Садык всегда во всем сомневался.
- А ты точно знаешь?
- Точно.
- Рубль двадцать?
Кудрат не ответил. Он скучающе посмотрел на потолок, где раньше было гнездо летучих мышей и густая паутина. Теперь гнездо они разрушили, и паутина висела клочьями.
- Подожди, - сказал Закир. - Почему же тогда их все не покупают? Простые стоят восемь, а такие крепкие - рубль двадцать.
- По справкам, - так же скучающе ответил Кудрат.
- Ну и что? - недоверчиво, но примирительно спросил Садык.
- По справкам все дешевле. Там сказано - предприятиям и организациям.
- Значит, по справкам рубль двадцать. А без справок? - не унимался Садык.
- Если не верите, спросите у Азиза, - сказал Кудрат.
Это был запрещенный прием. Никто из ребят, сидевших на чердаке, не мог спросить у Азиза: для каждого это было бы унижением. Азиз был старше их, он окончил семилетку и служил курьером в какой-то конторе, где бухгалтером работал его отец, Уктамбек Таджибеков. Азиз ходил в длинных полосатых брюках, в ботинках фабрики «Скороход» и с ребятами говорил свысока.
- Спросите у Азиза, - повторил Кудрат.
- Ладно, допустим, - согласился поверить Садык. - У нас есть шесть рублей. Шестьсот на сто двадцать - пять. Мы можем купить пять пар бутсов. А справку где возьмем?
- Я напишу, - сказал Кудрат.
- Правильно! - обрадовался Закир. - Он умеет справки писать. Пиши справку.
Садык встал с циновки и вышел на балкончик.
Совещание происходило на чердаке дома, в котором два года никто не жил. Его бывший хозяин кузнец Саттар умер, а сын учился в Москве и со дня похорон отца в Ташкент не приезжал. На калитке и на дверях висели замки, заперта была и кузница, а на чердак ребята однажды пробрались с крыши дома, где жил Закир. Это было ранней веской, и к лету чердак был вполне освоен и обжит. Тут у них лежали циновки, по стенам расставлены ящики, в которых лежали книги и брошюры. В единственной нише на тряпочке лежал волейбольный мяч. Отец Закира к захвату мальчиками соседского чердака относился довольно равнодушно, и даже председатель махалинской комиссии - так в Ташкенте называют уличный комитет - не возражал.
Время приближалось к полудню.
Внизу был пустой дворик, за глиняным дувалом - узкая улица, по которой ехала арба, груженная мешками. На дувале росла трава и, еле движимые дыханием полуденного зноя, качались два мака.
- А мы разве предприятие? - обернулся Садык.
- Мы организация, - отвечал ему из пыльной и темной глубины чердака голос Кудрата. - Нас пять человек. Мы всегда вместе, мы играем в футбол. Мы даже не организация просто, а добровольная организация. Как артель.
«Может быть, мы и правда организация, - подумал Садык. - Вроде как артель». И тут же улыбнулся: артель футболистов. Такого он не слышал.
В прошлом году они впервые попали на стадион «Пищевик» и увидели, как играют в футбол. Потом они взяли две тюбетейки, набили их тряпками и сшили вместе. Играли на пустыре. Взрослые очень сердились на них.
- Как не стыдно! - сказал им однажды бухгалтер Таджибеков. - Такие большие, а бегаете в трусах, позорите свои семьи. Разве вы не мусульмане? Вы самарские, что ли?
Бухгалтер Таджибеков не с каждым разговаривал. Он вмешивался в жизнь улицы только тогда, когда, как ему казалось, такое вмешательство было крайне необходимо. Видно, он высказал свое мнение о футболе и в чайхане, потому что скоро ребятам просто не стало житья.
Старый чайханщик сказал им:
- Вы ногами бьете по голове пророка, безбожники! Вот увидите, на том свете черти так же будут бить по вашим пустым башкам, как вы бьете по этим несчастным тюбетейкам.
Председатель махалинской комиссии Махкам-ака относился к ребятам хорошо и даже принес им откуда-то волейбольный мяч, но и он сказал, что нехорошо таким большим мальчикам бегать в трусах, хотя на пустыре их мало кто видит.
- Надо уважать обычаи, - сказал он. - Мы боремся за раскрепощение женщины, но пока мальчики в трусах выглядят так нее неприлично, как женщина без паранджи. Конечно, скоро настанет время, когда можно будет женщинам ходить без паранджи. Такое время, конечно, настанет. Но в трусах - это слишком. Я убежден, что даже русские футболисты будут в конце концов играть в футбол в длинных брюках. Чем плохо?
Махкам-ака говорил об этом не раз, но мяч принес все-таки он. А то до сих пор играть бы ребятам двумя сшитыми тюбетейками.
Кудрат с Закиром наконец сочинили справку.
- Ну как? - с гордостью спросил Кудрат.
- Складно получилось, - удивился Садык.
Ему особенно понравилось начало: «Дана настоящая магазину…»
- Когда у Махкам-ака на пальце нарыв был, я ему несколько дней справки писал, - похвастался Кудрат, хотя об этом давно знала вся улица.
Закир стоял рядом с Кудратом и торжествовал. Он радовался любой удаче.
- Надо сообщить остальным, - сказал Закир, - как мы хорошо придумали. Рахиму надо сказать и Эсону-головотяпу. Мы все вместе в магазин пойдем.
Действительно, хорошо, если у всех бутсы будут. Прямо сегодня же пойти, и вечером на пустыре можно первую тренировку сделать. А потом можно на Бешагач пойти, сыграть там с большими ребятами.
Обо всем этом подумал Садык и потому с трудом выдавил из себя вопрос:
- А без печати справку примут?
Закир сразу огорчился, а Кудрат нисколько.
- Маленький, что ли? Конечно, без печати магазин не возьмет. Печать я достану. Я знаю, где она лежит. Я у Махкам-ака все знаю.
- Нет, - сказал Садык, - так не пойдет. Его обманывать нельзя. Если он сам поставит печать, я согласен.
- Конечно, поставит, - сказал Кудрат.
- А если он не поставит? - спросил Закир.
- Будем играть босиком, - твердо сказал Садык.
Ребята знали, что если он так говорит, спорить с ним бесполезно. Было решено, что Кудрат сейчас же пойдет в махалинскую комиссию и попросит председателя приложить печать. Конечно, тот согласится - ведь в справке все правда. А после обеда они впятером пойдут на улицу Карла Маркса, в спортивный магазин.
Садык попросил Закира подсадить его, достал из бывшего гнезда летучих мышей сверток, пересчитал деньги. Было шесть рублей четырнадцать копеек.
Махкам-ака председателем работал уже несколько лет. Это был смуглый голубоглазый невысокий старичок с черными усами, такими жесткими, что это было видно даже издали. Никогда еще махалинская комиссия не пользовалась таким авторитетом, как при нем. Махкам-ака всегда был в курсе всех уличных и даже домашних происшествий, и к нему часто приходили с жалобами.
А время было трудное. В Узбекистане только что закончилось проведение земельно-водной реформы. По новому закону многие богачи лишились своих земель и права продавать воду беднякам. Одни из них стали басмачами, другие, захватив все, что было ценного, бежали в города. И в Ташкенте появилось много таких людей. Они приезжали к родственникам и знакомым. Покупали дома и устраивались на работу. Все это было невозможно без махалинской комиссии, и поэтому у Махкам-ака стало много всяких забот. Появились и враги, хотя об этом мало кто думал.
Однажды к Махкам-ака пришел родственник бывшего купца Усмана, длинноногий Саидмурад, которого обычно называли Саидмурад-приказчик, и попросил справку о том, что он рабочий и из рабочей семьи. Справка была нужна для поступления на курсы советских продавцов.
- Нам нужны честные продавцы, - сказал Махкам-ака. - Почему ты хочешь с жульничества начинать?
Тогда тот предложил Махкам-ака взятку - сто рублей. Может быть, об этом никто не узнал бы, но Махкам-ака дал Саидмураду такой сильный пинок, что тот вылетел через дверь на улицу и сбил ишака, который вез на базар глиняные горшки.
Конечно, Махкам-ака не такой сильный. Как ни говори, а ему давно перевалило за шестьдесят. Просто, когда племянник Усман-бая положил на стол деньги, Махкам-ака швырнул их к порогу, а когда тот подбирал их с полу и все уже собрал, тогда Махкам-ака и дал ему ногой по тому месту, которое выпирало.
Много горшков тогда разбилось. Хорошо, что деньги несчастный Саидмурад еще держал в руках. Гончар, хозяин ишака, на базар даже не поехал. Домой повернул.
А председатель махалинской комиссии стоял в дверях своей конторки и, когда байский племянник полностью расплатился с гончаром, объяснил собравшимся:
- Когда-нибудь, в будущем, когда все-все будут честными, никаких справок никто просить не будет. Особенно фальшивых справок. Я убежден, что такое время настанет. Чем плохо?
Махкам-ака был человек аккуратный и очень заботился о своих посетителях. Поэтому он всегда приходил в конторку к девяти утра, в час дня уходил отдохнуть, а с трех до девяти вечера сидел в конторке или на пороге. Если он уходил куда-нибудь, то за стеклянной дверью поверх занавески вывешивал табличку: «Ушел домой», или «Пошел в исполком», или «Скоро буду». Таких табличек было пять, их нарисовал все тот же Кудрат, у которого был самый красивый почерк на всей улице. Обычно, проходя мимо конторки, Кудрат с гордостью поглядывал на таблички. Особенно ему нравилось: «Пошел в исполком», потому что в слове «исполком» он нарисовал много всяких красивых хвостиков и завитушек.
Но сегодня он подошел к стеклянной двери и нахмурился. Именно эта табличка висела за стеклом. Пошел в исполком - значит, неизвестно когда придет.
Со справкой в руках Кудрат постоял перед дверью, потом рысью побежал домой. Прежде всего нужно оставить справку дома, чтобы не помять.
Он так и сделал. Через десять минут с короткой доской под мышкой он подошел к дворику махалинской комиссии со стороны широкого арыка и, прислонив доску к дувалу, стал на нее, потом подтянулся на руках и перевалился внутрь. Как он и предполагал, дверь, ведущая во двор, была открыта. Махкам-ака никогда не закрывал ее летом.
Кудрат вошел в комнату. Здесь все было знакомо. В нише стоит крепкий железный ящик с большим замком, на столе - фарфоровый чайник и пиала. Переставив пиалу на подоконник, мальчик приподнял до блеска вытертую локтями крышку стола и из углубления в ножке вынул печать. Об этом тайнике Кудрату рассказал сам Махкам-ака. Он знал, что мальчик не проболтается, и объяснил так:
«Ящик хотя и тяжелый, его воры могут унести, а здесь никто никогда не найдет. И не потеряется. И место сухое. Чем плохо?»
Кудрат знал еще одну тайну. Ключ от железного ящика лежал точно в таком же углублении в другой ножке стола.
Он проверил, на месте ли ключ, сунул печать за пазуху, поставил пиалу и чайник на прежнее место и вскоре не спеша шел домой, неся под мышкой короткую доску.
Едва он переступил порог своего дома, мать спросила:
- Принес редьку?
Редьку он, конечно, не принес. Забыл. Пришлось идти за редькой. Потом его усадили обедать. А когда он пообедал и вышел на улицу, там его ждали ребята. Невысокий, коренастый Садык, большеглазый Закир, Эсон-головотяп - длинный, с длинной шеей, которая переходила в длинную голову. У Эсона были большие уши и раньше его все звали Ушастым, но в последнее время кличку ему переменили, потому что Эсон усиленно учился драться головой и достиг в этом больших успехов. Он закалил свой лоб и научился таким точным движениям, что, придерживая у столба двумя пальцами орех, мог ударом головы расколоть его. Эсон пришел со своим братишкой Рахимом, который совсем недавно стал играть в футбол и был голкипером, потому что у него вот уже месяца три болела нога.
- Вот, - сказал Кудрат и показал ребятам справку. Печать на ней была яркая, все буковки видно.
- Пошли, - сказал Садык, - а то магазин закроют.
- Не закроют, - сказал Кудрат, - он до темноты работает.
- Нет, не до темноты, - сказал Садык. - Магазин работает до шести часов.
- А сейчас еще трех нет, - сказал Кудрат. Ему нужно было полчаса, может быть двадцать минут, для того чтобы избавиться от ребят, особенно от Садыка, и положить печать на место, пока не вернулся из исполкома председатель махалинской комиссии. - Я сейчас не могу, - сказал Кудрат. - Мне нужно еще деньги отнести, мать велела. Вы меня подождите, я сейчас вернусь.
- Нет, - сказал Садык, - мы все пойдем. Мы и так долго тебя ждали.
- А на обратном пути не можешь деньги отнести? - спросил Закир. - Вдруг другие организации бутсы возьмут.
- Можно и на обратном пути, - сказал Кудрат. Он незаметно пощупал за пазухой печать и решил, что они вернутся из города раньше, чем Махкам-ака из исполкома.
Они шли и разговаривали, впятером загораживая всю улицу. Когда проходили мимо конторки махалинской комиссии, увидели табличку: «Пошел в исполком».
- Когда же ты успел печать поставить? - спросил Садык.
- Я его по дороге встретил, он мне на ходу поставил, - соврал Кудрат и рассердился: все Садыку надо, ничего и соврать нельзя!
У трамвайной остановки они увидели Азиза. Он шел им навстречу. В крепких ботинках, в полосатых брюках, на голове большая, плоская, как блюдо, корзина с крупными оранжевыми абрикосами. Он придерживал ее левой рукой, а в правой нес ведро, полное желтой моркови.
- Эй, вы, куда направились? - спросил он, не потому, что действительно интересовался, а для того только, чтобы обратить на себя внимание.
Не объяснять же ему, куда и зачем они идут…
- В город, - ответил Садык.
- Погулять, - сказал Кудрат.
- Гулять, голытьба? Как же вы это без денег гулять будете?
Не показывать же ему деньги…
- А то приходите к нам на плов, - продолжал Азиз, - к нам гости приехали издалека. Вы любите вчерашний плов?
Эту шуточку и Кудрат и Садык знали. Они промолчали.
- Ты любишь вчерашний плов? - опять спросил Азиз у маленького Рахима.
- Люблю, - ответил тот.
- Тогда приходи завтра… если останется.
Азиз добился своего и захихикал. Придерживая рукой корзину с абрикосами, он ни разу не оглянулся.
В спортивном магазине пахло бутсами и мячами. А может быть, просто колеей и резиной. Было пусто. Продавец скучал. Только над застекленным прилавком стоял один покупатель - светловолосый молодой человек в вельветовой куртке. Под стеклом прилавка лежали увеличительные стекла, какие-то коробочки, пачки бумаги с надписью «Ред стар». Там же лежал небольшой и удивительно красивый фотоаппарат с гармошкой. Надпись на фотоаппарате была не русская и не узбекская.
Бутсы стояли на полках. Они были черные, с белыми шнурками. Распяленные на деревянных вешалках, висели белые и красные нитяные футболки, белые спортивные трусы, окаймленные синим, висели волейбольные сетки, похожие на гамак, лежали связки каких-то веревок. А между полками на одинаковом расстоянии друг от друга парами висели боксерские перчатки. На самой верхней полке рядами были расставлены полированные кегли. Их никто не покупал, и стояли они только для красоты.
- Нам нужно пять пар бутсов, - сказал Садык и выложил на прилавок мятые бумажки и мелочь. Тут было ровно шесть рублей. Четырнадцать копеек они оставили дома.
- Пять пар бутсов, - сказал продавец, - стоят сорок рублей. - Он даже не взглянул на деньги.
- А мы по справке, - сказал Кудрат.
- Ну и что? - возразил продавец.
- Мы - организация, - объяснил Кудрат.
- По перечислению, что ли? - спросил продавец.
- По какому перечислению?
Кудрат положил перед продавцом справку:
- Вот справка. Мы организация. Нам надо пять пар бутсов.
- Пожалуйста, хоть сто пар - по восемь рублей.
- У вас написано - организациям отпускается. И цену я видел. Там, где написано «организациям», там рядом бутсы лежат и написано: рубль двадцать копеек.
- Ты что-то путаешь, - засомневался продавец.
- Вот там, на улице, - сказал Кудрат.
- Пойдем посмотрим, - сказал продавец.
Все вышли к витрине.
- Вот смотрите, - показал Кудрат. - Здесь написано: «Организациям и предприятиям». И вот здесь написано: «Рубль двадцать копеек».
- Грамотный очень!.. - рассердился продавец. - Рубль двадцать стоит шахматная доска.
- Извините нас, - сказал Садык. - Значит, мы просто ошиблись.
Эсон обиделся:
- Вечно ты, Кудрат, что-нибудь путаешь!
Закир рассердился:
- Ты только справки писать умеешь! Трудно было зайти спросить?
А Садык засмеялся. Не над Кудратом, а просто так.
- Ребята, а зачем нам бутсы? Ни на одной улице ни у каких ребят бутсов нет, все босиком играют. Если мы будем в бутсах, мы им ноги поломаем, мяч порвем.
- И действительно, зачем нам бутсы! Рахим - голкипер, он руками играет, Эсон-головотяп - головой…
Так они стояли и разговаривали около витрины.
Посовещавшись, ребята опять вошли в магазин. Теперь они внимательно осматривали все, что там было. А там было много всего, кроме бутсов. Были деревянные точеные кегли, крокетные молотки, черные мячи для лапты, которые почему-то назывались арабскими.
Блондин в вельветовой куртке все еще стоял у прилавка.
- Ребята, - сказал он неожиданно, - сколько у вас денег?
- Шесть рублей, - сказал Закир.
- Знаете что? - сказал парень в вельветовой куртке. - У меня есть к вам предложение. Хотите купить фотоаппарат?
- Этот? - спросил Закир.
Все видели, что фотоаппарат стоит двадцать пять рублей.
- Не этот, - сказал парень. - Этот я сам хочу купить. У меня дома есть фотоаппарат. Он хуже этого, но хороший. Я вам продам его за пять рублей. И пластинки давать буду. И проявлять буду. И учить снимать буду. Дайте мне сейчас пять рублей, и пойдем ко мне домой за фотоаппаратом. А если не понравится, я за те же деньги его у вас выкуплю.
- А зачем нам фотоаппарат? - спросил Кудрат, пряча за пазуху ненужную теперь справку. - Мы же футбольная команда.
- Как зачем? - сказал парень. - Фотографироваться. Все вместе и сфотографируетесь. На память.
Мысль о фотоаппарате никому из ребят в голову не приходила, по крайней мере до сих пор, и никто бы не решился так быстро переменить планы. Но Садык сказал:
- По-моему, фотоаппарат купить надо.
- Конечно, надо, - обрадовался парень. - Вот скажите, у ваших знакомых или у знакомых ваших знакомых у кого-нибудь есть фотоаппарат? Ни у кого нету! А у вас будет настоящий фотоаппарат. И еще я вам в придачу собаку дам. Доберман-пинчер.
- Нет, - сказал Садык, - собака нам не нужна. У нас на улице много собак.
- Ребята, - сказал парень в вельветовой куртке, - ни о чем я вас не прошу, только пойдем ко мне домой и посмотрите, какой фотоаппарат. Понравится - купите, не понравится - не купите. Пойдете?
- Нет, - сказал Эсон.
- Далеко? - спросил Закир. - А то у Рахима нога болит.
- Недалеко, недалеко! - уговаривал их парень. - У Воскресенского базара.
Это было по дороге домой.
- Пошли, - сказал Садык, - посмотрим.
Иван Кустов - так звали парня в вельветовой куртке - жил в глубине большого зеленого двора. Двор этот внутри был разделен штакетником на маленькие дворики. В каждом маленьком дворике был свой маленький цветничок и маленький виноградничек, и только у двери, которая вела в комнату Ивана, не было палисадничка, не было цветов, зато было огромное ветвистее дерево.
В комнате было пусто. Там стояла железная кровать, покрытая серым одеялом, посреди комнаты - табуретка, в углу на фанерном ящике - примус, на стене - гитара.
Парень выдвинул из-под кровати большой сундук и, откинув крышку, сказал:
- Смотрите…
Половину сундука занимал полированный ящик. Парень вытащил ящик, закрыл сундук и сказал:
- Вот это фотоаппарат. Почти камера-обскура. Честное слово, он стоит десять рублей. Если бы не были нужны деньги, никогда б его не продал. Отлично снимает. Годится как для пейзажных, так и для групповых фотоснимков. Очень прост в эксплуатации. Смотрите, это вот объектив. Он закрывается крышечкой.
Парень очень волновался. Но и ребята тоже. Именно такие фотоаппараты видели они у фотографов города Ташкента. К ним приникали дяденьки и, накрывшись черным, долго целились и наконец говорили: «Смотри, сейчас оттуда вылетит птичка». Потом они снимали крышечку. Птичка, конечно, не вылетала. А через неделю можно было прийти за фотографией.
Именно такой, не маленький, а большой полированный ящик.
- Вот, ребята, - сказал парень, - всего пять рублей. И еще кассета с пластинкой. И приходите ко мне домой в любое время, буду вас учить фотографировать. Хотите, сам к вам приду… Всего пять рублей. Договорились?
- Не знаю, - сказал Садык. - Как, ребята?
- А как его носить? - спросил Закир.
- Вот ручка, - сказал парень.
Действительно, у фотоаппарата наверху была ручка, как у чемодана.
- А собака где? - спросил Рахим.
- Ах, собака… - сказал Иван Кустов. - Сейчас будет собака. - Он выбежал из комнаты, не захлопнув за собой дверь.
Ребята стояли около фотоаппарата и имели возможность посовещаться.
Парень был прав. Ни у кого на их улице, даже и на соседних улицах не было фотоаппарата. Если бы был, они бы уж знали. И всего пять рублей. Рубль еще остается.
Парень вернулся с собакой. Это была даже не собака, а щенок. Небольшой гладкошерстый песик без хвоста.
- У нас на улице такой собаки нет, - сказал Рахим.
- Конечно, - сказал парень. - У вас сразу будет и собака, и фотоаппарат. Теперь смотрите, как снимать. Вот все вы станете, наведете фотоаппарат… Иди сюда, я тебе покажу, как наводить фотоаппарат… Его можно поставить на штатив, но штатива у меня нет. Поэтому его можно поставить на пригорок, или на табуретку, или на забор и держать руками. Навести надо вот так, потом надо вытянуть крышку кассеты, вот эту, - показал парень, - потом сказать: «Внимание!» - и снять крышечку. Сосчитать до десяти и крышечку закрыть. И все. А потом придете ко мне, я вам пластинку проявлю, заряжу в кассету новую пластинку. И так все время буду вам помогать.