Кровные враги

6 Голдбеттер и компания

Оуэну приснилась Сесилия. Она стояла на пороге его родного дома в Уэльсе и, держа в одной руке миску, а во второй деревянную ложку, спрашивала, вернется ли он домой до темноты. Тогда он повернул обратно к дому и, подойдя к Сесилии, поцеловал ее в лоб, а затем, сделав над собой огромное усилие, удалился, всем сердцем не желая ее покидать.

Проснулся он в смятении. С чего вдруг ему приснилась Сесилия, да еще как его жена? Неужели он испытывал к ней вожделение? Неужели она каким-то образом дала ему понять, что он тоже ей желанен? Оуэн все еще был под впечатлением той секунды, когда нежно поцеловал вдову в лоб. Он был вынужден признаться самому себе, что глаза Сесилии Ридли все время преследуют его, что сила ее духа произвела на него впечатление. Но это не объясняло, почему во сне она предстала перед ним как жена.

Оуэн оделся и втер немного мази в шрам, прежде чем надеть повязку. Он попытался убедить себя, что просто устал — и душевно, и физически, а сон означал только одно: он сильно скучал по Люси.

Тем не менее ему захотелось потихоньку ускользнуть из этого дома и больше никогда не видеть темных глаз миссис Ридли.

Но он был обязан помочь Сесилии разобраться с зятем, а после — кое о чем расспросить ее и только потом мог вернуться в Йорк. Оуэн неохотно покинул свою комнату.

Холл внизу был погружен в темноту, если не считать золотистого свечения возле очага. Это две масляные лампы горели на столике. Наконец разожгли огонь, и он весело запылал. Молодая женщина склонилась над котелком.

Сесилия сидела за столом возле очага. На столе лежал белоснежный головной убор с темной вуалью. Волосы женщины были заплетены в тяжелую косу, как она всегда делала на ночь. Подняв глаза, миссис Ридли поприветствовала Оуэна усталой улыбкой и жестом подозвала к себе, после чего уронила руку на стол, прямо на головной убор.

— Сара! Моя прическа. — Сесилия дотронулась до головы. — Простите, капитан Арчер.

Служанка перестала помешивать в котелке и, смущенно кивнув гостю, начала расплетать косу хозяйки, после чего уложила пряди в два кольца над ушами.

Оуэн опустился на скамью напротив Сесилии. Она умудрилась взять в руки кувшин и налить ему в чашку эля, не шевельнув головой. Вскоре головной убор был на своем месте.

— Самый подходящий напиток для такого утра, — произнес Оуэн, попробовав эль. Он был рад, что не видит теперь ее длинных черных волос. Ему не следовало отвлекаться.

— Вы, наверное, не выспались, — сказала Сесилия. — Мне очень жаль, что вам не удалось отдохнуть после долгого пути.

Отлично. Безопасная тема разговора.

— Тело немного побаливает после целого дня в седле. А ведь было время, когда я этого даже не заметил бы.

Темные глаза смотрели на него сочувственно.

— Вы скучаете по тому времени, когда служили солдатом? Наверное, вам не хватает ваших друзей. Мой отец всегда отзывался о своих соратниках по оружию так, словно они были ему дороже родных братьев.

— Да. Когда сражаешься не на жизнь, а на смерть бок о бок…

Оуэн заставил себя замолчать. Если бы он начал рассказывать Сесилии о своих старых товарищах, а она и дальше слушала бы с таким же сочувствием, это могло иметь далеко идущие последствия. Люси ненавидела все, что связано с вояками. Сочувствие Сесилии было таким же соблазнительным, как и ее волосы. Оуэн теперь понял, что тот сон был небесным предостережением.

— Лучше не вспоминать дни далекого прошлого, — резко закончил он.

Сесилия удивленно нахмурилась, но сменила тему разговора.

— Откуда вы родом? Вы говорите не так, как мы, — гораздо мягче.

— Я из Уэльса.

— Ну разумеется. Кем же еще может быть капитан лучников, как не валлийцем.

— Тут вы ошибаетесь. Так не всегда бывает. На самом деле только такой редкий человек, как старый герцог Генрих Ланкастер, не побоялся доверить валлийцу столько власти, полагаясь лишь на собственное чутье.

— А я доверяю вам. И Анна тоже. Она сказала, что у вас теплые сухие руки и взгляд человека искреннего, который не старается скрыть свои мысли.

Оуэн не хотел обсуждать свою персону. Не желал выслушивать комплименты в свой адрес.

— Пол Скорби еще не появлялся?

Сесилия покачала головой.

— Слуги у ворот сегодня утром получили распоряжение сразу провести его в дом. — Она вздохнула. — Я бы предпочла, чтобы Анна сейчас уже находилась далеко отсюда, но сегодня утром у нее усилилась лихорадка и вновь открылось кровотечение. Теперь я понимаю, что вы правы. Дорога может ее погубить.

К ним присоединился отец Катберт, благословив обоих.

— Мне будет позволено сопровождать вас, когда вы поведете мастера Скорби наверх к дочери? Я чувствую ответственность за то, что миссис Скорби сейчас здесь. Вероятно, мне не следовало уступать ее просьбам, тогда она, скорее всего, осталась бы дома. Она ведь знала, что путешествие в одиночку непосильно для нее.

— Не вините себя, — сказала Сесилия. — Для нее лучше, что она сейчас здесь. Слуги боятся Пола. Останься она дома, так не дождалась бы от них даже сочувствия.

Долго ждать Пола Скорби не пришлось. Он прошел по залу, направившись прямо к Сесилии, и потребовал от нее объяснений, почему вчера вечером его не пускали в дом.

Сесилия при виде зятя поднялась. Умный ход — ведь она была одного с ним роста. Пол Скорби больше не мог злобно взирать на нее сверху вниз, наоборот, ему пришлось отступить, чтобы встретиться с ней взглядом. Оуэн мысленно поаплодировал смелости этой женщины.

— Моей дочери нужен покой, Пол. Ты поймешь, когда увидишь ее. Она серьезно пострадала.

Пол Скорби обвел взглядом Оуэна и священника.

— Вот как?

Сесилия взяла в руки лампу.

— Я немедленно отведу тебя к ней.

Оуэн и отец Катберт тоже поднялись. Пол Скорби нахмурился.

— Я пойду один.

— Нет, Пол, — тихо произнесла Сесилия. — Один ты к ней не войдешь. — С этими словами она повернулась и направилась к лестнице.

Скорби двинулся следом, а за ним зашагали Оуэн и священник. В тот момент, когда все вошли в спальню, служанка, склонившись над Анной, промокала ей лоб.

— Спасибо, Лиза, — сказала Сесилия. — Можешь оставить нас и пойти перекусить, пока мы будем разговаривать с миссис Скорби.

Молодая женщина поспешно удалилась.

Оуэн внимательно наблюдал за Полом Скорби, когда тот подходил к жене. Распухший глаз Анны все еще не открывался. Увидев мужа, она спрятала забинтованную руку и натянула одеяло, закрыв им разбитый рот. Скорби побагровел. Он перевел взгляд на тещу, потом снова посмотрел на жену.

— У Анны есть и другие увечья, помимо тех, что ты видишь, — сдавленно произнесла Сесилия. — Живот черный от синяков, и внутреннее кровотечение не удается остановить.

Скорби повернулся к отцу Катберту.

— Как вы могли ей позволить уехать в таком состоянии? — грубо спросил он.

Молодого, неопытного священника так поразило поведение этого человека, что он открыл рот, но не смог произнести ни звука.

— Бог простит тебя, супруг мой, — сказала Анна.

Скорби удивленно обернулся.

— Простит меня? — Он опустился рядом с ней на колени. — Что ты говоришь, Анна?

Она отвернулась от него. Скорби посмотрел на Сесилию.

— У нее жар?

— Да. — Сесилия намеренно избегала смотреть зятю в глаза.

Пол Скорби потянулся рукой к подбородку Анны.

— Не трогай меня! — вскрикнула женщина, пытаясь отодвинуться подальше от мужниной руки.

— Что мне сделать, Анна, чтобы ты простила меня? — спросил он срывающимся от волнения голосом.

«Хороший актер», — подумал Оуэн.

— Оставь меня в покое, — прошептала Анна.

Скорби поднялся.

— Ну что ж, я, разумеется, не могу здесь оставаться, а тебе нельзя отправляться в дорогу. — Он посмотрел на тещу. — Вы оставите Анну у себя, пока она поправится?

— Она пожелала переехать в монастырь Святого Клемента, когда достаточно окрепнет для путешествия, — сказала Сесилия.

Маска тут же слетела с его лица, Скорби закатил глаза в отвращении.

— Опять об этом.

Отец Катберт обрел дар речи.

— Вам обоим пойдет на пользу, если миссис Скорби побудет наедине со Спасителем, прежде чем вернется домой.

Скорби высокомерно ухмыльнулся, глядя на священника…

— Да, подозреваю, здесь не обошлось без благочестивых наставлений. Вы хотя бы позволяете ей принимать пищу, раз она пострадала телесно?

— Пол! — гаркнула Сесилия. — Я не позволю в своем доме оскорблять священника.

Пол Скорби повернулся на каблуках и с важным видом удалился.

Сесилия опустилась на колени возле дочери, убрала у нее с лица взмокшие пряди и поцеловала в лоб.

— Отдыхай, любовь моя. Он исполнит твое пожелание, я об этом позабочусь.

Когда они спустились вниз, то увидели, что Пол Скорби стоит у огня и попивает эль. На первый взгляд, это был красивый мужчина, если судить только по чертам лица, не обращая внимания на недовольство во взгляде и надутые губы. Даже его осанка выдавала в нем неистребимую жалость к самому себе, что очень ему не шло. Такой человек опасен. Оуэна удивило, что Гилберт Ридли ничего этого не разглядел в будущем зяте.

Сесилия взяла кувшин с элем, предложив Полу Скорби еще раз наполнить кружку. Он не возражал. Но прежде чем он поднес полную кружку к губам, Сесилия задержала его руку.

— Ты исполнишь ее пожелание, Пол?

Он оскалился, скривив губу.

— Разумеется. Иначе я бы совершил святотатство, никак не меньше. Со дня на день можно ожидать, что сам Папа Римский совершит паломничество, чтобы помолиться у ног моей жены.

Скорби осушил кружку одним глотком и, нарочито громко топая, покинул зал. Отец Катберт тяжело вздохнул.

— Храни нас Господь.

Сесилия и Оуэн переглянулись.

— Я бы хотел подняться к миссис Скорби и произнести утреннюю молитву, — объяснил Катберт.

— Уверена, это послужит ей утешением, — сказала Сесилия.

Сесилия пригласила Оуэна за стол, налила две кружки эля, одну поставила перед гостем, а из второй отпила чуть-чуть.

— Мой зять ведет себя как избалованное дитя.

— Но ведь он не ребенок. Он разозленный мужчина.

— Я знаю. Я не глупа.

— Ни секунды в этом не сомневался. Просто хотел убедиться, что вы сознаете, насколько он может быть опасен.

Сесилия вздохнула.

— Вы будете рады уехать отсюда. У нас несчастливый дом. — Она потерла себе затылок.

— Вы устали.

— Очень. Почти всю ночь просидела у постели Анны. Но хотя бы не зря. Глядя на разбитое лицо дочери, я вспомнила одно обстоятельство, которое, возможно, имеет отношение… каким образом, не скажу, ибо знаю слишком мало… но оно может иметь отношение к… обеим смертям.

Оуэн подался вперед.

— Любая мелочь может помочь.

— Гилберт в моем присутствии почти не говорил о делах, но об этом случае я знаю. Все произошло тринадцать лет назад. Довольно долгий срок для мести. Но если этот человек сидел в тюрьме… — Сесилия вопросительно взглянула на Оуэна, ожидая, что он скажет.

— Вы правы. В тюрьме у человека вдоволь времени, чтобы взлелеять месть.

— Вы там бывали?

— Нет, но я командовал людьми, которым довелось там побывать. Заточение может вынуть душу из человека, так что он становится больше похожим на животное.

Сесилия долго смотрела на Оуэна своими темными глазами, блестевшими на бледном худом лице.

— Так вот, пожалуй, я вам расскажу о том случае.

— Почему вы просидели у постели Анны всю ночь? Вам же казалось, что ей лучше.

Сесилия пожала плечами.

— Я не могла заснуть.

— Это настоящее проклятие, что тебя одолевает беспокойство, когда тебе так необходимо забыться сном. Жена прислала вам успокоительное средство. Она сама овдовела несколько лет тому назад и еще не забыла, как трудно бывает в первое время.

— Я с радостью воспользуюсь этим средством, но не сейчас, а через несколько дней, когда буду знать, что Анна действительно идет на поправку, а Пол вернулся к себе в Рипон.

Оуэн кивнул.

— Не хотите, чтобы я проверил, действительно ли он убрался отсюда?

— Да, пожалуйста.

Оуэн был рад возможности размяться и облегчить мочевой пузырь. Ветер усиливался, неся с собой запах океана. С Северного моря надвигался шторм.

Слуга у ворот заверил Оуэна, что Пол Скорби ускакал прочь.

— Как ты думаешь, когда нас накроет штормом?

— Скоро, судя по запаху. Но к полудню он стихнет.

Оуэн надеялся, что слуга не ошибся в своих прогнозах, хотя в путь он намеревался отправиться до полудня. Ветер начал рвать на Арчере плащ, когда он шел к дому.

Миссис Ридли расхаживала перед очагом. Оуэн сел за стол и налил себе эля.

— А теперь расскажите, что случилось тринадцать лет тому назад.

Сесилия опустилась на свое место.

— Вам известно, что Гилберт с Уиллом служили в компании Джона Голдбеттера?

— Угу.

— Компании торговцев шерстью финансировали войну короля Эдуарда с Францией… Вы это знали?

— Не скажу, чтобы меня когда-то интересовал этот вопрос.

— Этим делом заправлял Чиритон со своей компанией. Лет двадцать тому назад Голдбеттер одолжил им деньги для короля. Разумеется, участники сделки надеялись на барыши, но король не обогатился на войне так, как ожидал. Он попытался отвязаться от кредиторов, даровав им таможенные привилегии. Но затем, когда эти привилегии только-только начали приносить доход, король отобрал их у своих торговцев и передал Ганзейскому союзу, торговому объединению немецких городов, обладающему большой властью. Его величество оказался не таким уж верным другом для своих собственных подданных.

— Не думал, что наш король столь недальновиден. Предавать своих сторонников, затрагивая их карман, опасно.

— Скорее глупо, чем опасно. Несмотря на действия короля, торговцы нашли способ вернуть свои деньги. «Чиритон и компания» решили восполнить потери, занявшись нелегальным вывозом, и попались. Корона предложила забыть об их проступках, если они предоставят список своих деловых партнеров, которые должны им деньги. Королевские казначеи собирались отозвать займы и получить барыши.

— Выходит, «Чиритон и компания» должны были предать своих партнеров?

Сесилия улыбнулась.

— Теперь понятно, почему Гилберт, упокой Господь его душу, говорил, что из воинов получаются плохие торговцы. У вас слишком развито чувство чести. Гилберт никогда не нанимал на работу бывших воинов, сделал исключение только для Мартина Уэрдира, да и тот почти не имел касательства к сделкам.

Снова это имя.

— Вы когда-нибудь встречались с Мартином Уэрдиром?

— Нет.

Оуэн решил вернуться к этой теме позже.

— Итак, значит, «Чиритон и компания» обманули своих партнеров?

— Да. Но компания затеяла столь хитрую игру, ведя реестры, что разобраться в них было нелегко, и королевская власть призвала к ответу некоторых торговцев по ошибке. Одним из них был Джон Голдбеттер. Его обвинили в том, что он все еще не расплатился полностью по долговым обязательствам и счетам. С помощью Гилберта Голдбеттер сумел представить документы, доказывающие, что со всеми долгами он расплатился еще несколько лет назад, а «Чиритон и компания», наоборот, должны ему более трех тысяч фунтов. Дело было урегулировано без суда. В тот год Гилберт расщедрился на мой день рождения больше обычного. Я не знаю подробностей сделки, но явно деньги перешли из одних рук в другие.

Оуэн задумался.

— И вы полагаете, что «Чиритон и компания» могли предложить вашему мужу что-то еще помимо денег? Возможно, имена?

Сесилия пожала плечами.

— Мне приходило это в голову. Как и другие варианты. Я просто хочу сказать, что сделки Гилберта, возможно, не всегда были честными. Вероятно, он допускал и предательство.

— В такой степени, что кто-то мог затаить на него злобу и убить?

— Жадность у некоторых перерастает в страсть. Но это еще не все. Три года назад Джон Голдбеттер вновь предстал перед королевским судом, объявившим его вне закона. Год спустя он получил королевское прощение по просьбе графа Фландрии. Полагаю, с графом он тоже совершил какую-то сделку. Как, впрочем, и с королевским двором. Но что-то во всем этом встревожило Гилберта. Он передал дела нашему сыну Мэтью и вернулся домой.

— Незадолго до убийства Краунса?

— Да.

— Ваш муж лично давал показания?

Сесилия кивнула.

— Он был горд появиться перед таким августейшим собранием. Даже хвастался этим.

— Он видел короля?

— Нет, и очень сокрушался по этому поводу. Однако Гилберта представили принцу Эдуарду, и это его несколько успокоило.

— Значит, граф Фландрии просил простить Голдбеттера?

— Торговля шерстью жизненно важна для Фландрии.

— Ваша правда. Ваш муж лично знал графа?

Сесилия пожала плечами.

— Он не хвастал этим знакомством, но, с другой стороны, то, что происходило за проливом, он держал в секрете.

— И вы думаете, все это могло иметь отношение к смерти вашего мужа и Уилла Краунса?

Сесилия уставилась на кружку, которую гоняла по столу между ладонями.

— В свое время я была недовольна помолвкой с Гилбертом и чувствовала себя униженной. Как же: он торговец, а я — дочь рыцаря, племянница епископа. Мой дед сражался вместе с дедом нашего короля, Эдуардом Первым.

Оуэну не понравилось направление, какое принимал разговор. Он сам был простолюдином, женившимся на дочери рыцаря.

— При чем здесь смерть вашего мужа?

Сесилия подняла глаза и увидела, что Оуэн изменился в лице.

— Прошу прощения, со стороны действительно может показаться, что у меня сумбур в голове, но все это связано. Видите ли, мне была ненавистна мысль о браке с алчным человеком, чья единственная цель в жизни — накапливать богатство. — Она устало потерла переносицу. — Я была простодушна. Не одних только купцов отличает алчность. Гилберт был ничем не хуже любого из тех, кто завязан в этой войне с Францией. Даже короля интересует только богатство, которое ему принесет двойная корона, Англии и Франции. Все они стерегут свое богатство ревностнее, чем собственных жен.

— Что вы хотите этим сказать?

Сесилия Ридли внезапно побледнела и, прикрыв рот рукой, покачала головой.

— Ничего. Я… Просто мне кажется, что Гилберта и Уилла, скорее всего, убил какой-то деловой партнер. Алчность — самая распространенная причина убийства.

Оуэн внимательно всматривался в лицо вдовы. Она ловко выпуталась, но, видно, ее что-то тяготило… Что? Что она чуть не выдала себя? Проговорилась?

— И это все, что вы хотели сказать?

Она по-прежнему не поднимала на него глаз.

— Простите мне мое многословие. Я очень устала.

Что ж, это правда. Но на душе у Оуэна, когда он пошел наверх собирать вещи, было неспокойно.