В вибрации двух мобильников на мраморной поверхности тумбочки возле его кровати было что-то настораживающее, она тревожила больше обычного. Прижавшись друг к другу в поцелуе, они разъединились, как два моллюска в ритуале спаривания. Фалькон потер лицо ладонью, вспоминая, спросил себя: кто же вчера ночью явился невинной жертвой? Исабель Санчес. Встряхнувшись, он приподнялся на локте, схватил телефон и прижал его к уху.
— Diga.
— Не трудись отвечать по второму телефону, — сказал голос Пабло. — Это тоже я.
— Накануне у меня было четыре убийства и два задержания за один час. И это не считая самоубийства на Уэльвском шоссе. Так что, надеюсь, ты звонишь не для того, чтобы озадачить меня чем-нибудь сложным, — сказал Фалькон. — Сегодня у меня и так дел невпроворот, начиная с очень малоприятной беседы с комиссаром Эльвирой.
— Мне нелегко это тебе сообщать, Хавьер, — сказал Пабло. — Поэтому скажу прямо, как есть. Сегодня примерно в 8.40 Якоб Диури на моторке, начиненной взрывчатыми веществами, врезался в борт судна «Принцесса Бухра», принадлежащего королевской семье саудитов.
Молчание.
Фалькон изумленно моргнул.
— Капитан и команда эвакуировались и были подобраны проходящим сухогрузом. «Принцесса Бухра» затонула мгновенно. Кто оставался на борту — нам неясно.
— Вы уверены, что это был Якоб?
— Абсолютно уверены, — сказал Пабло.
— Откуда это известно? — воскликнул Фалькон. — Это случилось меньше часа назад. Как вы можете быть так уверены?
— Послушай новости. Я только хотел предупредить тебя прежде, чем ты сам все узнаешь. О новости трубят все каналы, — сказал Пабло. — Ну, поговорим потом, когда приедешь на службу.
Скинув простыню, Фалькон стремглав, в одних трусах, сбежал вниз, включил телевизор, сел перед ним, откинувшись в кресле.
— Капитана и экипаж подобравший их вертолет доставил в Альхесирас, в больницу. Физически они не пострадали, но находятся в шоке. «Принцесса Бухра» затонула мгновенно. Предположительно на борту ее находилось четверо членов королевского саудовского дома, двое из которых занимали посты в правительстве, а двое других являлись представителями местной власти. Имена их будут установлены позднее.
Щелк.
— Террорист-смертник, звавшийся Юзеф Даури, направлялся из прибрежного Мертила, что в десяти километрах от северомарокканского городка Тетуана.
Щелк.
— О взрыве первым в 8.42 сообщил капитан танкера «Иньиго Тапиас», позднее сообщение подтвердила береговая охрана Гибралтара с пункта, находящегося в сорока трех километрах к востоку от Ла-Линеа. По-видимому, живых там не осталось.
В дверях кабинета выросла его экономка Энкарнасьон.
— Что случилось, Хавьер?
— Просто слушаю новости.
— О корабле, что взорвался возле Коста-дель-Соль? — сказала Энкарнасьон и перекрестилась. — Говорят, что это дело рук Аль-Каеды.
Эти слова навели его на мысль послушать телеканал «Аль-Джазира». Энкарнасьон передала ему почту, которая была оставлена около передней двери.
— Член экипажа сухогруза, подобравшего спасшихся с «Принцессы Бухры», сказал, что видел моторку, нацеленную на лайнер и протаранившую его борт. Произошел взрыв, вспыхнуло пламя, «Принцесса Бухра» раскололась надвое и немедленно затонула. Мы все еще пытаемся получить достоверные сведения о том, кто находился на борту судна. Предположительно там было шесть членов саудовского королевского дома, направлявшихся из Танжера в Марбелью. Ответственность за эту катастрофу взяла на себя базирующаяся в Марокко террористическая организация МИБГ — группа боевиков-исламистов марокканского происхождения. Ими назван и непосредственный исполнитель — Якоб Диури, по нашим сведениям, являющийся владельцем и директором швейного предприятия, расположенного в Сале, неподалеку от марокканского Рабата. А сейчас, чтобы обсудить произошедшее, мы пригласили в студию…
Фалькон выключил телевизор, уронил на пол пульт. Почта, которую принесла ему Энкарнасьон, разлетелась по плитам пола. Понурившись и уперев локти в колени, он сильно, как тисками, сжал руками голову, пытаясь уловить своим потрясенным сознанием хоть какую-то логику события. Прошедшая ночь оказалась тяжелой, но завершила ее катастрофа поистине огромного масштаба. Внутри он чувствовал лишь пустоту, мрак и отвратительный холод. Скорбь и ужасные опасения последствий того, что сделал Якоб, боролись в его душе за первенство, в то время как он сидел, уставясь в глиняный пол, но тут взгляд его упал на валявшийся на полу конверт из отеля «Приморский», Марбелья, с его адресом, написанным рукой Якоба. Он поднял конверт, на штампе значилась вчерашняя дата.
Дорогой Хавьер
Когда ты вскроешь этот конверт, ты уже будешь знать о том, что произошло прошлой ночью в Гибралтарском проливе, — тебе об этом сообщат или же ты увидишь это в новостях (как источник рекомендую «Аль-Джазиру»), Хотя все это произойдет в море, происшествие, несомненно, вызовет у вас смятение. Такая реакция рассчитана и является важной составляющей всего плана. Но прежде чем разбираться в этом, разреши мне начать с самого начала в надежде, что я сумею объяснить тебе все.
Прежде всего прости мне мою ложь. Абдулла не был и теперь никогда уже не будет завербован МИБГ. Помнишь, что я сказал тебе тогда в Мадриде о том, что им чужда жалость? Я убедился в этом самым печальным образом — на собственном опыте. Я сказал тебе тогда и о том, что их смущает моя немарокканская половина. Они не полностью и не безоговорочно доверяли мне. Это чистая правда. Но они искали подход к Файзалю. Поэтому они сразу же объявили мне о своем намерении приобщить к движению Абдуллу. Они сказали, что мальчику должно льстить участие в джихаде рука об руку с отцом и что они сделают из него великого воина-моджахеда.
Во время нашей встречи в Мадриде я был полностью деморализован. Открывшаяся перспектива ужасала меня. Ведь предотвратить намеченное было бы для меня невозможным, не разоблачив себя как их врага. Но, поделившись со мной этой идеей, они не стали воплощать ее в жизнь, а вместо этого то и дело стали заговаривать со мной о Файзале. Они касались этой темы так, словно уже хорошо знали Файзаля и знали его если не как активного участника их движения, то, по крайней мере, как своего сторонника, разделяющего их идеологию. В известной степени это действительно так, если отвлечься от того, что мировоззрение Файзаля гораздо шире и мыслит он значительно масштабнее. По прошествии нескольких недель они подошли к вопросу с другого боку: стали обсуждать со мной некоторые черты Файзаля, для них неприемлемые. Кроме того, они принялись выведывать у меня, как организована охрана Файзаля во время его поездок.
Угроза вербовки Абдуллы исходила от человека, в чьей способности с легкостью это сделать я не сомневался. Самое ужасное, что они заразили меня, отравив своими подозрениями. Стоило им впервые упомянуть о вербовке, и я начал следить за Абдуллой, искать в нем перемены, залезать в его компьютер, проверять, с кем он общается, куда ходит. Они заставили меня шпионить за собственным сыном.
Я сразу же заверил их, что охраняется Файзаль очень тщательно. Никто не допускается к нему без предварительного обыска. Это не было абсолютной правдой. Меня никогда не обыскивали, но его охранники следили за мной и за моими передвижениями и перед каждой из наших встреч удостоверялись, что я чист. Но я не хотел, чтобы МИБГ воображала, что у нее есть шансы добраться до Файзаля через кого-то ему близкого. Это было бы ситуацией невероятной. И тогда-то и начались уроки мореходства. Они были хитроумны, эти черти. Они тренировали нас троих одновременно. И для чего именно — не знал ни один из нас.
Беспокойство мое возрастало. Я находился под все усиливающимся давлением. Я рассказал все Файзалю. Прости меня, Хавьер, но так или иначе, основной мишенью был он, а, как ты справедливо заметил, опыт в такого рода делах получить невозможно. Он мог бы выпутаться из беды, избавившись от меня, но он заботился о моей безопасности и конечно же думал о будущем Абдуллы. Уж такой это был человек. Единственным нашим спасением было противопоставить МИБГ наш собственный план.
Я сообщил МИБГ о планируемых передвижениях Файзаля из Танжера в Марбелью. Им и без меня это уже было известно, почему и начались все эти уроки судовождения. Я вступил в сговор с моим непосредственным куратором в МИБГ — вызвался протаранить «Принцессу Бухру», за что он должен был гарантировать мне, что Абдулла никогда не будет завербован в организацию. Я объяснил ему, что не хочу для сына такой судьбы. И вскоре стало очевидно, что именно этого они от меня и ждали.
Не стану утомлять тебя подробностями нашего плана — посадить на корабль Файзаля и его родных и затем снять их в Танжере. Достаточно сказать, что мы собирались создать вокруг этого события большую шумиху с участием большого количества людей, после чего «Принцессе Бухре» надлежало выйти из порта с капитаном и экипажем, слегка увеличенным за счет очень опытных матросов. Надо сказать, судну этому было пятнадцать лет, и оно нуждалось в очень серьезном ремонте. Его все равно собирались списать и купить новое, но теперь всем этим займется страховая компания. Сообщение о том, кто находился на борту, даст пресса не раньше чем через двадцать четыре часа. Почему — ты поймешь позже.
Согласно первоначальному плану, я должен был перед самым столкновением выпрыгнуть из лодки, но такое было бы под силу разве что Джеймсу Бонду, и к тому же я так или иначе был бы вынужден после этого оставить семью и скрываться под чужим именем в Саудовской Аравии, а пережитое в детстве исключало для меня такую возможность. Альтернативой было — открыть все Абдулле, но это значило бы повесить на мальчика тяжелую ношу, а учитывая его тесные отношения с вербовщиком из МИБГ, я был бы всегда под дамокловым мечом. К тому же я не хотел больше оставаться шпионом, Хавьер. Я уже очень давно разочаровался в этом ремесле. Действительность оказалась гораздо страшнее того, что я себе нафантазировал. Поверь мне, что теперь я наконец в мире с самим собой и совершенно спокоен. Все страхи, о которых я говорил тебе в Мадриде, улеглись, сознание словно покрыла пелена.
И под конец — последние мои просьбы. Покажи это письмо Абдулле, но не оставляй ему его. Крайне важно, чтобы он не видел во мне мученика террористической идеи, почему я и пишу это письмо собственной рукой. Сделай то, что я прошу, возможно быстрее. В Рабате он будет в четверг, но, учитывая события, может, и раньше.
А еще я хочу, чтобы ты поехал в Фес и отыскал там Мустафу Бараката, который будет находиться в городе до пятницы, когда ему предстоит вылет в Германию. Если агенты НРЦ хорошо знают свое дело, ты, должно быть, к этому времени уже кое-что знаешь о нем. Между семействами Диури и Баракат очень тесные связи. В свое время он был мне как брат, и поэтому я никогда бы не решился сделать то, о чем собираюсь попросить тебя сейчас.
Я хочу, чтобы ты нашел Мустафу Бараката и убил его. Он был моим непосредственным контактом в МИБГ, и это человек крайне опасный. Он завербовал меня специально для того, чтобы я помог организовать убийство Файзаля, и именно он стоит за похищением Дарио. Он может доказывать, что сделал это для того, чтобы отвлечь тебя и помешать раскрытию «его плана» — протаранить «Принцессу Бухру». Но я знаю, что не меньшей причиной была просто его злоба, и это меня бесит. Ставить под угрозу жизнь родственника — непростительное преступление, и он должен умереть. Саудиты задержат свое сообщение в прессу, пока не услышат вестей от тебя.
Я уверен, что Дарио ты обнаружишь в семейном гнезде Диури в Фесе. Берегись там одной женщины, живущей особняком и, по-моему, скрывающей у себя мальчика. Это мать Мустафы Бараката — она не только зла и порочна до мозга костей, но как мне кажется, и не совсем нормальна. Если до нее дойдет, что сын ее убит, она способна убить Дарио.
Так что перед тобой трудная задача — убить Мустафу Бараката и немедля спасти мальчика. Выполняя это, постарайся не рисковать ни своей жизнью, ни будущим. Однако мне не хотелось бы, чтобы ты обращался за помощью к марокканским специалистам. Они не остановятся перед тем, чтобы начать пытать Мустафу Бараката, а это гиблый номер, потому что он ничего не выдаст. И вообще я этого не хочу. Боюсь, что в будущей жизни принял бы за это муки раскаяния.
И еще одна, последняя тайна, потому что, как я знаю, тайны — это твоя профессия. Тебя может заинтересовать анализ ДНК Мустафы Бараката, из чего ты выяснишь его родословную.
Ты, должно быть, сейчас переживаешь глубокое потрясение, и мне жаль, друг мой, что я стал этому причиной. Меня очень растрогали те слова, что ты сказал мне в отеле «Брауне» в Лондоне. Но знаешь, Хавьер, одинок ты никогда не будешь. Для этого ты слишком великодушен.
Хотел бы еще раз обнять тебя напоследок. Как хорошо, что смог попрощаться с тобой сегодня в Осуне.
Не грусти обо мне и не жалей меня. Я теперь свободен.
Фалькон сложил письмо, сунул его обратно в конверт. Позвав Консуэло, он велел ей собрать вещи и подготовиться к поездке в Марокко еще до полудня.