Крылья черного ворона

5

Подъезжая к перевалу Мурес, он встретил попутчика. На берегу реки Мурес, в том месте, где она переходит с зибенбюргенских высот на венгерскую пустю*[1], находилась большая деревня.

Хейке был голоден, его походные запасы иссякли. Но по своему горькому опыту он знал, что люди, пугаясь его внешности, открещивались от него, как от самого Сатаны.

Тем не менее, ему необходимо было поесть. Стоя под деревьями на рыночной площади, он не знал, что ему делать.

Он чувствовал себя подавленным, всеми покинутым, не понятым людьми. Хейке был общительным по натуре, и это вынужденное отчуждение угнетало его. Дома, в деревне, все любили его.

Ему уже не раз приходила в голову мысль о том, что напрасно он покинул деревню.

Но он знал, что так было нужно.

Он знал также, что путешествие в Норвегию обещает быть труднее, чем он думал.

В деревне была ярмарка: торговцы, домашние животные, фокусники. Хейке смотрел на все это, широко раскрыв глаза: после Планины это место казалось ему средоточием жизни и движения.

Особенно его внимание привлекло одно интермеццо: на маленькой сцене стоял какой-то молодой человек и пытался привлечь толпу, демонстрируя свое колдовское искусство. Хейке он понравился: открытое интеллигентное и проказливое лицо, копна густых, темных волос, никогда не знавших ножниц, колючие карие глаза, смело очерченный нос и широкий, улыбчивый рот. Он скакал по сцене, словно гуттаперчевый мячик, проделывая немыслимо простые трюки — немыслимо плохо.

Публика была вне себя от ярости: в него швыряли гнилыми помидорами и прочими овощами и фруктами, визг и крики заглушали его австрийское пустословие. В конце концов он вынужден был слезть со сцены.

Хейке неуверенно подошел к потрепанному брезенту, служащему задником сцены. Молодой фокусник с удрученным видом стряхивал со своей одежды остатки гнилых помидоров.

— Во всяком случае, мне кое-что перепало! — с чисто жонглерским юмором говорил он, слизывая со своих пальцев томатный сок. И тут, сидя на земле, он увидел перед собой сапоги Хейке.

— Хочешь, я помогу тебе? — спросил Хейке. Молодой человек поднял голову.

— Ты кто? — спросил он, невольно подаваясь назад и делая рукой предостерегающий жест. — Уж не сам ли ты Черт, предлагающий свои услуги? Что тебе нужно взамен? Не мою ли душу?

— Свою душу ты можешь оставить при себе, — усмехнулся Хейке. — Я не имею никакого отношения к дьяволу. Но если ты дашь мне что-нибудь поесть, я, возможно, смогу помочь тебе в колдовском искусстве.

Обдумав его слова, юноша сдержанно произнес:

— Если ты колдун, почему же ты не можешь добыть себе пищу тем или иным оккультным способом?

— Мне это никогда не приходило в голову, — с улыбкой произнес Хейке, — но ты, как и все остальные, боишься моей внешности. Мне трудно общаться с людьми, поэтому я и не могу раздобыть себе пищу.

— В этом ты не одинок!

— Да, я вижу. Не можем ли мы помочь друг другу?

— Каким образом? — настороженно произнес юноша.

— Ты полезешь опять на сцену?

— Да, и очень скоро.

— Не знаю, на многое ли я способен, ведь я никогда не занимался колдовством, но я могу помочь тебе проделать один трюк. При этом ты должен смотреть со сцены мне в глаза, а публика не должна меня видеть.

— Это легко устроить, — сказал юноша, уже заинтересовавшись. — Ты можешь спрятаться за занавес, расположенный сбоку, а я встану лицом к тебе.

— Превосходно! — кивнул Хейке. — Но только ты не должен стоять, тебе придется сесть.

— Что ты такое задумал? Я не собираюсь обманывать публику! Никакого шарлатанства, благодарю!

— Ничего подобного я и не имел в виду. Но сначала попробуем, получится ли это у меня, справишься ли ты со своей задачей, а потом уже начнем представление. Пока же давай спрячемся за занавес, а то кто-нибудь придет.

— Давай! А потом поделим поровну гнилые томаты!

Хейке улыбнулся. Этот юноша нравился ему.

Вскоре началось представление. Петер — так звали юношу — вышел на сцену и поклонился, явно нервничая. Этим он никогда раньше не занимался. Увидев его, публика засвистела.

— Дамы и господа! — крикнул он. — Сейчас я попытаюсь проделать один эксперимент; попрошу вас сидеть тихо, потому что мне необходимо сконцентрироваться…

Мало кто понимал его немецкий или, точнее, австрийский, но в конце концов толпа угомонилась.

Петер сел на пол, сложив ноги крест-накрест. При этом он неотрывно смотрел на Хейке, который стоял за занавесью.

Та часть публики, которая не поняла, что сказал Петер, начала проявлять интерес к происходящему. Среди присутствующих воцарилась полная тишина. Те же, кто до этого швырял в незадачливого фокусника гнилыми овощами, уже покинули сборище, разочаровавшись в этом убогом зрелище.

Какой-то мальчишка поднял было руку, чтобы бросить на сцену переспелый томат, но рука взрослого остановила его:

— Подожди, давай посмотрим! Если ничего не получится, тогда бросишь!

Внезапно глаза Петера выпучились от удивления — и в следующий миг толпа зашептала и заохала, какая-то женщина закричала.

Петер сидел совершенно неподвижно, тем не менее, он медленно-медленно оторвался от пола и повис в воздухе, на высоте в один локоть над сценой.

Хейке и сам был удивлен. До этого он не верил в подобные трюки. Он так напугался, что прервал сеанс, и Петер шлепнулся прямо на сцену.

Поморщившись от боли, он триумфально помахал публике, воющей от восторга. Они бросали ему деньги, мелкие и крупные, и Петер старательно собирал их, а публика жаждала продолжения.

На дневное пропитание этого было достаточно, и Петер заявил, что устал, проделывая этот тяжелый трюк, и что ему нужно отдохнуть остаток дня.

После этого он закрыл занавес, и оба парня сели пересчитывать выручку.

Не успели они досчитать деньги, как к ним подошел какой-то человек. Хейке тут же спрятался за парусиновую занавеску.

Человек этот хотел нанять Петера в качестве своего постоянного артиста, ездить с ним повсюду и заколачивать большие деньги. Будучи сообразительным молодым человеком, Петер тут же спросил, что тот сам собирается делать.

— Заботиться о тебе, разумеется, — ответил тот, — следить, чтобы никто не похитил твои деньги. Объявлять твои номера и рассказывать везде и всюду об этом.

— Благодарю, — учтиво произнес Петер, — но я до сих пор прекрасно справлялся со всем один, и мне не нужны нахлебники. Благодарю, но мне теперь нужно ехать дальше.

Человек стал проявлять назойливость, желая склонить Петера к повиновению. Но юноша сказал, что он очень чувствительный и не переносит, когда кто-нибудь раздражает его. В конце концов человек ушел, проклиная его и грозя вернуться.

— Нам нужно уносить отсюда ноги, и как можно скорее, — сказал Петер Хейке. — Мне нужно на восток…

— Прекрасно, — ответил Хейке, — я направляюсь туда же.

Они поспешно свернули свой балаганчик и покинули рыночную площадь. Поскольку у Петера не было коня, они погрузили пожитки на коня Хейке, а сами пошли рядом.

Выйдя из деревни, они направились к перевалу.

— Вместе мы на многое способны! — смеялся Петер. — Ты будешь придумывать трюки, а я буду проделывать их. Ты не против?

— Нет, конечно, нет, ведь я же не могу сам показываться на сцене. Стоит мне проделать это самому, как люди подумают, что это сам Злой Дух устраивает свои хитрости. Однако я чертовски голоден!

Они направились в небольшую деревушку, расположенную на склоне холма. Петер тут же побежал куда-то и принес хлеба, мяса и молока. После этого они пошли в лесок, чтобы перекусить.

Уже начинало темнеть. И им пришлось поторапливаться, чтобы засветло успеть в деревушку, расположенную на гребне перевала, где был постоялый двор.

— Куда тебе, кстати, надо? — спросил Петер, — «На восток» — понятие расплывчатое. Лично мне нужно в город Клаузенбург, где у меня есть родственники.

— А мне нужно в Вену, — с гордостью произнес Хейке, — я там родился, поэтому я и могу сносно говорить на твоем языке. Но Вена это только перевалочный пункт. После этого мне нужно…

Он вдруг заметил, что Петер пристально смотрит на него в темноте.

— В Вену? — произнес Петер. — Но я только что оттуда!

Хейке остолбенел.

— Каким образом?

— А ты как раз удаляешься в сторону от этого города!

— Не может быть! Я был уверен, что Сёльве… Вот что значит не иметь возможности спросить у людей дорогу!

Сев на кочку, он уныло произнес:

— Что же мне теперь делать? Повернуть обратно?

— В этом нет необходимости, — ответил Петер, — ты приедешь в Вену по другой дороге.

— Но мне нужно дальше, на Север. В страну, которая называется Норвегией. А также в страну, которая называется Швецией. Там живет моя тетя. Однако я не имею понятия, где эти страны находятся!

Он закрыл лицо руками.

— Не надо так горевать, мы направим тебя верным курсом. Но одному тебе здесь оставаться нельзя, эта горная дорога опасна. Давай-ка пойдем на постоялый двор и переночуем там!

Хейке со вздохом поднялся. Все оказалось совершенно бессмысленным: за целый месяц скачки он только удалился от намеченной им цели.

Они пошли дальше. Стало совсем темно, трудно было различать дорогу. Но останавливаться они не решались, им нужна была крыша над головой.

Петер рассказал ему о себе. Он был студентом в Вене и успешно учился. Но семья его обанкротилась и распалась, так что ему пришлось прервать учебу. Поэтому он и направился к своим родственникам, живущим в Зибенбюргене. Чтобы заработать себе в дороге на пропитание, он пытался показывать простые фокусы — и до прихода Хейке у него ничего не получалось.

— А я-то думал, что ты жонглер, — смеялся Хейке. — Ты выглядишь точь-в-точь как они!

— Мне следует воспринимать это как комплимент или как оскорбление?

— Мне кажется, что жонглеры очень симпатичные люди, — миролюбиво заметил Хейке.

Разговор их не иссякал. Петер был обаятельным молодым человеком, оптимистом, каких мало, и это подняло настроение у Хейке, так что он теперь не смотрел уже так мрачно в будущее. Он мог жить у родственников Петера в Клаузенбурге до тех пор, пока точно не выяснит, как ему ехать дальше…

Петер остановился.

— Странно! — сказал он. — До постоялого двора не так далеко! Мы давно должны были уже быть там!

Они огляделись по сторонам, но единственное, что они увидели в темноте, так это зубчатые вершины гор, устремленные к небу — черные на темно-синем фоне. Было тихо, только где-то неподалеку журчал ручей.

— Тропинка чересчур узка, — пробормотал Петер, наклоняясь к земле. — Не кажется ли тебе, что мы заблудились в темноте?

— Не исключено, — ответил Хейке.

— Что же нам делать? — растерянно спросил Петер. — Здесь полно диких зверей, и они будут охотиться на нас и на коня, стоит им только учуять наш запах.

Хейке огляделся по сторонам.

— Насчет диких зверей можешь не беспокоиться, — безразличным тоном заметил Хейке. — Я проделал один долгий путь, ехал верхом по диким горным тропам, слыша вокруг себя волчий вой. Ни один зверь не тронет ни нас, ни коня, Петер.

Приятель пристально посмотрел на него.

— У тебя есть ангел-хранитель? Или талисман?

— Талисман, — спокойно ответил Хейке.

Петер больше не задавал вопросов. Он считал своего нового товарища странным — но даже если тот и имел связь с каким-то другим миром, это было не царство Сатаны!

Иначе все было бы по-другому.

Найдя небольшое углубление в скале, они поставили там палатку, так что у них и у коня было теперь хоть какое-то убежище. Устроившись на ночлег, они слышали, как вокруг бродят дикие звери. Но они их не тронули: звери, вышедшие на охоту, обходили стороной эту пещеру.

— Кто ты, Хейке? — прошептал в темноте Петер.

Ответ он получил не сразу.

— Я сам не знаю, Петер. Я собираюсь на Север как раз за тем, чтобы узнать это. Дело в том, что я принадлежу к роду, обладающему как добрым, так и злым наследством. Но я надеюсь, что я служу силам добра!

— Это в самом деле так, — пробормотал Петер, засыпая.

На следующий день им стало ясно, что они заблудились. Они так далеко ушли от дороги, что не могли найти ее. Как теперь вернуться на главную дорогу?

Они искали глубокое ущелье, по которому текла река Мурес, но вокруг был холмистый пейзаж, заросшие травой пригорки, рощи, лощины.

Пошли наугад, не зная точно, где находятся — к югу или к северу от Муреса.

— К югу от перевала находится та часть Карпат, которая называется Трансильванскими Альпами, — пояснил Петер. — К северу от него находятся горы Бихор. Но я понятия не имею, где мы теперь находимся!

— Ты так много знаешь, — с уважением произнес Хейке.

— Я много читал об этом, — со смехом произнес Петер. Но в смехе его слышался явный испуг: ведь если они выбрали неверное направление, они все дальше и дальше удалялись от перевала.

Конечно, им следовало бы знать, на каком берегу реки они находятся. Но в темноте они прошли через несколько мостов, потеряв им счет в страхе и растерянности.

— Хорошо, что ты прихватил с собой еду, — сказал Хейке.

— Да, мы неплохо заработали на этом трюке. Однако я здорово шлепнулся, ты так больше не делай! Впрочем, вряд ли у нас появится еще возможность выступить…

Но Петер оставался оптимистом:

— Глупости! У нас еще не все потеряно! У нас есть еда, и мы молоды, сильны и чертовски умны. Не так ли?

— Именно так, — улыбнулся Хейке.

Он был очень рад, что нашел себе попутчика.

Петер был беден, но и он сам был таким же. Моральные нормы Петера не всегда были на высоте, но общаться с ним было забавно — и этого было вполне достаточно.

Прошел еще один день.

Горные тропы казались им бесконечными, и нигде не было признаков жилья.

Уже к вечеру, когда солнце готово было спрятаться за горизонт, а тени стали длинными и темными, Петер крикнул:

— Взгляни туда, на тот холм! Если там нет дороги, я съем свою шляпу!

— Легко давать такие обещания, не имея шляпы! Но ты прав. Идем!

И, воодушевленные надеждой, они поспешили к холму.

Там в самом деле была тропинка! Опустившись на колени, Петер поцеловал мощеную камнями, заросшую травой дорожку.

Они огляделись по сторонам. Хейке вопросительно посмотрел на товарища.

— Куда она, по-твоему, ведет?

Петер медлил с ответом.

Они стояли на той же самой тропе, по которой этим же летом ехали французы. Но они, разумеется, ничего об этом не знали.

— Пойдем в эту сторону, — сказал Петер и выбрал неправильное направление.

Вскоре они увидели что-то впереди, на обочине.

— Это человек! — удивленно произнес Хейке. — А я уже начинал думать, что мы одни во всем мире.

— Я тоже, — сказал Петер. — Смотри-ка, это девушка… она склонилась над лежащим на земле человеком. Пойдем скорее!

Увидев их, девушка бросилась им навстречу.

— Ах, вы, наверное, ангелы, явившиеся ко мне в трудную минуту! — воскликнула она по-австрийски. Но, бросив взгляд на Хейке, она сказала: — Хотя, нет, я ошиблась…

В голосе ее звучал испуг.

— Не бойся, — улыбаясь, сказал Петер, — это ягненок в волчьей шкуре. И если кого-то и можно назвать ангелом, так это моего друга Хейке. Чем мы можем помочь тебе?

Девушка не была красавицей, но в своей искренности была очень симпатичной. Немного простовата, без какой-либо утонченности — но чего можно было ожидать в такой глуши?

— Там мой отец, — сказала она, — он умер. Мы заблудились, и он не выдержал долгих скитаний…

— Сочувствуем тебе, — сказал Петер. Вид у нее был, тем не менее, не особенно скорбным.

— Теперь ему уже ничем не поможешь, — сухо заметила она, — не поможете ли вы мне похоронить его?

Подойдя к нему поближе, они поняли, в чем дело. От человека, лежащего на дороге, воняло дешевым вином, хотя сам он был уже бездыханным. Наружность его была неряшливой, грубой и вульгарной, как у бродячего живодера. В нарядной одежде, но с отвисшим подбородком, он производил крайне неприятное впечатление.

Молодые люди тут же принялись за дело, хотя, не имея лопат, вырыть могилу оказалось делом нелегким. Они молча закопали его, Петер пробормотал какую-то молитву — и все покинули печальное место.

Девушка, которую звали Мира, не имела ни малейшего понятия о том, где они находятся. Они с отцом шли примерно оттуда же, что и молодые люди. Их выдворили из маленькой горной деревушки после того, как отец основательно обокрал обитателей деревни. К его великому неудовольствию, крестьянам удалось вернуть все то, что он так старательно награбил, так что они остались нищими. Девушка обещала матери присматривать за отцом, и с трудом справлялась с этой задачей. Когда был пьян, а это бывало почти всегда, отец командовал ею и даже бил ее.

— Простите, что я говорю все это, — сказала она. — Все-таки он был моим отцом…

Петер приветливо улыбнулся ей.

— Иногда человек должен позволять себе выплескивать наружу всю ту грязь, которая в нем собралась.

— Да, но в этом нет ничего хорошего…

Она с опаской огляделась по сторонам. Они поняли, чего она боится: если плохо говорить о покойнике, его дух может преследовать тебя.

Обернувшись назад, Петер громко и отчетливо произнес:

— Мир праху твоему, пусть душа твоя успокоится в мире!

И после этого осенил крестным знамением теряющуюся в сумерках тропинку — точь-в-точь, как это делают священники.

Через пару часов они поднялись на тот же перевал, что в свое время одолели Ив и его дядя. Потом спустились вниз…

— О, Господи! — прошептал Петер. — Это лес или что-то живое?

Слова его могли показаться абсурдными, но Хейке счел их уместными. Стоя неподвижно, они вдыхали влажный, спертый воздух. Конь испуганно заржал и отвел назад уши.

Был конец лета, в лесу стояла мертвая тишина. Сидя на спине коня, Мира дрожала от страха.

— Здесь пахнет смертью, — негромко произнес Петер.

— Да, — пробормотал Хейке.

— Может ли лес быть…

Петер не договорил, но Хейке понял, что он имел в виду.

— Зрячим? — докончил он за него еле слышно, чтобы Мира не услышала.

— Может быть, повернуть обратно? — все так же тихо произнес Петер.

— Не знаю, — ответил Хейке. — Что-то здесь не так…

— Тебе трудно дышать?

— У меня на шее… талисман.

— И что дальше?

— Он не хочет, чтобы ты поворачивал обратно.

Петер уставился на него.

— Что ты такое болтаешь?

И тогда Хейке расстегнул рубашку.

Петер разинул от удивления рот.

— Это… мандрагора? Господи!

— Этот корень защищал меня девятнадцать лет, Петер.

— И теперь он хочет, чтобы мы продолжали путь?

— Этого я не говорил. Я знаю только, что он согнулся в знак протеста.

— Ничего не понимаю!

— Мне страшно, — дрожащим голосом произнесла Мира. — О чем это вы говорите?

— Ни о чем.

— Я предназначен для каких-то свершений, Петер, — сказал Хейке. — Все, кому мандрагора выражала желание принадлежать, были избранниками, призванными бороться с силами зла. Пока я не знаю, что мне делать, но я не осмеливаюсь ослушаться…

— Ты полагаешь, что лес — это и есть злая сила?

Хейке посмотрел на него своими сернисто-желтыми глазами.

— А ты как думаешь?

Петер нервозно рассмеялся.

— Во всяком случае, хорошего в нем ничего нет! — со вздохом произнес он. — Но ты прав. Повернув назад, мы вряд ли найдем верную дорогу. А лес когда-нибудь должен кончиться.

— Да, — согласился Хейке. — Вот этого я как раз и боюсь.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Петер, будучи, как всегда, начеку.

— Я хочу сказать: что-то таится в этом лесу.

Услышав это, Петер онемел. И они, не говоря ни слова, пошли дальше. Упрямый конь шел между ними, а сидящая на нем Мира зажмурилась от страха.

Настроение у них было куда хуже, чем в свое время у французов. Молодые люди были более чувствительными и не такими безучастными к окружающему, как французские дворяне. Сидя верхом на конях, французы чувствовали себя хоть в какой-то безопасности, тогда как юноши были совершенно безоружны. К тому же холодные, гнилостные испарения плотной пеленой окутывали эту заболоченную местность. Заросли плюща имели странный, болезненно-желтый цвет, свешивающиеся с деревьев лишайники были липкими и влажными.

Все это производило на юношей гнетущее впечатление, особенно на Хейке. Мира закрыла руками уши. Ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не знать!

— Атмосфера здесь болезненная, Петер, — тихо сказал Хейке.

— Я это и сам вижу!

— Нет, я имею в виду более глубокий смысл. Помимо всего того, что мы видим, здесь есть нечто такое, чего мы не видим и что намного опаснее видимого. Лес — это всего лишь пелена.

— Пелена? Ты полагаешь, что за этой отвратительной растительностью что-то скрывается?

Хейке задумался.

— Или внутри этого леса, — медленно произнес он, — или за его пределами.

— Ты полагаешь, что мы должны выяснить это?

— Как ты хочешь.

— Нет, ты просто разбудил во мне любопытство! Я готов это сделать!

Они прошли еще немного, и Хейке снова остановился.

— Нет! Нет, я не хочу впутывать вас в это! Повернем назад!

— Ни за что в жизни, — сказал Петер. — Разве ты не видишь, что этот чертов лес уже редеет? Мы уже прошли его, не обнаружив ничего страшного!

Его легкомысленный юмор передался Хейке.

— Ладно, пойдем дальше. Это занятная прогулка, не так ли?

— Лучше и не придумаешь! — ответил Петер. — В твоем обществе не соскучишься! Уфф, не могу себе представить, как бы я себя чувствовал, если бы попал сюда один!

— Я бы тоже не хотел пережить это, — со своей медлительной рассудительностью ответил Хейке. — А теперь еще эта девушка, которую надо защищать!

Они с улыбкой переглянулись.

Но сердце у обоих трепетало от страха. Просто они не хотели показывать друг другу свой ужас и неуверенность. Лес все еще держал их за горло, хотя впереди уже показался просвет.

И наконец перед ними открылась небольшая долина, на дне которой лежала деревенька.

— Ура! — закричал Петер. — Человеческое жилье!

— Где? — спросил Хейке.

— Но разве ты не видишь? Там, внизу. Чудесная маленькая деревушка.

Мира, наконец, осмелилась открыть глаза и оторвать от ушей руки.

— Разве ты не видишь, Хейке? — спросила она. — О, Господи, наконец-то мы добрались до людей! Благодарю тебя, святая Богоматерь!

— Ах, да, теперь я вижу, — улыбаясь, сказал Хейке. — Я подумал сначала, что это просто груда камней. Но теперь я вижу церковь и все остальное!

— В сумерках я вижу лучше тебя, я заметил это еще вчера вечером. Пойдем скорее, а то станет совсем темно!

На полпути Хейке снова остановил коня, которого вел под уздцы.

— Слышите?

— Нет, — ответил Петер, шедший впереди.

— Взмахи крыльев большой птицы. Нет, двух птиц! Но теперь так темно…

Мира вскрикнула.

— Тише! Что-то задело меня. Я услышала какой-то шелест, а потом что-то живое задело меня, коснулось моего лица. Я хочу слезть с коня!

И Хейке помог ей.

— Они уже удалились, — успокоил он девушку.

— Я ничего не слышал, — сказал Петер.

— Они были совсем близко, — задумчиво произнес Хейке.

Только он один не испытывал облегчения от того, что лес кончился.