Кровь и Пламя

Глава XV. Дожди над Рейном

*

(20 августа)

Турбины грузового ИЛа гудели за бортом. Монотонный гул и покачивание фюзеляжа навевали дремоту.

Свят Вениаминович сидел на скамье внутри транспортного отсека и размышлял, прикрыв глаза. Рядом с ним точно также на жёстких скамьях разместились люди Куприянова, те, кто пережил проход колонны из Саксонии, всего четырнадцать человек. Не велика была рать, да негде больше взять. Чуть подальше были четыре десятка бойцов Клима — их группа оставалась самой боеспособной после событий последних дней, умудрившись все бои обойти стороной. И сейчас все они были именно тем кулаком, которым Салтыков собрался пробивать дорогу в Рейнланд-Пфальц и обратно. Всё-таки хорошо, что воевать придётся с волшебной, а не с мирянской Германией. Мирян такими силами одолеть было бы просто невозможно. Хотя когда это русские воевали огромными ордами? Всем только кажется, что нас много, и задние ряды серых шинелей теряются в бездне за Уралом.

Самолёт тряхнуло, глава наёмников открыл глаза, в свете рабочего освещения блеснули стёкла бмп, а в голове появилась ехидная мысль: “Если ты не можешь организовать численное преимущество, это не русские страшные, это ты слабак и идиот”. Всю дорогу всех учили, что сила в правде, потому и вышло, что кто сильнее — тот и прав. На этом и стоит мир испокон веков. Потому-то и приходится каждый раз доказывать свою силу. Порой кто-то пытается доказать обратное, но нет — слушать тебя будут только когда за тобой стоит сила. Может, это и неправильно, но так оно есть, и нам не переломить это. В конце-концов мир каждый раз падает к ногам сильного.

“Говорит командир экипажа, мы начинаем снижение, просим привести спинки кресел в вертикальное положение и не трепаться попусту”, — в динамиках раздался весёлый голос пилота: “Через пятнадцать минут мы приземлимся в аэропорту города Штутгарта, прохладительные напитки и сигареты вы сможете получить у встречающей делегации”.

Салтыков завозился на скамье, проверяя ремни, которыми был пристёгнут — всё же не хотелось бы при посадке вылететь со своего места и начать обниматься с бронемашинами. Интересно, немцы окажутся здесь такими же радушными, как пообещал только что голос в динамиках? К Святу Вениаминовичу пришли воспоминания о сбитом над Баграмом самолёте АН-12, он ведь сам тогда участвовал в спасательной операции. Какой это был год там, 1984? 1986? В целом уже не важно, главное, что сейчас их ИЛ не настигнет ракета с земли.

Самолёт снова тряхнуло, пробуждая неявное беспокойство. Они летели на бой с противником, который лишён моральных принципов, и кто знает, не затаился ли какой-нибудь турок около аэропорта со “Стингером”?

— Политинформация на земле предвидится? — вдруг спросил начальника сидевший рядом Хеопс, глава куприяновского штурмового отряда.

— Всё расскажем, покажем и познакомимся с союзниками, — кивнул Салтыков, отгоняя от себя дурные мысли.

Ты всё равно уже не сможешь ни на что повлиять: суждено сгореть при посадке, так сгоришь. За долгую жизнь он чётко уяснил эту простую, как мир, формулу — не стоит переживать из-за того, что не зависит от тебя. В таких случаях остаётся только наблюдать.

ИЛ дёрнулся при касании взлётной полосы, гул турбин снаружи сменился на шум томорзящего самолёта. И тут Салтыкова снова ударило, сознание на миг поплыло, уши забились ватой, а мозг уколола игла страха, неведомо откуда взявшегося. Они же уже на земле, что такое? Создавалось впечатление, что интуиция волшебника, получила сигнал от какого-то шестого чувства и сейчас вопила о том, что должно случиться что-то нехорошее. Или уже случилось.

Транспортник деловито катился по взлётно-посадочной полосе к месту разгрузки, в динамиках снова раздался весёлый голос пилота: “Наш самолёт совершил успешную посадку в аэропорту города-героя Штутгарта, температура за бортом плюс двадцать три градуса, местное время двадцать два часа двадцать минут. Спасибо, что пользуетесь услугами нашей авиакомпании, просим не вставать со своих кресел до полной остановки самолёта”.

В кармане Салтыкова зажужжал смартфон. Среди командного состава WarConsulting ходила шутка, что старые волшебники, как старые вампиры — не в ладах с технологиями. Свят Вениаминович смеялся над ней вместе со всеми, но телефон старался иметь последнего поколения. На всякий случай.

— Судя по времени, вы уже приземлились? — Михаил на том конце начал без приветствия.

— Что случилось? — глухо ответил глава наёмников, борясь со внутренним беспокойством.

— Ничего такого, — Романов взял паузу, было слышно, как он затягивается сигаретой, — В газетах опубликовали, за то время, пока вы летели, что Британия и Магическая Америка поставили Вильгельма Эрнста и всех его сторонников вне закона, так как они нарушили Статут о Секретности в масштабах всей страны.

— Война?

— Ну, надо же как-то оправдывать свои действия.

— Слушай, — Салтыков выдержал паузу, — Ты же не из-за этого позвонил? Это и так было очевидно, — на том конце трубки точно также замолчали.

Самолёт полностью остановился, десантный люк в хвосте начал открываться, снаружи пахнуло свежестью и керосином.

— Что-то случилось, — отстранённо произнёс Михаил, — Я решил позвонить. Какая-то неясная угроза.

— Я тоже почувствовал, — кивнул самому себе Свят Вениаминович.

— Выясняю, что и откуда.

— Надеюсь, это не наши друзья из Кведлинбурга, — очень мрачно произнёс Салтыков.

— Если это они, то турки с англосаксами будут меньшей проблемой из возможных, — саркастически заметил Романов.

— Ладно, выяснишь, сообщай, — глава русских наёмников повесил трубку.

Десантный люк уже полностью открылся, и наёмники стали подниматься со своих мест. Салтыков бросил взгляд на взлётную полосу, где их уже ждало двое рослых мужчин. Их форма в жёстком свете прожекторов аэропорта была не до конца различимой, хотя лица Свят Вениаминович вполне себе разглядел: один был мускулистым мужчиной лет тридцати пяти в берете, словно бы сошедший с плакатов об африканских наёмниках середины прошлого века. Второй же оказался смуглым, с чёрными усами и в целом был похож скорее на типичного уроженца Леванта, а не жителя Южной Германии.

Когда к этим двоим подошли Салтыков, Хеопс и Клим, оказалось, что встречающая делегация несмотря на могучее телосложение, где-то на полголовы ниже русских, Свят Вениаминович, будучи самым рослым, возвышался над немцами просто глыбой.

Шёл мелкий тёплый дождь, из-за периметра задувал лёгкий бриз. Немец протянул широкую ладонь и представился:

— Капитан Курц, мой коллега, — он кивнул в сторону второго военного, — Капитан Хемейни. Нас предупредили, что часть ваших людей направится в Байрсброн.

— Салтыков, — ответил могучим рукопожатием глава WarConsulting и удивлённо поднял бровь, глядя на Хемейни, — Вы с нами поедете?

— Сдаётся мне, у вас есть какие-то вопросы относительно моей внешности? — с вызовом проговорил тот, глядя снизу вверх на русского.

— Человек такой же внешности сегодня утром отрубил головы одиннадцати моим подчинённым, — прогрохотал его собеседник, — Да, у меня есть некоторые вопросы.

— Герр Салтыков, — напряжённо улыбнулся Курц, — Омар Хемейни, действительно, поедет с той частью ваших людей, которая направляется в Байрсброн. Надеюсь, это не вызовет проблем? Я считал, что русские выше расовых предрассудков.

— Раса у нас одна, — фыркнул глава наёмников и обернулся, за его спиной прогрохотал бмп.

— Вы тут Курскую Дугу собрались устраивать? — усмехнулся Омар.

— Эль-Аламейн[1] для дошкольников, — расплылся в хищной улыбке Свят Вениаминович, и указал на одного из своих командиров, — Подразделение Клима должно отправиться в Браубах, наши работодатели заверили, что вы выделите грузовики для эвакуации и проведёте мимо Майнца.

— Ещё и мимо Мангейма, но грузовиков всего четыре, — кивнул Курц, — С водителями, плюс машина сопровождения. Сколько всего поедет от вас?

— Сорок человек, — произнёс Клим, внимательно смотревший на немца. Он был ниже того, зато размахом плечей явно превосходил, — Два бронетранспортёра и две боевых машины пехоты.

— Поедете в грузовиках, — то ли спросил, то ли утвердительно сказал немец.

— Нам так и не сказали, сколько народа эвакуировать, так что может и на броне покатаемся, — пожал плечами наёмник.

— Да нам тоже, — мрачно отозвался офицер, — Будем, как янки, бежать Могадишскую милю[2]. Надеюсь, стрелять не понадобиться, но, если честно, голова идёт кругом от тех новостей, что на нас свалились.

— Мир интереснее, чем вы думали? — усмехнулся Хеопс.

— Чёртовы сектанты, тайные ордена, которые ведут борьбу, — Курц повёл плечами, — Я бы предпочёл, что это как-то меня минует.

— Ну, вот, оно пришло в Вашу жизнь, — тяжело вздохнул Салтыков, — И никто не в восторге. Вы поедете с бойцами Клима?

— Нет, давайте я провожу, — немец шагнул в сторону и махнул рукой, глядя, как один из русских делает шаг навстречу, — А герр Хемейни введёт в курс дела.

Второй офицер выругался на арабском и хмуро посмотрел на русских. Салтыков добродушно улыбнулся:

— Чем порадуете?

— А ничем, для меня, как и для Фрица, это как снег на голову, — он пожал плечами, оглядываясь на самолёт, который поднимал десантный люк, — Сейчас сообщили, что попытка переговоров с этим уродом была только одна, он сказал, что пришёл убивать, и что он здесь хозяин. Потребовал золота, девственниц и право бесплатного выхода до границы с Францией, — Омар произнёс это всё и с отвращением сплюнул.

— Это шутка такая, про девственниц и золото? — Хеопс перевёл взгляд с начальника на немецкого офицера и обратно.

— Если бы, — покачал тот головой, — Он словно из “Тысячи и одной ночи” пришёл, злой паша, одержимый шайтаном.

— Так так почти и есть, — пожал плечами Салтыков, — Что-то ещё происходило?

— Никого не выпустил, хотя его и просили выдать детей. Зато в Байрсброн приехали какие-то люди, ни с кем не посоветовавшись, и зашли к нему без каких-либо вопросов.

— Какие люди? — насторожился Хеопс.

— Женщина средних лет и двое мужчин, — пожал плечами Хемейни, — Типичные немцы. Я бы сказал, стереотипные.

— Сказал евроараб, — скривился наёмник и тут же удостоился сурового взгляда от начальника.

— Я коренной немец! — воскликнул и всплеснул руками офицер.

— Да ладно, — добродушно произнёс Свят Вениаминович, вставая между мужчинами, — Нам можешь не врать, но у тебя же на лице написано, что ты с Джафаром воевал.

Его собеседник замер на пару секунд, и было похоже, что он готов взорваться и броситься с кулаками на огромного русского. А потом расхохотался. В ответ заулыбались и Салтыков с Хеопсом.

— Сколько вас будет? — спросил он, отсмеявшись.

— Четырнадцать, я пятнадцатый, — пробасил Свят Вениаминович.

— В бой собираетесь? — удивлённо спросил Омар, — Пока штурм не планируется, слишком много заложников.

— Кто ж знает, может и сгожусь на что, — пожал плечами Салтыков.

— По дороге введу в курс дела, пора ехать, — он махнул рукой в сторону стоявших на краю взлётной полосы джипов, — Пока там переговорами занимаются какие-то бездари.

— Идём, — усмехнулся глава WC, — Хеопс, собирай бойцов, — и они вместе с Хемейни пошли к автомашинам.

**

(20 августа)

Над затаившимся Байрсброном шёл холодный летний дождь. Порывы ветра то и дело проносились по улицам, стуча ставнями и скрипя ветвями. Ни одно окно из выходящих на площадь перед захваченной турками лечебницей, не горело. С одной стороны было уже достаточно поздно, в это время раньше город уже обычно спал, а теперь ещё мракоборцы Шваница, небольшая группа которых прибыла в оцепеневший от произошедшего городок, вывели всех уцелевших жителей ближайших к лечебнице домов в более дальний район, чтобы те не пострадали от стрельбы террористов, засевших за больничной оградой.

А между тем турки регулярно постреливали в появлявшихся на площади людей, которым в итоге категорически запретили выносить оттуда тела убитых, даже своих. В головах турок это должно было вселить ужас в сердца любых немцев, которые решили бы им сопротивляться.

Мракоборцы не имели сил и средств полностью оцепить площадь, этим и воспользовалась одинокая фигура под зонтом, вышедшая на неё с одной из улиц. Чёрная жилетка, брюки, перчатки и шейный платок такого же цвета, только с золотой вязью, не выдавали его в темноте, ярко выделялись лишь рукава белой рубашки. Он подошёл к одному из трупов, лежащих на мостовой и аккуратно потрогал его носком лакированной туфли. Турок был определённо мёртв, а человек под зонтом неудовлетворённо покачал головой.

Звук каблуков по уличным камням в шуме дождя был слышен не слишком отчётливо, однако, уже на расстоянии пары десятков шагов турки за оградой его услышали и насторожились. На турецком прозвучал возглас, затем раздался одинокий выстрел, но человек под зонтом никак не обратил на это внимание, продолжая идти к воротам.

Тьма на площади и во дворе лечебницы сгустилась, свет от ярко горевших окон второго этажа ничего не мог с этим сделать, боевики в больничном дворе забеспокоились. Снова раздался турецкий крик и автоматная очередь, но все выстрелы ушли в молоко, когда их гость шагнул за ворота.

— Отставить, — бархатный голос Хакима произнёс лишь это на турецком, но тьма тут развеялась, террористы выдохнули и склонились перед пришельцем, — Проводите меня к командиру.

Тут же один из турок пригласил его следовать за ним.

Али Демир располагался в небольшом кабинете на втором этаже больнице. Когда главу Глубинного Государства привели туда, там же сидела немолодая женщина в строгом костюме коричневого цвета и двое мужчин средних лет в серых пиджаках.

— Я не помешаю? — в голосе Хакима прозвучали саркастические нотки, когда проводивший его турок, скрылся за дверью.

— Ты? — Демир был крайне удивлён, увидев того на пороге. Сам он сидел в кресле, поглаживая левой рукой перевязанную культю на месте правой кисти, через его лицо багровели глубокие порезы.

— Думаю, что нет нужды представлять меня твоим гостям, Али, — вошедший покачал головой, застёгивая сложенный зонт и опираясь на него, как на трость, — Но я прибыл поздравить тебя с успехом.

— О, я… — тот, к кому он обращался, замешкался, неловко посмотрел на немцев, — Я не ожидал, что ты будешь готов меня поздравить.

— Юность всегда идёт поперёк воли старших, — пожал плечами Хаким, — Этим она и хороша, однако нам нужно с тобой поговорить с глазу на глаз, позволишь, я заберу тебя от этих людей для небольшой прогулки? — на его лице появилась вежливая улыбка.

— Конечно, — кивнул Демир и поднялся со кресла, — Но тут не так много места для того, чтобы остаться наедине.

— Можем выйти во двор, думаю, дождь нам не помешает.

Турок в грязно-белой дишдаше коротко попрощался с немцами, и отправился со своим гостем вниз, во двор. Когда они вдвоём вышли, дождь уже стал совсем мелким, так что Хаким даже не стал раскрывать зонт.

Задний двор лечебницы был тёмен и пуст, бойцы Демира находились ближе к центральному входу.

— Кто эти люди, Али? — совершенно спокойно произнёс Хаким.

— Это посланники от Бригитты Вальдхаузен, — чуть взволнованно произнёс тот, — Мишель Колиньи, глава Великих Родов франции направил мне письмо, когда мы были в лечебнице, предупредил, что они прибудут.

— Они принесли тебе какие-то важные известия?

— В Шармбатон возвращаться нельзя, потому я хоть и затребовал транспорт до границы Франции, но двигаться мы будем в Браубах в земле Пфальц.

— Вальдхаузены тебя и твоих людей готовы принять?

— Готовы принять и укрыть от тех, кто будет идти за нами по пятам.

Они замолчали, идя вдоль забора по мокрой от дождя мощёной камнем дорожке. Наверху над ними шумел ветер, пахло прохладной сыростью.

— Ну, что ж, я поздравляю тебя с твоим величайшим делом, думаю, ты достиг наивысшей точки своего пути, — совершенно спокойно произнёс Хаким, подняв глаза на небо.

— Спасибо, я рад, что ты оценил по заслугам мои дела, — выдохнул Али.

— Сколько у тебя осталось бойцов?

— Пятьдесят два, из них двадцать семь ранены. Русские оказались свирепыми противниками, я не ожидал от них такого.

— История учит нас, что русские всегда были такими, нельзя было их недооценивать.

— В лечебнице у нас в плену семеро мужчин, тридцать женщин и двенадцать детей. Часть из них мы заберём с собой в Пфальц.

— Мудрое решение, но вряд ли выход будет простым, — Хаким покачал головой и остановился, развернувшись лицом к Демиру.

— Я понимаю, но пока что немцы ничего толком не предприняли, они дважды приходили, — Али торжествовал, — Но они были объяты ужасом.

— Всё, как ты и хотел, — турок улыбнулся ему в темноте, — Ты залил эту землю кровью, и она может склониться перед тобой, но Канцлер призвал помощь простых людей Германии. Не волшебников.

— Они дорожат жизнями заложников, пока они в наших руках, штурма не будет.

— Они напуганы и объяты страхом, такой ярости эта земля давно не видывала, — Хаким покачивался с пятки на носок, — Ты готов пробиваться в Пфальц, если тебе не дадут транспорт?

— Автомобили есть, мы поедем на них, если те всё же не согласятся на мои условия. Возьмём с собой детей.

— Они не готовы мстить нам, я ошибся насчёт того, какие последствия повлечёт за собой то, что ты сделал. Но позволь спросить, твои войны будут стоять до конца и выполнять твои приказы, даже если окажутся в одиночестве?

— Что ты имеешь в виду, Хаким-бей? — Демир непонимающе уставился на собеседника.

— Каждый, за кем идут люди, должен в первую очередь заботиться о благополучии идущих сзади него.

— К чему ты клонишь?

Хаким задумчиво раскрыл зонт над их головами, ощутив, что дождь снова начал набирать силу:

— Ни один поступок на этой земле, как и на любой другой, не может произойти просто так без последствий. Ни одно действие не может не привести к ответу на него.

Он взмахнул рукой и растворился в ночной темноте. Тело Али Демира безвольно упало на дорожку под забором заднего двора лечебницы Байрсброна.

***

(21 августа)

Сознание вернулось к Кристине, и она попыталась открыть глаза. Резкая боль сдавила обручем голову, а из носа потекла кровь. В ушах пульсировало и шумело, и через этот шум она не различала ничего, что творится вокруг, только какие-то неясные звуки.

Ощущение собственного тела возвращалось медленно, словно бы оно было не её. Вначале пришла боль, руки были скручены и привязаны к чему-то сверху. Ремни безжалостно впивались в кожу, а мышцы ломило от неудобного положения — уж лучше бы не приходить в сознание вообще, чем в таком виде, но что уж поделать.

Спина ощутила теплоту дерева, позади явно был столб. Кристина осторожно подала голову назад и коснулась затылком его поверхности. В висках застучало ещё сильнее, изо рта непроизвольно вырвался стон. Но вместе с этим возвратилось и ощущение остального тела — ноги точно также перетянуты ремнями так, что пошевелить ими нельзя, и привязаны ко всё тому же столбу.

Кто-то подошёл вплотную, загоготал и что-то сказал по-турецки. Француженка стиснула зубы и дёрнулась, но тут же ощутила, что плотный ремень охватывал её вокруг пояса и точно также прижимал к столбу. Да чёрт возьми, куда эти турки её приволокли?!

Шум в ушах медленно отступал, головная боль слабела. Девушка смогла ощутить прелый запах мокрого леса. Сверху падали капли дождя, где-то в отдалении шумели ветви деревьев, в нос бил запах костра, настолько большого, что лица достигал его жар.

Несколько минут Кристина прислушивалась к ноющему телу и пыталась аккуратно открыть глаза, в итоге ей это удалось, и она поняла, что находится на огромной лесной поляне. Полностью оценить её размеры не представлялось возможным, потому что посреди неё горел огромный костёр, снопы искр взметались в тёмное, низко висящее небо из которого моросил дождь, совершенно не мешающий костру и туркам, которые деловито подбрасывали в него увесистые поленья. Вокруг поляны шумели сосны, и неподалёку от них на одинаковом расстоянии друг от друга были вкопаны, видимо, такие же столбы, к которому была прикована Кристина.

Француженка сумела повернуть голову, оглядываясь, так и есть — слева и справа от неё было по три столба, остальные, которые, скорее всего, также стояли на той стороне, не были видны из-за яркого пламени, но и к этим были привязаны молодые девушки. Их руки точно также, как у Кристины, были пристёгнуты к столбу над головой, ещё один ремень перехватывал пояс и один — ноги внизу. Кем они были, и где турки их похитили, было совершенно непонятно: самая обычная внешность, самая обычная одежда, она и сама так одевалась, стараясь слиться с маглами в городах.

В тенях за столбами Фавр де Поль заметила тех же турок в чёрном, что нападали на неё на горе Броккен и в Трептов-парке, видимо, это были какие-то особые бойцы, не владеющие искусством волшебных палочек, зато прекрасно управлявшиеся с кривыми ятаганами, которые и сейчас висели у них на поясах. Нет, они не стояли изваяниями спиной к лесу, они, как хорошие сторожа, постоянно смотрели по сторонам, видимо, чтобы обнаружить какого-то врага, кто готов на них наброситься.

Интересно, кого же они опасались? И, чёрт возьми, куда её приволокли? Эта турецкая магия позволила схватить её, главу мракоборцев! Аненербисты тогда нападали впятером и не смогли ничего сделать, а здесь одна какая-то цыганка… Кристина прикрыла глаза, стараясь унять боль в ноющих конечностях и голове, но всё было тщетно. А внутри неё уже рождалось самое неприятное чувство, которое существует в человеке — чувство собственного бессилия. За это она ненавидела себя, потому что всю жизнь считала, что из любой ситуации можно найти выход, но сейчас, похоже, выхода не было. Всё это походило на какой-то дикий и кровавый ритуал, в конце которого её принесут в жертву. И помочь ей сможет только чудо, чудо в виде кого-нибудь, кто покажется из леса и сможет одолеть турок.

Три недели назад она прибыла на Германскую землю, и похоже, это стало её концом, концом Кристины Валери Фавр де Поль. Надо было поступать умнее, продуманнее, а не бросаться в омут с головой. Кристина закусила губу, ведь ещё пару недель назад можно было спокойно увезти Марту к Валерию, и до этого бы не дошло. Француженка открыла глаза, у костра стоял рослый старик с аккуратной бородкой в чалме и длинном чёрном халате с золотыми узорами, мерцающими в пламени. В руках он держал невзрачную тетрадку и читал её в свете костра. Вот и волшебник, что закончит жизни всех, кого похитили эти твари. Кристине стало даже интересно, во имя чего её убьют? Мысли о том, каким ужасным способом это произойдёт, она предпочитала отгонять от себя.

К турку в чалме подошёл мужчина поменьше ростом и что-то негромко произнёс, тот кивнул и указал на лес, потом — на землю. Фавр де Поль опустила взгляд и поняла, что поляна была вычищена до самой песчаной земли. Небольшие кристаллики песка поблёскивали в пламени костра. Затем мужчина в чалме нагнулся к земле и стал чертить продолговатым предметом витиеватые символы, обходя костёр по кругу.

Кристина подумала, что, видимо, ритуал начался, и попыталась дёрнуть путы на руках, но те крепко сжимали запястья — да как так-то?!. Уповать можно только на освобождение от ремней, но что если ей просто перережут горло, даже не отвязывая? Она сглотнула, а новый комок бессилия и ужаса уже подступил к горлу.

А если её отвяжут от столба, то можно попробовать бежать… Нет, ноги явно не послушаются, попытка бегства обернётся позорным пленом и смертью. Из леса вышли несколько женщин и мужчин и скинули несколько крепких веток в костёр, брызнули искры, огонь качнулся в сторону турка в чалме, но тот даже не заметил этого, продолжая чертить. Вот бы их преподавателю по ритуалистике в Шармбатоне подобную выдержку, и занятия же не проходило без истерики на почве неправильно начерченной линии. А тут — они же явно стоптали несколько фигур, уже появившихся на песке, но этот чародей лишь поправил их, когда дошёл в своём рисунке до того места. Затем он распрямился и указал принесшим дрова людям, чтобы те уходили.

Дождь пошёл сильнее, но огню это по-прежнему не мешало, как и чародею. Зато Кристина увидела, как несколько женщин у столбов зашевелилось. Тяжко так пробуждаться, бедняжки, откуда же их вырвали, от каких семей и любимых оторвали эти злобные нелюди? Фавр де Поль осознала, что мысли повторяются и путаются, голова всё ещё болела, как и тело, и ни о какой ясности ума не могло быть и речи. Зато она увидела, что на поляну вышли два огромных усатых мужчины в свободных рубахах, под которыми бугрились мускулы. На поясе у каждого висело по тесаку и кнуту, видимо здесь вообще никто не пользуется палочками. Может, они и не маги вовсе?

Мужчины неспеша подошли к чародею в чалме, тот им что-то сказал, и они направились также за пределы круга. И тут до слуха француженки донёсся отдалённый волчий вой. Турки насторожились, услышав его, но тот, кто рисовал, даже не повёл ухом, завершая свой рисунок на песке. Кристина же почувствовала укол страха — ликантропия страшная болезнь, прошедшая эпидемией по Британским островам в конце прошлого столетия, а всего несколько лет назад то вспыхнувшая у них в Лангедоке. Это страшные и свирепые звери, нет, они если и спасут её от турок, то только затем, чтобы убить самостоятельно.

А тем временем вой послышался повторно, но уже поближе. И это был не одинокий волк: два, три, а то и все четыре голоса различила в этом звуке девушка. А затем с другой стороны раздался более громкий ответный. Они гонят добычу! Страх скрутил внутренности, как тогда в Лозере, когда её с Филиппом загоняла огромная стая оборотней. Они убили четверых её сослуживцев, а их самих гнали несколько миль, наслаждаясь охотой. Волшебники без палочек способны лишь убегать и звать на помощь. А их преследователи будут растягивать удовольствие погони, всегда.

Вой раздался где-то позади Кристины — этот был ещё ближе, турки начали что-то выкрикивать на своём языке. А чародей как раз дочертил, и подозвал двух усачей. После указал на соседнюю с Кристиной девушку, раскрыл тетрадь и начал читать нараспев какой заговор. Усачи резво подошли к столбу, ловко развязали все ремни и подхватили осевшее тело. Девушка даже не открыла глаз, пока её тащили. Её так и поставили на колени перед чародеем, придерживая с двух сторон, лицом к жаркому пламени. Кристина, широкими от ужаса глазами, но совершенно заворожённо наблюдала за действом, даже не обращая внимание на то, что слева от неё волки завывали уже совсем рядом, словно бы за ближайшими соснами.

Чародей наклонился к девушке, стоявшей на коленях, и перерезал ей горло. Горячая кровь хлынула из раны в огонь, тот зашипел, до обоняния француженки донёсся тошнотворный запах, усачи столкнули тело в пламя и развернулись в сторону Кристины. Лицо той покрылось испариной, к горлу подступил ком, справа раздался дикий треск, на который она даже не обратила внимание, все её мысли занимали усачи, неумолимой походкой двигавшиеся к ней. Но тут прямо к их ногам откатилась оторванная голова и упал ятаган. Они удивлённо посмотрели на это, а после взглянули туда, откуда собственно голова с ятаганом прилетели.

С Кристины точно спал морок, она резко повернула голову, и увидела огромного волка на двух ногах, который скалился на противников. Чёрт возьми, он торжествующе скалился! А ещё он был каким-то знакомым…

Поляну накрыл звук ужасного воя, от которого кровь застыла в жилах. Из-за деревьев прыгали огромные мохнатые фигуры, полосуя когтями или смыкая свои челюсти на глотках незадачливых участников ритуала. Усачи выхватили тесаки, но ничего не смогли противопоставить животной ярости оборотней. Чародей в чалме обернулся на чёрного волка с рыжей полосой вдоль спины, который приземлился в пяти шагах от него, что-то крикнул по-турецки и выставил свой кинжал перед собой. Словно не заметив всего этого, волк молниеносным движением оказался возле него, вцепившись передними лапами тому в плечи, после укусил в шею и могучим рывков оторвал чародею голову, столкнув безголовое тело в костёр. На огонь хлынула и зашипела кровь. Вокруг уже не осталось никого из живых турок, и торжествующий волчий вой прокатился по лесу.

Кристина осознала, что попала из огня да полымя, потому что оборотни явно не стремились никого отвязывать, наоборот они ходили вокруг костра, внимательно изучая привязанных к столбам, им явно всё это было любопытно. А потом они начали превращаться обратно в людей.

К Кристине подошла статная черноволосая женщина, бесцеремонно взяла её за подбородок, подняв голову повыше:

— Эй, братик, глянь, что это у нас тут? — голос был властным, под стать её хищной внешности.

— А тут у нас международный скандал, — голос принадлежал Морицу Эберлю, мракоборцу Шваница, он встал рядом и, ухмыляясь, разглядывал Кристину.

— С-спасибо, — выдавила из себя француженка.

На это женщина захохотала и отпустила подбородок той.

— Братик, давай в лес, не хватало, чтобы кто-то из этих черножопых выжил и сбежал от нас, — сказала она отсмеявшись.

— В-вы меня не развяжете? — пробормотала Фавр де Поль, её голос был слабым, горло пересохшее.

— Зачем? — искренне удивилась её собеседница. Мориц куда-то удалился, махнув ещё нескольким мужчинам следовать за ним.

— В-вы же за нами пришли?

— Ну, в некотором роде, так и есть, — хрюкнула женщина и отвернулась от Кристины, — Приберите тела, да поживей! Магия ждать не будет. И потушите эту срань! — она махнула в сторону костра, — На холме Калькризе сроду костры не горели.

После она вытащила волшебную палочку с головой скалящегося волка, и последнее, что увидела Кристина Фавр де Поль, это был синий огонёк, появившийся на её кончике.

****

(21 августа)

Над пфальцским городком Браубах шёл ночной ливень.

Как и в более крупном Байрсброне, кайнцауберская часть здесь располагалась на окраине, с одной стороны ограниченная лесом, а с другой — возвышающимся замком Марксбург — старинной цитаделью на горе, притягательной туристической точкой и одновременно с этим центром изучения магических растений, известным на всю Германию. Притом, что волшебников в городке проживало меньше, но сам он был больше южного Байрсброна — пять широких улиц, три крупные усадьбы в центре: одна принадлежала Вальдхаузенам, другую занимали служащие Министерства Магии, всех его департаментов, а третью — магическая академия.

Академия эта была не такой известной, как те же Шармбатон и Дурмстранг, но зато выпускала в свет первоклассных травников, аптекарей, зельеваров и лекарей. Существовала она с 1278 года, будучи всего на два года младше самого кайнцауберского городка. Ещё здесь готовили, пусть это и не было так хорошо известно, специалистов по ядам и магическому виноделию — странно было бы в центре рейнского виноделия обойти подобную ипостась колдовского искусства.

Днём это был ещё пока спокойный городок на берегу Рейна — занятия у студентов ещё не начались. А сейчас невольному наблюдателю, если бы такой нашёлся и взглянул на залитые струями дождя аккуратные улицы, Браубах показался бы совершенно необитаемым.

А потом бы он пригляделся…

Русские наёмники располагались на окраине городка в одноэтажном доме с довольно просторной территорией, ограждённой резным забором, увитым плющом. Прямо к воротам выходила улица, на которой и стояла Академия, а над задним двором нависал могучий Марксбург, между которым и территорией русского штаба были довольно густые заросли. И вот теперь по небольшой площади, в центре которой был фонтан, перед воротами русского штаба ходили тени. Во множестве. Конечно же, если внимательный зритель пригляделся бы к этим теням, скрытым завесой ливня и ночной темнотой, то понял, что это всё люди или, по крайней мере, некто, визуально на них похожий. Двигались они крайне нетвёрдой походкой, словно бы все они только недавно вышли из бара, а потом забыли куда идти, потому остались слоняться по площади.

Иногда они подходили к воротам, утыкались в них лбом или трясли их мелко подрагивающими руками, но, не сумев открыть, удалялись прочь. Сами же ворота перегораживал своим бортом русский бтр, повернув пулемёты в сторону площади. Встал на свою бессрочную вахту он здесь после того, как все эти слоняющиеся товарищи появились на площади и попытались пройти внутрь. В ночной темноте они, в лохмотьях с истлевшими мышцами и свисающей лоскутами кожей, источали животный ужас, от которого совершенно не было спасения.

Произошло это около полуночи, примерно полтора часа, как русские развернули делегацию от самих Вальдхаузенов, требовавших сложить оружие и выдать всех жителей Браубаха, кто укрылся на их территории. Всего восемьдесят семь человек, двадцать пять мужчин, сорок одну женщину и двадцать одного ребёнка. Естественно русские ответили отказом. Они уже знали и политическую обстановку в Магической Германии, и судьбу Байрсброна, и то, что из Штутгарта вышла колонна для их эвакуации. В КАМАЗ, на котором наёмники доехали до Браубаха, конечно, можно было вместить много людей, однако не девяносто человек с какими-никакими пожитками. Потому русские послали куда подальше делегатов и остались ждать своих.

И вот примерно после полуночи часовые на воротах заметили движение на площади, а потом пришли в дикий неописуемый ужас от того, что на них из темноты вышло. Но так как караульные были вооружены и обучены, то вместо того, чтобы убежать сломя голову, они выпустили в ходячих мертвецов, что на них вышли, все патроны из своих обойм, разметав ошмётки мертвечины по площади. Парней сменили, увели в штаб, где, к счастью, оказались медики из числа укравшихся цауберов, и они смогли снять эффект неописуемого ужаса, который оставался в их сознании.

От греха подальше командир наёмников решил перегородить единственный вход на территорию бтром и посадить часовых уже внутрь. Примерно через час после появления мертвецов перед воротами бодрым шагом к русским под уже начавшим накрапывать дождиком проследовала та же делегация волшебников, что уже ранее требовала сдачи. Не дожидаясь, какое же предложение будет озвучено на сей раз, русские повернули стволы пулемётов в сторону подошедших немцев, дополнительно направив им ещё и прожектор. Те, словно вампиры из голливудских фильмов при виде солнца, зашипели и отпрянули в темноту. Русские повернули башню бронемашины вслед за ними. Немцы замахали руками, некоторые даже вытащили палочки. Русские шевельнули пулемётами. Немцы осознали, что диалог не состоится, и ретировались с площади.

Зато с того времени и дождь пошёл сильнее, и площадь заполнили ходячие мертвецы. К счастью для наёмников сторонники Вальдхаузенов не хотели под ливнем проводить операцию по захвата штаба, и просто оставили русских в осаде. В середине ночи деблокирующая колонна Клима сообщила, что прошла Мангейм, а значит примерно к рассвету они имеют все шансы добраться до Браубаха, ну, а с восходом солнца, может, и мертвецы будут не такими страшными.

Часам к четырём утра, когда внутри уже все гражданские спали вповалку, а часовые WarConsulting клевали носом, через забор осаждающие перекинули какой-то предмет. Предмет покатился по дорожке и заголосил вполне по-немецки: “Предатели и иноземцы! Сдавайтесь или умрёте! С первыми лучами солнца мы пойдём в атаку и убьём каждого, кто будет находиться по вашу сторону забора! Любой, кто считает, что узурпатор может править Германией, не должен жить на нашей земле! Сдавайтесь сейчас и предстаньте перед судом! Сдавайтесь! Сда…” — предметом был череп, и этот череп разметала в клочья заклинанием старая женщина, ректор Марксбургской Академии, появившаяся на крыльце.

Она со злостью произнесла какое-то ругательство на немецком и уже развернулась, чтобы уходить внутрь, как натолкнулась на главу русских.

— Когда ваши прибудут? — спросила она строго, будто на экзамене.

— К утру обещают, — мужчина смерил её взглядом и устало вздохнул.

— Если эти полезут раньше, поднимайте нас, будем драться, — она посмотрела ему в глаза так, что тот понял, что отвечать-то в общем и не имеет никакого смысла.

Потому он просто кивнул.

1 — Битва при Эль-Аламейне — сражение Североафриканской кампании Второй мировой войны, в ходе которого британские войска под командованием генерала Бернарда Монтгомери нанесли поражение североафриканской итало-немецкой группировке фельдмаршала Эрвина Роммеля в октябре-ноябре 1942 года.

2 — Могадишская миля — эпизод наземной эвакуации подразделений армии США во время сражения в Могадишо 1993 года, когда механики-водители эвакуационной бронегруппы начали движение на нормальной походной скорости, пешие измотанные подразделения вскоре отстали и оказались без прикрытия. Им потребовалось пройти примерно полмили до точки встречи с ждавшей их бронегруппой.