Кровные враги

7 Тайник

В соборе шел дождь. Капли глухо стучали по каменным плитам и внутренним колоннам в том месте, где мастеровые не успели закончить крышу. Ветер проникал в каждую щель с визгом, стоном, завыванием. Но звуки не пугали Джаспера. Наоборот, успокаивали. Он свернулся калачиком и заполз в маленькую нишу в стене придела Святой Марии, возле хоров, где его защищали от дождя леса, воздвигнутые плотниками. Каменщики и плотники, члены отцовской гильдии, позволили ему пожить на стройке; и те и другие пытались помочь. Но все равно он не мог тут долго оставаться. Он вообще нигде не мог оставаться подолгу, иначе с ним начинали случаться неприятности. Даже здесь.

Вначале Джаспер объяснял происходящее собственной неловкостью, что было неудивительно, все-таки он много пережил — и смерть матери, и убийство мастера Краунса прямо у него на глазах, так что все его мысли были только об этом, но Женщина с Реки сказала ему, что нечего винить самого себя, а лучше быть поосторожнее.

— Ты единственный, кто может опознать людей, убивших твоего доброго мастера Краунса. Ты говоришь, что было темно и ты не смог разглядеть их лиц, но страх и чувство вины заставят их поверить, будто ты все видел, и они постараются от тебя избавиться, Джаспер. Магда не хочет видеть тебя завернутым в саван, как видела своего дорогого Поттера. Будь осторожен, приходи к Магде, когда сможешь, давай знать, что ты жив.

Женщина с Реки была странная и пугающая, с пронзительными глазами и костлявыми, но сильными руками, в разноцветной одежде, сшитой из разных тряпок, не по возрасту шустрая. Обитала она в чудном доме, где крышей служил опрокинутый корабль викингов и любого гостя приветствовало зловещей улыбкой морское чудище, свисавшее вниз головой с корабельного носа; а кроме того, у нее был особый запах, в котором смешался дым и запах корней, выкопанных глубоко из-под земли, запах речной воды и крови. Но Джаспер доверял Женщине с Реки, как никому другому. Когда-то мать рассказывала ему, что Магда Дигби — единственный человек в Йорке, который никому ничего не должен, а потому ей можно доверять — такая ни за что не выдаст. Поэтому Джаспер каждый раз обращался к ней: и когда сломал руку, упав с крыши, которую помогал укрывать соломой, и когда заработал многочисленные синяки и порезы, свалившись в конюшне и распоров себе бок о плуг, слегка закиданный сеном.

После того случая Джаспер решил прислушаться к советам старухи. Осторожность оправдала себя. Как только те, на кого он работал, начинали расспрашивать его об убийстве мастера Краунса, Джаспер исчезал. И все несчастные случаи прекращались. Время от времени он возвращался в собор под покровительство каменщиков и плотников, но и это долго продолжаться не могло.

Мальчик был несказанно рад этому укромному уголку в соборе, временному пристанищу, которое он нашел в разгар бури. Он поуютнее свернулся калачиком и заснул. Вскоре его что-то разбудило. Шаги, чье-то присутствие совсем рядом. Джаспер подполз к краю щели и выглянул наружу, думая, не забился ли он слишком далеко в темноту и не пропустил ли рассвет. Он всегда старался проснуться на заре, чтобы без помех облегчиться до прихода каменщиков.

Поначалу Джаспер ничего не увидел. Было по-прежнему темно, если не считать предрассветного серого пятна в том месте, где заканчивалась крыша. Но зато мальчик что-то услышал. Похоже, по каменным плитам прошелестел подол плаща или юбки. И потянуло каким-то знакомым ароматом. Лавандовая вода. Ею обычно пользовалась мама, когда ждала мастера Краунса. Джаспер даже подумал, не ищет ли его призрак матери. Она обязательно пришла бы его утешить, если бы смогла. Ему очень этого хотелось. Как было бы здорово, если бы мама обняла его, погладила по голове и принялась рассказывать об отце.

Но несколько месяцев самостоятельности научили Джаспера осторожности. Если он ошибся, если это была не его мать, а кто-то другой, делающий вид, что не представляет угрозы, то как раз он-то и может оказаться убийцей. Мальчик затаил дыхание и прислушался.

— Святой Петр, где же этот камень? — раздалось бормотание. Женский голос. — Как они там сказали — пять ладоней от угла, шесть камней вверх.

Теперь она приблизилась настолько, что Джасперу было слышно ее прерывистое дыхание. Раздался скрежет. Потом что-то щелкнуло. Джаспер даже подпрыгнул, настолько был напряжен.

— Дешевое лезвие, — ворчливо заметила женщина. — Какая она все-таки скупердяйка. Затачивает ножи, пока они не становятся толщиной с пергамент… Ага!

Мальчик снова услышал скрежет и теперь смог разглядеть тень женщины, так как серое пятно стало чуть более ярким в рассветном полумраке. Она стояла лицом к стене напротив ниши, где прятался Джаспер, и, согнувшись, что-то передвигала в сторону. Судя по звуку, камень. Мальчик догадался: там был тайник.

Джаспера охватила дрожь. Ему не хотелось видеть то, о чем он позже мог пожалеть. Он отполз от края ниши в глубину. Тут у него заурчало в животе, и он вообще перестал дышать, уверенный, что эхо этого урчания разнеслось по всему собору. Но женщина, видимо, не обратила на это внимания. Джаспер немного успокоился и начал потихоньку поворачиваться, чтобы светлая шевелюра не выдала его присутствия. Он надеялся, что обноски, в которые был одет, можно принять за кучу тряпья, оставленного каменщиками. Но, шевельнувшись, он поднял кучу пыли и выдал себя, громко чихнув.

— Кто здесь? — вскинулась женщина и, протянув руку, вытащила Джаспера из его норы, после чего проволокла по плитам и швырнула на камни так, что он пролетел фута три. Она была удивительно сильная.

Джаспер упал на правый бок и от боли на какой-то миг перестал дышать. Женщина пнула его.

— Маленький шпион!

— Я спал! — закричал в испуге Джаспер.

Он решил, что правая нога и рука у него сломаны. Он не мог ни защититься, ни убежать.

Она вцепилась ему в капюшон и потащила к свету, потом зажала его голову руками и внимательно вгляделась в лицо.

— Ба, да это Джаспер де Мелтон. Ты выследил меня в последний раз, так и знай. Ты давно у него на крючке. Он с тобой играет, как кошка с мышкой, а потом хвастается. Хотя ты не так уж глуп. Сейчас он потерял твой след.

Темные глаза, большой рот, крупные руки. Больше мальчик ничего не разглядел. Джасперу показалось, что он видел эту женщину раньше, но он никак не мог вспомнить, где именно.

— Откуда вы знаете мое имя? — спросил он.

— Оно известно каждому жителю Йорка. А за пределами городских ворот слава о тебе разнеслась аж до… — Она рассмеялась. — Впрочем, не стану выдавать секреты.

Джаспер, извиваясь, умудрился вырваться из цепкой хватки. Она набросилась на него, как коршун, и выронила при этом то, что сжимала в правой руке, — окровавленный сверток. Он упал на землю, и Джаспер пнул его, надеясь, что женщина кинется следом. Сверток выкатился на дождь, тряпица развернулась, и Джаспер увидел человеческую руку. Мальчик пронзительно закричал. Женщина выхватила из-под плаща нож и занесла его над головой ребенка. Джаспер закрылся руками. И тогда незнакомка рассмеялась.

— Не трусь, Джаспер. Лезвие сломалось о камень, а у меня не хватит духу тыкать в тебя тупым ножом, пока ты не умрешь. — Она подняла мальчика с земли, снова потянув за капюшон. — Но отныне я запасусь острым ножиком с хорошим лезвием, и если услышу, что ты произнес хоть слово о том, что видел, или расскажешь обо мне кому-нибудь, то я тебя убью. Не я, так он убьет. — Она снова рассмеялась.

Теперь Джаспер ее узнал. Он вспомнил, что слышал этот смех в день праздника Тела Христова. Эта самая женщина смеялась над мастером Краунсом.

Она оставила мальчика, подхватила с земли отрубленную кисть и сунула ее под плащ.

— Не забудь, — сказала она, блеснув глазами так, что Джаспер подумал: ей доставит большое удовольствие проткнуть его ножом. А затем она скрылась.

Джаспер, стоя на коленях, произнес благодарственную молитву за свое избавление. Когда он попытался встать, острая боль пронзила его правую ногу. Сжав зубы, он все-таки поднялся с земли и выпрямился в полный рост. Правая рука повисла как плеть, скованная тупой дергающей болью. Ему хотелось сжаться в комочек и заплакать. И еще хотелось к маме. Если бы все могло быть как прежде, когда мама ждала его, а миссис Флетчер покрикивала, чтобы он не бегал по лестнице, потому что от его топота у нее болит голова… По щекам Джаспера текли слезы.

Но к прошлому возврата не было. Джаспер остался один во всем мире. Женщина с Реки оказалась права. У него появились враги — убийцы мастера Краунса. Джаспер понял, что должен исчезнуть. Хромая, он двинулся прочь из собора.

В аптеку с шумом ворвался один из городских судебных приставов, он проклинал погоду, но, увидев за прилавком Люси, сразу извинился.

— Прошу прощения, миссис Уилтон, но сегодня на улице адская погода, сплошной дождь и ветер. — Он передернул плечами и выложил на прилавок перед ней сырой мешок. — Я взял на себя смелость заглянуть в таверну Йорка и попросить миссис Мерчет прийти сюда.

Люси с любопытством оглядывала кожаный мешок.

— Что это такое, Джеффри?

Тут в дверь влетела Бесс.

— Итак, вы нашли мешок под мостом через Фосс и хотите, чтобы я его опознала?

Джеффри стянул с головы шапку.

— Миссис Мерчет, мне нужно знать, узнаете ли вы этот мешок. Затем миссис Уилтон должна определить содержимое лежащего в нем кисета. — Джеффри кивнул на заляпанный грязью седельный мешок. — Его нашли в куче камней возле моста.

Бесс дотронулась до отсыревшей кожи.

— Можно заглянуть внутрь?

Судебный пристав кивнул.

Бесс откинула клапан. Внутри оказался кожаный бурдюк из-под вина, смена одежды, несколько кисетов, небольшая книжица для счетов, ножик, ложка и пара мягких непрактичных туфель ярко-красного цвета.

— Вещи Гилберта Ридли, не сомневайтесь, — объявила Бесс. — Видите камешек, украшающий черенок ложки? И туфли. Точно такого цвета, как была его куртка. — Она кивнула. — Его имущество.

Пристав остался доволен.

— Ну а мне что делать? Какой кисет вас интересует? — спросила Люси.

Пристав указал на потертый кожаный кисет.

— Осторожно открывайте. Внутри порошок.

Люси ловко развязала шнурок, нюхнула, кончиком пальца взяла немного порошка, успевшего отсыреть от пребывания под мостом, поднесла к языку, на секунду закрыла глаза, сосредоточившись на вкусовых ощущениях, снова понюхала порошок и потыкала в него пальцем, чтобы определить зернистость и получше разглядеть цвет.

— Ну что ж, — сказала она, взглянув наконец на собеседников, ожидавших вердикта, — этот порошок опасен. Состоит из смеси веществ в основном полезных для здоровья, но в него подмешан еще и мышьяк. Не в таком количестве, чтобы убить сразу или быстро. Эта смесь будет убивать постепенно, довольно долго. — Она взвесила кисет на ладони. — Я бы сказала, что этого количества хватило бы Ридли больше чем на две недели, учитывая концентрацию остальных составляющих. Самому Ридли или его жертве. Но если взглянуть на кисет, сразу видно, что он был гораздо полнее. Раза в два, наверное. Поэтому смею предположить, что кисет принадлежал ему, так как в Йорке он пробыл всего два дня.

Бесс перекрестилась.

— Всемилостивый Бог, с чего бы кому-то травить Гилберта Ридли? Он был гордый человек, но никому не причинял зла.

Что-то явно смутило пристава.

— Так вы говорите, миссис Уилтон, этот порошок убивал постепенно?

Люси подтвердила.

— Его приготовил тот, кто стремился, чтобы Ридли умер медленной болезненной смертью, но Ридли в конце концов постигла совсем другая участь. Ты, кажется, говорила, Бесс, что в последнее время он очень плохо себя чувствовал?

— Ну да, — подтвердила Бесс. — То и дело жаловался на живот. Стал совсем плох, превратился в собственную тень.

Люси кивнула.

— Похоже это «лекарство» действовало уже давно.

— В таком случае я оставляю все это для капитана Арчера, — заявил пристав, — так как убийство мастера Ридли произошло на территории собора.

Люси убрала мешок под прилавок.

— Капитану Арчеру будет интересно узнать еще кое-что, — продолжил пристав.

— Еще? — удивилась Люси. — Ваши люди, как видно, зря время не теряли.

— Мы здесь ни при чем, миссис Уилтон. Речь о ремесленниках, что трудятся на строительстве нового придела. Они сообщили, что Джаспер де Мелтон, паренек, видевший первое убийство, сегодня утром исчез, бросив даже свою накидку. Она оказалась порванной, со следами крови. Они боятся за мальчишку.

— Ничего не понимаю, — сказала Люси. — Я думала, мальчик давно пропал.

Пристав кивнул.

— Мы все так думали. А теперь они заявляют, что мальчик время от времени ночевал в соборе, а они помалкивали об этом в память о его отце, который тоже служил плотником, как вы знаете. Так вот, сегодня утром мальчик исчез. Как раз во время бури. Оставив плащ. Я подумал, что капитану следует это знать, миссис Уилтон.

Когда пристав ушел, Люси уставилась на кисет с ядом, который не переставала крутить в руках. Глаза у нее были печальные.

— О чем задумалась, Люси? — спросила Бесс, положив ладонь на руку Люси, чтобы успокоить ее. — Волнуешься насчет мальчика? Или тебе неприятно, что у Ридли были два врага?

Люси отложила кисет, но все еще продолжала смотреть на него немигающим взглядом.

— И то и другое. Поначалу я думала, речь идет о простом грабеже. Потом решила, что, возможно, это убийство из мести, совершенное каким-нибудь деловым партнером, потерпевшим неудачу. Но Гилберту Ридли при всем при том давали яд. Медленно травили. Ридли рассказал его светлости, что боли в животе начались у него вскоре после смерти Краунса. Он говорил, что жена собственноручно приготовила для него лекарство. Неприятное на вкус. Ему даже казалось, будто иногда боль усиливалась от приема этого снадобья. Но он все равно продолжал его принимать, ведь был уверен, что жена хотела для него добра.

Бесс внимательно всмотрелась в лицо подруги.

— И ты думаешь, что смесь с мышьяком и была тем самым лекарством?

— Ужасно даже подумать об этом: жена, медленно отравляющая мужа, не важно по какой причине. И все же Оуэн когда-то подозревал меня в таком же преступлении.

Бесс фыркнула.

— Никогда не поверю, что Оуэн мог тебя подозревать в чем-то подобном. Он думал, что ты могла отравить Монтейна и случайно Фицуильяма, но не Николаса… Не может быть.

— Может, Бесс, — возразила Люси почти шепотом.

— Во всяком случае, все в конце концов выяснилось, — запинаясь, произнесла Бесс.

Люси улыбнулась подруге.

— В этом нам еще предстоит удостовериться, но, думаю, да, все выяснилось. А сейчас я должна записать все факты для Оуэна. Он рассердится из-за мальчика. Он ведь предупреждал архиепископа, что ребенок в опасности. Пошлю гонца в Беверли, пусть отвезет этот мешок и письмо.

— Мой конюх может поехать, — предложила Бесс.

Люси обрадовалась.

— Спасибо. Уверена, что Джон сделает все, как надо.

Сесилия Ридли расхаживала по комнате, наблюдая, как Оуэн складывает вещи. В конце концов он не выдержал.

— В чем дело?

Она избегала смотреть ему в лицо.

— Не могли бы вы с вашими людьми остаться еще на одну ночь? — Она подняла глаза, но тут же потупилась, словно от смущения. — Я все время думаю, если Пол изменит решение и вернется, то это произойдет сегодня днем или вечером. Поэтому если бы вы могли задержаться еще немного, на тот случай, если мне понадобитесь…

Оуэну не терпелось уехать. Он скучал по Люси, беспокоился, как бы она снова не вышла в дождь помолиться над могилой Уилтона.

— А как же ваши люди? Они ведь останутся здесь. Ваш управляющий должен сознавать, насколько вы встревожены.

Сесилия покачала головой.

— Вы о Джеке Купере? Воин из него никакой. Да и от слуг в этом отношении толку мало. Я прошу вас остаться только на одну ночь. Я бы никогда не обратилась к вам с такой просьбой, но для меня это очень важно.

Оуэн был вынужден признать, что излишне поторопился, стремясь выполнить свой долг, а кроме того, время приближалось к полудню. Это означало, что до сумерек он далеко не уедет.

— Только на одну ночь. Завтра на рассвете мы уедем.

— Благодарю вас. Никогда не забуду вашей доброты.

— Но раз уж я остаюсь, то хотя бы с пользой проведу это время, — сказал Оуэн. — Мне бы хотелось переговорить с вашим управляющим.

— Зачем?

— Возможно, он знает о делах вашего мужа то, чего не знаете вы.

— Вот как! — В голосе Сесилии слышалось возмущение.

— Прошу меня простить, я не хотел вас оскорбить.

— Знаю. И, возможно, вы правы. Домик Джека Купера стоит у ручья за большим особняком. Туда ведет тропинка, протоптанная между конюшен. Ее трудно не заметить. Но в это время дня он может оказаться где угодно, в любом уголке поместья.

— Я найду его.

Оуэн отправился на задний двор, миновав пекарни и отдельно стоящий флигель, где обычно готовили угощение для больших пиров. Заглянул в конюшни. Его конь был ухожен и спокоен. Трое ребятишек, переговариваясь, стояли вокруг спящего пса.

Оуэн нашел тропу и, пройдя шагов пятьдесят, увидел коттедж. Летом он был бы укрыт тенью от раскидистых крон, но сейчас деревья вокруг стояли, ощетинившись голыми ветвями. Домик с виду был добротным: два окна забраны ставнями, массивная дверь хорошо подогнана к притолоке. Ридли не сэкономил на жилище для своего управляющего. Оуэн постучал в дверь, подождал немного, снова постучал и уже повернулся, чтобы уйти, когда дверь за его спиной распахнулась.

На пороге стоял взъерошенный человек с рябым лицом и седеющей шевелюрой, он не переставая моргал на скудном еще свету.

— Вы человек архиепископа, приехавший вчера вечером. Меня зовут Джек Купер. — Он протянул руку, и Оуэн ее пожал.

— Я рад, что нашел вас здесь. А то было совсем смирился с мыслью, что придется бродить по всему поместью.

Человек нахмурился.

— Зачем вам понадобилось меня искать?

— Вы слышали об убийстве мастера Ридли?

— Еще бы не слышать. Ужасная трагедия. Шотландцы, готов поспорить. Мастер Ридли не нажил себе врагов, желавших его смерти.

— Можно войти?

Купер задумался, но потом пожал плечами.

— Вы, конечно, не привыкли к такой простой обстановке, но входите, пожалуйста. Я отдыхал, потому что дежурил у ворот всю ночь.

— Но ведь там были мои люди.

Купер кивнул.

— Я подумал, что неплохо бы выставить на дежурство и кого-то из дома. Мастер Ридли наверняка отдал бы такое распоряжение.

Внутри дом оказался продымленным и теплым. Посреди комнаты горел жаркий огонь. Рядом с огнем был разложен тюфяк. Тут же, на полу, стояла чашка.

Купер, заметив, как разглядывает Оуэн его жилище, поспешил объяснить:

— Ночка вчера выдалась холоднющая, капитан Арчер. Не то что человек — зверь околеет. Я промерз до костей, никакая одежда не помогала. Думал, никогда не перестану дрожать. Поэтому развел здесь огонь, снял все сырое, сунул раскаленную кочергу в пряное вино и лег к огню как можно ближе, но чтобы не обжечься.

Оуэн продолжал осматривать большую комнату. Чисто побеленные стены, свежая тростниковая подстилка на полу. Чувствовалось присутствие женщины.

— Жены знают, как справиться с холодом, да? — сказал Оуэн.

— Ага, но Кейт сейчас нет, — ответил Джек. — Ухаживает за больной матерью, — добавил он нервно.

— Вы успели отогреться? Можете со мной поговорить? — поинтересовался Оуэн. — Мне нужно задать несколько вопросов о вашем покойном хозяине.

— Я уже почти очухался. Садитесь. — Джек отодвинул от стены скамью так, что она оказалась освещена огнем. — Не хотите ли выпить эля?

— Не откажусь, мастер Купер.

— Зовите меня просто Джек, капитан Арчер.

— Тогда для вас я Оуэн.

Они уселись с двумя кружками эля, оказавшегося не таким хорошим, как у Тома Мерчета, но вполне сносным. Джек Купер вытянул ноги в чулках прямо к огню и зашевелил пальцами. В доме стояла тишина.

— А детей забрала с собой жена? — поинтересовался Оуэн, чтобы сразу не приступать к делу.

— Не-а. Они сейчас на конюшне, присматривают за больной собакой. Не болтаются у меня под ногами, да и им развлечение. — Джек отхлебнул из кружки. — Так что бы вы хотели знать о хозяине?

— Вы когда-нибудь встречались с кем-то из его деловых партнеров?

— Ага. С мастером Краунсом, упокой Господь его душу. — Джек перекрестился.

— С кем-нибудь еще, кроме Краунса?

Джек сморщился, задумавшись.

— Не-а. — Он покачал головой. — Что-то не припомню никого другого.

— Как вы ладили с мастером Краунсом?

На лице управляющего промелькнуло странное выражение.

— Он помогал миссис Ридли. И всегда был справедлив к нам, работникам поместья. — Джек пожал плечами. — Больше ничего не могу сказать. А правда, что вы потеряли глаз, когда на вас напал сарацин?

Оуэн ухмыльнулся.

— Жаль, это не был сарацин. Если бы я убил его, то мне простились бы все мои грехи. Но дело было не во время крестового похода. Я потерял глаз в королевских войсках. — Оуэн снова отпил из кружки. С каждым глотком эль казался лучше. — А что вам не нравилось в Уилле Краунсе?

Джек очень удивился.

— Я ни слова не сказал о том, что он мне не нравился.

— И все-таки? — настаивал Оуэн.

Управляющий уставился на огонь.

— Но это не делает меня убийцей мастера Краунса и моего хозяина.

— Я и не предполагал ничего такого.

Джек задумчиво отхлебнул из кружки.

— Мастеру Краунсу следовало бы снова жениться.

Оуэн поразмышлял над этим ответом.

— Вы хотите сказать, что ему нужна была женщина?

Купер кивнул, по-прежнему не отрывая взгляда от огня.

— Он чересчур подружился с миссис Купер?

Джек прикрыл глаза.

— Я ни разу их не уличил, но о таких вещах всегда знаешь.

— Вы говорили с ним об этом?

Теперь Джек посмотрел Оуэну прямо в лицо. Его взгляд ясно давал понять, что было глупо задавать такой вопрос.

— Он здесь был вместо хозяина, когда мастер Ридли находился в отъезде. Я не мог обвинить его. Кроме того, именно мастер Краунс порекомендовал меня мастеру Ридли. Не мог же я проявить неблагодарность.

— А с другими женщинами здесь он тоже вел себя свободно?

Джек оглянулся на дверь, словно желая удостовериться, что они одни.

— Не хотелось бы попусту сплетничать, но, по правде говоря, у меня частенько возникали подозрения насчет его и миссис Ридли. Как-то по-особенному они переглядывались, разговаривали, будто близкие люди.

— Я об этом тоже подумывал, — признался Оуэн, — так что ты не предал свою хозяйку, Джек. Спасибо, что был со мной честен.

Купер покосился на Оуэна.

— Я не дурак. Не зря ведь служу управляющим.

— Я потому и хотел с тобой переговорить. Управляющий знает все, что творится в поместье, видит самую суть.

Джек улыбнулся.

— Лучше не скажешь. — Он немного помолчал. — Так как же ты потерял свой глаз?

Оуэну надоело рассказывать одну и ту же историю, к тому же хотелось выбраться на свежий воздух. От дыма здоровый глаз слезился, а когда ему что-то мешало хорошо видеть, он чувствовал себя не в своей тарелке. Если правый глаз подводил его, то он становился все равно что слепым. Но Оуэн чувствовал, что обязан Джеку Куперу за гостеприимство и откровенность.

Пришлось рассказывать управляющему о бретонце-менестреле, которого он отбил у своих товарищей и отпустил на все четыре стороны, но однажды ночью, по прошествии всего нескольких дней, поймал его в лагере. Негодяй пробрался туда тайком и перерезал глотки нескольким пленным, за которых король Эдуард мог получить огромный выкуп. Арчер набросился на бродягу и не сразу заметил, как сзади к нему подкралась подружка менестреля. Оуэн расправился с обоими, но прежде эта стерва успела вспороть ему глаз.

На лице Джека появлялось то удивление, то сожаление.

— Думаю, мне пришлась бы по вкусу жизнь воина.

— Вполне возможно. Но к этому времени на твоем теле было бы больше ран, чем ты смог бы сосчитать, если бы остался в живых, конечно. А кроме того, ты мог бы лишиться руки или ноги, а может, и того и другого.

— Зато я бы совершил то, о чем потом мог бы рассказывать своему сынишке.

Оуан пожал плечами.

— Если бы он у тебя был.

— А что, у тебя до сих пор нет детей? — поинтересовался Джек.

— Нет. Но я женат всего год.

— Что ж, — улыбнулся Джек, — дети еще пойдут. Не унывай. — Он покивал. — И тебе будет что им рассказать.

Оуэн встал и потянулся. Потер глаз.

— Бог благословит тебя за твое гостеприимство, Джек. — Он протянул управляющему руку.

Купер подскочил и сердечно пожал ее.

— Я не думаю, что какой-то ревнивый муж превратился в убийцу. Краунс был большим охотником до дам. Но не мастер Ридли. Во всяком случае, я об этом не знаю. Так зачем бы кому-то их убивать?

— В том-то и вопрос, Джек.

— А знаешь, ты давеча спрашивал о деловых партнерах, кроме мастера Краунса. Так вот был такой, Джон Голдбеттер. Приехал как-то раз, навел тут шороху среди домочадцев. Солидный человек, в роскошной одежде. Но кольца у него были не то что у моего хозяина.

Кольца. Оуэн совсем о них позабыл. Интересно, сколько их пропало вместе с отрубленной рукой.

— Как Голдбеттер держался с хозяином поместья? — спросил он.

— Визит прошел отлично. От его шуток дамы то и дело краснели. Он хвалил подряд все блюда, что выставляли перед ним. Весьма приятный господин.

— Спасибо, Джек. Мне пора идти. Да пребудет с тобой Господь.

Погрузившись в раздумья, Оуэн побрел обратно к дому. Его встретила Сесилия, бледная и заплаканная.

— Привезли тело Гилберта, — сообщила она, прижав одну руку к груди, а вторую ко рту. — Что с ним сотворили, какое кощунство. — Она взглянула в лицо Оуэна в надежде на утешение.

Арчер стоял, как каменный истукан, подавляя соблазн обнять и утешить Сесилию Ридли. Он разглядел мольбу в ее глазах, но не доверял самому себе, понимая, что не святой. Все же нужно было что-то сделать, чтобы успокоить женщину. В кисете, висящем на поясе, он привез растертый в порошок корень валерианы, который Люси дала ему для вдовы. Он велел слугам принести вина, всыпал в бокал немного порошка и тихо сидел, наблюдая как Сесилия Ридли пьет эту смесь. Он подождал, пока бледность не исчезла с ее лица. Раны мужа явились для Сесилии большим потрясением, хотя покойника омыли и завернули в саван с ароматическими травами.

— Вам не нужно было смотреть, — сказал Оуэн.

— Нет, нужно. Я должна была удостовериться, что его подготовили к захоронению. Вот и удостоверилась. — Сесилия глотнула еще вина.

— Можете описать все кольца, что были на пальцах вашего мужа, когда он уехал?

— Кольца? Какое мне дело до колец? — вскричала Сесилия.

— Если каких-то не хватает, то мы сможем с их помощью отыскать убийц вашего мужа.

— Да, конечно! — Сесилия виновато посмотрела на него и вытерла глаза. — Сейчас постараюсь припомнить… — Она опустила голову на руки и задумалась.

Оуэн понадеялся, что подсыпал не слишком много порошка в ее вино. Ему бы не хотелось, чтобы лекарство начало действовать так быстро.

Но наконец Сесилия подняла голову и кивнула, глядя на Оуэна.

— В тот день Гилберт надел кольца, которые обычно носил, чтобы произвести впечатление. Он сказал, что архиепископ Торсби — гордый человек. А так как его пожертвование предназначалось для придела, в котором архиепископ завещал себя похоронить, Гилберту хотелось, чтобы архиепископ гордился полученным даром. Он надел четыре кольца: с жемчугом, рубином, лунным камнем и золотую печатку без камней.

Оуэн вспомнил, как ярко поблескивали кольца Ридли в лучах летнего солнца.

— Целое состояние. Хорошая пожива для грабителей.

Сесилия дернула плечом.

— Гилберт по-глупому гордился своими успехами. Но, я думаю, он путешествовал в перчатках.

Оуэн подозвал знаком служанку Сару, вертевшуюся поблизости.

— А теперь вам нужно поспать, — сказал он Сесилии.

Сам он намеревался проверить кольца на оставшейся руке Ридли и в пожитках, что доставили из таверны Йорка.

Сесилия поднялась и вдруг пошатнулась. Сара подхватила хозяйку.

— У меня вдруг закружилась голова, — объяснила Сесилия. — Спасибо, что помогла. — Затем она обратилась к Оуэну: — Гилберт всегда возил с собой маленький кошель с деньгами и важными бумагами. Здесь, среди вещей, которые привезли, я его не вижу. — Она потерла себе лоб. — Что вы подмешали в вино?

— Валериановый корень, — объяснил Оуэн. — Вы немного поспите. Вам обязательно нужно отдохнуть.

— Я бы предпочла выбрать для этого более подходящее время, — ответила Сесилия, но позволила Саре увести себя наверх.

Оуэн подождал, пока они не скрылись из виду, и только потом начал поиски. Вещей в мешке оказалось мало. Пара крепких ботинок, подбитая мехом шапка с длинным отворотом, закрывавшим шею; футляр с ниткой, иголкой и маленькими ножницами; другой футляр со щеткой, небольшим отполированным стальным зеркальцем, куском ароматного розового мыла, завернутым в тряпицу, небольшой бутылочкой розового масла, бритвой и зубочисткой из слоновой кости. Набор щеголя-путешественника. Пара простых рейтуз и заношенная рубашка в придачу. И никаких драгоценностей.

Оуэн повернулся к телу покойного. Сесилия не стала снова заворачивать его в саван, а просто набросила ткань сверху. Оуэн был ей за это благодарен. Лучше уж приподнять простыню, чем разворачивать. В этом жесте было меньше неуважения, хотя Оуэн сам точно не знал, кого боялся оскорбить — покойного или Всевышнего.

Левая рука Гилберта лежала ладонью вверх. Оуэн попытался перекрутить кольца, но пальцы так распухли, что ему не удалось это сделать. Тогда он присел и приподнял руку. Жемчуг и лунный камень. Значит, рубиновое кольцо и золотая печатка, скорее всего, были на отрубленной руке. Оуэн сомневался, что они все еще будут на пальцах, если руку когда-нибудь найдут.