, как я погляжу, хватило.

Голос чародейки звучал немного неестественно в полной, затыкающей уши тишине подземья.

Лестница закончилась по прикидкам Вила где-то на третьем подземном этаже. Она привела в небольшую комнату с каменным столом. На этом самом столе обнаружился знакомый металлический поднос с грязной посудой и небрежно брошенным сосудом-токку́ри. Остатки разлитого вина успели высохнуть.

— Теория Коки о призраке оперы обретает всё больше веса, — заметил Вил, разглядывая поднос, — кто-то неплохо так отдохнул на деньги его величества.

— Да, но замечу, этот ваш кто-то красит губы и курит кёсиро, — усмехнулась чародейка, демонстрируя следы яркой губной помады на чашечке для вина о-тёко и упавший пепел, — возможно, призрак мстит неверному любовнику? – издевательским тоном продолжила она, — Кока, ты присмотрись к такой версии, как раз впору для вашей падкой на выдуманные сенсации газетёнки.

В противоположной от стола стороне обнаружилась деревянная дверь, которая легко и бесшумно открылась, позволив коррехидору и его спутнице войти в самую обыкновенную комнату. Кровать, с небрежно скомканным покрывалом, зеркало, диван и пара кресел, полы, застеленные циновками, — всё это производило на глубине третьего подземного этажа странное и неестественное впечатление. Но ещё более странным казался письменный стол с прибором для письма, настольной лампой и стопкой газет. Никого в комнате не было.

— Странно, — приглушила голос чародейка, держа наготове своё излюбленное парализующее заклятие, — никак не разберу, кто тут обитает. Демонической ауры нет точно, но и следов человека тоже. Странное ощущение.

— Правда? – раздался сзади мелодичный смех, — а ты, деточка, ещё разок попытайся, прислушайся к себе, пораскинь мозгами. Может, доводилось встречаться в чем похожим прежде?

Они оба резко обернулись, и дуло револьвера коррехидора практически упёрлось в высокую грудь женщины, совершенно непостижимым образом оказавшуюся у них за спиной.

— Ай-яй-яй, как нехорошо, — рука с длинными ногтями, искусно тронутыми позолотой, отвела револьвер в сторону, — врываться сюда с оружием, наставлять его на хозяйку, рыться в моей грязной посуде. Ну, да ладно, я вас прощаю.

Женщина оказалась невероятно красивой. Весь её вид от сложной причёски со шпильками до полуспущенного с одного плеча артанского платья, надетого безо всякого исподнего, вызывал ассоциацию со старинными акварелями фривольного содержания; как, впрочем, и её безукоризненно накрашенное совершенное лицо также казалось произведением искусства.

— Ты, деточка, — обратилась к Рике незнакомка, усаживаясь за стол и беря с подноса трубку с долгим мундштуком, — меня не интересуешь ни в малейшей степени. На тебе мощнейшая аура бога смерти. Как от тебя люди на улицах не шарахаются! Так что присядь где-нибудь в сторонке и не мешай. Мне с тобой делить нечего. А вот ты, — она подалась вперёд, позволяя коррехидору в полной мере рассмотреть роскошную грудь, бесстыдно вываливающуюся из распахнувшегося ворота платья, — с тобой можно и поговорить.

Глаза, тёмные настолько, что в их томной глубине растворялись зрачки, сощурились.

— Чего желаешь? Играешь ты на клавишных сносно, — женщина выпустила струю дыма и наклонила голову набок, — пожалуй, даже выше среднего. Вот насчёт вокала – не советую. Маловата база, заплатить дорого придётся, — изящная рука в широком рукаве потянулась к пепельнице и опустила трубку, — жаль такой красоте пропадать из-за тщеславия. Я, конечно, нимало не отговариваю тебя, красавчик, не моё сие дело, только сразу предупреждаю: плата для тебя высоковата будет. Подумай, прикинь, а уж после ответ дашь.

— Да кто вы такая? – не выдержала Рика, не понимавшая, то ли коррехидор сам давал свободно высказаться этой странной полуодетой женщине, то ли попал под влияние и не в силах оторвать взгляда от прекрасного лица и почти голой груди, — и что вы здесь делаете?

— А вот это уже не лезет ни в какие ворота! – в чёрных глазах женщины полыхнул огнём гнев, — раз вы прошли через моё святилище, значит, вы должны, по крайней мере отдавать себе отчёт, к КОМУ вы попали и зачем.

— Я догадываюсь, что вы из духовного плана, — заявила чародейка, вставая рядом с Вилом и беря его под руку, — не дура, прочитала ауру.

— Ну и? – усмехнулась незнакомка за столом, — кто же я? Демон? Призрак? Или же ёкай? Очень любопытно послушать предположения посвящённой богу смерти. Только я бы месте твоего патрона хорошенько наказала тебя, деточка, за духовную слепоту. Столько времени смотришь на меня, а всё в догадках теряешься, так и перескакиваешь с одного предположения на другое. В демоны не записала, и на том спасибо. Да, кстати, заклятие парализации, что на носовом платке в правом кармане визитного платья, можешь оставить в покое, всё одно на меня не подействует. Так что, посиди пока вдалеке, не раздражай меня и не мешай сделке этого прекрасного молодого пианиста, — она одарила чародейку суровым взглядом, но та упрямо мотнула головой и ещё крепче сжала локоть Вила, — не желаешь? Будь по-твоему.

Женщина встала, обошла стол и приблизилась к коррехидору с противоположной стороны.

— Чего ты желаешь? – проворковала она, и если бы не всё странность ситуации, он однозначно отнёс бы заданный вопрос к интимным, — и какую меру таланта жаждешь обрести, — упругая грудь упёрлась в предплечье мужчины, и тот ощутил желание.

Рика больно ущипнула Вила за вторую руку.

— Давайте проясним ситуацию, — проговорил чуть смущённый четвёртый сын Дубового клана, отодвигаясь от дамы в распахнутом платье, — у нас с вами, уважаемая госпожа, явно возникло недопонимание. Дабы прекратить сию странную игру, позволю себе отрекомендоваться: я – граф Окку, младший из Дубового клана, верховный коррехидор Кленфилда. Музыкальными, артистическими и иными талантами не интересуюсь, обретать их не предполагаю. Я холост, но помолвлен с госпожой Таками, которая, как вы проницательно заметили, является практикующей некроманткой и посвящённой богу смерти.

— Тогда какого чёрта вы припёрлись сюда? – так и не соизволившая представиться женщина резко запахнула платье и возвратилась за стол, — не думаю, что простое любопытство способно подвигнуть человека искать встречи с поверенным бога. Да, да, — и не делайте такого удивлённого лица, деточка Таками, практикующая некрмантка и посвящённая богу смерти. Я ещё шепну ему пару слов о ваших компетенциях, кои, увы, требуют немалой доработки. Я, видите ли, продаю таланты только театрального свойства, вам ничего не светит.

— Мне и не надо, — буркнула Рика, — а от божественной гейши — тем более.

— Что ж вы сразу на грубости переходите? – тёмная тонкая бровь взлетела в недоумении, — однако ж, с моей стороны невежливо продолжать держать далее интригу своего инкогнито. Зовут меня Э́йка, я из самых младших богов, у вас в Артании служу представителем бога Гёзеками, того самого, великого Гёзеками, роскошный алтарь которого стоит в холле театра. Вы спросите, зачем я нужна и что, собственно, делаю тут уже полторы сотни лет?

Эйка сделала паузу, надеясь, что странная парочка, что столь мило скрасила её одиночество нынешней ночью, задаст из вежливости приличествующие случаю вопросы. Но Рика вскинула подбородок, демонстрируя, что ей всё равно, а Вил спокойно молчал. Поэтому представителю божества пришлось продолжать:

— Видите ли высшие боги не особо склонны вести дела со смертными. Вот и посылают своих представителей. Я – одна из таких. А что? – бровь женщины снова дёрнулась, — я довольна. Работа не особо сложная, с людьми лажу, потом – поклонение, подношения и всё такое.

— Значит, вы продаёте таланты, насколько я понял из нашей с вами начальной беседы? – спросил Вил.

— Вы совершенно правильно поняли, граф. А разве вы пришли не за талантом?

— Нет. Мы с госпожой чародейкой ведём расследование странной смерти, произошедшей на сцене этого театра, — проговорил он, — архивные записи о череде необъяснимых кончин талантливых артистов за последние полтораста лет привели в ваши подземные апартаменты. Скажите, какую плату вы берёте с несчастных, что попадают сюда?

— Отчего ж непременно несчастных? – удивилась Эйка, каким-то чудом её платье пришло в полнейший порядок, широкий пояс туго обхватывал талию, даже исподнее появилось и выглядывало отливающим серебром шёлком из-под вышитого камелиями ворота, —я никого не заставляю, ничего не обещаю, не торгуюсь. Просто продаю талант и всё. Что касаемо платы, — глаза её сощурились в скобочки, — её установила не я. Все вопросы к господину Гозёками. За талант нужно заплатить своей жизнью. И чем больше нужен талант, тем больше лет приходится отдавать.

— Выходит, это вы убиваете артистов, имевших неосторожность заключить с вами сделку! – заклеймила собеседницу Рика.

— Я? Убиваю? Помилуйте. Естественно, нет. Мне известен срок, причём приблизительный, но способ и место определяют силы повыше меня. В мои обязанности входит заключение сделки с полнейшим информированием обо всех её сторонах и последствиях, кроме, как вы догадываетесь, точного времени, места и вида смерти. Если индивид желает – пожалуйста, всякий театральный талант на выбор.

— А Эйдо Финчи какой пожелал? – это снова влезла в разговор Рика, которой представительница верховного театрального божества нравилась даже меньше журналистки.

— Тот парень, о котором пишут в газетах? – взгляд непроницаемо-чёрных глаз остановился на стопке справа.

— Именно он, сколько десятилетий вы с него стребовали?

— Эйдо Финчи не числится среди моих клиентов, — последовал ответ, — и кому, как ни вам, знать, что в я просто не могу соврать по вопросу, касаемо моих непосредственных обязанностей. Я здесь совершенно легально. Вы, господин Окку, представитель королевской власти. Я – представитель бога Гёзеками. Мы оба официальные представители, не вижу причин, чтобы отказать вам в содействии.

Женщина из воздуха извлекла толстую книгу в роскошном кожаном перелёте с серебряным тиснением в виде улетающих в облака журавлей.

— Не сочтите за труд взглянуть. У меня ведётся строжайший учёт всех контрактов, — она потянула за плетёный шнур закладки, и книга сама собой раскрылась на нужной странице, — видите дату? Последний контракт со мной был подписан и закрыт восемь лет назад. Девушка со всей страстью своей юной души жаждала обрести способности трагической актрисы, а за душой не было почти ничего. Так, неразвитая духовная сфера, мелкие бытовые эмоции, даже чувств глубже привязанности к домашней собачке своей бабушки не имелось. Я по доброте душевной отговаривала поначалу. Так ведь нет, подайте ей всеартанскую славу, любовь зрителей, особый талант, чтобы от её игры смеялись и плакали. Получила сполна и заплатила сполна. А уж была она от этого счастлива или нет, сказать не могу. Я, знаете ли, давно душу свою от из предсмертных эмоций клиентов закрыла. Ни к чему это мне.

Вил посмотрел на ровные столбцы старинных иероглифов, выведенных с поистине божественной красотой «музыки для глаз». И, действительно, последним в списке стояло женское имя и дата восьмилетней давности. Прерывистая, резкая линия в названии месяца, как показалось коррехидору, подчёркивала внезапность кончины.

— Ваш Финчи сюда не спускался, — покачала головой Эйка, — да и не нужно ему это было. Я послушала его как-то, талантом парень обладал врождённым, явно не мой вариант. Дать ему мне было нечего. Так что и смерть его не из-за контракта случилась. Я тут, почитала, конечно, посмеялась от души, — длинный ноготь постучал по «Вечернему Кленфилду», что лежал сверху, — занимательные версии.

— Спасибо, — проговорил Вил, склоняя голову в почтительном полоне, ссориться с представителем божества, пускай даже театрального, он не желал категорически, — и простите за невольное вторжение и причинённое беспокойство.

— Пустяки, — отмахнулась женщина, — я отлично развлеклась. Коли возникнет желание пообщаться, милости прошу, дорога тебе известна, младший сын Дубового клана, — она бросила на коррехидора многообещающий взгляд из-под ресниц.

— Не стану обнадёживать госпожу пустыми обещаниями, — поклон, — служба, долг перед кланом и бесконечное почтение не позволят мне поступить со столь неподобающей фамильярностью.

— Что ж, жаль. Прощайте, господа. Провожать не стану.

При этих словах и Вил, и Рика почувствовали непреодолимое желание как можно скорее покинуть эту странную комнату с разобранной кроватью. Ощущение ослабело и исчезло вовсе только, когда они выбрались из трюма сцены.

На сцене сидел сторож и нервно курил.

— Наконец-то! Отыскали свою трость, господин?

— Тебе ж велено было из своей подсобки не выходить и по театру не шляться? – нахмурил брови Вил.

— Велено-то – велено, — почесал лоб парень, — да только наши всякое болтают. О призраках, например. Вот и подумал, чего-й-то долго вы под сценой шарашитесь. Вдруг вас тама сожрали, а мне опосля отвечать: накой пустил? Кого? Возни не оберёшься. Решил, выкурю ещё папиросочку и внизы полезу за вами, стало быть.

— Благодарю за проявленную заботу, однако ж сие излишне. Эрика, в наших силах сделать нечто, чтобы, доблестный хранитель ночного покоя Королевской оперы не распространялся о нашем визите? – Вил выразительно поглядел на чародейку.

— Сейчас подумаю, — девушка вытащила из сумочки пудреницу и раскрыла её. Затем поднесла к лицу оторопевшего дворника, — силой зеркала заклинаю тебя: коли раскроешь рот, чтобы рассказать кому-нибудь о нашем сегодняшнем визите и поисках трости, в тот же миг лицо твоё обрастёт обезьяньей шерстью. Понял? Ну-ка посмотри хорошенько, каким красавцем станешь!

Коррехидору не было видно, что узрел сторож в маленьком дамском зеркальце, только тот переменился в лице и побледнел, отшатнувшись от пудреницы.

— Я – могила!

— Вот и молодец, — чародейка убрала пудреницу, — а теперь проводи-ка нас к выходу.

За всю дорогу сторож не проронил ни единого слова, поклонился на прощание, и тяжёлые двери Королевского оперного театра закрылись за спиной коррехидора и его спутницы.

— Итак, — проговорил Вил уже в магомобиле, — визит в катакомбы был, без сомнений, познавательным, но абсолютно бесполезным.

— Упаси вас боги проговориться Коке о развязной представительнице божества под театром! – воскликнула Рика, представив себе неподдельную радость журналистки и гнев Эйки, когда девица в мужском платье заявится к ней и начнёт задавать самые разные вопросы.

— Естественно, я не пророню ни единого слова. Вам даже зеркальце задействовать не придётся. Кстати, что такого увидел там бедолага-сторож? Он аж с лица спал.

— Просто самая чуточка гипноза, поддержанная магией, показала парню его самого в обезьяньем обличии. Естественно, превратить кого-либо в обезьяну или в крысу не под силу магии, но сторож не знает об этом, посему надеемся на его скромность, — ответила чародейка, — а наше подземное приключение нельзя назвать совершенно бесполезным. Мы убедились, что в качестве призрака оперы выступает представительница бога, и она не имеет никакого отношения к смерти Эйдо Финчи.

— То есть мы с вами оказались в той же самой точке, откуда начали расследование, — грустно покачал головой коррехидор, — мотивов для суицида у парня не было, врагов, вроде как, тоже. Кто его убил и за что – непонятно. Но скоро утро. Давайте отложим до завтра выстраивание новых версий, и хотя бы немного выспимся перед новым рабочим днём, — он сдержал зевок. Переночуете в гостевой комнате или поедете домой?

Рика хотела сказать, что домой, но тут вспомнила о привычке квартирной хозяйки запирать входную дверь на засов, чтобы обезопасить дом от грабителей. Войти, не перебудив всех, ей просто не удастся. Поэтому пришлось согласиться на гостевую спальню в резиденции Дубового клана.