Крылья черного ворона

10

Выйдя из трактира, они увидели все население деревни, стоящее на обочине дороги — всех этих женщин во вдовьих одеждах и горстку мужчин, из которых один был безобразней другого.

Все они неуверенно смотрели на Хейке и Петера с едва теплящейся надеждой. И в их глазах Хейке увидел молчаливую, безнадежную мольбу, смятение, ужас.

От этих взглядов мороз побежал у него по спине. А что, если ничего не получится? Наверняка так оно и будет, учитывая его неосведомленность во всем.

К удивлению обоих юношей, с запада небо стало затягиваться тучами. Это было очень некстати. Облака готовы были закрыть полную луну, пока еще бледную и неяркую, а солнце уже садилось за гребень холма.

— Надо было прихватить с собой факел, — заметил вскользь Петер.

— На кладбище есть фонарь, — сказал Хейке. — Жено говорил мне об этом.

— Прекрасно! Но мы еще многое успеем сделать, пока не стемнело!

— Конечно! Здесь темнеет не сразу.

Зайдя за угол дома, они увидели церковь. У ворот стоял человек и ожидал их — очевидно, это и был проводник, о котором говорил Жено.

И тут солнце зашло за гребень холма, на долину упала тень. Казалось, холод смерти забирает их в свои объятия — и Петер резко остановился.

— Думаю, мне не стоит туда идти, — сказал он. — Скитаться ночью среди могил! В особенности после того, как мне стали известны твои намерения.

— И что же тебе стало известно?

— Думаешь, я не знаю, как поступают люди с призраками? Как обезвреживают их?

— Хорошо, тогда поскачем отсюда прочь. Без Николы.

— Нет, — поспешно возразил Петер. — Пошли, как-нибудь переживем это!

Они поздоровались со старым, скрюченным человеком.

— Ты здешний священник? — спросил Хейке.

— Нет, священника у нас больше нет, княгиня этого не захотела. За кладбищем слежу я. Собственно говоря, я уже собирался ложиться спать, — дрожащим голосом произнес старик. — Но когда мне сказали, что вы задумали, я… Я не хочу идти с вами!

— В этом нет необходимости. Только скажи нам, где эти могилы, а остальное мы сделаем сами.

Петер был явно не в восторге, когда они обошли церковь и направились к кладбищенской ограде. Он беспрестанно оглядывался по сторонам, и Хейке к своему огорчению заметил, что тот смотрит в сторону крепости.

— Поздновато вы пришли, — испуганно произнес старик. — Солнце уже село, вам бы не следовало этого делать.

Хейке понял. Призраки беспомощны днем; в это время они лежат в своих могилах. Ночью же они оживают — и тогда с ними справиться невозможно.

Но темнота еще не наступила. За холмами солнце еще светило вовсю, только в ущелье Штрегешти наступили сумерки.

И с наступлением темноты из крепости должна была выехать карета. И тогда уже не сладишь с этой знатной дамой и ее странным кучером!

— Нам нужно спешить, — лихорадочно произнес Хейке.

Старик кивнул и стал отпирать замок своими заскорузлыми руками.

Наконец замок поддался и ворота заскрипели, словно их не открывали уже целый год. Они прошли на кладбище.

— Я не понимаю этих надписей, — сказал Хейке, ни словом не обмолвившись о том, что вообще не умеет читать.

— Я сейчас прочитаю! — сказал Петер. — Хорошо, что я хоть чем-то могу тебе быть полезен!

Вид у него был кислый, и Хейке мучила совесть из-за того, что он втянул Петера в это мрачное занятие, но одному ему было не справиться.

Кладбище было ужасно запущенным, в этом Феодора была права. Корни, толстые, как веревки, опутывали здесь все. И Хейке со страхом обнаружил, что лес подступил к самым стенам церкви. Этот влажный лес протягивая к могилам свои ветви, тайком запускал в них свои корни.

Надписи на вертикально стоящих надгробных камнях прочитать было легко, но они не представляли собой особой ценности, по словам старика. Только лежащие на земле плиты скрывали могилы знатных представителей рода.

— Это кладбище старое? — спросил Хейке.

— О, да! Более старое, чем можно себе представить.

У Хейке под курткой был спрятан длинный, заостренный на конце стальной прут, а также небольшая кувалда. Он стащил все это на постоялом дворе и никому не показывал, даже Петер не знал об этом.

Стряхнув листву с ближайшего надгробного камня, Петер прочитал:

— «Сабин де Мунтеле». Здешних воевод звали Мунтеле?

Хейке перевел вопрос.

— Да, — кивнул старик. — Так называется вершина горы, которую вы видите на юге. Здесь покоится один из воевод, мир праху его!

При этом старик торопливо, испуганно перекрестился.

Хейке перевел его ответ Петеру.

Провожатый их явно нервничал, семенил с места на место короткими старческими шажками, оглядывался по сторонам, то и дело облизывал губы.

Петер читал дальше:

— «Воевода Михаил де Мунтеле»… Уфф, я никогда не любил читать цифры! «Умер в MDLXXIV». Какой это год? 1574?

— Похоже, что так, — сказал старик своим дрожащим голосом, когда Хейке перевел ему слова Петера. — Но, если хотите, я проведу вас к нужным могилам…

Они шли за ним, пока он внезапно не остановился, так что они натолкнулись на него.

— Дальше я идти не могу, — прошептал он, вытаращив от страха глаза, — это опасно для меня и для моей семьи. Могилы расположены у самой стены, вы сами сможете найти их… — с таинственным видом, еле слышно бормотал он, указывая рукой на самую запущенную часть кладбища. Лес там почти вплотную подступал к стене, скрывая могилы в зарослях ветвей и стеблей.

После этого старик засеменил прочь настолько быстро, насколько позволяли его короткие шажки.

Хейке с тревогой посмотрел на небо, которое теперь из бледно-желтого и оранжевого стало огненно-красным. И на фоне этого пламенеющего закатом неба с севера бесшумно летели черные птицы, вороны, направляясь прямо к скальному уступу, делившему долину на две части — на живую деревню и вымершую. И на границе этих частей прямо за скалой, возвышалась над лесом Cetatea de Strega, «Крепость ведьмы». Но с кладбища ее не было видно.

Та часть деревни, на которую наступал лес, вымерла…

— Нам нужно торопиться, — приглушенным голосом произнес Хейке, — пока еще светло. Скоро уже прибудет…

— Карета? — так же тихо произнес Петер. — Хорошо бы, я уже давно жду ее.

«Но совсем по другой причине, нежели я, — подумал Хейке, — тебе не терпится увидеть свою прелестную Николу».

Хейке мог понять Петера. Но его товарищу нужно было набраться терпения. Всему свое время!

Одолеваемый нервозным беспокойством, Петер бродил среди переплетенных корней. Старик дал ему небольшой топорик, чтобы подрубать корни.

— Вот здесь! — негромко произнес он. — Иди сюда!

Переступив через корень, напоминающий живую змею, Хейке наклонился над едва различимой мраморной плитой.

Петер соскреб с плиты присохшую листву и стал отдирать закрывающие плиту корни, которые оказались очень крепкими.

— Смотри, что здесь написано! «Феодора»…

— Ой! — вырвалось у Хейке.

— В этом нет ничего странного, — сухо заметил Петер, — взгляни на соседний камень, что стоит наискось. Там тоже написано «Феодора».

Надежда Хейке тут же угасла.

— Да, конечно, она говорила, что это распространенное в их роду имя. Но мы ищем не это имя, Петер!

— Я знаю. Пойдем, посмотрим еще!

Петер был теперь захвачен азартом поиска. Став на колени, он принялся разгребать листву и удалять корни. Хейке помогал ему.

Они обнаружили огромный монумент, почти полностью скрытый растительностью.

— «Богдан», — прочитал Петер. — Несомненно, это тот самый бесноватый Богдан.

— Здесь должны лежать Борис и его четверо жен, — сказал Хейке. — Здесь одно большое надгробие и четверо поменьше. Но как…

Они явно приблизились к самому центру захоронения. Величие рода подчеркивалось массивностью и изысканностью надгробий.

— Хейке, иди сюда! — возбужденно прошептал Петер. — Посмотри! У самой стены!

Расчистив одно из помпезных надгробий, он склонился над ним — это было одно из последних захоронений, судя по виду, хотя и оно было достаточно старым.

— Вот здесь, — шепнул он Хейке, словно боясь, что кто-то услышит его. — Взгляни! Это двойная могила! Верхнее имя тебе хорошо известно, не так ли?

— Да. Снова Феодора.

— Верно. Но нижнее… — и Петер прочитал по буквам: — А-Н-С-И-О-Л-А!

— Это как раз то, что надо! — прошептал Хейке. — Давай скорее! Топор! А то солнце совсем исчезнет за горизонтом. Смотри, небо уже блекнет!

Могила совершенно заросла лесом, протягивающим свои щупальца из-за стены. Здесь было настоящее буйство ветвей и корней, а там, где оставалось пустое пространство, поверхность камня была завалена многолетним слоем опавшей листвы. Петеру пришлось изрядно потрудиться, чтобы добраться до надгробной плиты.

— Топор не берет, — пожаловался он, — он отскакивает от корней, как от толстой кожи.

— Топор должен быть достаточно острым. Дай-ка я попробую!

В лихорадочной спешке схватив топор, Хейке ударил им по первому попавшемуся кряжистому корню. Никакого действия!

Он снова попытался.

— Бесполезно, — пробормотал Петер. Наклонившись, он принялся рассматривать землю вокруг надгробия.

— Что ты делаешь? — спросил Хейке.

— Ищу отверстие.

Хейке понял, что ищет его товарищ. Когда речь шла о вампирах, люди обычно искали небольшие отверстия, похожие на норки змей, или смотрели, нет ли взрыхленной почвы вокруг могилы — это был путь, по которому они выходили по ночам наружу, потому что вампиры могли превратиться в кого угодно.

Но Ансиола-Феодора не была вампиром, это мог подтвердить в деревне каждый.

— Ты что-нибудь нашел?

— Нет. Совершенно ничего.

Хейке молча кивнул. Он снова ударил по корню топором, но с таким же успехом он мог пытаться поднять с земли дракона.

— Нам остается только убраться восвояси, — сказал Петер, которому явно не терпелось покинуть это место, чтобы отправиться к Николе.

И тут в памяти Хейке всплыло одно воспоминание. Из далекого детства, когда он долгие часы просиживал в тесной клетке. Воспоминание о песенке, которая сама вертелась у него на языке и слов которой он не понимал.

— Подожди, — сказал он Петеру.

Его товарищ нехотя повиновался.

Медленно-медленно в памяти Хейке всплывали забытые слова, из которых складывались рифмы. Произносимые помимо его воли, они медленно стекали с его губ, неуверенно соединяясь друг с другом…

Петер уставился на него.

— Господи, — наконец прошептал он. — Это же заклинания ! Laubereieder! Du bist doch ein Mahner![4]

Хейке лишь краем уха слышал, что Петер назвал его заклинателем духов и что пел он колдовские песни. Хейке не принадлежал больше самому себе, пение целиком захватило его, как это однажды было с Ульвхедином, как это было с Ханной.

Петер стоял, как зачарованный, и смотрел на него, не в силах ничего предпринять, не в силах поднять даже топор. И Хейке сам поднял топор и, не прерывая пения, ударил им по корню.

Корень с треском лопнул и скорчился, как в предсмертных конвульсиях. При виде этого Петер лишь испуганно покачал головой, по-прежнему не решаясь пошевелиться. А Хейке рубил корень за корнем, пока вокруг могилы не образовалась целая куча скрюченных обрубков.

От судорожного движения корней опавшая листва шуршала и шелестела.

Наконец надгробная плита была расчищена. Очнувшись, Петер принялся лихорадочно сметать с нее листья. Листва была влажной и грязной, ему пришлось потом вытирать руки.

Они посмотрели друг на друга, одинаково напуганные. Колдовство Хейке закончилось.

Плита была очень тяжелой. Они встали с одного конца и приподняли ее, прислонив к стене, как приподнимают крышку погреба.

И в сумеречном свете они увидели на дне могилы большой, тяжелый, необычайно широкий гроб.

— Они лежат в одном гробу, — неуверенно произнес Петер. — Никогда раньше не слышал о таких пещах!

— Я тоже. Но здесь должна быть наша Ансиола.

— Да.

И снова они вопросительно посмотрели друг на друга. Потом спрыгнули в не особенно глубокую могилу и осмотрели гроб. Они заметили, что гроб сделан не из дерева, но гроб был таким старым, что они не могли определить, из какого материала он был сделан.

— Это не дерево, — прошептал Петер, и Хейке понял, что он имел в виду. Те, что хоронили, хотели быть уверены в том, что покойник не сможет выбраться из гроба.

Огромные замки заржавели от времени, и не стоило особого труда их открыть. После этого они осторожно подняли крышку гроба, заранее трепеща от страха перед тем, что могли увидеть. Если бы в гробу лежал вампир, труп выглядел бы как живой, а гроб, возможно, был бы измазан кровью. Все прочие виды призраков также имели вид живых существ.

Крышка была поднята.

Ничего подобного они не увидели. И все же они были очень удивлены.

Там лежали два скелета. Один из них принадлежал взрослой женщине, другой же был скелетом ребенка, лежащим на ее мертвой руке.

Сначала они ничего не поняли.

— Разве у Ансиолы был ребенок ? — прошептал Петер. — До замужества?

— Очевидно, так. Никто об этом ничего не говорил.

Еще раз взглянув в гроб, Хейке сказал:

— Во всяком случае, здесь мы ничего не найдем, здесь нет никакого призрака. И мы осквернили их могилу!

— Наша теория оказалась несостоятельной.

— Да. Или нет, я не знаю. Возможно, речь идет о привидениях, ведь те поддаются распаду.

— Может быть, нам следует положить сюда кусок железа?

— Я прихватил с собой стальной стержень, — признался Хейке, — чтобы воткнуть его в сердце этой нечисти. Но в данном случае это не подходит. Если бы я был христианином, я положил бы в гроб крест. Это был бы выкуп за то, что мы потревожили покойников.

Петер тут же снял через голову цепочку, на которой висел маленький крестик.

— Совесть моя тоже нечиста. Я положу этот крест между ними. Не прочитать ли мне молитву?

— Да, а ты умеешь?

— Конечно!

Он положил в гроб крест, и когда они закрыли гроб и отошли от могилы, он сложил руки и прочитал короткую молитву, одновременно прося прощения за свое преступление. После этого они положили на место тяжелую плиту. Хейке почувствовал в себе какой-то странный покой.

— Ничего не понимаю, — сказал Петер, снова читая надгробную надпись. — Нет, подожди-ка…

— Что там такое?

— Ничего не понимаю! Смотри, что здесь написано: «Феодора — родилась в 1580, умерла в 1618. Ансиола — родилась и умерла в 1618».

— Никак ты не можешь разобраться с цифрами! Значит, этот маленький ребенок и есть Ансиола !

— Да. Тогда я вообще ничего не понимаю.

— В самом деле, это непонятно, — озабоченно произнес Хейке и огляделся по сторонам. — Тогда мы продолжим поиски. Нам нужна настоящая Ансиола. Отвергнутая невеста.

— Мы больше не можем продолжать поиски, ты хорошо это понимаешь, — раздраженно произнес Петер. — Сумерки сгущаются, на небе нет больше красок. Еще немного, и станет совсем темно.

— Но мы должны найти ее, Петер! Как иначе ты сможешь освободить Николу?

— Очень даже просто. Без помощи твоей глупой теории о том, что княгиня Феодора — это обманутая Ансиола.

— Это более, чем теория, ты не видел ее, когда она прикасалась рукой к свадебному платью.

— Но я не могу больше ждать! Разве ты не понимаешь, что меня ждет Никола? С тобой я тут просижу до утра. А я люблю ее!

Хейке подошел к нему поближе.

— Тебе нельзя идти туда ночью, ты просто с ума сошел! Люди здесь исчезают по ночам! Сегодня нам с тобой была дана отсрочка. Никто другой не выходил живым из крепости. Я не понимаю, почему княгиня отпустила нас, но я опасаюсь самого худшего. Пойдем, давай продолжим поиски, у ворот стоит фонарь, как нам сказали.

— Я потушу его, — сердито произнес Петер.

— Не создавай дополнительных трудностей, — умоляюще произнес Хейке.

— Ты валяешь дурака.

— Возможно. Но лучше что-то делать, чем пустить все на самотек.

С гор уже повеяло ночной прохладой. И Хейке подумал, что те красивые лошади и в самом деле не смогут перезимовать здесь.

Он думал о том, что же случилось с французами.

С наступлением темноты к нему вернулся прежний страх. Последний отсвет дня угас.

Если бы только Петер был более покладистым! Но он был словно околдован — и с наступлением темноты дело пошло еще хуже.

Луна стала ярче, но это не особенно помогало, потому что холодный ветер с гор собирал облака, так что к ночи луна обещала совсем спрятаться.

Он не догадывался о том, каким величественным выглядит сам, задумчиво стоя посреди этого маленького жуткого кладбища. В темноте, скрывающей его странно-безобразное лицо, он казался просто красавцем. И Петер увидел это — увидел то, что его товарищ более статен, чем он сам, и в нем пробудилась ревность, о существовании которой он не подозревал до тех пор, пока не попал в Штрегешти и не встретил Николу.

Ах, Никола, его бедная возлюбленная!

Преисполненный ранее неведомых ему подозрений, он исподлобья уставился на Хейке. Сын Людей Льда казался ему воплощением мужественности: он был несравненно шире в плечах, чем Петер, узок в бедрах, стройность его фигуры подчеркивалась затянутым на поясе ремнем, черные волосы волной лежали на его плечах, движения были плавными, кошачьими. Петер понимал, что сам Хейке не считает себя привлекательным, будучи уверенным в том, что он безобразен, как дикарь. Но Петер догадывался, какой колдовской привлекательностью будет обладать этот юноша с годами, когда по-настоящему возмужает.

Будет ли иметь тогда значение его сатанински-безобразное лицо?

Напротив, в этом есть своя особая привлекательность!

Ревность вспыхнула в душе Петера.

— Мы должны искать, — сказал Хейке, снова принимаясь за дело. — Где этот фонарь, ты видел его?

— Он стоит возле ворот, — со вздохом произнес Петер. — Но неужели мы действительно…

Теперь на кладбище Мунтеле было в самом деле страшно. Только теперь Хейке понял, какими старинными были эти могилы.

— Петер, какую последнюю цифру ты прочитал?

— Всех надписей мы не видели, но последняя цифра была 1618.

— Не думаешь ли ты, что есть более поздние захоронения?

— Не говори таких страшных слов! Ведь княгиня Феодора находится теперь в крепости. И Никола тоже. А отец Феодоры был воеводой!

— Никола наверняка никакая не родственница Феодоры, это просто деревенская девушка, как мне кажется, — сказал Хейке. — Она попала в руки ведьмы. А то, что отец Феодоры был воеводой… Когда, собственно, в Зибенбюргене правили воеводы? Что мы знаем об этом?

— Да, ты, пожалуй, прав, — удрученно произнес Петер. — Но, может быть, здесь по-прежнему есть воевода? Или, может быть, они правили в 1600-х годах? Нет, не пугай меня так! — шепотом произнес он. — Мне не терпится уйти отсюда!

Но Хейке настаивал на своем, и Петеру в конце концов пришлось уступить.

Луна то освещала участок неба, то снова пряталась за тучи, а они все ходили и ходили по кладбищу, занятые своими поисками. И каждый раз, когда Петер натыкался на имя Феодоры, мороз пробегал по его спине.

Но имени Ансиолы они больше не встретили.

Они знали, что осмотрели не все могилы. Многие надписи были совершенно неразборчивыми, другие были полностью закрыты ползучей растительностью. Иные же могилы были такими старыми, что надгробные плиты без всяких надписей просто помечали место захоронения.

Они обошли совсем небольшой участок кладбища, но Петер совершенно не желал продолжать поиски. Подняв голову, Хейке сказал:

— Слышишь?

Петер прислушался, но единственное, что он мог услышать, так это шорох листвы, напоминающий шепот потревоженных мертвецов. Ему стало не по себе, по спине побежали мурашки, он не мог пошевелиться от страха, словно что-то жуткое стояло у него за спиной.

— Нет, я ничего не слышу.

Хейке попытался разглядеть в темноте его взгляд.

— Разве ты не слышишь крики птиц?

— Крики птиц? Ты в своем уме?

— Не слышишь эти пронзительные звуки? Не слышишь, как они кружат над долиной? Они ищут добычу. Во тьме! Они учуяли где-то добычу.

— Они питаются мертвечиной, — мрачно заметил Петер.

— Да, — ответил Хейке. — Или осужденными на смерть. Разве ты не слышишь их?

— Ни звука!

— И я теперь не слышу… — растерянно произнес Хейке.

— Ты просто пугаешь меня!

— Вовсе нет… Тс!.. Я слышу что-то другое! А ты не слышишь?

Петер прислушался, неохотно следуя примеру товарища — и дрожь пробежала по его телу.

Теперь они оба слышали это: сухой хруст гравия и камней, цокот копыт.

— Карета! — воскликнул Петер в отчаянии. — Прибыла карета! Они теперь возле трактира и ищут меня. А меня там нет!

И только он хотел сорваться с места, как Хейке схватил его за руку.

— Нет, остановись! Ты просто спятил! Тебе хочется умереть?

— Отпусти меня!

— Мы еще не нашли ведьму.

— Не болтай! И к тому же теперь поздно, стало совсем темно, здесь уже ничего не найдешь.

Эти доводы показались Хейке логичными: призраки покидают по ночам свои могилы. И все-таки он должен был удержать друга.

— Подожди, Петер!

— Я сказал, отпусти!

— Я не хочу, чтобы ты умер.

— Я не собираюсь умирать. Никола нуждается во мне. О, нет, карета снова поехала! — в отчаянии воскликнул он. — Подожди! Подожди меня здесь!

Но у Хейке была железная хватка. Совсем потеряв голову, Петер повернулся и ударил его обухом топора. Хейке удалось увернуться, но удар все равно оказался тяжелым. Ему пришлось отпустить Петера. Скрючившись от боли, он обхватил голову руками. Удар пришелся по шее за ухом и по плечу.

Перед глазами у Хейке плыли разноцветные круги, он слабо стонал, ноги у него подкашивались. И все-таки он попытался снова схватить Петера и удержать его.

Видя, что Хейке вот-вот потеряет сознание, и будучи вне себя от бешенства, Петер стоял некоторое время и размышлял. Потом потащил своего обмякшего приятеля к могиле воеводы, втолкнул его в мертвецкую и прочно запер дверь.

И сразу побежал, сломя голову, за каретой, которая как раз выезжала из деревни.

— Подождите! Подождите меня, я иду, я здесь! — кричал он так, что его слышала вся деревня.

Но карета уже скрылась в темноте за выступом скалы.

Петер бежал и бежал. Он должен был сам вырвать Николу из когтей Феодоры! Ведь любовь способна на все!

Так думал он, со слезами на глазах продираясь сквозь тьму.