12

Когда Хейке вышел на луг, прилегающий к скальному выступу, из-за туч выглянула луна, осветив возвышающуюся над скалой крепость, окруженную мерзким, дремучим лесом.

Он видел теперь крепость такой, какой все остальные видели ее — совсем не такой, какой была она в его утреннем видении. Только так он мог найти теперь Петера.

Остановившись, он собирался с силами, чувствуя себя беззащитным и смертельно испуганным.

Мысль о том, что Петер, возможно, еще жив, давала ему новое мужество.

Он пошел дальше. Но что-то терзало его душу. Какое-то смутное воспоминание или предчувствие, которое появилось у него на кладбище. Тогда он не осознал важность этого: короткой реплики Жено.

Но он никак не мог припомнить, что именно его так тогда взволновало. Он знал только, что это важно. Если бы ему только удалось вспомнить это!

Но он никак не мог вспомнить.

Чем ближе он подходил к крепости, тем медленнее становились его шаги. Он внушал себе, что подъем в гору отнял у него силы. Но это, конечно, было не так.

— Помоги мне, Тенгель, — прошептал он. — Тенгель, Суль и Mар, не покидайте меня! Для меня, никогда еще пробовавшего свои силы, нелегко сразу браться за это!

И он заметил, что поднимается в гору не один, направляясь прямо к черным, широким воротам. Временами он слышал рядом с собой шаги своих попутчиков. Шаги двух крупных мужчин и одной хрупкой женщины. И тогда Хейке улыбался. Точите свои когти, прекрасная княгиня! Вам сегодня предстоит схватка!

Первым препятствием были ворота. Как ему пройти через них?

Совершая утренний обход крепости вместе с княгиней и Николой, они не посетили ту часть крепости, где жили слуги. Поэтому Хейке не знал, где живет сторож-кучер.

Он вообще не видел здесь никаких слуг.

И он подумал: где теперь лошади, которые везли эту призрачную карету? Ведь лошади были живыми существами. Но утром он не видел их и не слышал их ржания.

Кстати об утре. Как он провел утро, полдень и вторую половину дня? Он приходил сюда утром, чтобы увести Петера. Это ему удалось. Но… когда они выходили из крепости, солнце уже садилось. Впервые он задумался об этом.

Здесь явно было замешано колдовство. На миг ему стало страшно при мысли о том, что он, возможно, провел в крепости несколько лет, но так быть не могло, судя по словам Миры и Жено, судя по виду тех лошадей, что по-прежнему паслись на лугу.

Он знал, что трое его спутников не могут открыть для него ворота, он должен был сделать это сам.

Как он и ожидал, ворота были заперты, и он, разумеется, не собирался стучать в них! Не собирался будить ведьму или как там ее называли. Но и отступать он не желал. Подождав, пока месяц зайдет за тучу, он взобрался на вывалившиеся из стены камни. Он был молод, проворен и силен, все ему до этого удавалось. Но стена оказалась слишком высокой. И ему оставалось только карабкаться вверх, надеясь при этом не свалиться.


Месяц то заходил за тучи, то снова освещал стену — и был явно в сговоре с княгиней: стоило Хейке приметить щель или выступ, чтобы немного продвинуться вперед, как лунный свет угасал, и ему, стоящему в неустойчивом положении, приходилось ждать, пока месяц снова вынырнет из-за туч. Это раздражало его, отнимало силы.

Некоторое время он стоял неподвижно, не имея возможности продвигаться дальше. Но потом стал двигаться в сторону и постепенно добрался до самого верха. Ухватившись рукой за верхний край стены, он стал на него обеими ногами.

Теперь он стоял на зубчатом парапете. Оттуда было рукой подать до крыши крепости, огибающей внутренний двор. И он принялся бесцельно бродить по кругу.

Что ему следовало теперь предпринять? Где мог быть сейчас Петер?

И не менее важное обстоятельство: где была теперь княгиня?

Хейке прислушался.

Он был бы разочарован, если бы услышал голоса или иные звуки, свидетельствующие о присутствии людей. Но его тонкий слух уловил нечто иное, куда более страшное: невнятный, приглушенный, булькающий звук, жалобный скрип, таинственный шорох, напоминающий болезненный шорох разрубленных корней на опавшей листве.

Точно такой звук он слышал на кладбище.

Озноб побежал по коже Хейке, когда он понял, что это такое.

Княгиня заколдовала зрение всех людей, так что они видели крепость именно такой, какой он видел ее сейчас. Но сквозь эту колдовскую картину пробивались звуки того, что он видел утром: звуки подлинной Cetatea de Strega.

Едва поняв это, Хейке почувствовал, что теряет точку опоры, и за какие-то доли секунды — в свете полной луны — его взгляд проник сквозь стены крепости. Он увидел не так много и не слишком отчетливо, но в этот судьбоносный миг он посмотрел прямо туда, где находился Петер. Петер и Никола.

И видение тут же исчезло. Сын Людей Льда снова оказался во власти ведьмы. Юноша был таким неопытным, таким зеленым! Но все же внутренний голос говорил ему, что в течение этой ночи его неизвестные доныне силы — силы «меченого» — проявятся в полную мощь.

Это успокоило его. Именно это было ему сейчас нужно.

— Ах, Петер, бедный Петер, — прошептал он. — Что же ты натворил!

Товарищ его спал, Хейке это понял. Спал, обняв юную, очаровательную Николу. Но опасность была очень велика. Хейке это скорее чувствовал, чем видел. Да и видеть пока было нечего — пока.

Ему не хотелось нарушать эту идиллию, но ему не оставалось ничего иного, если речь шла о спасении жизни. Он знал теперь, где расположена комната Петера. Он осторожно шел по крыше, пока не увидел открытое окно, выходящее во внутренний двор. Он лег на живот и свесил вниз ноги, нащупывая опору. Потом просунул ноги в окно.

«Если ведьма схватит меня за ноги, я закричу», — с мрачным юмором подумал Хейке. Но ничего не случилось. Он протиснулся в узкое окошко и оказался в комнате на втором этаже, где он до этого не был.

Этот этаж явно не использовался и служил своего рода чердаком. Обнаружив идущую вниз лестницу, он хотел было уже спуститься, но по старой привычке приложил руку к груди, где висела раньше мандрагора и где теперь ее, разумеется, не было.

Но это движение кое о чем напомнило ему. Он вспомнил внезапно то чувство, которое появилось у него на кладбище. Внезапное, смутное чувство благодарности, ощущение мира… И в памяти его всплыла короткая реплика Жено: «Так было со всеми».

— О! — прошептал Хейке, прижав к губам ладонь. — О, Петер, Петер!

Каким же идиотом был Хейке! Почему же он раньше не понял простую истину?!

Как теперь он сможет спасти Петера?

— Тенгель! Суль! Mар! Помогите мне, мне никогда с этим не справиться… — шептал он.

Он находился почти у самой галереи. В холодном, голубоватом свете луны ему казалось, что все портреты вперили в него свой взгляд, неотступно следя за тем, как он крадется в темноте торопливыми, воровскими шагами. Дело не терпело отлагательств, Петер находился теперь куда в большей опасности, чем он предполагал.

Но в чем же состояла эта опасность? Что представляло собой это, о котором все говорили? То, что привиделось Мире во сне, что пыталось проникнуть к ней в комнату? То, что калечило и убивало многих, многих мужчин…

«Крылья ворона».

Мертвые мужчины со странными полосами по всему телу. С выпученными глазами и готовым к любовным играм половым членом. Растерзанная на куски болтливая женщина.

Жуткие приметы!

Помимо своих собственных шагов, Хейке слышал шаги еще трех пар ног, идя по галерее и проходя через дверь, напоминавшую ему ранее виденную им дверь в другой части дома — дверь, которая его очень интересовала. К сожалению, ему не удалось заглянуть за нее в своем коротком видении на крыше, и если у него появится такая возможность, он непременно проверит, что находится за этой дверью.

«Если появится такая возможность!» Что за упаднические мысли? Ведь он пока не собирается погибать.

Конечно, нет, но он пока не знал еще сил своего противника. Знал только то, что бороться ему предстоит с чем-то ужасным.

Он вошел в новую комнату, в которой не было окон. Ему пришлось постоять некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте.

Вот бы ему теперь фонарь Жено! Хотя он мог бы быть теперь помехой. Мог бы заставить противника затаиться, сделаться нереальным.

Наконец он различил контуры какой-то двери. И если он правильно себе представлял все, сейчас он должен был находиться как раз под тем местом, на котором он стоял, будучи на крыше.

За этой дверью должен был быть Петер.

Хейке не мог рвануть на себя дверь и крикнуть приятелю, чтобы тот уносил ноги. Ему нужно было пробраться туда незамеченным.

Влюбленные спали. Только бы не разбудить их! А потом найти себе укромное местечко и дождаться, пока не явится то самое, неведомое.

Ему оставалось только надеяться на то, что они не станут снова заниматься любовью. У Хейке не было ни малейшего желания присутствовать при интимных ласках других.

Он тронул дверь, она бесшумно поддалась. Он вошел в довольно просторную спальню, в которой стояла широкая кровать с балдахином. Он ясно видел это, потому что окно было достаточно широким и лунный свет проникал через него, к тому же в подсвечнике горела восковая свеча.

По своей небрежности они забыли потушить ее, но это было ему на руку.

Его взгляд остановился на огромном гобелене, висящем на одной из стен — и Хейке вынужден был отвернуться с гримасой боли и отвращения. Хейке любил животных, он был их другом, и то, что кто-то мог повесить на стену эти отвратительные изображения охоты, было выше его понимания.

Петер спал глубоким сном с удовлетворенной улыбкой на губах. Что касается Николы, то он видел только копну ее волос на роскошном одеяле, а также кончик ее носа и красиво очерченные глаза.

Он огляделся по сторонам. Он мог устроиться на одной из балок, подпиравших потолок, и сидеть там.

Оттуда ему была видна вся комната, и он мог быстро спрыгнуть вниз в случае необходимости.

И к тому же человек всегда чувствует себя храбрее, находясь выше других!

Однако он повернулся спиной к гобелену. Он не хотел смотреть на это!

Усевшись под потолком, Хейке прислонился спиной к столбу. Он гадал, который теперь час. В Планине ни у кого не было часов, время определяли по солнцу и по своему собственному инстинкту.

Судя по всему, близился рассвет. Полночь давно уже миновала.

Конечно, он мог бы разбудить Петера и потихоньку увести его отсюда, но тогда Хейке упустил бы всякую возможность одолеть зло. Жизнь Петера была теперь в опасности, именно на него готовилась атака.

Хейке оставалось только ждать.

Если бы он только знал, чего!

К тому же он сомневался в том, что сможет увести отсюда Петера незаметно.

А он понимал, что увести его нужно было именно незаметно.

Играла ли какую-нибудь роль здесь сцена охоты?

Хейке не хотелось поворачиваться и опять смотреть на нее. Он не считал, что эта сцена была в данном случае важной. Она была просто… отвратительной! Безвкусной, страшной в своем цинизме.

Луна окончательно спряталась за тучи. Иногда она выглядывала на короткий миг, и когда вновь наступала темнота, Хейке охватывала паника, потому что свеча уже догорала и готова была вот-вот погаснуть.

И если в критический момент луна скроется за тучи, он не сможет увидеть то, что происходит в комнате, и жизнь Петера окажется загубленной.

Уфф, какие мрачные мысли! Эта атмосфера в комнате угнетающе действовала на него.

К тому же в комнате было холодно. Он не понимал, как Петер выносит такой холод. Впрочем, он плотно завернулся в одеяло, и с обеих сторон от него висели старинные, пыльные портьеры.

Какая омерзительная комната! Неужели здесь никогда не вытирают пыль?

Он вдруг обнаружил, что первое его впечатление было иным. Когда он вошел, комната показалась ему чистой, красивой и уютной.

И теперь он замечал, что это впечатление медленно, постепенно меркнет перед его взором. Он почувствовал слабый, неприятный запах.

Он осторожно переменил положение: от долгого сидения ноги его затекли, тело ломило.

Он совсем окоченел. К нему стала подкрадываться какая-то странная усталость. Он обратил внимание на тяжелое дыхание Петера. Сон его был не совсем естественный, должно быть, комната эта оказывала определенное действие на обоих спящих.

Или?..

Нет, он ничего не знал. Единственное, что он понимал, так это то, что ему изо всех сил приходится бороться со сном. А что, если он заснет, сидя на своем насесте? И свалится вниз, как сонная тетеря?

Юмор Хейке подчас принимал причудливые формы.

Время шло. Небо и луна светлели, но ничего не происходило. И когда восковая свеча, наконец, потухла, Хейке неожиданно очнулся от своей дремы и чуть не вскочил.

В комнате царил серый предрассветный сумрак, придававший всем предметам мистический вид. Сцена охоты стала почти бесцветной, в ней преобладали теперь черно-серо-белые оттенки. Все вещи в комнате потеряли свои реальные очертания.

Но не это заставило Хейке так среагировать: его вывел из оцепенения запах. Он мог бы назвать это вонью. Запах гниения и разложения.

Запах был таким тошнотворным, что его чуть не вырвало. В сером сумраке, царящем в комнате, его глаза искали кровать — и как только он взглянул на нее, у него перехватило дыханье.

— Петер! — прошептал он. — Петер!

Видя, что его товарищ не просыпается, он крикнул во весь голос:

— Петер! Посмотри туда!

Петер сонно моргнул и открыл глаза, и в этот миг Хейке как раз спрыгнул вниз.

— Что ты делаешь тут? — раздраженно спросил Петер, но Хейке уже вытаскивал его из постели.

— Смотри! — крикнул он. — Смотри туда! Пойдем скорее прочь!

Петер нехотя повернул голову туда, куда указывал Хейке, рот его раскрылся от ужаса, но он не издал ни единого звука. Он неотрывно смотрел на кровать и на свою подружку.

И в предрассветном сумраке они увидели нечто чудовищное. На подушке лежал оскаливший зубы череп с пустыми глазницами, а в том месте, где недавно поверх одеяла лежала изящная ручка Николы, теперь покоилась костлявая рука скелета.

Но это было не самое худшее.

По постели, направляясь прямо к Петеру, ползли удивительно красивые волосы, черные, как вороново крыло. Они медленно скользили и извивались, целенаправленно двигаясь в одном направлении, прямо к онемевшему от ужаса любовнику.

— Пошли, скорее! — крикнул Хейке, потянув Петера за собой. Бедный юноша был, конечно же, голым, и его стыдливость не позволяла ему покинуть постель. Хейке схватил со стула его одежду и швырнул ее в руки Петеру. И тут же потащил своего товарища к двери.

Но было уже поздно. С шипящим шелестом волосы соскользнули на пол и стрелой устремились к дверям, преграждая юношам путь и обвиваясь вокруг тела Петера.

Обезумев от страха, несчастный юноша отдирал от себя волосы, обвившиеся вокруг его лица и шеи, отплевывался от длинных, черных волос, прочно прилепившихся к его губам, пытался прижаться к Хейке, чтобы тот помог ему.

Изловчившись, Хейке ухватил омерзительную копну волос и отбросил ее в сторону. При этом он почувствовал, как волосы эти пытаются обвиться вокруг его руки. Но ему удалось быстро открыть дверь и вытолкнуть туда Петера, после чего он выскочил из комнаты сам и снова захлопнул дверь.

Но тут же послышался шипящий треск, словно от удара молнии. И волосы снова настигли их обоих.

Схватив товарища за руку, Хейке побежал, как безумный, через галерею. Мимо них, по полу промелькнул черный змееобразный клубок.

Петер кричал, не переставая, как безумный:

— Мы не выйдем отсюда! Мы умрем, умрем!

— Замолчи! Только бы открыть эту дверь, и я разделаюсь с этим кошмаром!

Но волосы преследовали Петера, любовника. Наконец они пробежали через галерею и увидели дверь. У Петера вырвался вздох облегчения, когда он рванул дверь на себя. Они оказались в каком-то зале и побежали дальше.

Внезапно Петер остановился.

— Где мы? — сказал он. — Мы зашли в тупик, здесь нет больше дверей.

Они огляделись по сторонам. В сером предрассветном сумраке они увидели, как что-то медленно сползает к ним с потолочной балки.

— Дьявол! — прошептал Хейке. Волосы со свистом пролетели по воздуху и снова обвились вокруг горла Петера.

— Спаси меня, Хейке, спаси меня! — кричал он, беспомощно рыдая и уже задыхаясь.

«Поздно, — в отчаянии подумал Хейке, — придется использовать другую возможность…» Закрыв глаза, он сосредоточился.

«О, колдовские силы Людей Льда, я к вам взываю!»

Издав полузадушенный стон, Петер повалился на пол, опутанный неумолимо-жуткой копной волос.

И Хейке почувствовал близость своих предков, которые сами ничего не могли сделать, но могли действовать через него.

И сами собой к нему пришли слова, смысл которых был ему не известен.

И он слышал, что произносит их не один. Какой-то другой голос произносил заклинания вместе с ним — голос, принадлежащий человеку, говорившему на языке этих заклинаний. «Это, должно быть, Mар, — подумал он. — Сёльве рассказывал о далеком сибирском племени. Спасибо! Спасибо, Mар!»

Слова произносились сами собой — и Петер снова мог дышать. А волосы упали на пол, словно мертвые.

Хейке замолчал. Помог товарищу подняться, взял его за руку.

— Идем! Нам нельзя терять времени!

Голос у Петера был хриплым, он кашлял от приступа удушья.

— Оно побеждено? — спросил он.

— Сомневаюсь. Это было всего лишь колдовство, чтобы освободиться от мертвой хватки. Идем же!

И они принялись блуждать по залам и коридорам крепости, не в силах найти выхода.

И тогда они сделали ошибку, которую совершали до них многие любовники Ансиолы: прошли через резную дверь.

И ошибка их была понятной: зрение их было искажено, так что они не смогли различить на двери в полутьме руны. Единственное, что они видели, так это дверь, через которую они еще не проходили — и эта дверь несла в себе возможность освобождения.

Вместо этого они попали в самое сердце крепости.

— Прочь! — закричал Хейке, поняв, где они находятся. — Прочь отсюда, если тебе дорога жизнь!

Он не мог по-настоящему вступить в схватку с силами зла, таящимися в крепости, не обезопасив предварительно Петера. Но это, похоже, было невозможно. Куда бы они не направлялись, везде перед ними возникали препятствия.

Петер, последний любовник Ансиолы, должен был умереть!

И на этот раз они снова встретили препятствие: дверь за ними захлопнулась и не открывалась. «В этом нет ничего удивительного», — подумал Хейке.

Он выбился из сил после этого дикого бегства по комнатам в поисках выхода. И не имел ни малейшего представления о том, что их теперь ожидает, готовясь к самому худшему. Покинутая Ансиола так просто не сдавалась!

И он с раздражением сказал Петеру:

— Ты бы хоть оделся, что ли! Вид у тебя, надо сказать…

Несчастный Петер пытался скрыть свое плачевное состояние, но в кромешной тьме этого и так не было видно. Только из соседней комнаты сюда доходило какое-то подобие света. И пока Петер неуклюже облачался в свою одежду, Хейке прошел в соседнюю комнату. И замер на месте!

— Ах! — простонал он. — Ах, нет, нет!

Петер поскакал за ним на одной ноге, попутно надевая штаны, и тоже остановился в дверях.

— Ах… Хейке, меня сейчас вырвет!

— Повремени с этим, — сухо ответил Хейке. — Подожди, по крайней мере, пока мы выйдем отсюда!

Если только выйдем!

В комнате было достаточно темно, но не настолько, чтобы они не увидели, что лежит на полу, возле следующей двери.

Там были трупы двух мужчин, один из них начал уже разлагаться, другой был еще достаточно свеж.

— Господи, — прошептал Петер. — Господи! Они задушены — ты сам знаешь, чем. Они пытались выйти через эту дверь — и безуспешно. Посмотри на эти тонкие полосы на их теле! И вокруг горла! Хейке, со мной было бы сейчас то же самое, если бы ты не пришел на помощь!

— Мы еще не выбрались отсюда, — напомнил ему его товарищ, сам дрожа от страха. — Но их только двое, Петер. Их только двое!

— Ты думаешь, это французы?

— Без сомнения. Но где тогда остальные? Насколько я понимаю, эти были далеко не первыми! Она заманила в свою постель добрую половину деревни, не говоря уже обо всех тех приезжих, которые бесследно исчезли в этой долине.

Петер не слушал его.

— Они по-прежнему… — испуганно произнес он. — Они по-прежнему готовы к любовному акту! — И он провел рукой по своим штанам, тщетно пытаясь поставить все на свое место. — По крайней мере, последний из них. Второй уже начал немного…

Он не в состоянии был закончить свою мысль.

Хейке был настроен более трезво.

— Думаю, что она сохраняет их некоторое время в качестве своих любовников, — сказал он. — Здесь довольно сухо и прохладно, так что они могут сохраняться довольно долго.

Петер отвернулся, лицо его позеленело.

— Замолчи, — умоляюще произнес он. — Я сам в таком же состоянии…

— Извини, — сказал Хейке. — Но нам нужно выйти отсюда. И прежде всего тебе.

— А как же ты?

— Я обещал, что попытаюсь снять проклятие с этой долины. Но ты мешаешь мне в этом.

Глубоко вздохнув, Петер сказал:

— Я достаточно силен, я хочу помочь тебе.

— Спасибо, — ответил Хейке. — Но ведь ты знаешь, что она охотится именно за тобой? Так будет хуже для тебя…

Не успел он договорить, как Петер вскрикнул:

— Хейке! У тебя над головой!

Хейке инстинктивно отпрыгнул в сторону. С потолочной балки свисали волосы, скользкие и блестящие, словно угорь, черные, как крылья ворона.

— Теперь мы пропали, — воскликнул Хейке, оттаскивая Петера прочь. — Отсюда нам не выбраться!

— Здесь должен быть выход!

— Почему, по-твоему, эти двое лежат здесь? Нет, мы попались в ловушку. Но я так просто не сдамся!

Он отпрыгнул вместе с Петером в сторону, когда волосы метнулись в их сторону.

— Тенгель! Суль и Mар! Помогите, — закричал он. — Я не знаю, что мне делать!

Ему много рассказывали о том, как прародители Людей Льда помогают своим потомкам. Ему говорили о том, как они однажды заколдовали одного капитана с каперского судна, и тот видел кошмарные сны. Об их борьбе за Ульвхедина. Но все это они проделывали по отношению к живым людям. Ансиола же была призраком-ведьмой, как и они сами. Они должны были действовать теперь через Хейке, теперь все зависело от него, от того, насколько он был готов к такому взаимодействию.

Было ясно, что Ансиола не нападала на него: она уважала и даже боялась его способностей. Или, скорее, тех, кто стоял за его спиной.

Петер снова был в смертельной опасности. Он дико кричал, пытаясь освободиться. Хейке иногда удавалось вырвать прядь волос и бросить ее в сторону, но волосы тут же с мерзким шипением возвращались обратно к Петеру.

Ни один любовник не мог избежать устрашающей мести Ансиолы.

Хейке стонал от бессилия. Смотреть на эту борьбу было ему невыносимо. В конце концов оба юноши должны были выбиться из сил — и тогда волосы принялись бы за дело, не спеша, целенаправленно.

У Хейке не было времени сосредоточиться на своих мыслях: как только он начинал это делать, она снова шла в атаку.

Да, теперь он называл ее «она».

Наконец, в его сознании засветилась мысль. Поначалу туманная, расплывчатая — но она все же появилась!

«Солнце, Хейке, солнце!»

Солнце в этой темной комнате?

Сконцентрировав свое внимание, он вспомнил: ни одно окно не выходило в этой крепости на солнечную сторону. Абсолютно ни одно!

Как он не подумал об этом раньше?

Да, снизу казалось, что в крепости имеется множество окон. Но это был всего лишь мираж, как и все остальное. Странствуя по крепости, он заметил, что вместо окон здесь были просто углубления в стене, лишенные стекол. Из этой крепости невозможно было увидеть долину.

Слабый свет, проникающий в крепость, падал с затененной горами стороны, где никогда не бывало солнца, или же с затененной стороны внутреннего двора.

Узкое окошечко в этой комнате выходило либо в сторону гор, либо во двор. Но только не на долину, где солнце уже светило вовсю.

Помогая освободиться измученному Петеру, он продолжал размышлять. Он рассматривал противоположную стену, обращенную в сторону долины.

Стена эта казалась незыблемой. Она была сложена из колоссальных каменных блоков!

— Правильно, Хейке, — прошептал ему на ухо Тенгель Добрый. — Ты теперь сильный! Ты вчетверо сильнее обычного человека!

— Петер, — крикнул Хейке, перекрывая своим голосом полузадушенный вой товарища. — Повернись к стене и попытайся потерпеть немного…

— Верно! Именно этот камень, — произнес голос Тенгеля. — Быстрее!

Хейке уперся плечом в каменный блок, почувствовав при этом резкую боль. Но он плотнее сжал зубы и надавил изо всех сил. И он почувствовал, какой могучей силой теперь обладает. Он был не один!

В горле Петера что-то забулькало, он страшно хрипел, пытаясь схватить ртом воздух.

Со скрежетом и грохотом камень сдвинулся с места.

— Хейке! Помоги! — хрипло выдавил из себя Петер. — Я больше не могу, я задыхаюсь!

— Потерпи еще чуть-чуть!

И тут злой дух понял, наконец, намерения Хейке — и вся масса волос бросилась ему в лицо, закрыла нос и рот, стала душить его.

— Этого мы не допустим, — услышал он спокойный голос Суль. — Слышишь, ты, старая карга, отпусти нашего мальчика! Mар, прочитай «молитву», мальчик не может произнести ни слова!

В комнате послышались монотонные заклинания, произносимые каким-то голосом… или просто у него было ощущение того, что они слышат этот голос. Это был совершенно непонятный Петеру язык — и он, будучи в полубессознательном состоянии, решил, что попал в какой-то демонический мир. Но Хейке был освобожден, копна волос бессильно упала на пол.

И как только заклинания затихли, волосы снова набросились на Петера, больше уже не пытаясь остановить Хейке.

Петеру пришлось справляться в одиночку. Это было жестоко, но другого выхода не было.

Хейке снова надавил на камень. И внезапно камень сдвинулся на самый край и вывалился из стены, с грохотом ударился о скальный выступ и полетел вниз, на самое дно долины.

В комнату ворвался яркий солнечный свет, такой ослепительный и по-земному теплый; Хейке наконец-то с облегчением вздохнул.

Не теряя времени, он бросился к Петеру, который был уже без сознания. Нити — или, вернее, волосы — уже проникли через одежду бедного юноши и теперь врезались в его тело.

Хейке без проволочек потащил его к свету, ухватился за обвивающие его шею волосы и рванул их так, что поднял всю копну — и выбросил ее наружу через проем в стене.

Волосы так просто не сдавались, нет! Они оказали такое сопротивление, что бросок получился неудачным — и это несмотря на ту колоссальную помощь, которую получал Хейке!

Вся эта отвратительная, живая масса волос дала себя вытолкнуть лишь наполовину — на самый край проема, оставшегося после выпавшего камня. И Хейке с ужасом заметил, что волосы пытаются повернуться назад и снова заползти в комнату. Но было уже поздно: власть солнца победила.

Широко раскрытыми глазами молодые люди наблюдали за тем, как волосы корчились на свету, при этом издавая треск, как при горении, скрючивались и распадались, словно в огне, и острая вонь ударила им в нос. В течение одной минуты вся копна волос сгорела, оставив после себя лишь маленькое, клейкое пятно.

— Ну, как ты? — спросил Хейке.

— Нормально, — прохрипел Петер. — Худшее уже позади, не так ли? Но как у меня все болит! И я просто валюсь с ног от слабости!

— Я вижу, что тебе пришлось туго — по всему телу у тебя длинные, красные полосы.

Подойдя к проему в стене, Хейке выглянул наружу.

— Крепость стоит на месте, — с изумлением произнес он, — но, Петер… извини, что я спрашиваю об этом… Ты по-прежнему… Ты понимаешь, о чем я говорю?

Петер горестно кивнул, закрыв руками свой срам.

— У этих мертвецов то же самое. Все это очень беспокоит меня. Это меня несказанно пугает!

— Что ты имеешь в виду?

— Из этого можно заключить только одно, не так ли?

— Что же именно?

И тут Петер пронзительно закричал. Хейке сразу понял, в чем дело. Одна-единственная волосинка, самая последняя, обвилась вокруг его горла и стала душить его, прочная, как скрипичная струна. Хейке никак не удавалось схватить ее, она выскальзывала из его рук — и лицо Петера уже начало синеть, когда послышался гортанный, произносящий заклинания голос. Волосинка ослабила хватку, и Хейке удалось намотать ее на руку и поднести к свету. Она зашипела и рассыпалась. С этой мерзостью было покончено.

Отдышавшись, Петер спросил:

— К какому же заключению мы можем придти?

— Что Ансиола — которую Суль так метко назвала старой каргой — по-прежнему жива. Если вообще можно говорить о жизни, когда речь идет о призраке. Об этом свидетельствует то, что с тобой и с… мертвецами не произошло никаких перемен. Мы должны найти ее, Петер!

— Но разве она не лежит в … той постели?

— В своей свадебной постели, ты хочешь сказать? Куда она заманивала всех своих любовников? Нет, едва ли. Боюсь, что мне придется снова шокировать тебя, рассказав, что мне привиделось вчера утром!

Загрузка...